Деньги не пахнут 8

Глава 6

Предрассветная тишина будто дрожала в воздухе, когда мелькнул первый бледный отблеск солнца. Под кожей — лёгкая вибрация холода, в комнате стоял терпкий запах свежевыстиранной ткани. Потянуло тёплым светом лампы, когда пришлось натянуть на себя костюм для верховой езды. Перед зеркалом — сплошное раздражение: полы пиджака кривят, рукава стянуты, будто кто-то жадничал сантиметры, талия висит мешком, а сапоги упираются под колени так, что кожу будто режут.

«Эх… стоило заранее заказать настоящий костюм», — стукнуло в голову при очередной попытке поправить галстук-стойку, который никак не хотел ложиться ровно. Ткань шуршала под пальцами, словно насмехаясь.

Спустившись на первый этаж, пришлось задержать шаг. Рейчел стояла у окна, залитая мягким золотистым светом, словно родилась из него. Её тёмно-синий костюм сидел безупречно — плотная ткань повторяла линии тела так естественно, что казалось: воздух вокруг неё сам разглаживает складки. Пахло лёгкими духами — травяными, с каплей цитруса, едва уловимыми, но отчётливыми.

— Выглядишь отлично, — сказала она с тихой улыбкой.

Пришлось ответить:

— Ты тоже, Рейчел.

И это был не дежурный комплимент — её образ действительно отдавал простым, почти неуловимым благородством, которое невозможно сыграть.

Не успел улечься этот тихий момент, как послышался топот быстрых шагов — и в комнату ввалился Джерард. На нём сиял ярко-алый, почти кричащий охотничий жакет. Глазам немного резануло, даже воздух будто вспыхнул.

— Чересчур броско, — вырвалось, пожалуй, максимально вежливо из всех возможных формулировок.

Джерард закатил глаза и тут же начал оправдываться:

— Традиция! Ветераны обязаны носить этот «розовый» жакет. Мы его так называем, символ, понимаешь.

— Да, чудесный символ, — прозвучало ледянее льда, и Джерард прекрасно это понял.

Он оглядел мой костюм так, словно в уме ставил галочки напротив каждого недостатка. Уже приготовился было съязвить, но вдруг изменил тон:

— Надо же… выглядишь, надо признать, неплохо.

— Что значит — «надо признать»? — отозвалось внутри, как глухой удар.

Джерард пожал плечами:

— Ну, не производишь впечатления человека, который обожает спорт.

Он кивнул на мою экипировку. Приходилось признать — пот и мускулы никогда не были моей страстью. Но пришлось невозмутимо бросить:

— Говорил же: успел научиться верховой езде. Не так уж мало.

Память коротко кольнула запахом летней пыли, хрустом сухой земли под копытами, ощущением ветра, бьющего в лицо. Пять лет в прошлой жизни прошли в седле — не ради спорта, а ради ощущения свободы. Тогда деньги текли рекой, и стало ясно: настоящий высший свет не играет в гольф. Настоящие состоятельные предпочитали яхты и лошадей — спорт, где шорох бюджета звучит совсем по-другому.

Рядом Джерард нахмурился ещё сильнее.

— Уверен, что справишься? Пара заездов в клубе — совсем не то же самое. На охоте — природа, ухабы, овраги. Это куда серьёзнее.

— Всё будет в порядке, — пришлось произнести спокойно, хотя внутри уже закипал адреналин.

Джерард лишь покачал головой:

— Не относись к этому так легко. Даже если учился — вряд ли успел освоить всё по-настоящему.

Забота его была понятной, почти трогательной. Если смотреть лишь на эту жизнь — сложно было бы поверить, что приходилось когда-то мчаться по полям так, что ветер рвал дыхание, а мир сжимался до ритма копыт и горячего запаха лошадиной шкуры.

Теплый утренний воздух ещё хранил следы ночной прохлады, когда пришлось выбирать между объяснениями и движением вперёд. Тратить время на успокоение Джерарда смысла не было — в горле уже стоял сухой привкус спешки.

— В машине поговорим. Поехали, — пришлось бросить, ощущая, как в голосе звенит нетерпение, будто тонкая струна.

