Дочь шамана. Рассечение.

Глава 47

Потом стало очень громко. Множество звуков слились в один – оглушительный. Захохотал откуда-то с неба древний рогатый бог, затряслась земля, с треском раскололся камень, да еще обрушились те остатки сарая, которые до этого момента еще каким-то чудом стояли. Охнув, рухнула на колени тетка, ее прикрыл с собой отец.

Ася, которую чудом не зацепило обломками, смотрела, как топор исчезает в том, что еще недавно было камнем. Ленин весь превратился в свет, в раскаленную лаву, вокруг него горел даже воздух.

- Прости... – голоса у Аси оказывается не было. – Я не хотела!

Услышать ее было некому.

Камень исчез.

Северное сияние над головой погасло, и наконец, наступил рассвет. В мир вернулись запахи – пыли, сырой земли, близкого березового леса, скошенных лугов, на которых прели летние травы.

Где-то очень далеко в последний раз усмехнулся Мяндаш и сказал:

- Да будет так!

А потом он ушел.

Ася почувствовала этот момент очень остро, потому что исчезла огромная сила, давившая на нее, кажется, вместе с небом. Она снова смогла дышать. Земля там, где стоял камень, уже успела остыть, и девушка зашарила по ней, тщетно пытаясь найти хоть что-то.

Ленина здесь не было.

- Я что, его убила? – язык слушался плохо, и слова дались Асе с огромным трудом.

Впрочем, и спрашивать-то у кого?

Отец обнимал тетку и ошалело таращился на нее, а еще - на светлевшее небо.

Черный тоже куда-то подевался и упорно молчал, не отзываясь на весьма громкие, хоть и мысленные призывы.

Больше разговаривать было не с кем.

Ася вдруг почувствовала себя очень маленькой и одинокой, не частью неведомой тысячи тысяч, а лишь песчинкой, которую несет куда-то безжалостный ветер пустыни вместе с еще миллиардами таких же.

Она села, привалившись спиной к расколотой бочке, и закрыла лицо руками.

- Я поняла, - тихо сказала она.

- Что? – заинтересовался отец.

Тетка молчала.

- Похоже, у меня больше нет силы.

Плакать Ася не смогла. Встать, пойти куда-то, заговорить – тоже. Она, кажется, иссякла полностью, в теле ни осталось ни капельки энергии, и девушка сидела безвольной куклой посреди собственноручно устроенного погрома. К ругани отца с теткой даже не прислушивалась. Да и гудело в ушах так, будто забралась в электрическую подстанцию.

- Пойдем, - кто-то вдруг тронул ее за плечо.

Ася вздрогнула, будто проснулась.

Отец стоял над ней, растрепанный, жалкий, весь в копоти и пыли. Волосы колтуном, одежда лохмотьями. Не хватало только запаха перегара и может еще мятой сигареты в уголке рта.

- Леена тебя не убила? – скрипнула Ася.

- Не полностью, - пожал плечами Сорьонен. – Вставай, хватит тут сидеть. Надо как минимум поесть и помыться.

- Не хочу.

- А я тебя не спрашивал, хочешь ты или нет, - мягко, но настойчиво сказал доктор. – Я же врач, забыла?

- Ты самый сильный шаман на свете, - поправила его Ася почти что с досадой, но все-таки повисла на крепкой, хоть и тощей отцовской руке.

Встать удалось не сразу. Ноги не держали, подкашивались, и в конце концов Сорьонен просто взял ее на руки и медленно понес прочь из руин. Она висела, припав щекой к костлявой отцовской груди и слушала, как часто и громко колотится у того сердце.

- Надо поесть, - повторил доктор. – Силы же откуда-то должны браться, верно?

- Меня тошнит, если честно, - призналась Ася. – И во рту как цыгане ночевали.

Сорьонен хихикнул.

- У вас тоже так говорят?

- Ну, я постаралась выразиться культурно, - слабо усмехнулась Ася. – Вдруг наругаешь?

- Я был очень хреновым отцом, да? – вдруг спросил доктор.

Его дочь прикрыла глаза и на секунду задумалась. Потом решила ответить, как есть:

- Я тебя ни разу не видела, - сообщила она. – Поэтому не знаю.

В сауну ее повела тетка, еще молчаливая и хмурая, но почему-то совсем не страшная. Леена была в общем точно такой же, как дома, с той лишь разницей, что говорила по-фински и по-немецки и еще почему-то казалась мягче. Может быть, тут она не была заслуженным работником системы образования?

- А кем ты работаешь? – задумавшись всерьез над этим, спросила Ася.

- Кем работаю? – Леена искренне удивилась вопросу. – Как все! В огороде и в поле еще, когда мужиков не хватает.

