Демон в подарок

Глава 6

Сезон дождей пришёл в наши края глубокой ночью, вызвав дрожь громом и молниями, словно сами небеса решили пасть.

И, хотя поместье очень быстро остыло, крыша не протекала, ведь Зефирос с первого раза услышал мои слова, брошенные в шутку ещё при нашем первом знакомстве. Он действительно умел слушать и слышать.

Я же постепенно привыкала к теории, спрашивала его постоянно что-то, но старалась держать маленькую дистанцию, иначе жар его тела — сильно отвлекал и мысли бежали совсем в другие степи.

И хотя я чаще сидела у себя в комнате, чтобы не соблазняться, но бывали и дни, когда мы были в библиотеке вместе.

Капли барабанили по стеклу, сливаясь в потоки, и казалось, что за окном весь мир превратился в бесконечный водопад. В камине потрескивали дрова, бросая рыжие искры в полутьму, и их свет мягко играл на лице демона.

Зефирос сидел напротив, на низком кресле, и склонился над книгой. Его чёрные волосы спадали на лоб, а пальцы — длинные, сильные — спокойно перелистывали страницы. Всё в нём выглядело расслабленным, и от этого ещё более опасным: даже в простом жесте чувствовалась сила, скрытая под оболочкой ленивой невозмутимости.

Я сделала вид, что читаю. На самом деле — каждое слово сливалось в кашу. Потому что мне стоило только поднять глаза, как натыкалась на его взгляд. Красный, пронизывающий, будто огонь прорывался сквозь серую дымку дождя.

От этого взгляда внутри что-то плавилось. Будто я сидела не в холодной комнате с потрескивающим камином, а на раскалённом угле. Сердце билось в горле, пальцы дрожали, а я всё упрямо делала вид, что погружена в скучнейшие каракули.

И, к сожалению, моя тяга к этому демону со временем не исчезала, как бывало когда-то при встрече с симпатичным мужчиной. Наоборот — всё только усиливалось.

Я нервно заправила прядь волос за ухо, и в ту же секунду заметила, как уголок его губ тронуло что-то похожее на ухмылку. Будто он улавливал каждое моё колебание. Каждый вдох и выдох.

— Ты снова отвлеклась, — лениво протянул он, не отрываясь от книги. Но голос его прозвучал так, что мне захотелось закутаться в плед и одновременно сбежать к самому краю мира.

— Ничего подобного, — соврала я и слишком быстро, упорно смотря в противную книгу. Символы поплыли, скривились в насмешливые рожицы, будто и они знали правду.

Ну вот почему мне это мракобесие никак не поддавалось?

Зефирос чуть приподнял бровь и перелистнул страницу. Его движения были спокойными, но от этого я только сильнее ощущала в воздухе скрытое напряжение, вязкое, как мёд.

И вот тогда я поймала себя на мысли: это стало привычкой. Его присутствие, его взгляд, его дыхание, что будто всегда рядом. Я уже не вздрагивала, когда он входил в комнату. Я привыкла. И от этой мысли стало ещё страшнее, чем от всех угроз Лайлы.

А ещё он меня откармливал вкусностями. Наверное, чтобы в случае чего точно не могла сбежать, а перекатывалась, как колобок — ему на радость.

Я украдкой перевернула страницу и поняла, что вообще не в состоянии воспроизвести то, что только что прочла. Символы выглядели как пауки с лишними лапами, и от этого хотелось либо закрыть книгу, либо сжечь её к чёртовой матери.

— У тебя рука снова дрожит, — негромко сказал Зефирос.

Я даже не заметила, как он оказался рядом. Его тень легла на страницу, пальцы легко коснулись моих — всего лишь поправил угол книги, чтобы было удобнее, но у меня от этого внутри кольнуло.

— Всё в порядке, — выдохнула я ровнее, чем чувствовала.

Он чуть наклонился, и я ощутила, как жар его тела мягко разлился вокруг. Не обжигающий — скорее такой, что хотелось тянуться ближе, как к камину в промозглый вечер.

