Без права на остановку

Глава 27

Глава 27

— Марта, это же папарацци! Ты ведь принцесса, и должна знать, как журналюги гоняются за знаменитостями. Вот, увидели чемпиона и депутата — и решили заснять! — торопливо оправдываюсь я, прикидывая, можно сослаться ли на трагедию, которая случилась с принцессой Дианой по их вине, или ещё нет?

Кажется, она разбилась до двухтысячного… но точно читал новости про это уже в интернете. Стоп. А интернет-то сейчас есть?

В голову лезут ненужные размышления, а моя ревнивая норвежка по-прежнему смотрит хмуро. Вернее, хмуро сверлит взглядом Зину, а на меня она бросает кровожадные взгляды, будто прикидывая, что именно отрезать для начала.

— Ничего не знаю! У нас журналист всегда спрашивать разрешения! А куда ты её нести?

— В загс, блин! — огрызнулся я.

— Загс?.. Ты её знать? — голос наивной девушки задрожал.

— Марта, это шутка! — поспешно поправился я. — Я её спасал, потому что автобус мог взорваться.

— Шутка! У тебя такое лицо… у нас с таким лицом убивать идут! Русские странно шутят!

— Ну извини. А ты что, допрос мне устроила?

— Запрос? — переспросила она. — А чему взорваться? Было опасно? Ты не говорил!

— Нет, там быстро потушили пожар. Но когда водитель крикнул, что автобус может рвануть, я решил не рисковать и увести девушку подальше.

— Всё равно! Так некрасиво стоять! Девочки так не нагибаются! — строгая хранительница морали ткнула пальчиком в Зину, застывшую на фото в весьма компрометирующей позе.

Это ещё хорошо, что Марта на снимке Зининых буферов не разглядела — та стоит спиной. И не знает моя ревнивица, что мы с Зинаидой знакомы сто лет, и что после аварии в переполненном сорок втором автобусе вместе ехали, прижавшись. Землячка моя тогда аж покраснела, помню. Не знает — и ладно, я благоразумно промолчу.

И тут Анька вовремя доложила, что меня вызывает «сам». Я соскочил с допроса и рванул в кабинет первого. Но у шефа в руках тот же «КрасРаб» и вопросы похожие!

— Толя, а это что за сцена? — тычет он пальцем в фото.

— Да ё-моё! Это ракурс такой, девочка сомлела — вот я и тащу её, а вторая помогала как могла…

— Да я ж не ругаю, наоборот, похвалить хотел! Ты что такой заведенный?

— Да Марта с утра допрашивает: «А чему ты такой довольный?» — передразнил я подругу тоненьким голоском.

— Ну, это нормально, любая бы так спросила. Кстати, действительно, а «чему» ты такой довольный? — Шенин откровенно ржёт.

Похвалив за то, что я в опасной ситуации показал себя с лучшей стороны и дав задание поехать с проверкой в новое здание крайкома, шеф между делом сообщил, что в целом препятствий для закупки бытовой химии и прочего нет. При этом намекнул на то, что пора бы валюту нашего кооператива начать тратить. Ну, это я уже согласовал в банке и свою долю могу конвертировать во что угодно. Например, в польские злотые или венгерские форинты. Первая партия товара будет готова к отгрузке в начале сентября и, надеюсь, поможет сгладить социальную напряженность в крае. Куда только наш кооператив потом такую прорву рублей денет?

Инспектируя «объект номер один» — а именно так негласно называют стройку здания крайкома — я воочию заметил плоды своего вмешательства в историю. Ведь помню, как в будущем, наведываясь по делам в Красноярск, я не раз проходил мимо этого долгостроя: мрачного, с пустыми оконными проёмами, похожими на глазницы черепа. Он стоял как памятник чьим-то несбывшимся планам и разрухе.

А теперь — красота! Новенькое здание сверкает стёклами и свежей облицовкой. Да, отделка ещё идет, кое-где нет окон, но уже ясно: в следующем году тут справят новоселье. Причём не только крайком, ведь строение задумывалось общим для нескольких структур: крайкома ВЛКСМ, крайисполкома, крайобра, крайздрава… Под нужды самого крайкома отводится лишь пятая часть площадей, но и это — немало: почти сорок тысяч квадратных метров в шестиэтажном пятиугольнике.

Нас встречает целая делегация. Со мной рядом Марта и водитель-охранник. Не спеша идем по коридору, заглядывая в кабинеты. Работы тут ещё непочатый край, но главный приоритет — до зимы закрыть тепловой контур.