Особняк Руперта вырос перед глазами внезапно и величественно, словно вырубленный из старинной легенды. Белый камень стен мягко светился в рассветном свете; от него пахло холодом и долгими веками. Вокруг тянулись аккуратно подстриженные сады, где аромат влажной травы смешивался с кисловатым запахом земли. За садами — широкие поля, уходящие в дымку, и лес, стоящий тёмной стеной, как нарисованный декорацией.

Машина замерла у парадного входа, и тишину нарушил лёгкий шорох шагов — лакей появился почти бесшумно, открыл дверь, а следом возник дворецкий, сдержанно поклонившийся.

— Мастер Джерард, добро пожаловать. А мисс Джуди…?

— Она подъедет ровно к назначенному времени. Мы приехали раньше — гость хотел всё осмотреть заранее.

— Понимаю. Разрешите проводить.

Его жест был плавным, отточенным — как будто обучали его не менее двух поколений английских камердинеров. Мы двинулись через лужайку, где влажные листья липли к подошвам, оставляя приятную прохладу.

Несмотря на ранний час, сад уже был усыпан людьми. Между мраморных фигур эпохи Ренессанса мелькали охотничьи костюмы, звучал гул приглушённых разговоров. Но стоило переступить границу сада — и воздух будто затвердел.

Все взгляды обрушились разом.

Давненько не приходилось ощущать такой концентрированной чужой внимательности. Недавняя медийная шумиха привычку к взглядам уже сформировала, но здесь — всё было не так. Здесь смотрели не с интересом, не с любопытством.

Здесь смотрели с неприязнью.

«Чужак», — словно шепнула сама атмосфера.

Даже без слов было ясно, что среди них места нет. Охотники, подобные Джерарду, щеголяли алыми жакетами — вид ветеранов, уверенных, укоренённых. А на мне был скромный чёрный костюм с витрины магазина — и он бросался в глаза, как грязное пятно на белой скатерти.

— Пойдём сначала сюда… — Джерард попытался подвести к своим родственникам, но стоило им заметить нас, лица у них резко изменились. Взгляды потускнели, губы поджались, и каждый из них внезапно вспомнил о неотложных делах, мгновенно растворяясь среди толпы.

Как по сигналу.

Предупреждение Джуди зазвучало в памяти слишком отчётливо:

— Ты уже изгой. На тебя повесили ярлык — кто-то дурно влияет на Джерарда. Во время охоты никто не заговорит с тобой. Никто не захочет показаться дружелюбным рядом с тобой при моих братьях.

И ведь правда — подготовиться удалось, но вот такой демонстративности ожидать сложно. Каждый родственник, едва завидев нас, отступал, словно переносил чуму.

Даже преследовать бессмысленно: догнали бы — получили бы дежурные фразы и пустые улыбки.

И среди всех этих отступающих фигур мелькали лица, на которых играла тонкая, довольная ухмылка.

Некоторые явно наслаждались нашим положением.

Картина была неприятная, липкая, как холодный туман.

Тут Рейчел легко, почти солнечно, сказала:

— Может, сначала посмотрим на гончих?

Предложение прозвучало как спасение — естественный повод уйти подальше от ядовитых взглядов.

Усадьба распахнулась сбоку, и на отдельной площадке у тренера собралась стая из двух десятков длинноногих псов. Запах сырой шерсти, тёплого дыхания и влажной земли щекотно ударил в нос. Собачий лай звенел сдержанно, будто натянутые струны натренированных животных.

— Все они — фоксхаунды, специально выводились для охоты на лис. Привезены прямо из Англии… — Джерард с азартом принялся объяснять.

Рейчел уже присела, грациозно проведя ладонью по гладким бокам пары собак, и те ответили мягким фырканьем. Подняла глаза, лучисто улыбнулась:

— Шон, попробуй тоже. Они отлично дрессированы, не кусаются.

Будто поняв её, несколько псов подошли ко мне, виляя хвостами — шерсть их слегка пахла сеном и тёплой кожей.

Пришлось мягко отступить, подняв ладонь:

— Нет, всё в порядке.