- А профессия у тебя какая? На кого училась?

Тетка по-прежнему не понимала, и Ася догадалась, наконец, что в этом мире, возможно, женщины еще ни на кого не учатся и не знают даже, что так вообще может быть. Что видела тетка, живя в милой деревушке у озера и выбираясь изредка в город за покупками? Леса, поля, болота и маахисов?

- Я если что, медсестрой могу, помогать, - призналась женщина. – Отец учил, пока живой был. И его вот тоже, - она махнула головой в сторону дома, где дожидался своей очереди Сорьонен.

- Вы же не родные?

- Ну да, - вздохнула Леена. – А что?

- Да так, - Ася пожала плечами. Даже это движение потребовало от нее больше сил, чем оставалось в напрочь измученном организме. – Там, в моем мире... ты веришь?

Тетка молча кивнула и взялась разводить в тазу мыльную пену.

- Ты меня вырастила вместо мамы, представляешь? Меня и брата.

- Да лучше б и вправду я, - вздохнула тетка. – А то маетесь там где-то на Востоке. Что там хорошего? Чахотка одна да социалисты.

Видимо, эти бедствия в иерархии Леены были примерно равны, и Ася не могла с ней не согласиться.

- Отец обещал убить Ленина на дуэли, - брякнула она.

И замолчала. Ее собственный Ленин исчез, кстати, вместе со злополучным топором. Думать о том, что она его убила, не хотелось совсем, но никакой разумной альтернативы в голову не приходило. Ася гоняла по кругу одни и те же мысли, но ничего приличного сообразить не могла. В итоге она пообещала себе попросить у отца те книги, где он вычитал этот проклятый ритуал, и попытаться разобраться самой. Вдруг, найдутся подсказки.

На крайний случай она вызовет Мяндаша снова. Правда, придется где-то найти жертву... интересно, подойдет ему, например, коза или парочка куриц?

- Этот может, - неожиданно весело хмыкнула тетка. – Пока в столице жил, недели не проходило, чтоб не порешил кого-нибудь.

- А разве так можно?

- Кто ж запретит, дуэли – дело благородное! – тетка воздела к закопченному потолку сауны округлый палец с обломанным ногтем.

В асином мире Леена носила безупречный маникюр. Ногти всегда были бритвенно-острые, обычно, ярко-красные, по большим праздникам – с рисунками в виде котят или снежинок. Ян теткиного маникюра откровенно побаивался, справедливо полагая, что в неблагоприятной ситуации запросто получит им по лицу.

Эта Леена много и тяжело трудилась в деревне. Какой уж ей тут маникюр, землю-то не вытащить из-под обломков ногтей.

- Это так странно, - вздохнула она. – Миры такие разные, а люди в них одни и те же. Почему так?

- Это ты у отца своего спрашивай, - отмахнулась Леена. – Для меня все одно. Мыться давай, а то у тебя в волосах половина моего сарая!

Ася покорно подставила голову, и тетка вылила на нее сразу полный таз теплой воды, а потом стала выбирать ветки и щепки, ну и все остальное, что успело скопиться за последнее нелегкое время.

- Ты когда голову-то мыла, неряха? – ворчала Леена.

- Сложно сказать, - мыльная пена щипала глаза, и Ася морщилась, - Дома еще, наверное. Так, чтоб по-настоящему. Или в Столице, у баронессы... знаешь ее?

- Какая там еще опять баронесса? При живой-то жене! – возмутилась тетка.

- Мартин!

- А, эта баронесса... наслышана.

- Она не умерла? - вдруг спохватилась Ася. Кажется, прибегал недавно Ковальский с круглыми глазами и кричал, что видал крест на церковном кладбище. Но то было, если она не путает, уже в совсем другом мире.

- С чего бы ей? – удивилась тетка. – Думаю, живет себе и здравствует. Чего не сказать о твоей матушке. Вот куда он ее подевал, хоть ты мне объясни?

- Это будет очень плохой ответ, - предупредила девушка.

Тетка отставила таз.

- Догадалась уже, - буркнула она. – Но ты все-таки скажи.

- Ну, я думаю, ее унес Мяндаш. Это такой бог у саамов. Какой-нибудь верховный олень, наверное. Мы с ним раньше не встречались.

- Мяндаш, значит, - повторила Леена. – А на что она ему?

- Мне тоже хотелось бы знать. Теоретически, олени людей не едят. Может, забрал в свои небесные чертоги?

- Чертоги, говоришь?

- Это только предположение. Я пыталась ему помешать, но вместо этого сделала только хуже.

- Вот это вряд ли, - возразила тетка с неожиданной сердечностью. – Хуже, чем твой папаша, едва ли кто сможет!