Демон в подарок

Глава 9

Софи

Я резко дёрнулась, жадно глотая воздух, и первое, что осознала — боль ушла. Нет, не ушла, а будто растворилась в жаре, который обволакивал меня со всех сторон. Слишком жарком, слишком сильном — и всё же таком родном.

Я жива?

Глаза открылись с трудом, будто веки налились свинцом. Мир плыл, расплывался, но я сразу увидела его. Зефирос. Он держал меня так, словно в следующий миг я могла рассыпаться прахом. Его пальцы дрожали, сильные руки сжимали меня слишком крепко, грудь поднималась в лихорадочном дыхании.

— Софи, — голос его сорвался, и от этого у меня сердце ухнуло вниз. Никогда прежде он не звучал таким… слабым? Сломленным? — Никогда больше так не делай. Никогда.

Я попыталась что-то ответить, но вышел только сип. А он будто боялся оставить хоть кусочек кожи без внимания — губы касались моего лба, щёк, кончика носа, даже костяшек и кончиков пальцев. Он словно проверял: теплая ли я, действительно ли жива.

— Я… я должна была умереть, — выдавила я, и голос дрогнул. Потому что я, между прочим, гордилась своей героической смертью!

— Да, — он закрыл глаза, стиснул зубы так, что хрустнула челюсть. — И ты умерла. На миг.

Я замерла. Холод пробежал по позвоночнику. Хотелось его обнять и утешить, но тело плохо слушалось.

— Но… как?..

Его глаза встретились с моими. В них больше не было привычного спокойствия — там бушевало всё сразу: страх, гнев, облегчение, боль. И любовь. Жгучая, невыносимая.

— Ты моя истинная, Софи, — хрипло сказал он, и каждое слово будто врезалось в моё сердце. — Я отдал тебе часть своей жизни. И мои родные тоже. У демонов истинная одна — раз и навсегда. Для нас нет цены выше.

Мир качнулся. Я не знала — смеяться или плакать. Слёзы вырвались сами, горячие, обжигающие. Я уткнулась лицом в его грудь, а он только крепче прижал, почти болезненно, но я не возражала. Потому что впервые за всё время чувствовала: я нужна. По-настоящему. Кому-то не всё равно на меня настолько, что отдали часть своей жизни.

И тут я услышала шаги. Подняв взгляд, увидела демонов. Наверное, его родные. В их глазах сверкал тот же рубиновый огонь, что и у него, но в них — ко мне — было не равнодушие, а… принятие. Вот так вот просто взяли и приняли?

— Береги её, — сказал, наверное старший брат, его голос звучал как приказ, но в нём чувствовалась забота. — Мы все отдали часть долголетия. Пусть не зря.

— Она теперь наша, — добавила женщина с гордым профилем, и я чуть не задохнулась от неожиданности и в целом её красоты и изящества. Я слышала, что демоны — холодные и резкие. Но рядом с ним я ощущала себя в безопасности и тепле.

Я прижалась к Зефиросу ещё сильнее. Всё это было слишком. Слишком много. Слишком прекрасно. Я не знала — действительно ли заслужила подобное, но решила принять это.

Да, толика надежды, что после смерти я вернусь в свой мир — потухла, как свеча от порыва ветра. Но мне уже не хотелось покидать своего демонюку, ведь именно рядом с ним я чувствовала сладкий вкус счастья.

Следующие дни прошли в тумане. Боль ушла, слабость постепенно сменялась силой. Я снова могла смеяться, ходила по новому по особняку, наслаждалась его близостью. И каждый раз, когда я ловила его взгляд, сердце сжималось и расправлялось, как крылья.

Его родственники опекали меня, баловали и, кажется, упорно пытались откормить. Зефирос же тискал меня и всем упорно пытался доказать, что я его — и только. Так что монополизация меня — принадлежит только ему. Я просто млела от такой прекрасной семьи, от их отношений и от того, как они все сияли, видя Зефироса рядом. Он словно светился изнутри, и я могла гордиться собой, ведь приложила к этому руку.

Уже даже шли намёки на свадьбу, но никто не торопил. Я знала, что хочу строить будущее именно с ним. Думала, что больше ничего не помешает нам спокойно быть вместе.