— Ты… собак не любишь? — удивление на лице Рейчел выглядело искренним, чистым, как утренний воздух.

Тон Рейчел звучал так, будто сама мысль о нелюбви к собакам казалась ей чем-то нелепым.

— Это вовсе не неприязнь. Просто нет удовольствия трогать их руками.

Пальцы сами сжались, будто вспомнили липкость собачей шерсти, в которой смешаны запах земли, слюны и солнца. Трудно понять, зачем стремиться касаться существ, что толком и не моются. Даже люди, что каждый день стоят под душем, порой вызывают неловкость при прикосновении… а уж животные…

И тут со стороны раздался чужой голос:

— Джерард.

Голова сама повернулась, и шаги уверенно приближающегося мужчины будто пробежали по гравию прямо под подошвами. Ровесник Джерарда, широким шагом, с угрозой нетерпения в каждом движении. Первый, кто вообще заговорил с нами с момента прибытия.

— Шон, поприветствуй. Это мой кузен, Брэдли. А этого ведь знаешь? Сергей Платонов из Pareto Innovation…

— Конечно знаю.

Кузен и правда мало походил и на Рейчел, и на Джерарда. Лицо словно застыло на середине формовки, в нём не было законченности — только смутные черты, будто художник бросил работу, успев наметить лишь базовые линии. Впрочем, большинство родни выглядели именно так. Красота Джерарда и Рейчел, похоже, пришла к ним от отца, Рэймонда.

Пока эти мысли медленно перекатывались, недосформированный кузен уже вытянул губы в кривоватой улыбке.

— Похоже, это твоя первая охота.

Слова прозвучали так, будто под ними спрятана тонкая издёвка. Отдавалось в голосе неприятное поскрипывание, словно нож слегка чиркнул по стеклу.

— Вижу, собак ты побаиваешься.

Прозрачный намёк: трус.

Он выпрямился, будто собирался читать лекцию:

— Если новичок, стоит быть внимательным. В охоте строгие порядки. Иерархия. Протоколы. Гончими распоряжаются егеря, приказывать им самостоятельно нельзя. То же касается людей — ведущий мастер принимает решения, и вмешиваться нельзя.

Правила он перечислял с таким усердием, словно вбивал колышки в землю один за другим. В каждом слышался скрытый подтекст: знай своё место.

— Есть ещё один принцип: сначала идут гончие. Здесь собаки важнее охотников. Держись подальше, не перекрывай им путь. Если ослушаешься мастера и попробуешь рвануть вперёд… можешь серьёзно пострадать.

Не высовываться. Не мешать. Помнить своё место.

И только после этого он вклинил резкий взгляд в сторону Джерарда:

— И ты, будь осторожнее. Слишком уж самостоятельно ведёшь себя последнее время. На охоте такое неприемлемо.

Это уже был укол по поводу недавнего требования Джерарда получить должность временного генерального, опираясь на алгоритм Сергея Платонова. Кузен обвинил его в нарушении семейного кодекса.

Удивительно, но Джерард даже не смог толком ответить. Только вымученная улыбка, быстрый выдох сквозь зубы и лёгкое покачивание головой.

— Газлайтинг всё ещё давит…? — мелькнуло ощущение, будто воздух рядом с ним стал плотнее.

Когда кузен наконец ушёл, Рейчел тихо заметила:

— Прости. Он просто… ну ты понял.

— Рейчел, тебе извиняться не нужно. Всё нормально. Это было ожидаемо.

Слова Джуди всплыли сами собой.

— Поэтому она и сказала, что убедить боковые ветви невозможно…

Для убеждения нужно хотя бы начать разговор. А они ведь даже не желали быть замеченными рядом. Да что там — взгляд в нашу сторону считался для них уже рискованным шагом.

Но беспокойства не возникло. Предупреждение Джуди заранее подготовило запасной путь.

Взгляд упал на часы на запястье — маленький металл, похожий на кусочек холодного искусства. Стрелки уже подползли к шести утра. Время общего сбора. Совсем скоро появятся Джуди и Рэймонд.

И тогда всё перевернётся. Те самые люди, что сейчас разбегаются, боясь пересечься взглядом, будут выискивать возможность произнести хоть слово.

