Рядом с пятиэтажкой ЭЖИП стоит ещё одна общага под номером двадцать семь, из дальнего торца которой на уровне первого этажа вырываются клубы дыма.
— Батюшки святы! Держи, кулёма! Я — звонить! — бабка сунула мне свою продукцию и шустро шмыгнула назад в ЭЖИП.
— Держи, — передал я поклажу Марте и рванул со всех ног в сторону дыма.
Забежав за дом, вижу, что дымит, а вернее, уже полыхает машина без водителя, припаркованная около деревяннной двухэтажки, стоящей торцом к 27-й общаге. От души отлегло, но тут я вспомнил, что слышал об этих деревянных шестнадцатиквартирных домах, собранных из стеновых панелей!
Году так в 85-м или 86-м, когда зональная комсомольская школа брала шефство над КАТЭКом, я общался с Зыряновым — будущим олигархом, тогда просто активистом. Так вот, Зырянов рассказывал: эти домики, что ставили как временное жильё для первых строителей, сгорают дотла за семнадцать минут! А временное — оно ведь у нас всегда как-то особенно надолго задерживается.
Этот, слава Богу, ещё не горит, но жар от горящей машины, припаркованной впритык опаляет не только меня, но и деревянный дом. А тут ещё глухо хлопнул бак с бензином, и пламя взвилось выше, бодрее и радостнее — будто кто-то подбросил дровишек. Теперь горело всё, кроме багажника, — капот, салон, крыша.
Вечер, народ с работы вернулся, а значит, большинство жильцов дома. Но реакция людей меня потрясла — всего парочка суетится около машины, пытаясь затушить огонь. Впрочем, дело это бесполезное, ведь пламя курткой не сбить! Ещё один копается в соседней машине. Надеюсь, в поисках огнетушителя… Ан нет, заводит её и уезжает! Остальные спасают свои вещи.
Крики, шум. Мне на голову сверху падает сумка, из которой вылетают документы. Кто-то со второго этажа выбросил то, что посчитал самым ценным. Становится ясно — народ тут с опытом. Пожары в таких домах не шутка, и местные это знают. Паники нет, но движения — как в муравейнике. Из обоих подъездов начинают выскакивать жильцы. Кто с детьми, кто с баулами, кто-то кота на руках держит.
— Пацан, отойди! — орёт мне мордатый дядька с балкона второго этажа. Голос у него командный, как у прапора на плацу.
Скинул документы и теперь собирается прыгнуть сам? Ну, его дело… Но в руках у мужика — ребёнок. Мелкий, годовалый, не больше, завернутый в одеяло. Высота вроде бы не страшная — всего второй этаж — но дядя приземляется неудачно. Вскрик… и ребёнок вылетает у него из рук, как мячик. Ловлю сверток прямо как бейсбольный кетчер. При этом позорно падаю на задницу, но малыша удерживаю. И что самое удивительное — тот даже не проснулся!
— Нога… — стонет дядька, лежа на боку. — Парень… спасибо, что внука подхватил.
Марта с очумелым видом стоит рядом, в руках — сетки с банками.
— Марта, подержи! — отдаю малыша ей, так как дед встать не может — ногу или сломал, или вывихнул.
Надо с этим источником огня что-то делать, так как вижу, что уже полыхнуло бельё на балконе первого этажа. Тушить нечем — ни ведер, ни шлангов, ни пожаротушителей. Пожарка, конечно, приедет, но путь неблизкий — их часть за железнодорожной линией, и минут пятнадцать в обход придётся добираться.
Со психу пинаю машину ногой прямо в уже загоревшийся багажник… И она начинает двигаться. О как! Не на ручнике! Моментально оцениваю ситуацию и, морщась от жара, изловчившись, пинаю багажник опять. Возможно, обжёг голень, но это сработало.
Дело в том, что улица Пионеров КАТЭКа идёт под уклон. Горка, причём, приличная. И под действием гравитации, ну и моих бодрых пинков, горящая машина медленно поползла вниз. Она катится, чадит, искрит, чуть не сталкивается с молоковозом, водитель которого, наверное, поседел в секунду, и, в конце концов, находит преграду в виде фонарного столба.
Люди вокруг, а на улице уже человек пятнадцать, смотрят на меня во все глаза, но я вижу только взгляд подружки, полный восхищения. Уж не знаю, по какому поводу — или что малыша поймал, или что ДТП устроил?