Поднимаемся выше. Четвёртый этаж — особый, для начальства. Тут и просторные кабинеты, и потолки повыше, всё по чину. Себя любимых начальство в комнатушки по восемь квадратов вдвоём не рассадит — это уж точно. Именно здесь будет и мой кабинет… Если будет, конечно.

Подвал и чердак — мимо, нечего мне там делать. А вот конференц-зал впечатлил: по плану он должен вмещать до восьмисот человек. Для нашего края более чем солидно. К тому же предусмотрен отдельный выход прямо на улицу 78-й Добровольческой бригады — удобно. Через него и покидаю здание.

— Замечания будут? — спрашивает у меня напоследок руководитель стройки Антонов Павел Михайлович.

Такому человеку указания давать даже неловко: он в строительстве сорок лет, ещё на Красноярской плотине начинал подсобником. И счастье, что в прошлом году не ушёл на заслуженную пенсию. Я ему и с жилищным вопросом помог — трёшку на две двушки разменял после развода, и талон на машину выбил, и деньгами не обижаю. Впрочем, не только его — всех строителей стараюсь поддержать материально. Финансирование идёт как через край, так и от Власова, так что на стройке полный комплект: и зарплаты приличные, и народ подобрался толковый.

Вон, к примеру, эта красотка, что сейчас моет вывеску над автономным входом в конференц-зал и при этом стреляет в меня глазками. Улыбка у неё такая, что любому начальнику настроение поднимет. Впрочем, я старательно отвожу взгляд от длинных ног, которые хоть и в рабочих штанах, но таких зауженных, что воображению особо напрягаться не приходится.

Замечания?.. Я не молодой пацан, и знаю, что совсем без слов уходить не стоит — небольшой втык никому никогда лишним не будет.

— А почему нам касок не выдали? — задаю уместный вопрос.

— Касок? Так тут нет никакой опасности. Потолок на голову не упадёт, — смеется Антонов.

— Купите, выпишите. Белые и нарядные. Сейчас много будет комиссий приезжать, в том числе и журналисты. Всех заставляйте одевать их, приказом прям оформите это. Пусть видят, что мы серьезно относимся к безопасности.

При этих словах, стоящая на стремянке работница, очевидно пытаясь принять выгодный для меня ракурс, уронила ведро с водой, и чуть не на макушку Антонова!

— Да ерш твою медь! — в сердцах воскликнул Павел Михайлович, а Марта встрепенулась и принялась шарить по сумочке в поисках своего блокнота.

А в машине он, блокнотик-то!

— Вот видите! — наставительно говорю я.

— Сделаем. Ни один без каски ходить не будет! Спасибо, Анатолий Валерьевич, за замечание, — серьёзно отвечает Антонов.

— «Ерш»… это ведь рыбка… «медь» — металл… Совсем непонятно, — грустно вздыхает Марта.

От моей помощи она гордо отказалась, да я и не особо бы тут помог. А Антонов высококультурный человек: не матюгнулся в присутствии девушек!

После стройки направляюсь в часть к Бейбуту… только не смейтесь — спасать его дембельский альбом! Да-да, именно так. Для каждого солдата дембель — событие святое: и ритуалы свои есть, и форму тщательно готовят, и, конечно же, альбом. Такой имеется и у моего друга. Но вот незадача: при очередном шмоне в роте он не доглядел, и теперь его солдатское творчество лежит в штабе. А там выкинут или сожгут, да ещё и втык сделают, так как, по словам Бейбута, фотки там… слегка неуставные.

Втыком моего кореша не напугать — пуганый. А вот фотки ему реально было жалко. Да так, что упросил он дежурного по части дать доступ к телефону, чтобы позвонить мне.

В первый раз я «послал» друга — дел невпроворот, а он со всякой ерундой. Но упрямый казах звонил снова и снова. Я даже Аньке велел больше не соединять со мной, но в итоге он нарвался на Марту. Та из его сбивчивых слов поняла лишь одно: случилась беда. Какая именно — не разобрала, но беда точно. И заставила меня сначала выслушать, а потом и ехать спасать солдатское имущество. Сюр какой-то! Ну что я могу приказать командиру полка?

Впрочем, меня там примут — Анька договорилась о встрече. Не с командиром, а с начальником штаба, подполковником Матвеевым.

— К кому? — уставился на меня верзила-ефрейтор, видом порядком расхристанным. Не иначе, тоже дембель.

— Не бойся, не к тебе. К Матвееву. Штыба. Предупреждали? — грубовато отвечаю я, потому как военный, хоть и спросил у меня, а сам пялится на ноги Марты, вышедшей из машины размяться. В штаб я подругу с собой не взял.

— Ничё такая… Твоя? Я бы её…

— Чего-о-о⁈ — возмущённо тяну я и сжимаю кулак прямо перед носом верзилы.