— Когда силу ведёшь, — произнёс он спокойно, словно речь шла о чём-то простом, вроде приготовления чая, — пальцы должны быть уверенными. Не суетись. Не дергайся. Иначе поток расползается.

Он обошёл меня и, не спросив, взял мои ладони в свои. Я вздрогнула, но не отстранилась. Его пальцы сжали мои чуть сильнее, направляя. Кажется, мы это уже проходили.

— Сожми, как кулак, — голос прозвучал прямо у уха, низкий и тягучий. — Держи внутри, не отпускай раньше времени.

Да-да, он точно повторял свои же слова. Но в этот раз мне не было так страшно, как впервые. Да и то, что он рядом — придавало уверенности.

Его дыхание скользнуло по шее, и от этого по коже пробежали мурашки, как искры. Я заставила себя сосредоточиться — на символах, на линии, что надо было провести, на чём угодно, только не на нём.

Но казалось, что сила откликалась не на книгу, а на него. Будто он уже вплетён в каждый мой вдох.

Линии на странице на миг дрогнули, выровнялись — и я ощутила, что поток действительно слушается. Не сразу, не идеально, но… получилось.

— Лучше, — коротко сказал он, и в голосе прозвучало то редкое, настоящее одобрение, от которого сердце предательски ухнуло.

Я не стала смотреть ему в глаза. Потому что знала: стоит это сделать — и увижу там не только демонскую сосредоточенность, но и то тепло, которое он кажется даже и не прячет. А я… не была уверена, что смогу сохранить собственную маску.

И мы, не сговариваясь, решили продолжить.

Его ладони крепко держали мои, направляя, и казалось, что он управляет не только потоком, но и мной. Я попыталась глубже вдохнуть, но вместо воздуха втянула его запах: тёплый, сладковатый, с пряной горчинкой, от которой хотелось выдохнуть дрожью.

— Так, — его голос скользнул вдоль позвоночника, как шёлковая лента. — Ещё чуть-чуть. Сожми сильнее… Да. Теперь медленно отпусти.

Я сделала, как он сказал, и линии на странице сложились в аккуратный рисунок. Сердце дернулось — получилось! Но радость быстро смыла новая волна жара: он не убрал рук.

Его пальцы оставались на моих, тепло пульсировало в каждой точке касания. А потом я ощутила, как прядь моих волос задела его щёку. Зефирос чуть склонил голову — и лёгким движением убрал её за ухо.

Мир будто вспыхнул.

Я слышала, как бьётся его сердце. Чувствовала дыхание на своей коже. Его губы оказались так близко, что достаточно было бы одного, самого глупого поворота головы — и между нами не осталось бы никакого «потом».

Я не двигалась. Ни он, ни я. Лишь сила дрожала в воздухе, электричеством натягивая каждую жилку.

— Видишь? — хрипло прошептал он у самого уха. — Ты справилась.

Я кивнула, не доверяя голосу. Потому что слова наверняка сорвались бы на предательский стон.

Я вжалась спиной в кресло, будто хотела раствориться в его тени, и стиснула зубы, чтобы не сорвалось что-то ненужное. Он отстранился медленно, растягивая каждое мгновение, и я ещё долго ощущала тепло его рук на коже, хотя он уже снова сидел в своём кресле, перелистывая страницы так, будто ничего не произошло.

Я выдохнула слишком шумно, будто после долгого бега, и заставила себя сосредоточиться на книге. Только строки снова предательски расползались, словно не желали складываться в смысл. Я моргнула, нахмурилась — и всё равно не могла различить, что написано: «печать внутреннего круга» или «поцелуй внутреннего круга».

Святые пирожки… мозг, ну почему именно такие ассоциации?

Я резко мотнула головой, словно могла вытряхнуть ненужные мысли, и уставилась на страницы. Символы стояли передо мной, но внимание снова и снова спотыкалось — не о текст, а о тишину между нами.