— Дым, крики, пожар — значит, горим! Что делать?.. — тараторит дядька взахлёб, после того как врачиха из подоспевшей скорой вправила ему вывих. — По лестнице нельзя — можно сгореть или дыма наглотаться! А я с Сенькой на руках… — он оборачивается на внука, который всё ещё посапывает на руках у Марты.
— Вот и прыгнул… Хорошо, пацан рядом оказался, — добавляет он в возбуждении. — Напьюсь, точно напьюсь сегодня! — качает головой мужик.
— После такого — не грех, — соглашаюсь я.
— Как тебя зовут гришь? Штыба? Один х… не запомню. Ты это… найди завтра на разрезе Молчанова Генку. Я на шагающем работаю. Поставлю тебе ящик водки!
— Да не надо ничего, — пытаюсь отказаться я.
— Бери, Толя, бери, — неожиданно подаёт голос Марта, которая каким-то чудом поняла наш разговор.
— Да зачем мне? — с недоумением оглядываюсь на подругу.
Если бы я такое сказал, или любой другой русский мужик. Но чтобы Марта? Она ж не пьёт… Точнее, не пила. Пока со мной не связалась.
— Он тебя отблагодарить хочет, но не знает как. Нельзя отказывать, это от сердца благодарность, — пояснила принцесса уже по-немецки.
Разумеется, ни о какой прогулке дальше речи уже не шло. Поэтому идём с подругой на базу, купив-таки банку молока у бабки.
— А что такое «кулёма»? — интересуется девушка уже утром за завтраком. — Ещё вчера хотела спросить, но забыла.
Выпив стакан вчерашнего бабкиного молочка — а оно, к слову, прекрасно сохранилось в холодильнике — я задумался.
— А чёрт его знает… — честно ответил, почесав затылок. — Кажется, это неловкий, неуклюжий человек.
— Это ты-то неуклюжий? — искренне удивилась подруга и тут же попросила: — Возьми меня с собой на шахту, а?
— Возьму… куда деваться, — вздохнул я. — Да и что тебе тут одной делать? Только быстро собирайся — машина будет через полчаса, поедем на разрез.
— Тогда пошли, польёшь меня из тазика! — заторопилась Марта.
Что плохо — горячей воды на базе не было. Имелась баня, но утром она, понятно, не топилась. Пришлось кипятить чайник и поливать девушку в душе.
Естественно, процесс утреннего омовения Марты меня немного увлёк… Ну как «немного» — минут на пятнадцать. Водитель нас заждался, но, к его чести, недовольства не выразил. Наоборот — встретил с улыбкой.
— Говорят, вы вчера на пожаре отличились? — спросил он, заводя мотор.
— Кто говорит? — насторожился я.
— Персонал на базе, — невозмутимо ответил мой водитель Андрей Верхоенко, который жил тут же, на базе, только в номере поскромнее.
— Да. Толя, поймал мальчика и отодвинул машину! — несколько коряво перечислила норвежка мои подвиги.
— А-а-а… — протянул Андрей без особого впечатления.
Видимо, по его мнению, эти действия на подвиги явно не тянули.
А в помещении актового зала разреза нас уже ждали. Народу было… раза в три больше, чем зал вмещает. А он, между прочим, немаленький — всё-таки разрез не нищенский, тут две с лишним тысячи человек работает! Люди в основном стояли — кто в проходах, кто у стен, и вид у некоторых был довольно воинственный.
Собрание уже шло. Но стоило только появиться — меня сразу представили рабочим: и депутат я, и член бюро крайкома, и чемпион по боксу… Последнее встретили одобрительными возгласами — вид спорта у нас уважаемый. А вот первые две мои ипостаси вызвали глухой недовольный гул — не жалуют у нас власть.
Кивком поприветствовал Петра Олеговича — местного партийного босса, который мне вчера и предложил пожить на базе, намекая на возможность культурно отдохнуть: мол, воздух, банька, девчата-комсомолки — всё прилагается. Но у меня свой самовар с собой. А «культурный отдых» в регионах обычно сводится к тому, что утром ты не помнишь, с кем вчера вечером пил… И пел.
Первым делом надо сделать небольшое заявление от лица первого секретаря крайкома КПСС Шенина Олега Семеновича. Перед поездкой шеф проинформировал меня, что шахтерским районам края в июле планируется выделить дополнительное снабжение, в основном продуктами. Как показала вчерашняя прогулка по магазинам, это более чем актуально. Колбаса по два двадцать — это ж целое событие для посёлка!
Но не было у меня уверенности в том, что не обманут, и дополнительные поставки будут заметны. Поэтому тупо высказался от лица первого. Как говорится: «от имени, но без гарантий». Народ, впрочем, воспринял информацию позитивно, и первые вопросы ко мне были благожелательные.