А потом настала та ночь. Я уснула в его объятиях. Он прижимал меня так близко, что я слышала каждый удар его сердца. Я вдыхала его запах — выпечка, ваниль, что-то обжигающе-сладкое. И представляла, как он снова разбудит меня, целуя в плечо и ворча что-то на своём родном языке. Как призналась его мать — это так демоны любят признаваться в любви. Каждое утро. Чтобы истинная не забывала и даже не думала о том, что в мире может существовать муж получше.

Но, когда я проснулась, что сразу ощутила — что-то было не так.

Одеяло всё то же, руки такие же сильные и тёплые. Но дыхание рядом изменилось. Слишком лёгкое. Слишком нетерпеливое.

Я открыла глаза — и замерла.

На меня смотрели те же рубиновые глаза. Только… это была не я.

Настоящая Софи.

Её улыбка была восторженной, как у ребёнка, получившего игрушку мечты. Она скользила пальцами по его плечу, тянулась ближе, и голос её дрожал от ликования:

— Наконец-то… Я знала! Я всегда знала, что я твоя истинная!

А я… я тоже была здесь. Сознание не исчезло. Я всё видела. Всё чувствовала. Только тело больше не слушалось.

И впервые за всё время я поняла: кошмар только начинается. Я в ловушке, и снова по вине юной, инфальтивной ведьмы, которая увидела, что проблемы разрешились, и потому решила вернуться?

Зефирос

Зефирос знал сразу. Даже раньше, чем она открыла рот.

Её дыхание было слишком быстрым. Её прикосновения — липкими, требовательными, будто чужая кожа касалась его. Даже запах изменился — лёгкий, пустой, без того тёплого пряного жара, к которому он привык. Его тело само дёрнулось в ответ, мышцы напряглись, словно отбиваясь от чужака.

— Ты… — начал он хрипло, но Софи перебила его, сияя, будто вся жизнь до этого момента не имела значения:

— Я знала! Я всегда знала, что я твоя истинная! Ты теперь мой, навсегда!

Она прижалась к нему так поспешно и жадно, что даже одеяло сползло. Но вместо того, чтобы смягчиться, его взгляд потемнел.

— Софи, — медленно, почти холодно произнёс он. — Что-то в тебе… другое.

— Что⁈ — она замерла, потом фыркнула, закидывая волосы назад. — Ты должен быть счастлив! Это я. Та самая. Ты обязан меня любить!

Слова резанули воздух, как нож по стеклу. Он нахмурился, красные глаза сузились, а по губам скользнула тень насмешки.

— Обязан? — повторил он тихо, но так, что от одного этого звука могло побежать холодком по коже. — Истинная не требует. Истинная — это душа. Та, что тянет изнутри, а не кричит снаружи.

— Но я же красивая! Я же твоя жена! Ты сам выбрал меня! — её голос сорвался на визг, она почти вцепилась в него, впиваясь отчаянно ногтями в кожу. — Ты должен быть со мной!

Он смотрел на неё так, будто перед ним чужак в знакомом обличье. В нём не было прежней нежности, только тяжесть и нарастающий гнев.

— Красота? Жена? — он поднялся, отстраняясь, и его плечи напряглись. — Ты путаешь тело и душу, Софи. А я вижу душу. Всегда.

Да, в книгах писалось об истинных парах, но это была ошибка. Душа выбирала душу, а не тело. Это не разглашалось, ведь иногда удобно было вводить людей в заблуждение.

Она заморгала, губы задрожали, (и демона кольнула совесть, ведь видеть Софи плачущей для него было невыносимо) но вместо покаяния вырвалась истерика:

— Ты врёшь! Ты обязан! Ты принадлежишь мне!

Сходство с Лайлой тут же хлестнуло по лицу, даже дрожь пробрала. Раньше он такого за своей Софи никогда не замечал. Его ведьма сперва шипела, как дикая кошка, но стоило проявить поддержку, подарить тепло и накормить, как становилась ласковой и урчащей. Ещё она всегда искрилась упрямством, а иногда и шалила, доводя его до кипения.

Но он хотел быть уверен, что действительно влюбилась, ведь привязывать к себе насильно, просто заявив, что они — пара, не мог себе позволить. Его Софи была свободолюбива и могла дать снова по носу, сбежав, но в этот раз — от него.