Капли били по стеклу всё сильнее, гром перекатывался где-то вдали, а в комнате будто не осталось воздуха. В библиотеке было слышно только потрескивание дров да шелест страниц, и всё же в этом спокойствии пряталась вязкая, тянущаяся нить напряжения, от которой хотелось то сбежать, то потянуться ближе.

Я уставилась в книгу, но буквы тянулись в стороны, будто не чернила, а расползающиеся тени. В груди же всё равно гудело — низко, натянуто, будто кто-то провёл смычком по струне внутри меня.

Я пыталась вчитаться в схему на полях, но линии упрямо извивались, складываясь в то ли круг, то ли капкан. И всё равно я видела не их. Я чувствовала — как будто рядом, в соседнем кресле, не демон сидит, а вулкан под человеческой оболочкой: сдержанный, неподвижный… и в любой момент готовый разорваться потоком лавы.

Я украдкой взглянула — и едва не зажмурилась. Он читал. Просто читал. Но пальцы, лениво скользящие по краю страницы, почему-то отзывались в моей коже мурашками, как если бы они коснулись не бумаги, а меня. И мне казалось, что даже запах в комнате меняется, когда он рядом: пряный, тёплый, густой, словно корица, брошенная в вино.

И это было страшнее всего. Потому что я поймала себя на мысли — мне не хотелось, чтобы он уходил. Мне не хватало воздуха, но при этом хотелось вдыхать глубже.

Я резко перевела взгляд в книгу, упираясь в неё, как в щит. Но строки, эти проклятые символы, снова скользили перед глазами. Может, я заболела, вот и чудятся то змейки, то паучки? Или создатель этого мира решил ломать мозги всем, кто захочет изучать магию? Почему нельзя было сделать всё попроще, а?

— Поцелуй внутреннего круга… — выдохнула я шёпотом, и в тот же миг ужаснулась, что прочла вслух. Да, это словосочетание застряло теперь в моей голове.

Зефирос медленно поднял взгляд от своей книги. Рубиновые глаза вспыхнули, как угли под порывом ветра.

Я судорожно сглотнула.

— Я имела в виду печать! Пе-чать внутреннего круга! — затараторила я, чувствуя, как жар поднимается к щекам.

Он не улыбнулся. Только смотрел. Долго, тяжело, так что я ощущала этот взгляд под кожей — словно хвойные иголки, застрявшие в каждом нерве.

И когда я уже готова была провалиться под пол, он тихо сказал:

— Внимательнее, София. Ошибка в словах иногда опаснее, чем ошибка в символах.

Его голос скользнул по позвоночнику, как капля расплавленного воска, и я поняла — учёба с ним будет пыткой. Сладкой. Жгучей. Но пыткой.

Я захлопнула книгу с таким звуком, будто поставила точку в собственных мыслях. Плевать на символы, плевать на эти каракули — хуже пытки, чем его прикосновения, всё равно ничего не придумаешь.

— Перерыв, — пробормотала я скорее себе, чем ему, и, не встречаясь взглядом, резко поднялась.

Воздуха не хватало. Хотелось вырваться из липкой паутины напряжения, стряхнуть с себя этот жар, который жил теперь между рёбер.

Как только я вышла за порог библиотеки, в лицо тут же ударил холод. Коридор встретил меня тянущим сквозняком. Каменные стены особняка дышали стылым воздухом, будто сами вобрали в себя промозглость сезона дождей.

Я прижала ладони к щекам — всё равно горели. И от злости, и от смущения, и от того, что сердце никак не хотело вернуться в привычный ритм. Чёртов демон!

Коридор тянулся вперёд, высокий, с каменными сводами. Тишина тут была иная, чем в библиотеке: густая, влажная, в которой шаги отдавались гулким эхом. На стенах мягко мерцали магические кристаллы, разгоняя полутьму — их сияние было ровным, чуть голубоватым, и от него казалось, что камень вокруг дышит. Будто всё здание в целом — живой организм.