— Да ничего-ничего, проходи, — не особо-то испугавшись, ефрейтор всё же пропускает меня через КПП.

— «Лучше дочь проститутка, чем сын ефрейтор», — оставляю я за собой последнее слово.

— Да у меня ж дембель! Вот и кинули лычку на прощанье… — несётся вслед сбивчивое оправдание. — Я и сам не знал… Надо оно мне…

Всё-таки задел за живое наглеца. Реально сейчас много дембелей, так как Горбачев всех студентов отправил доучиваться.

— Альбом? Какой альбом? — тащ подполковник не может поверить, что такой важный человек из крайкома приехал к нему с весьма прозаической просьбой.

— Симонов, неси все альбомы ко мне, — командует Матвеев кому-то по телефону, и вскоре мы рассматриваем эти произведения искусства.

Первые листы выглядят безобидно: аккуратные надписи, рисунки тушью, фотографии присяги и караулов. Но уже через пару разворотов становится веселее: снимки солдат без гимнастёрок, в расстёгнутых хэбэшках; кто-то с гитарой, кто-то за столом с бутылкой лимонада и чем-то мутным в стакане. А в углу даже видна девушка в гражданском — явно не по уставу. Дальше больше: Бейбут на посту, Бейбут с автоматом…

— Ну, это же чистая самодеятельность, — покачал головой подполковник. — За такие кадры в политотделе мигом разнесут.

Он нахмурился и постучал пальцем по фотографии, где трое солдат, в числе которых мой друг, красуются в «дембельской форме». Тут тебе и куча каких-то значков, и золотистые аксельбанты, и сержантские лычки, обшитые блестящей тесьмой. Китель ушит в облипку, ремень — офицерский, белый.

Ну Бейбут даёт! Хотя… если вспомнить себя — да я ведь точно таким же был!

Помню, ехал домой: до поезда в гражданке добирался, а в вагоне — переоделся. И сразу — весь в блеске орденов, погон и аксельбантов, — наповал сразил двух девчушек-птушниц из соседнего купе. С одной мы даже всю ночь в тамбуре целовались. А утром я уже шлёпал по городу в таком бравом виде. Иду с поезда домой, грудь колесом, а навстречу — капитан милиции, молодая ещё женщина. Глянула — и улыбнулась во весь рот. А я — морду тяпкой и гордый собой, домой марширую…

— Нарушение формы одежды — издёвка над уставом, — оказывается, всё это время Матвеев что-то мне втолковывает.

Он перелистывает страницу: вклеенные погоны, вырезки из «Крокодила» с подписями про офицеров. Каждому дана короткая, но меткая характеристика — обидная, но, в целом, уверен, верная. Для самого Матвеева, кстати, подобрали вполне нейтральное, даже доброе: «Слуга царю, отец солдату». А чуть ниже — «Наш Антон орёт как слон!» И подпись аккуратная: Антон Константинович Матвеев.

— Вот за такие вещи мы и конфискуем, — говорит подполковник уже твёрдо. — Альбом сам по себе — традиция, память, спорить не буду. Но пока служба не закончена, вся эта «вольность» превращается в дисциплинарный проступок.

Он листает дальше и вдруг замирает. На фото Бейбут… в форме генерал-лейтенанта МВД! Ну как в форме? Шинель и папаха — точно натуральные.

— Это где он взял?.. — запнулся Матвеев.

— Вроде, дядя у него в органах работает, — предположил я.

— А… понял! Это ж зимой проверка приезжала, банкет давали… Верхнюю одежду повесили в зале. Чёрт! Да если генерал узнает, что его шинель полсотни дембелей перемерила… Да нас тут всех разом снимут!

— Почему полсотни? — не удержался я, разглядывая важного «генерала-лейтенанта» Казаха, которому папаха явно велика.

А что, теперь и у Казахской республики свой генерал-лейтенант МВД появился! Даже уже второй. Знаю, что Князев Григорий — отчества, правда, не припомню, — в том же звании ходит. Именно через него я отмазывал бейбутовского дядьку-участкового после событий в Новом Узене: тогда Власов прямо при мне ему звонил из своего кабинета. Так что два их там теперь! Генерала. Ха-ха.

Подполковник дёрнулся.

— А ты думал, Анатолий Валерьевич, он такой один? Уверен, в каждом альбоме такое фото есть.

Матвеев, побледнев, хватает соседний альбом, листает… и точно: ещё один солдат в генеральской шинели.

— Нам пи**ец, — убеждённо говорит он, глядя на фото своих старших по званию товарищей.

— Есть идея! — мелькнула у меня мысль.