Зефирос резко вдохнул, будто сам её услышал насмушливый фырк его пары, и на его лице появилась ухмылка. Хищная, злая и почти облегчённая.

— Моя Софи где-то здесь, — тихо сказал он. — Верни мне её.

Зефирос не хотел видеть рядом с собой копию Лайлы. Он не собирался подыгрывать или решить всё мягко. Да и притворятся, что влюблен, он не мог. Демоны не терпели фальши, в отличии от драконов.

И, не дав противной Софи, чья душа была подобна болоту — клубилась темной вязью и воняла, договорить, он щёлкнул пальцами. В воздухе материализовалась та самая сковородка — тяжёлая, верная, как часть их собственной истории.

Дракон, которого он и родичи пытали, просил бить чем-угодно, но не сковородкой. И это вызвало у демонов как удивление, так и восторг.

— Что… что ты делаешь⁈ — завизжала Софи, отползая подальше. Ещё одно доказательство, что перед ним фальшивка. Не ту, что выбрало его сердце.

— Вытаскиваю свою истинную, — спокойно ответил он. И с наслаждением опустил сковородку ей по голове, мысленно уверяя себя, что потом извинится и загладит вину. Он не знал почему решил, что это поможет. Просто так подсказала интуиция, хотя это и было максимально глупо и наивно.

Гулкий звон разнёсся по комнате, и мир будто дрогнул. Тело дёрнулось, истерика оборвалась на полуслове — и в следующую секунду Софи проморгалась и уставилась на него, держась за голову.

И вот — она. Настоящая. Его Софи.

Она смотрела на него круглыми глазами, вцепившись в его рубаху, живая, тёплая, такая родная.

— Охренеть… — выдохнула она, оглядываясь и вцепившись в его рубаху. — Ты что, реально только что меня сковородкой воскресил? — в её голосе было неверие и дикое веселье. Она была растеряна, но в тоже время и довольна.

Он засмеялся. Настоящим, глубоким смехом, полным облегчения. И прижал её к себе так сильно, будто собирался больше никогда не выпускать её из своих рук.

Зефирос не выдержал. Смех рванул из груди, хриплый, глубокий, больше похожий на рычание, чем на радость. Он прижал её к себе так, что ей могло не хватить воздуха, но он не мог ослабить хватку. Не мог. Каждое биение её сердца под его рукой казалось чудом.

Он осыпал её поцелуями, будто боялся, что если остановится — она снова исчезнет: лоб, щёки, нос, скулы, пальцы, даже уголок губ. Губы дрожали, дыхание сбивалось, но он продолжал — жадно, отчаянно.

— Я думала, тебе понадобится время, что всё понять, — обвив его шею руками, протянула она, внимательно вглядываясь в рубиновые глаза.

Зефирос хмыкнул и чмокнул в нос.

— Я полюбил тебя, — его голос ломался, но в каждом слове горело клятвенное обещание. Поцелуй в щёку. — Твой характер. — Второй поцелуй, горячий, чуть дольше. — Твою душу. Так разве мог я спутать требовательную истериску с тобой? — и наконец — губы к губам, крепко, уверенно, будто ставил печать.

Софи явно была довольна ответом и сама прижалась к нему поближе. В её карих глазах заплясали озорные искры — такие же, какие он видел каждый раз, когда она собиралась его дразнить и доводить до белого каления, а потом строить из себя саму невинность.

— Дорогой, — от этого слова у него внутри всё сжалось, будто сердце ухнуло куда-то вглубь. — Надеюсь, ты больше не будешь играть со мной в «Возбудим и не на дадим»?

Зефирос замер. Секунду просто смотрел на неё, а потом хрипло рассмеялся и облегчённо выдохнул. Смех дрогнул в его груди и стал похож на рык.

Вот она — его ведьма, его прелесть, что две недели пытала его выдержку и выводила из себя.

— Конечно, нет, — пообещал он низко, его голос был густым, как мёд, но в нём сквозило звериное напряжение. — Я буду делать всё, что захочешь. Всегда.

Софи одобрительно замычала и сама его поцеловала. Жадно. Нетерпеливо.

Он не стал больше сдерживаться — рука скользнула по её талии, улавливая каждую линию, и пальцы, будто впервые картографируя родную карту, провели по изгибу бедра. Софи замычала с удовлетворением, затем провела губами по его щеке, аккуратно — словно проверяя температуру на грани дозволенного.

