Глава 17

— Дудка? — удивленно спросил Хвостов. — Зачем тебе дудка? Ты музыкант?

— Ну не то чтобы прям уж музыкант… — смутил он меня своим вопросом. — Скорее начинающий любитель…

— Тогда не понимаю, почему ты отказываешься от трещотки, — пожал плечами Василий Стахиевич. — От игры на ней смех никуда не денется до тех пор, пока его оттуда кто-нибудь не извлечет, так что мог бы играть на ней сколько влезет. Может быть, еще один музыкальный инструмент освоил бы.

— Нет, спасибо, — покачал я головой. — Я к дудочке своей прикипел. На ней, пожалуй, и остановлюсь.

В этот момент из кухни раздался пронзительный свист. На этот раз я даже не вздрогнул. Когда вокруг тебя все время что-то издает разнообразные звуки, на них довольно быстро перестаешь обращать внимание.

— Что это я слышу, неужели чайник? — спросил Хвостов и посмотрел на Черткова. — Хотите ужинать? Мне сегодня днем деревенские притащили парочку кругов шикарной домашней колбасы. Так почему бы нам не разделаться с ними? Лично я не ел с самого утра, так что, если вы никуда не спешите…

При словах о домашней колбасе мой желудок тут же напомнил о себе. Сейчас уже вечер, а мы с наставником тоже не ели целый день, так что я бы с удовольствием принял предложение хозяина. Тем более, что денек выдался очень насыщенным и он еще не закончился.

— Колбаса жареная? — спросил Александр Григорьевич.

— Само собой, — ответил Хвостов. — Все как ты любишь. Сейчас мы ее быстренько в духовочку, а потом и делом займемся. На сытый желудок и работается легче.

— Согласен, — кивнул старик. — Можно и перекусить с дороги.

Судя по всему, кухня в этом доме была единственным местом, которое более-менее отражало свое прямое предназначение. Без большого количества странных предметов в ней тоже не обошлось, однако здесь была печь, мойка, шкафы с посудой и все что должно быть на приличной кухне.

К моему удивлению, здесь даже оказалось довольно чисто, чего я никак не ожидал от хозяина. Глядя на него, рассчитываешь увидеть в мойке гору грязной посуды, разбросанные по кухне сковородки и кастрюли.

Пока обещанная Хвостовым колбаса разогревалась в печи, мы пили липовый чай и между делом согласовывали форму, в которую следовало поместить мой смех. В конце концов, остановились на куске известняка. Василий Стахиевич решил, что это будет самый подходящий вариант.

— Сосуды с запертыми эмоциями внутри частенько фонят, а известняк плохо пропускает звук, так что отлично нам подойдет, — сказал он по этому поводу. — Вряд ли тебе понравится, если в твоем кармане вдруг что-то начнет посмеиваться.

— В его случае, это никого не удивит, — сказал Чертков. — По меркам того, что он иногда творит в школе, смех из кармана — это просто легкая шалость, о которой даже не стоит говорить.

— Да? Так ты тот еще сорванец? — подмигнул мне Хвостов. — Я как только тебя увидел, сразу понял, что ты хулиган. У тебя это на лбу написано. Между прочим, за всю свою жизнь я впервые встречаю молодого человека, который обратился ко мне с подобной просьбой. Обычно это нечто менее оригинальное. Так что — ты молодец. Впрочем, что я такое говорю? Если уж Сашка взял тебя в ученики, то это само по себе уже значит, что ты нечто особенное.

— Спасибо, — ответил я, решив расценивать слова хозяина как комплимент. — Скажите, Василий Стахиевич, а запечатывать мой смех — это очень больно?

— Можешь называть меня дядя Вася. Отчество начнешь добавлять когда немного подрастешь, — сказал Хвостов, дав мне таким образом понять, что мы с ним будем видеться и в дальнейшем. — Нет, больно не будет. По крайней мере, не должно.

— А как это вообще работает? — задал я следующий вопрос. — У меня же не пропадет смех навсегда?

— Что, жалко терять то к чему привык? — усмехнулся он. — Не переживай, никуда твой смех не денется. Я заберу всего лишь малую часть, которая вернется к тебе сразу же, как только ты освободишь сосуд. Ты ведь собираешься сделать это рано или поздно, правильно я понимаю? Иначе зачем бы тебе понадобилось все это?

Я собирался задать Хвостову еще несколько вопросов, однако мне помешала жареная домашняя колбаса. Из печи шел такой сумасшедший аромат, который сводил с ума, и Василий Стахиевич решил, что пока хватит вопросов. Все остальное я смогу узнать потом, после ужина.