Тем временем в просторных стенах поместья.

Старший сын маркизского дома, Руперт, стоял у широкого окна, глядя в сад. Тишина вокруг была вязкой, как плотный бархат.

В этот момент вошёл дворецкий и склонил голову:

— Джерард прибыл. С ним Сергей Платонов… Джуди с ними нет.

На лбу Руперта проступила едва заметная складка, будто тонкая тень дрогнула на каменной поверхности. Лёгкое движение рукой — и дворецкий бесшумно растворился за дверью. В кабинете вновь потянуло сухим теплом от камина, запахом старой кожи и дорогого табака.

По обе стороны от Руперта стояли Гарольд и Патриция. Двоюродная ветвь, приближённая к старшему сыну маркизского дома настолько тесно, насколько позволяла родня второго ряда.

— Значит, Джуди не приехала… Похоже, контроль ускользает у неё из рук.

Последнее время Джуди раздражала Руперта до холодного дрожания в пальцах. Джерард, поддавшись влиянию Сергея Платонова и его алгоритма «Чёрный лебедь», начал проявлять самостоятельность, а мать даже не попыталась остановить сына.

— Джерард молод, легко поддаётся чужому влиянию… — проскользнула сухая мысль у Гарольда, но произнёс он совсем другое, с насмешкой:

— У неё кровь жидковата — таланта в этой сфере нет.

В его голосе сквозила привычная издёвка. Факт того, что мать Джуди происходила из среднего класса, оставался удобным поводом для сплетен и колкостей среди боковых родственников.

— С такими корнями другого и ждать не приходится, — добавил он, словно ставил окончательную печать.

Патриция же смотрела на ситуацию иначе. Её взгляд на мгновение стал глубже, словно в памяти ожил образ девочки с прямым умным взглядом.

— Нет. Джуди с детства была сообразительной. Возможно… она просто делает вид, что ничего не может.

— Притворяется? — Гарольд поёрзал, будто под ним внезапно оказался камешек.

— Притворяется, что теряет контроль. Чтобы Джерард выглядел самостоятельным наследником, — в голосе Патриции появилась сухая уверенность.

Намёк был прозрачен, как лёд в морозное утро: Джуди может намеренно усиливать позиции сына, создавая параллельный центр влияния.

— Ты переоцениваешь её, — фыркнул Гарольд, но Руперт вмешался, как лезвие, прервав лишние слова.

— Неважно. В любом случае — время отрезать её.

Будь Джуди неумелой или хитрой интриганкой — это ровным счётом ничего не меняло. Для Руперта она перестала быть полезной.

— Отныне осторожнее при ней. Ничего лишнего.

Под этим подразумевалось чёткое решение: доступ Джуди к внутренним делам будет перекрыт.

Патриция удовлетворённо выдохнула, будто услышала давно ожидаемую мелодию.

— Как тебе Джозеф?

Её племянник, протеже, вариант наследника, которого она уже давно вынашивала мысленно.

— Парень хорош. Но… ситуация сама знаешь какая.

Продвинуть родственника боковой ветви в преемники было задачей, требующей одобрения совета. А уж совладать с этим узлом — как пытаться развязать мокрую верёвку в холоде.

— Десмонд будет против. Даже собрав все голоса боковых линий, придётся ещё убеждать управляющего трастом… — в голосе Руперта зазвенела стальная раздражённость.

Управляющий трастом заботился о сохранности капитала семьи и ставил на первое место компетентность будущего лидера. А у Джозефа ни образование, ни карьера не выглядели убедительно.

— Если бы только Джерард вел себя как положено…

Глухой вздох сорвался из груди Руперта, будто воздух вырвал из него кусочек сил.

В этот момент дверь кабинета мягко открылась, пропуская внутрь дворецкого.

— Госпожа Джуди прибыла. Но… — он запнулся, словно не знал, насколько позволено продолжать. — С ней Рэймонд.

— Рэймонд?

В голосе Руперта возникла острая нота удивления.

Муж Джуди. Точнее — почти бывший муж.

В разгар развода, фактически уже вышедший из семьи, он давно перестал появляться на официальных мероприятиях. И вот теперь — внезапно на охоте.