Особняк, по идее, должен был бы ощущаться пустым. Слишком большим для двоих, слишком старым, чтобы в нём осталась жизнь. Но, видимо, Зефирос старался: здесь стояли вазы с искусно вырезанными узорами, гобелены хоть и выцветшие, но целые, зеркала, что отражали мягкий свет кристаллов. Казалось, будто демон в этом холодном камне пытался создать хотя бы иллюзию тепла, иллюзию дома.

Я медленно шла вперёд, ладонью касаясь стены, будто проверяла — не оживёт ли она. Но как бы далеко я ни отходила, всё равно ощущала присутствие Зефирки. В каждом уголке, в каждой детали. Будто сам воздух хранил тёплый, сладковатый запах демона.

Я остановилась у одного из больших окон. Снаружи дождь бился о стекло, потоки стекали вниз, и мир за ними выглядел чужим, отрезанным. А здесь, внутри, было ощущение, что я бреду по чьему-то лабиринту — не только из камня, но и из самого Зефироса.

Грудь стянуло от осознания: от него не спрятаться. Хоть я и вышла, чтобы сбросить с себя его тепло, оно всё равно жило во мне — под кожей, тёк по венах, бушевал в самой мысли.

И всё же я упрямо продолжила шагать дальше. Пусть холод пробирает до костей, пусть стены смотрят из-под вековечности — я буду идти. Хоть куда-то. Хоть немного. Лишь бы остудить мысли, пока они окончательно не разлетелись искрами от одного его прикосновения.

Я заглянула в какую-то комнату, где стены казались ещё массивнее, а свет кристаллов — тише. Здесь стоял узкий шкаф с тканями, и мысль о пледе показалась вдруг спасительной. Холод уже пропитал кожу, и я решила, что замораживать себя точно не надо.

Я приоткрыла дверцу, нащупала пальцами мягкую шерсть, но в тот же миг яростный порыв ветра ударил в окно. Оно с грохотом распахнулось, и ледяные капли дождя хлестнули внутрь. Я взвизгнула так, что собственный голос эхом ударил в своды.

Обычно я не была столь пуглива, но, видимо, напряжение и борьба со своими желаниями — давали свои плоды. Да и страх, что дракон вот так вот ворвётся — тоже присутствовал, ведь мне не раз уже снились такие кошмары.

Не прошло и секунды — Зефирос возник в дверях. Движение его руки — и створки сами захлопнулись, скрепившись резким звоном магической печати. Воздух стал тише, только я всё ещё дрожала, прижимая плед к груди.

— Софи, — голос его был низким, чуть раздражённым, — зачем? — Он шагнул ближе и ладонями взял моё лицо, вынуждая поднять взгляд. Его пальцы были горячими, почти обжигающими после ледяного ветра. — Зачем ты вышла одна? Зачем морозила себя?

Я не могла ответить. Слова застряли, дыхание сбилось. Я просто смотрела на него, на то, как его ресницы дрожали от влаги, как в красных глазах горела тревога, и сердце моё вцепилось в рёбра, будто боялось вырваться.

Он провёл большим пальцем по щеке, стирая каплю, оставшуюся от дождя, и нахмурился:

— Упрямая. Даже себе во вред.

Я сглотнула, мысленно хныкая.

Да как же мне выстоять? Для одного дня ты дал мне слишком много близости, Зефирос. Слишком много тепла. Я не выдержу — и точно сделаю глупость.

Его ладони всё ещё держали моё лицо, и я знала: стоит чуть потянуться — и мои губы коснутся его.

Но я застыла. Он тоже. Только этот миг, густой, натянутый, словно воздух стал мёдом, а мы оба в нём увязли.

Я всё ещё не могла вымолвить ни слова, когда его пальцы скользнули от лица к шее. Он легко выхватил из моих рук плед, встряхнул его, и ткань мягко опустилась мне на плечи. Его движения были осторожными, почти бережными, будто он имел дело не со взрослой женщиной, а с хрупкой фарфоровой статуэткой.