Компанию колбасе составил свежий хлеб, который Хвостову также поставляли местные жители, большущая миска квашеной капусты и луковый соус, который мне довелось пробовать впервые. Не прошло и получаса, как все было сметено с тарелок, и о вкуснейшем ужине остались лишь одни воспоминания.

Сразу же после того как мы закончили с едой, Хвостов сообщил, что он вновь полон сил для работы, и сказал, что будем начинать немедленно, пока он чувствует нужный энергетический прилив. Так что со своими вопросами, которые не успел задать, я пролетел. Придется все узнавать уже в процессе.

Александр Григорьевич сказал, что будет дожидаться нас в гостиной-мастерской, где он расположился в уютном кресле с какой-то старой книжкой. Мы же с Хвостовым отправились на чердак. По его словам, там удачнее всего падает лунный свет, и это нам сыграет на руку.

Чердак был маленькой копией удивившей меня гостиной. С одним лишь небольшим исключением. Из-за того, что размер комнаты был намного меньше, создавалось ощущение, будто разного рода вещей в ней намного больше. Кроме того, был еще один момент, который отличал эту комнату и очень мне не понравился — на чердаке стоял ужасный дубарь.

— Я буду готовиться, а ты пока можешь любоваться луной, — сказал Хвостов, который вытащил из угла комнаты оббитый железом сундук и принялся в нем копаться. — Ну и вообще настраивайся. Как я и говорил, больно не будет, но будь готов к необычным ощущениям. Самое главное — не бойся, ничего плохого я тебе не сделаю.

Дядя Вася был прав, вид на луну отсюда открывался и правда очень хороший, вот только любоваться им что-то мне не очень хотелось. Все мои мысли были заняты предстоящим ритуалом по запечатыванию смеха и мыслью о том, что Хвостов дал маху, не поставив на чердак какой-нибудь обогреватель. Как он здесь работает, понять не могу? Зуб на зуб не попадает…

Так прошло минут десять. Может быть, даже больше. В таком сильном холоде каждая минута приравнивалась к нескольким, так что я затруднялся сказать точнее. Единственное, в чем я был уверен — еще немного, и я начну подогревать себя какими-нибудь огненными стихийными заклинаниями.

— О чем думаешь, Темников? — спросил у меня Василий Стахиевич, и Светящийся Огонек, который он поставил себе в помощь, разгорелся намного ярче. — Какая мысль тебя сейчас занимает больше всего?

— Холодно у вас здесь, — сказал я и это было чистой правдой. Трудно было думать о чем-то еще.

— Извини, парень, так надо. В другой раз я бы не тащил тебя сюда, но сегодня нам нужна луна и нужен холод, — сказал Хвостов. — Давай я тебя пока развлеку небольшой лекцией. Когда знаешь, что с тобой будет происходить, оно как-то легче. Это я по себе знаю.

— Согласен, — сказал я и начал тереть ладошками друг об друга, так как мои пальцы стремительно теряли чувствительность.

— Сразу скажу, чтобы ты немного расслабился… Запечатывание смеха, Темников, это не похищение веселья или что ты там себе вообразил, — сказал дядя Вася, вытащил из сундука какую-то штуку вроде линзы, внимательно осмотрел ее и бросил обратно. — Это сложная магическая операция, направленная на частичную изоляцию и заключение в оболочку эмоциональной энергии. Я называю эту энергию — эхо смеха. У каждой эмоции есть свое эхо.

— Я знаю, — сказал я в этот момент. — Нам это рассказывали в школе, на занятиях по экстра-менталистике. Считывание событий прошлого по сильным эмоциям. Это же тоже получается что-то вроде эмоционального эха, правильно?

— Угу, что-то типа того… — кивнул Хвостов. — Вот он! Я же знал, что он должен быть где-то здесь! Смотри какой прекрасный кусок известняка!

Не знаю, что вызвало у него такой восторг. Обычный, ничем не примечательный кусок белого камня, немного похожего на мел. Только чуть темнее.

— Сосуд готов, теперь остались кое-какие мелочи… — он положил кусок известняка на небольшой столик и продолжил рыться в сундуке.

Судя по всему, на этом его лекция закончилась. Больше он мне ничего не рассказывал. Вскоре рядом с известняком появилась длинная стеклянная игла, затем… Да ладно…

— Дядя Вася, а это что, алмаз? — удивленно спросил я, глядя на большой белый кристалл. — Разве они бывают такого большого размера?