Зачем?

— Что происходит…? — эта мысль прошла по воздуху, словно холодный шёпот.

Руперт на мгновение замолчал. А затем что-то в его лице незаметно изменилось. Брови расслабились, взгляд стал хищным, словно тонкий запах крови вдруг донёсся откуда-то из глубины дома.

На губах появилась холодная улыбка.

— Так вот… значит, к чему всё это.

Пальцы Руперта размеренно постукивали по столешнице — «тук… тук…» — сухой, как щелчок костяшки по лакированному дереву, звук наполнял кабинет, будто отбивая ритм появившейся в его голове мысли. В воздухе стоял лёгкий запах чернил и старой бумаги, от камина тянуло теплом, лениво шевелившим воздух у пола.

Уголки его рта плавно приподнялись. Спокойная, почти довольная улыбка — не та холодная маска, что была минутой раньше. Выглядело так, будто сложная головоломка наконец щёлкнула и встала на своё место.

— У Джерарда ещё есть потенциал.

До этого момента Руперт видел в наследнике лишь удобную марионетку: тихую, безвластную, послушную. Но в последнее время утихомирить его становилось невозможно — Сергей Платонов со своим алгоритмом «Чёрный лебедь» буквально вырвал юношу из-под контроля. Ещё миг назад Руперт готов был отодвинуть Джерарда от наследования, отрезать, словно слабую ветвь.

Но в голове Руперта произошёл щелчок.

— Путался не тот, кто должен был.

Сначала казалось, что всему виной беспомощность Джуди. Но оказалось — нет. Помеха была другой. Гораздо неприятнее.

Рэймонд.

— Этот тип перехватил рычаги, выбив их у Джуди из рук. Значит, нужно всего лишь взять эти рычаги обратно.

Голос у Руперта стал твёрдым, тяжёлым, уверенным — голос человека, который считает задачу решённой.

Но Гарольд с Патрицией переглянулись без особого оптимизма. Оба знали: стоит Руперту почувствовать уверенность, как ситуация почти наверняка усложнится.

— Но ведь распускать руки по поводу Джуди всё равно нельзя… — осторожно начал Гарольд, словно пробуя глубину воды носком ботинка.

Руперт лишь коротко качнул головой.

— Отец с положением в обществе и мать, всю жизнь сидевшая дома… Как думаешь, кого сын станет слушать? Мальчики тянутся к отцам.

Уверенность его уже ничем не поколебать.

Патриция вмешалась, наклонив голову так, будто прислушивалась к невидимой трещине.

— А если другое? Если Джуди с Рэймондом… работают вместе ради Джерарда?

Слова её прозвучали тихо, но отчётливо, будто капля упала в абсолютно неподвижную воду.

Руперт расхохотался. Смех резкий, короткий, как хруст ломаемой ветки.

— Эти двое? Вместе?

Патриция не решилась возразить: слишком хорошо все знали, насколько ледяная пропасть лежит между Джуди и Рэймондом.

— Да что ты… Скорее уж он вмешался, чтобы ей навредить.

Решение у Руперта созрело окончательно. Никаких сомнений. Никаких пауз.

Все можно проверить прямо сейчас.

Дворецкому велели привести Джуди. Она вошла, бледная, с застывшей улыбкой, и сразу подтвердила его догадки:

— Да… Это правда. Рэймонд сказал Джерарду, что тому пора «идти своим путём», и сам содействовал его работе с Сергеем Платоновым.

— Почему молчала? — голос Руперта стал плотным, будто влажная шерсть.

— Пыталась разобраться… сама. Прости.

В комнате повисла тишина. Было слышно, как потрескивает смола в камине. Руперт посмотрел на неё, словно оценивая прочность старой мебели.

— Больше так не делай. Брать на себя то, что не под силу, — путь только к большим неприятностям.

При словах «не под силу» Джуди заметно дрогнула, будто кто-то ударил по больному месту. Но Руперт этого уже не видел — мысленно он двигался дальше.

Новая схема выстраивалась у него в голове.

— Значит, нужно вернуть Джерарда… забрать его у Рэймонда. А ключ — Сергей Платонов.