— Тебе нужно согреться, — сказал он тихо, будто констатируя, а не спрашивая.

Я хотела кивнуть, но дыхание всё ещё путалось, сердце билось так, что казалось — он тоже его слышит.

Следующий миг — и я оказалась на его руках. Подхваченная так легко, будто совсем ничего не весила. Воздух вырвался из груди удивлённым охом, а внутри всё сжалось — от ужаса и… чего-то другого. Того самого, чего я боялась больше, чем всех иллюзий Лайлы и противных бывших мужей вместе взятых.

— Зефирос… — выдохнула я едва слышно.

— Тише, — отозвался он, и в голосе не было ни тени насмешки. Только тепло. К которому я уже привязалась.

Я уткнулась в его плечо, чувствуя, как плед сбивается на локтях, а сквозь ткань всё равно пробивается жар его тела. Словно костёр, который я тщетно пыталась обойти, но всё равно тянулась ближе.

Он донёс меня до спальни, осторожно опустил на кровать и, поправив плед так, чтобы тот укрыл меня полностью, выпрямился. Его тень легла на меня, и сердце снова нырнуло куда-то в пятки.

— Я принесу чай, — сказал он просто. — Чтобы не простыла.

И вышел.

Я осталась одна — с дрожью в пальцах, с горячим лицом и с ужасным пониманием: он снова дал мне слишком много близости, слишком много заботы. И всё это без капли давления.

И от этого я хотела его ещё сильнее.

Спустя короткое время дверь распахнулась почти бесшумно, и вместе с лёгким запахом мокрого воздуха в комнату вошёл он. В руках — поднос с чайником и двумя чашками. К моему недоумению, чайник был самый обычный, без узоров, но, когда Зефирос поставил его на прикроватный столик, от крышки вырвался густой пар, тёплый и ароматный, с лёгкой терпкой сладостью.

Я уставилась на него, забыв, как дышать.

Демон. С подносом. С чаем. Для меня.

От такого зрелища хотелось попросить его взять меня в жены и заботиться так всю жизнь.

Он сел на край кровати, будто делал это тысячу раз, и совершенно спокойно налил мне чашку. Тонкие струйки пара поднимались вверх и растворялись в воздухе, и я поймала себя на том, что любуюсь не напитком, а его пальцами: сильные, изящные, с чёрными прожилками жил, они выглядели так же красиво, как и всё остальное в нём.

— Осторожно, горячо, — негромко сказал он и протянул чашку.

Ага, горячий тут только он.

Я автоматически взяла, прижав ладони к фарфору, и, конечно, снова ощутила — не чай грел, а он. Даже так, на расстоянии.

— Ты… серьёзно сделал мне чай? — прошептала я, чувствуя, что сама звучала глупо, но удержаться не могла.

Красные глаза блеснули в полутьме, уголки губ дёрнулись в том самом ленивом почти-не-улыбке.

— Конечно. Я же не хочу, чтобы ты заболела. Тогда кому я буду читать скучнейшую теорию?

Я чуть не захлебнулась не чаем, а собой.

Ну кто, кто в здравом уме может так говорить? Словно это что-то само собой разумеющееся — заботиться, приносить чай, сидеть рядом.

Я сделала осторожный глоток, и горло обожгло мягким теплом. На миг показалось, что чай действительно прогоняет холод, но… это была иллюзия. Потому что настоящий огонь сидел рядом, склонившись чуть ближе, чем следовало.

— Тебе лучше? — спросил он. Голос мягкий, низкий, бархатный, словно скользнул по коже и оставил след.

Я кивнула слишком поспешно, уставившись в чашку.

Потому что знала: стоит поднять глаза — и всё, конец.

Сердце колотилось так, что плед на груди чуть заметно вздрагивал.

Он не сказал больше ни слова. Просто остался сидеть рядом, спокойно, уверенно, будто был тут всегда. И в этой тишине чай казался вкуснее, чем любой пирог, а его молчание — громче тысячи признаний.