— Нет, войны не будет, наоборот, — разрядка, — отвечаю на тревожный голос с заднего ряда.
— Партия не допустит этого, — заверяю другого, обеспокоенного слухами о том, что хотят закрыть местную детскую музыкальную школу.
— Осенью чемпионат мира будет в Москве… Ну, если в сборную попаду, — улыбаясь, отвечаю на вопрос о своих спортивных планах. Кто-то из шахтёров явно следит за боксом.
Затем, как и следовало ожидать, вопросы пошли острее.
— Я считаю, что можно было и жёстче действовать, — отвечаю на вопрос о митингах в Тбилиси. — Ошибка была в том, что отреагировали на них не сразу. «Паровозы надо давить, пока они ещё чайники», а в Тбилиси дождались, пока на митингах начали звучать откровенно антисоветские лозунги.
И тут — из глубины зала:
— А людей погибших вам не жалко⁈ — крикнул женский голос. Звонкий, с надрывом.
— Жалко, — ответил я честно. — Но кто их звал на площадь? Толпа — вещь опасная, особенно неуправляемая. Вспомните, как в 82-м на матче «Спартак—Хаарлем» затоптали десятки людей. Там не было политики. Там была давка. И были виновные. Их наказали… Что, не слышали про ту давку? А про нашу, красноярскую? На Спартакиаде в 86-м? Жертв было меньше, но тоже урок. Только кто у нас умеет учиться?
Смещаю акцент с политики на другие интересные темы.
— Власть — это в первую очередь ответственность. Вот сейчас партия прилагает усилия, чтобы вовлечь в управление государством простых людей… Позиция «моя хата с краю» — она, конечно, удобна. До поры. А потом — удивлённые глаза: а почему это колбасы в магазинах нет, или начальник — козёл? (Смешки в зале.) А потому, что сами не участвовали в выборах, не поддержали правильного человека.
— Я знаю, у вас скоро будут выборы директора разреза, — продолжаю после небольшой паузы. — Так почему бы не выдвинуть человека снизу? От коллектива, так сказать.
Пётр Олегович смотрит на меня уже недовольно. Чую, сегодня после таких слов меня «культурно отдохнуть» не позовут. Тут, понятно, свои претенденты на начальственное кресло. Да и пусть! Продолжаю дальше:
— Не соглашусь, что у нас тут совсем ничего не строится! В этом году уже сдан блок ПТО жилого фонда в 4-м микрорайоне, и первый жилой дом — № 501 — в пятом. Это не бумажки, это стены, крыши и ключи от квартир. Кроме того, открылась станция юных техников — ребята уже ходят, ковыряются, паять учатся. Есть и задел на будущее: заработал завод железобетонных изделий — своё производство, не надо возить черт-те откуда. И скоро открывается новая средняя школа № 8. Так что не всё так уныло. Двигаемся. Пусть и не семимильными шагами.
— Так то всё — в Шарыпово, — выкрикнул кто-то из зала. — А у нас дома как горели, так и продолжают гореть! Вчера вот — чудом не сгорел один. Парень какой-то выручил…
— Так это он вроде и был… — вдруг ахнул звонкий девичий голосок. — И девушка эта же, с молоком стояла!
В зале — заминка. Послышался гул голосов. Но тут резко вмешался председатель парткома, ведущий собрание:
— Товарищи! Это к делу не относится! — сухо отрезал он. — Давайте перейдём к вопросам техники безопасности.
— Зарегистрирован кооператив «Городской рынок», — бодро продолжаю зачитывать из справки, которую уже почти наизусть знаю.
— Да в жопу этот рынок, — недипломатично перебивает густой бас с первого ряда. Дядя серьёзный видно, уважаемый — раз на лучших местах сидит. — Туда никаких денег не напасёшься! Скажи лучше — как тебе удалось машину пихнуть?
В зале оживление. Я только рот открыл, а из угла уже:
— Он ещё Генкиного внука поймал, когда тот, дурак, с балкона прыгнул! — проблеял какой-то старикашка, который, несмотря на возраст, не сидел, а стоял у стены.
— Так в костюме тебя не узнать! — добавляет женский голос из центра зала. — Точно, это ж… как его… Штыба! Жаль, Генка на смене, он бы сам рассказал. А ловко ты малыша словил!
Ловко?.. Издевается? Да я на задницу аж сел.
— Вот тебя бы к нам в директоры! Пойдёшь на выборы? — опять подал голос авторитет с первого ряда.