Взгляд Руперта сузился. Прямой, острый, как лезвие.

Ведь сила Джерарда держалась лишь на одном — на оружии, которое дал ему Сергей. Алгоритм, способный влиять на голосования, переворачивать собрания, ломать баланс.

— Достаточно лишить его этого оружия — и парень вернётся в руки.

Вывод был прост как удар хлыста.

Нужно выбить Платонова из-под Джерарда. Отделить их. Сломать их союз.

Руперт повернулся к Гарольду и Патриции.

— Он управляющий хедж-фондом. Таких людей держат сделки. Значит, была договорённость с Рэймондом. Узнайте, какая именно. Подойдите, поговорите, выясните.

Когда Джуди и Рэймонд прибыли на место охоты, их тут же развели по разным сторонам. Джуди отправили с дворецким куда-то в глубину дома, подальше от остальных.

— Руперт уже начал игру… — мысль вспыхнула сама собой, будто холодный ветер шмыгнул под воротник.

Живой ветер гонял по охотничьим угодьям запах сырой земли и выветренной травы, когда нужные приготовления уже были завершены. Джуди получила своё поручение заранее — лёгкий шорох её шагов ещё звучал в ушах, будто напоминание, что теперь у нас появился человек, способный передавать задумки Руперта почти мгновенно. Этого вполне хватало.

Пока она выполняла свою роль, приходилось заниматься своими делами. На дальнем краю площадки раздалось хрипловатое фырканье лошади, и вместе с этим в поле зрения появился Реймон. Шаги сами повернулись к нему, и взгляд упал на его фигуру.

— Прибыл, — выдохнула она вполголоса, впитывая запах конского пота и холодного металла от его стремян.

Сегодня ему полагалось изобразить близость… ту самую тёплую, почти семейную манеру, которой старик Киссинджер встречал бы обожаемого внука. Но стоило взглянуть на лицо Реймона — и всё стало ясно. Улыбка на нём сидела так же неестественно, как гладко выглаженный костюм на человеке, который годами носил только форму.

Слышно было, как у него перехватило дыхание; потом прозвучал вымученный смешок, сухой, будто кто-то провёл ногтем по пустой бутылке.

— Ха-ха… ну ты! Тебе этот костюм для верховой езды прямо невероятно идёт, — произнёс он, растянув губы слишком широко, чтобы казаться искренним.

Тяжёлая ладонь хлопнула по плечу — движение неловкое, угловатое, с отдачей, будто по спине шлёпнуло сырое полотнище. Аккуратнее сыграть он не мог.

Возможно, чрезмерные ожидания были ошибкой. Ведь откуда взяться у Реймона той мягкой, ласковой уверенности, что обычно исходила от дедушки Киссинджера? Да и относился он ко мне… не то чтобы тепло. Просто совпали интересы. Это всё.

И всё же он старался. По-своему, но честно.

— Как насчёт того, чтобы стать напарником у Джерарда? — продолжил он, словно боясь оставить паузу без слов.

— Напарником? — пальцы невольно сжали перчатку, чувствуя под кожей тонкие нити шва.

— Так у нас принято. Даже если человек умеет ездить, местность может быть незнакомой. Поэтому каждому гостю дают «бадди». Ты с Джерардом отлично ладите, да?

— Да, вполне слаженно работаем.

— Вот видишь! Говорил же! — Реймон расплылся в самодовольной гримасе, словно именно он свёл нас вместе.

Конечно, каждое слово заранее было вложено ему в рот.

Это давало свободу для манёвра — и именно она сегодня требовалась больше всего.

Предстояло переубедить Гарольда и Патрицию — опору побочной ветви рода. Задача, мягко говоря, непростая. Их лояльность к Руперту была глухой и неподвижной, как стена из векового камня.

— Они преданны до фанатизма. Ни за что не сделают шаг против Руперта. А Руперт видит в тебе опасность, человека, который околдовал простодушного Джерарда… — всплывали в памяти слова.

Такие люди никогда добровольно не вступят в разговор с тем, кого считают угрозой.