— Понятия не имею, какого размера они бывают, но это не алмаз, — ответил он и равнодушно добавил. — Это белый магический кристалл.

— Шутите? — не поверил я. — Такой кристалл будет стоить, как минимум, миллион, а то и больше…

— Угу, — кивнул он. — Я с тобой полностью согласен. В последнее время торговцы кристаллами совсем обнаглели. За любую приличную вещь требуют чемодан денег. Так мы далеко не уйдем.

Он закрыл сундук и поставил его обратно, а сам, между тем, взял с полки пузырек, внутри которого были маленькие розовые кристаллики. Таких пузырьков там стоял целый ряд и внутри каждого из них кристаллики были разных цветов.

— Какой хитрый тип, этот Хвостов, — усмехнулся Дориан. — Где он раздобыл белый магический кристалл, так тебе и не сказал. Если у этого дядя Васи так много денег, то какого черта он живет в такой дыре? Правильно сказал твой Чертков — он точно псих.

— Вообще-то наставник сказал, что он гений, — напомнил я ему.

— Все гении немного психи, мой мальчик, — уверенно сказал Мор. — Ты уж мне поверь.

Василий Стахиевич тем временем подозвал меня поближе к себе и вытащил из пузырька один кристаллик.

— С помощью этого вещества я буду вызывать у тебя смех, — пояснил он. — Твоя задача проглотить его, закрыть глаза и подумать о чем-нибудь приятном. Постарайся вспомнить какое-нибудь особенно радостное событие в своей жизни. Я думаю, это будет несложно. Затем, при помощи вот этой иглы, которая будет служить мне резонансным камертоном, я поймаю твой смех и заключу его вот сюда, в этот магический кристалл. Он немного поработает временной ловушкой для нас. Ну а потом последний этап — парочка рунических символов, и мы переместим его в твой камень, который ты заберешь с собой. По-моему, выглядит несложно. Что скажешь?

— Наверное… — ответил я и спросил: — А на каком из этапов у меня могут возникнуть необычные ощущения?

— Когда я помещу частицу твоего смеха в ловушку, — ответил он. — Теперь бери кристаллик и давай начинать. Время идет, а я не хочу, чтобы ты подхватил здесь воспаление легких.

Ну что же, начнем…

Я осторожно взял у него кристаллик, положил его в рот и зажмурился. Он оказался приятного малинового вкуса. Затем я проглотил его и начал вспоминать свои радостные эмоции.

Надо же… Оказалось, что это не так просто. В моей памяти было достаточно разных событий, которые вызывали у меня улыбку, но вот радостный смех… Я перебрал несколько вариантов и вдруг нашел один из тех, который меня и правда развеселил.

Мне вспомнился тот день, когда мы с Ибрагимом охотились на радужного крокодила. Когда эта сволочь сожрала Турка, а потом он вспорол крокодилу брюхо, чтобы выбраться наружу вместе с чьим-то барабаном и велосипедом.

Тогда мне все это не казалось очень уж веселым, но спустя время, каждый раз, когда вспоминал об этом, я невольно начинал смеяться. Вот как сейчас… Для начала я усмехнулся, а затем мне вдруг стало настолько весело, что я начал хохотать так, что из моих глаз покатились слезы. Я вытер их рукавом своей рубашки и в этот момент увидел, что Хвостову, в отличие от меня, не до смеха.

Он смотрел на стеклянную иглу и что-то приговаривал в этот момент. Видимо активировал какое-то заклинание, сопровождая черчение формулы словами. Минута… Вторая… К этому времени я уже устал смеяться и мой смех скорее напоминал икоту, чем радостную эмоцию.

В конце концов наступил момент, когда я почувствовал, что очень сильно устал, и единственное, чего мне хотелось сейчас — это просто усесться на стул, немного отдохнуть и прекратить смеяться. Я с мольбой посмотрел на Хвостова и вдруг перед моими глазами ослепительно блеснуло.

От неожиданности я зажмурился, а когда раскрыл глаза, то увидел вокруг стеклянной иглы облако из крохотных поблескивавших в воздухе точек. Они одна за другой влетали в иглу, которая начинала светиться все ярче. Когда последняя точка исчезла, резонансный камертон уже выглядел как маленький лучик яркого света, который каким-то чудом оказался здесь.

— Внимание, парень, приготовься… — услышал я строгий голос Василия Стахиевича. — Переходим к стадии заключения смеха в ловушку. Не забывай, что я тебе говорил.

