Барон Дубов 11

Глава 22

О том, что наступление началось, мне сообщил лес. Его корни простирались достаточно далеко, чтобы уловить движение тяжёлой техники.

— Ну, князь, пора снова показать мастер-класс, — сказал я Светлейшему.

Мы находились не слишком глубоко под землёй, где-то метрах в десяти. Все тоннели уходили на восток, как корни большого дерева. Потому что с запада был обрыв. Здесь ещё кипела работа, обустраивались баррикады, а этим процессом руководили Сергей Михайлович с поручиком Маститовым. Руководили отсюда, из небольшого помещения, заставленного походной мебелью.

Вместо стола аристократы установили сюда каменную плиту весом в несколько тонн. Достаточно большую, чтобы разложить на ней османские карты и ещё осталось место для схем тоннелей. Некоторые из них вели очень далеко.

Князь Джугашвили сидел в глубоком кресле из металлических стержней и натянутого брезента. Глаза его были закрыты, а трубка в зубах едва тлела. Но стоило мне сказать, что пора, князь Грузии сразу открыл глаза, будто и не спал вовсе.

— И всё же, господин Дубов… — заговорил он, делая паузы, чтобы выпустить очередной клуб дыма. — Я настаиваю, что буду гораздо более полезен в бою. Как вам должно бить… известно, мой барьер защищает и от духовних атак.

— Именно поэтому вы будете защищать царевича. Есть у меня подозрение, что османам известно о его присутствии здесь. Иначе не собрали бы так быстро такую армию, чтобы взять штурмом наш аул. Я планировал кошмарить османов как минимум пару месяцев, прежде чем они скопом насядут. А уж когда царевич вступит в бой… Здесь такое начнётся, Ваша Светлость…

— Так я всё-таки бахну? — обрадовался Павел. — И весь мир в труху?

Он даже привстал с каменной скамьи у стены. Рядом с ним сидела Айлин и держала его за руку. Последнее время они везде вместе появлялись и всё время о чём-то болтали. Я не был против её присутствия здесь. Всё равно не сможет нам помешать, да и по-русски девушка не понимает.

— На «весь мир в труху» у тебя пупок развяжется, Паша, — ответил я ему. — Но в нашем концерте у тебя будет главная партия. Чуть позже. Ты поймёшь когда. А до того момента постарайся не умереть.

— Есть, не умереть! — шутливо взял он под козырёк.

— Что ж, барон Дубов, — снова пыхнул Светлейший князь Грузии. — Ви успешно обороняли эту позицию… Поэтому я вам доверюсь.

Джугашвили вытряхнул трубку в пепельницу, спрятал её в карман и встал. После чего прикрыл глаза и воспарил в воздухе, зависнув в десяти сантиметрах над полом. И как раз вовремя, потому что земля затряслась, а с потолка посыпалась пыль. Османская артиллерия била из всех стволов. Лоб князя, державшего барьер, мгновенно покрылся морщинами и испариной от натуги.

— Барон Дубов! — вдруг по-османски заговорила Айлин. Паша переводил. — Я знаю, что и вы, и мой брат, и оба наших народа — лишь заложники сложившегося положения. Не имеет смысла просить вас не убивать моих… соотечественников. Я понимаю, такова суть войны. Но умоляю, если вдруг вы увидите возможность остановить кровопролитие, воспользуйтесь ею! Паша многое мне рассказал о вас. И не только он, но и мой брат…

— Ваш брат? — удивился я.

— Да. Он рассказывал, что вы уже сталкивались несколько недель назад, и вы пощадили его любимых наложниц. И его самого, проявив настоящее благородство. Вы человек чести…

Глаза Айлин, как два чёрных колодца, уставились на меня. В них плескалась грусть. Я молча вышел из помещения, потому что время не ждёт, а пустые обещания я давать не привык. Конечно, если будет возможность остановить всё это, я ей воспользуюсь. Всё-таки враг у нас один — Саранча. Настоящий враг. Только не все это понимают. Особенно те, кому эта война нужна, чтобы обогатиться.

Идиоты. Плохо, когда они правят огромными странами.

Они далеко, до них не добраться. Будет жаль, если брат Айлин, ведомый их волей, встанет у меня на пути. Если попытается убить меня, то я убью его первым и сопли жевать не буду. Но если будет возможность этого не делать…

Я вспомнил брата девушки. Он честный и сильный воин. Такого лучше иметь союзником, а не врагом.

Тем временем наш отряд, который состоял из полусотни бойцов, аристократов и студентов с боевыми Инсектами, подошёл к входу в нужный тоннель. Вторая половина будет охранять князя Джугашвили и Павла. А также других людей, укрывшихся в тоннелях.