Поцелуй начался тихо, но быстро стал глубоким и требовательным: губы искали, ловили и не выпускали. Язык их встретился, дыхание смешалось — и мир сжался до узкой полоски света вокруг их тел. Он целовал её с таким напряжением, будто в каждом прикосновении решалась судьба, и Софи отвечала тем же: голодом, который был одновременно нежностью и вызовом.

Его руки не просто держали — они держали её как святыню, но с таким жаром, что хотелось плакать от благодарности. Каждый их вздох рвал ткань реальности чуть тоньше, оставляя после себя только их двоих и пульсирующее тепло.

И в этот момент Зефирос понял: теперь он выполнит своё обещание до конца. Он даст ей именно то, что однажды в шутку пообещал — истинное удовольствие, как и подобает приличному демону.

И в тот миг, когда их сердца бились в одном ритме, в груди Зефироса вспыхнула сила. Не заклинание — нечто большее. Магия самой связи, древней и первозданной, ожила между ними. Она отозвалась в каждой клетке, в каждом вдохе, и Софи почувствовала её так же отчётливо, как чувствовала его дыхание у своего лица.

Это было не похоже ни на одно заклинание, ни на боевой ритуал. Это было огнём, что сжигал, но не причинял боли. Светом, который разгонял тени прошлого. Их души соприкоснулись, и от этого прикосновения в её голове раздался тихий звон, как от удара в чистый хрусталь.

Она знала: это и есть то, о чём писали в древних книгах, то, во что многие не верили. Истинные.

Не тело, не случайность — душа, которая нашла свою пару.

Зефирос дрожал, целуя её снова и снова, будто пил жизнь с её губ. Он шептал слова на родном языке демонов — низкие, раскатистые, полные той дикости, которую невозможно было перевести. Но Софи не нужно было понимать смысл — она чувствовала, что каждое слово значит «моё», «любимая», «единственная».

И когда он, наконец, оторвался на миг, прижимая её лоб к своему, его голос прозвучал срывающимся хрипом:

— Ты моя. Душой, телом, магией. Навсегда.

И в тот миг мир вздохнул вместе с ними. Воздух вокруг задрожал, стены отразили их жар, словно резонанс двух камертонов. Её магия и его сила сплелись в единый поток, и это не было похоже на рабскую связь или проклятие. Это было торжеством свободы — их свободной воли быть друг с другом.

Она рассмеялась сквозь слёзы, потому что в груди рвалось нечто огромное, необъятное, сладкое. Она впервые за всё время ощутила себя целой. Завершённой. И знала — теперь никакая сила в мире не сможет их разделить.

Зефирос поймал её смех губами, превратил его в поцелуй, и этот поцелуй стал печатью. Их клятвой. Их истиной.

И мир принял её. Их.

В это же время по всему особняку пронёсся гул с вибрацией — всплеск силы, такой яркий, что стены задрожали. Где-то в глубине послышался звон, как будто треснул кристалл и стало зарождаться нечто новое, тайное и прекрасное.

Его родные, что сидели в это время в зале и трапезничали, разом замерли и — глаза рубиновым пламенем вспыхнули в унисон. Они чувствовали, что произошло.

— Так и должно быть, — глухо сказал старший брат, сдерживая дрожь в голосе. — Они закрепили свою связь.

— Лапуля сделала свой выбор, — добавила сестра, на губах которой мелькнула гордая улыбка. Она уже накупила кучу нарядов, которые собиралась подарить милой Софи.

Женщина постарше опустила дрожащие ресницы, чтобы скрыть наворачивающиеся на глаза слёзы. Не только её сын, которого она могла лишь чувствовать издалека, вернулся — это было величайшей радостью, но ещё и нашёл свою истинную, хотя это было редкостью, но потому и считалось величайшим даром.

А старейшина семьи, чей взгляд обычно приковывал к полу, тепло произнёс, расслабленно откинувшись на спинку стула:

— Пусть же теперь весь мир знает, что истинная демона — не игрушка, не слабость, а сила, — этой фразы стукнуло по камням дома — и казалось, сам их древнейший дом согласился с ними.

И в тот миг в воздухе будто закрепилось обещание: никто и никогда не посмеет отнять её у него.