Разумеется, я помнил его предупреждение о том, что если я и почувствую что-то необычное, то это произойдет именно в этот момент. Хвостов же тем временем поднес иглу к магическому кристаллу, внимательно посмотрел на меня и приложил иглу к нему.

Прямо на моих глазах яркий свет начал перетекать в кристалл, и когда игла опустела примерно на половину, со мной случилось именно то, о чем говорил мне дядя Вася. То само необычное ощущение… Вот только необычным, я бы его не назвал, это было ужасное, просто отвратительно ощущение.

Я почувствовал, как внутри меня что-то стремительно сжимается. Теперь мне уже не хотелось смеяться. Все было совсем наоборот. На меня вдруг накатил сильнейший приступ тоски. Сейчас мне больше всего хотелось просто завыть от досады, чтобы хоть как-то облегчить накатившее на меня чувство горечи. В этот момент по моим щекам вновь покатились слезы, но на этот раз они катились не от радости…

— Потерпи, Максим, сейчас все пройдет, — услышал я голос Хвостова. — Ты ведь некромант, а темные маги не плачут. Можешь спросить хотя бы у своего наставника. Из него слезу дубиной не выбьешь.

Интересно, что бы сказал Василий Стахиевич, если бы я сказал ему, что за время нашего знакомства с Чертковым, мне уже, как минимум, пару раз доводилось видеть у него глаза на мокром месте. То-то бы он удивился, наверное.

Однако вскоре, как и обещал Хвостов, чувство тоски прошло. Причем случилось это так же быстро и неожиданно. Просто появилось чувство, что тугой узел печали внутри меня вдруг сам по себе начал развязываться и вскоре от него не осталось и следа.

Теперь на меня накатила мощная волна облегчения. Ноги сами собой подкосились, а дядя Вася подхватил меня и усадил на стул, не дав свалиться на пол.

— Молодец, парень, — сказал он и похлопал меня по плечу. — Теперь просто сиди и наблюдай. Осталось совсем немного. Буквально последний штрих, и ты получишь свой сосуд.

Давненько я не чувствовал такой сильной усталости. Мои глаза закрывались буквально сами по себе. Казалось, что если я хоть немного ослаблю контроль над собой, то мгновенно отключусь. Возможно, так бы оно и было, если бы Дориан все время не поддерживал меня разговором.

Василий Стахиевич в этот момент накладывал руны на магический кристалл и комментировал этот процесс, объясняя мне, зачем нужна каждая из них.

— Первая нужна для покоя эмоции, — говорил он, в то время как в воздухе появлялась светящаяся золотистая руна, которая затем опускалась на кристалл и как будто растворялась в нем. — Она создает поле, которое мешает энергии смеха вырваться наружу. Вот так… Вторая отвечает за сжатие эмоции, не давая твоему смеху рассеяться. Он должен сохраняться в концентрированном виде, иначе эмоция может потерять свои свойства. Видишь? Свет внутри стал ярче, значит все идет как нужно.

Я видел, но в ответ смог лишь слегка кивнуть. Мне нужно было необходимо чуть-чуть отдохнуть, чтобы сказать хоть слово.

— Последняя руна служит замком. Она заблокирует действие первых двух и позволит переместить твой смех в сосуд, — тем временем продолжал работать Хвостов. — Ну-ка попробуем… Отлично… Еще немного…

Прямо на моих глазах из магического кристалла вылетел небольшой огонек, который медленно поплыл к куску известняка. Подлетев к камню, огонек задержался ненадолго, как будто раздумывал, стоит ему идти дальше или нет. Несколько секунд, и он продолжил свой путь, в конце концов растворившись в камне.

— Ну вот и все! — радостно воскликнул он и протянул мне камень. — Пользуйся на здоровье. Не знаю, для чего он тебе понадобился, но можешь не переживать, внутри сосуда только крохотная часть твоего смеха. Нет такой силы магии, которая сможет опустошить сосуд и лишить тебя смеха. Это я так, на всякий случай, чтобы ты не переживал лишний раз. Ты же все-таки темный маг, а у вас там мрачных ритуалов хватает.

— Спасибо, Василий Стахиевич, — сказал я, затем посмотрел на камень и спрятал его в карман. — Мрачный ритуал я с ним проводить не планировал.

— Я же сказал, можешь звать меня дядей Васей… — сказал Хвостов и снова достал свой сундучок, чтобы сложить в него камертон и кристалл. — Ты как вообще? Нормально?

— Да вроде бы, — сказал я и вздохнул. — По крайней мере, согрелся, а это уже неплохо, я считаю.

Загрузка...