Пришлось перевернуть доску иначе. Движение было простым и почти элегантным:

— Добавить в игру Реймона.

Если сделать его мозгом всей операции… рождается новая картина. Настоящая угроза — Реймон. А Сергей Платонов — лишь пешка, которой тот ловко пользуется.

При таком раскладе следующий шаг Руперта можно предугадать безошибочно.

— Решит испытать… или переманить, — тихо шевельнулись губы.

Он либо пришлёт своих верных, чтобы проверить почву, либо попробует заключить сделку.

И получается, стоило просто оставить пространство пустым — и они сами подошли бы первыми.

Поэтому Реймону и досталась роль «мозгов». Так было нужно. Так доска становилась шире, а ходы — яснее.

Сквозняк тянул по конюшне терпкий запах сена и влажной древесины, когда голос Реймона в очередной раз прозвучал надсадно бодро:

— Всегда был уверен в твоих способностях!

Получилось у него криво, натянуто, словно чужой репликой давился. Приходилось шёпотом подсказывать, как смягчить взгляд, как вложить в слова тепло, сделать похвалу хоть немного похожей на настоящую… но всё впустую. Похоже, сам процесс произнесения комплимента для него был чем-то сродни мучению.

В конце концов пришлось оставить затею — пусть фальшь остаётся фальшью.

В этом, собственно, и был смысл. И чем неловче Реймон изображал близость, тем убедительнее картинка смотрелась в глазах Руперта: будто Сергей Платонов — человек мягкий, управляемый, легко поддающийся влиянию.

«Сработает ли?..»

Неожиданно — да.

Через какое-то время у ног раздался хруст гравия, и появился мужчина с проседью в висках, с тонким ароматом дорогого мыла и свежей утренней росы на камзоле.

— Вы, должно быть, Сергей Платонов? — произнёс он учтиво. — Гароль. Сегодня веду охоту как мастер фоксхаундов.

Имя хорошо знакомое: Джуди предупреждала, что именно его надо попытаться склонить на нашу сторону.

— Слышал, немного раньше приходилось сидеть в седле. Когда в последний раз держались за повод?

— Давненько… — прозвучало, а под пальцами, спрятанными в перчатках, будто заныло забытое ощущение кожаных ремней.

— Тогда сегодняшняя скачка может показаться тяжеловатой. Лучше бы подобрать спокойную лошадку… но тут важно и взаимное чувство. Если есть минутка, можно пройтись вместе и выбрать подходящую?

Вопрос был прозрачен: Гарольд хотел увести подальше от людских ушей, намекая на разговор, которого в присутствии посторонних не бывает.

Но что странно…

Реймон молчал как камень.

Ни нахмурился, ни сделал попытки проявить осторожность, будто напрочь забыл, что по плану Сергей — его пешка, важный элемент расклада. Такой человек не отдаёт ценную фигуру первому встречному. Должна была быть хоть тень беспокойства, хотя бы формальный протест. Но он лишь еле заметно кивнул.

Абсурд.

Чтобы и звук хлопка получился, нужны две ладони — а тут будто никто не собирался подыгрывать.

— Можно? — пришлось спросить у Реймона, как школьник, просящий разрешения пойти гулять.

И только тогда до него дошло, что пора бы вступить в роль. Он встрепенулся и, совершенно запоздало, вмешался:

— А разве так уж необходимо забирать Сергея? Лошадей мы и так выбираем по очереди…

Опоздал он секунд на двадцать, если не на тридцать. Почти провал.

И всё же, к удивлению, ситуация повернулась удачно.

— Я предложил лишь потому, что слышал: он приятель Джерарда, — ответил Гарольд уже холоднее.

— Не думаю, что нужны какие-то особые почести. Вряд ли уж вы так благоволите к Джерарду, — отрезал Реймон.

Голоса их столкнулись, как два клинка — тонко звякнули. Гарольд при этом ощутимо напрягся, будто выпрямил плечи. В воздухе повисла натянутая тишина, пахнущая конским потом и холодным дыханием животных.

Напряжение оказалось даже на руку.

Пришлось вмешаться, изображая неловкость, будто не понималось, что из-за меня спор разгорается:

— Не стоит спорить, правда. Мы позже вместе посмотрим лошадей.