Крепость точно уничтожат, но зато она даст нам время увести людей отсюда. Я ведь уже говорил, что тоннели тянутся далеко. А некоторые очень далеко.

— Надеюсь, Его Светлость продержится достаточно долго, чтобы мы успели как следует прочесать османов! А? Как думаете, Ваше Благородие? — шёл рядом, гулко стуча металлическими ногами, Никон в своём доспехе. — Давно я такой заварушки не видел, ой давно… Если вдруг погибну, не серчайте, Ваше Благородие. О лучшей смерти старому Быкову и не мечтать. Рядом с господином. Выполняя свой долг…

Голос Никона дрогнул. Что-то старик раскис малость.

— Приказа умирать я не давал, — отрезал я. — Умрёшь — разжалую до простого дружинника.

— Хех! — хмыкнул Никон, украдкой смахивая что-то со щеки. — Есть, не умирать, Ваше Благородие!

— То-то же…

Ещё полчаса шли молча. Сверху не утихала канонада взрывов. Дошли до поворота, где нас кто-то ждал. Не осман, этих я бы сразу заметил. Да и Альфачик, шедший в середине отряда, беспокойства не проявлял.

— Хотите уничтожить артиллерию врагов, верно? — сказал граф Мышкин, выходя на свет. Он был тусклый и жёлтый. Свет то есть, а не Мышкин. — А что, если я скажу вам, что её можно обратить против османов?

— А не помрёте, Ваше Сиятельство? — с сомнением посмотрел я на него.

— Даже если помру, барон… Я верну честь моему роду.

Так наш отряд вырос на ещё одного человека. А вскоре вышел на поверхность, за границей дубового леса. И здесь хлестал упругий ливень, а небо закрывали плотные тучи. Справа от нас, на северо-востоке, за небольшим холмом вспыхивали зарницы, а затем доносился глухой рокот залпов.

Сами мы оказались на небольшом пригорке. От вражеских взглядов с севера нас закрывала торчащая из земли скала, похожая на утюг. Плоская, толстая и треугольная. Вид с неё открывался на всю долину. Слева — крепость, по которой летели сотни снарядов, справа — огни османских дирижаблей в небе и целое поле светлячков на земле.

— Да… — протянула Агнес, выглядывая из-за камня. — Как будто всю империю сюда согнали, чтобы с нами воевать.

— Им же хуже! — рыкнула Лакросса, поправляя наручи и стягивая волосы на затылке. — Если решили угробить всех своих воинов об крепость Дубова, то сами виноваты.

И ведь не поспоришь. Я их сюда не звал. Заманивал, но не звал же!

Штаб османской армии

В это же время

Штаб османской армии представлял собой приземистое здание серого цвета, сложенное из цементных блоков британского производства. Британская Империя с радостью поставляла дорогостоящие военные разработки воюющим османам. В кредит. Втридорога. И Хасан-Пашу это бесило.

Он не раз задавался вопросом: неужели его отец не видит, к чему всё это ведёт? Только к гибели их прекрасной страны! К гибели от рук русских. Да, возможно, османы смогут ослабить Российскую Империю, но победить? Никогда. По крайней мере, не с нынешней расстановкой сил.

Однако Хасан-Паша ничего не мог поделать. Султан есть султан. Приказ есть приказ. И маленькая крепость в тылу в перспективе могла сорвать всё наступление. Если её возглавляет тот, о ком он думает (а, судя по донесениям разведки, предположение Хасан-Паши — правда) то лучше нанести удар первым. Сокрушить врага, пока русские войска не очухались, а затем вновь навалиться на них всей мощью загнанной в угол империи.

Хасан-Паша помнил взгляд русского в их последнюю встречу. Как же Хасан-Паше не хотелось делать то, что он сейчас делал. В глазах того воина он не видел ненависти, только вызов. Но не ему, а судьбе и всему миру, что столкнули их лбами. Так смотрят на боевого товарища, с которым вдруг вновь оказался по разные стороны баррикад, а не на врага.

Если бы был способ остановить всё это… Но его не было.

Хасан-Паша отринул сомнения и снова увидел перед собой узкое продолговатое окно в толстой бетонной стене. Слева от штаба стояла артиллерия и вела артподготовку, выжигая лес и пытаясь пробить защиту крепости: её стены и магический купол.

— Хасан-Паша, господин, — обратился к нему один из генералов, — если разведка не ошиблась, то там ваша сестра Айлин. Разве мы не рискуем погубить дочь султана?

— Нет, — решительно отвечал Хасан. — Не рискуем. Она будет жива. Я знаю человека, который противостоит нам. Он не даст её в обиду. К тому же в крепости находится четвёртый сын русского Императора. Возьмём его в плен и сможем диктовать условия всей Российской Империи.

— Но ведь это слухи, господин, разве нет? Четвёртый царевич… Его никто и никогда не видел. — Генерал, осман в шапке-кнопке с генеральскими знаками отличия в виде кучи золотых перьев, стоял рядом. — Откуда мы знаем, что это именно он?

Их лица озарило оранжевым сполохом. Особенно большой снаряд взорвался, ударившись о защитный барьер.

— Я не знаю, как именно эта крепость оказалась здесь, — отвечал Хасан, — но присутствие в ней четвёртого принца подтверждают сильные воины, с которыми мы столкнулись. Уже полторы недели мы ничего не можем сделать с этой крепостью. Там точно царевич. И моя сестра. Мы получим обоих, или ваши головы, генерал, я отделю от тела лично. Вам это ясно?

— Да, Хасан-Паша, — мигом побледнел генерал и пожалел, что вообще подошёл к военачальнику.

Вдруг взрывы угасли.

— В чём дело? Почему артподготовка закончилась? — спросил Хасан.

Генерал вытащил из кармана золотые часы.

— Должна идти ещё пять минут, господин… Возможно, у них сбились часы.

— Хм… — Хасан пожевал губы. — Вводите в бой передовые отряды. Начнём штурм раньше.

— Да, господин!

Из штаба не было видно во всех подробностях, как запустились двигатели танков и боевых машин, как пехота выстроилась под прикрытием брони, и как масса людей числом в десять тысяч двинулась вперёд по просеке.

Тем более не было видно, как небольшой отряд оказался у позиций артиллерии, перебил охранение и захватил в плен артиллеристов. А уже через пятнадцать минут сотни орудий развернулись и открыли огонь по огромному лагерю османов.

Хасан-Паша с генералами не сразу поняли, что происходит. Пушки артиллерии заговорили вновь, и тонны снарядов посыпались почти на их позиции. Вздымалась земля, с криком взлетали в небо солдаты. А некоторые взлетали молча, потому что кричать уже было нечем. Взрывались цистерны с топливом, расплёскивая кипящее цунами огня. Танки и броневики плавились от жара, горели палатки и засыпались землёй подземные укрепления.

— Как? Какого? — не мог понять, что происходит, Хасан-Паша. Но спустя пару секунд до него дошло. Всё-таки не зря он был одним из лучших османских генералов. И это даже без учёта его происхождения. — Они захватили батарею! Прикажите Абдулхамиту, пусть уничтожит её с воздуха! Русские проникли к нам в тыл. Немедленно узнайте, как они это сделали! И продолжайте наступать на крепость, шайтан побери! Они хотят отвлечь нас и сорвать наступление. Значит, они нас боятся!

Понеслись приказы по рациям. Остатки воздушного флота, потерявшего треть судов во вчерашней атаке, сосредоточили огонь на собственной артиллерии. Около часа они поливали дождём из снарядов собственные орудия, но те всё не смолкали, пока не заткнулась, наконец, последняя пушка. Она изрыгнула огонь, и одинокий снаряд взорвал газовый баллон одного из малых дирижаблей. Он вспыхнул так ярко, что на несколько минут стало светло почти как днём. Но скорее, как на закате.

Этого хватило, чтобы генералы начали молиться, а Хасан-Паша сильно побледнел. Он отобрал у одного из офицеров бинокль и приник к нему. В свете пожарища было видно, как первая волна наступающих войск сражается. Но не затем, чтобы прорваться, а чтобы просто выжить в проклятом лесу.

Слишком поздно Хасан понял, что просека оказалась ловушкой. И слишком поздно было что-то менять или отступать.

Огромные корни внезапно вырывались из земли и переворачивали танки. Тяжёлые дубы падали на них сверху, убивали солдат и ломали пушки. Ежесекундно пехота подвергалась нападению различных монстров. В бинокль Хасан видел, как какой-то офицер выпил мощное усиливающее зелье, вспыхнул маной, но его тут же завалили стаей Пухлогубые Виверны и засосали насмерть. Хасана аж передёрнуло.

Он даже подумал, как хорошо, что здесь не слышно криков солдат.