Слова прозвучали мягко, почти извиняюще, и предложение Гарольда пришлось отклонить.

Причин было две.

Первая — важнейшая: нужно было укрепить образ, будто вся игра строится под руководством Реймона, а Сергей Платонов — лишь та фигура, за которую тот держится побелевшими пальцами.

От будущей лисьей охоты пахло сырой землёй, прогретыми солнцем седлами и лёгкой нервозностью людей, которые пытались скрыть своё волнение за степенными жестами. Мне вовсе не улыбалось вести серьёзный разговор наспех, под цокот копыт и ржание лошадей — слишком уж суетливо. Время ещё будет, думал я. Возможность никуда не денется.

Но чтобы уж точно оставить за собой открытые двери, я мягко намекнул Гарольду:

— Благодарю за участие. Позже хотелось бы поговорить подробнее.

Гарольд кивнул сухо, будто между делом, но в его взгляде мелькнуло понимание — он уловил мой сигнал.

Потом началось целое представление, обрядовое и растянутое, как положено древней традиции. Сначала выступил Руперт — глава семейства, неторопливо, почти торжественно. Его голос, густой и слегка хрипловатый, расплывался по охотничьему полю, будто дым костра. Он говорил о чём-то возвышенном: о сплочённости, чести, старых порядках. Ветер таскал края его плаща, и от него пахло дублёной кожей и старым деревом.

Гарольд, мастер охоты, продолжил — объяснил правила. Его речь звучала проще, ближе к земле:

— Маршрут уже проложен, запах… проложен тоже.

Настоящих лис тут, конечно, никто давно не гонял. Всё заменили заранее пропитанной лисьим ароматом тряпицей, которую волокли по полям и рощам, чтобы гончие имели след. Я ещё вспомнил разговор с Джерардом за День благодарения — как ляпнул тогда: «Охота — это игра, где ты приходишь в зоопарк с ружьём». Он тогда чуть не взорвался. Теперь понятно почему. Видимо, задел его за живое — традиции эти давно превратились в обряд, в красивую постановку с лошадьми, собаками и обязательным благословением.

— Да ниспошлёт Господь удачи сегодняшнему пути.

Священник окропил гончих святой водой. Те нервно переступали лапами, фыркали; от мокрой шерсти потянуло запахом зверя и влажного камня.

Потом подали «stirrup cup» — крепкий фруктовый напиток, густой, терпкий, будто сок спелой сливы, настоявшийся на солнце. Им, по традиции, желали охотникам удачи и чтобы никто не свернул себе шею на прыжках.

Когда весь обряд наконец скрипуче закрылся, словно крышка сундука, Харольд снова вышел вперёд и стал распределять участников по группам. Три «полёта»: первая группа — самая быстрая, вместе с гончими; вторая — поспокойнее, идёт следом; третья — наблюдатели на возвышенностях.

— Шон… его во второй полёт. Опыт есть, но местность для него новая.

Рейчел, Джерард и Реймонд попали в первый. Я один — во второй. И понятно почему. Гарольду так удобнее завести меня в сторонку, когда представится случай.

Но…

Опять эта нелепая тишина.

Ни Джерард, ни Реймонд даже не попытались возразить. Никакой игры, никакого намёка на сопротивление. Словно — забыли, какую роль должны играть.

Ну почему, ну почему у моего окружения такая жалкая драматическая жилка?..

Я негромко кашлянул — специально, чтобы хоть кто-то из них очнулся. Сработало. Джерард встрепенулся:

— Шон говорил, что сможет брать препятствия. Я его напарник — подстрахую. В первой группе он справится.

Но роль возмущённого товарища у него вышла почти комично: слишком запоздало, слишком слабо. Естественно, Гарольд его протест отмёл одним движением:

— Решение окончательное.

И всё вернулось в колею традиции.

— Интересно, хватит ли такого уровня актёрства… — подумал спокойно, чувствуя, как ветер приносит запах лошадиного пота и влажной травы.

Гарольд тем временем медленно окинул взглядом людей второго полёта и вдруг ткнул пальцем в одного из участников.