А кричать им было отчего. Их били не только животные и растения, но и сама земля. Они проваливались в ловушки с кислотой, наступали на хитроумные мины, которые взрывались то огнём, то морозом. Под ногами внезапно появлялись зыбучие пески, в которых тонули не только люди, но и танки. А дирижабли, плывшие сверху для поддержки с воздуха, могли только бессильно наблюдать. Стрельба по лесу казалась полностью бесполезной. Потому что врага не было видно. И враг был повсюду.

Хасан отложил бинокль. Взял с рядом стоявшего стола два своих ятагана в ножнах на поясе и надел. Направился к выходу из штаба.

— Хасан-Паша, что вы делаете? — спросил всё тот же генерал.

— Отправляйте третью и четвёртую армии. Затем пятую и шестую. Я пойду вместе с пятой.

— Но, господин… Если вы погибнете, мы проиграем сражение! Останьтесь здесь!

— Мы уже проиграли, генерал. Ещё до начала битвы.

С тяжёлым сердцем Хасан покинул штаб и лично отправился в бой.

В отряде Дубова

Где-то среди османских войск

— А ловко ты это придумал! — басил по рации поручик Маститов. — Я сразу даже и не понял…

Впереди шли османы. И сзади они тоже шли. И по бокам. Короче, османы были повсюду. И постепенно втягивались в Лес Смерти. Это я его так назвал. Пехота османов об этом ещё не знала, правда, но я уверен, что догадывалась.

Зато не догадывалась, что рядом с ними находится чёртова тринадцатая рота, усиленная моей дружиной и отрядом цыган. Просто пока шла суматоха с артиллерией, мы убили сотню танкистов и заняли их места. Вокруг все бегали, кричали, паниковали и взрывались, так что нашу диверсию никто и не заметил. И сейчас десяток переполненных танков и пара броневиков ехали среди османов.

Танки были большие и просторные. Даже я стоял в полный рост. Просто их приходилось делать уже такими высокими из-за размеров двигателя. Ну а мне и на руку. И Никону, который в своём механическом доспехе был с меня ростом. Альфачик и Гоша скрытно передвигались где-то в лесу.

— Блин, тут всё по-английски написано… — ругалась Агнес.

— Это «форвард», значит «вперёд», — помогала ей Василиса, склонившись над креслом гоблинши.

— А моим ребятам всё понятно, — радостно сообщал по рации цыган Яшка. — Мы любого коня увести можем, даже железного!

— Да я не сомневался, — хмыкнул в ответ, а цыган заржал, как полковая лошадь. Что с него взять?

Вскоре войско втянулось в лес. Деревья выглядели потрёпанными, но были живыми и очень злыми. Вообще лес был очень зол.

Ничего, родимый, время мести настало.

Дриада и маги природы усилили его, да и я щедро маной поделился, так что османам приходилось несладко. Это подтверждали и горы трупов, которые валялись повсюду. Правда, их уже то звери растаскивали, то растения утягивали в темноту леса. И по-прежнему хлестал дождь, смешивая грязь и кровь.

Простые солдаты, увидев горы трупов, резко расхотели идти на штурм маленькой крепости-аула. Первые ряды встали как вкопанные, потому что трупы вдруг кончились, а значит, трупами, если пойдут дальше, очень быстро станут они.

Вот вроде простые солдаты, а соображают. Но офицеры гнали их вперёд. Те подрывались на наших ловушках, умирали пачками, но офицерам, большинство из которых оказались золотыми янычарами, было плевать. Видимо, новых пришлют. Хотя среди офицеров я заметил и нескольких иностранцев. Совсем обнаглели: уже и сюда пролезли.

— А мы скоро начнём убивать? Скоро? Скоро? — перебегала от смотровых щелей туда-сюда Мита.

— Её кровожадность даже меня пугает… — прошептала мне на ухо Лакросса.

— Это ты ещё не видела, что мы османам приготовили, — отвечал я.

Вдруг мы остановились. Впереди во вспышке молнии высветилась сплошная стена деревьев, перед которой встал солдаты османов. Один из офицеров-иностранцев забрался к нам на броню и проорал в смотровую щель на башне:

(англ.) — Эй, вы, падаль османская! А ну, открывайте огонь по этим деревьям! Наша цель за ними!

— Чего он хочется? — спросил у княжны.

— Хочет, чтобы мы открыли огонь, — пожала плечиками та. — А ещё обзывается.

— Что ж, не будем заставлять ждать этого джентльмена, господа! — прорычал я так, чтобы меня и этот гад услышал.

При звуках русской речи его лицо вытянулось и побледнело в свете молний.

А я открыл люк башни и сунул ему в нос дуло револьвера. Кстати, нос в нём полностью поместился. Потом вылетел вместе с пулей.