Егор Смирнов: каникулы в СССР. Том 1

Глава 12

— Ну вот, а так хотелось спокойно посмотреть Спортлото, а потом и Будильник, — угрюмо пробурчал я себе под нос и быстро пошел к себе в комнату, чтобы найти, во что одеться. Не в трусах же, в самом-то деле, беседовать с представителем власти.

Быстро напялив на себя штаны и майку поприличнее, я прислушался. И тотчас раздался настойчивый стук в дверь. Я глянул в сторону Ани. Она беспокойно заворочалась во сне, но глаза не открыла. Поплотнее прикрыв за собой дверь, я вышел в прихожую. В это время там уже возвышалась фигура участкового.

Отец, привлеченный непривычно громким стуком, тоже вышел из комнаты. Одет он был с иголочки: брюки, рубашка с расстегнутым воротом и пиджак. Это была его повседневная форма одежды. На его чисто выбритом лице не было ни следа вчерашней пьянки. Меня всегда удивляла эта его необыкновенная способность выглядеть с утра так, словно вчера ничего и не было.

Нахмурившись, он посмотрел на участкового, потом перевел вопросительный взгляд на меня, а затем снова взглянул на милиционера. Эта пантомима немного остудила пыл блюстителя порядка и он, поздоровавшись, вежливо обратился к отцу:

— Юрий Александрович, мне нужно побеседовать с вашим сыном. Где мы можем это сделать?

— Аня еще спит? — спросил отец у мамы. Та молча кивнула в ответ.

— Тогда проходите в мою комнату, — и отец, открыв дверь, пропустил участкового вперед.

После этого он окинул меня оценивающим и несколько удивленным взглядом. В его глазах не было злости, скорее даже какая-то растерянность. Ведь у меня никогда до этого не было проблем с милицией.

Мы все, в том числе и мать, зашли в комнату, которая к этому времени была уже идеально прибрана и даже проветрена. От отца, конечно, слегка попахивало перегаром, но на уважительное отношение участкового это никак не повлияло. Отец указал ему на единственный стул, расположившийся слева от стола. Мы же все уселись на кровать: мать с отцом по краям и я в середине.

Участковый, прокашлявшись, посмотрел на меня, потом на отца и начал:

— Юрий Александрович, до меня дошла информация, что ваш сын вчера вечером участвовал в драке и нанес ощутимые телесные повреждения одному мальчику.

После этих слов отец вновь бросил удивленный взгляд в мою сторону, но затем снова посмотрел на участкового и, хмуро прищурившись спросил:

— Что за мальчик? И при каких обстоятельствах это произошло?

Участковый сухо пожевал губами, еще раз откашлялся и ответил:

— Прежде чем выкладывать имеющуюся у меня информацию, я бы хотел послушать вашего сына. Наверняка, он сможет рассказать что-то новое по этому поводу. — И Роман Евгеньевич вопросительно уставился на меня.

Отец тоже повернулся ко мне и молча поднял правую бровь, намекая на то, что пора начинать отвечать на вопросы участкового.

— Пап, они первые на меня напали. И к тому же их было двое, а я один. — В моем голосе прозвучала неприкрытая обида.

Сейчас мне позарез надо было идеально сыграть роль малолетнего мальчишки, чтобы не вызвать никаких подозрений у милиционера.

— Кто на тебя напал? — поиграв желваками, спросил отец.

— Никитин с Орешкиным! Один схватил меня сзади за шею, а второй хотел избить, — прогнусавил я.

Отец непонимающе посмотрел на участкового, потом перевел взгляд на меня.

— Никитин? Тот наглый паскудник, который Пашку Тимофеева избил? — грозно спросил отец.

— Ну да! Он старше меня на два года. Что мне оставалось делать? Они вдвоем против одного полезли! — со злостью ответил я.

— Кто-нибудь еще это видел? — сверкнув глазами, спросил отец.

— Ну конечно! Серега Сабуров. Все произошло у его огорода.

Участковый тут же что-то записал в небольшой блокнот.

— Сабуровы… — задумчиво пробормотал он. — Это те, что на втором этаже живут?

— Да, — ответил отец. — Их сын ровесник Егора.

Участковый кивнул и внимательно на меня посмотрел.

— Егор, расскажи, что вы не поделили с этими двумя? Просто так на людей не нападают, — спросил он.

— Я Никитину вчера случайно затылком по носу попал. В магазине. Он наклонился ко мне и потребовал двадцать копеек. Сказал, что иначе хуже будет. Я в это время нагнулся к витрине, кефир выбирал. Ну и от неожиданности и испуга выпрямился и попал ему головой в нос. Это все видели. Тетя Маша, директор магазина, может подтвердить. — Я для убедительности шмыгнул носом. — Никитин после этого выбежал из магазина. А я испугался, что он меня в подъезде подкараулит и попросил Евгения Ивановича, из соседнего подъезда, меня проводить. И не зря. Никитин ждал меня на втором этаже. Когда он увидел дядь Женю, то сбежал, но крикнул, что убьет меня. А вечером мы пошли с Серегой теплицы закрывать. И они вдвоем с Орешкиным выскочили на меня из-за гаражей. — Я немного помолчал, попытавшись выдавить слезу, а потом пронзительно взглянул на участкового и надрывно спросил: — Почему они так со мной? В чем я виноват? Я же не хотел им ничего плохого!

Все время, пока я рассказывал, участковый продолжал строчить что-то у себя в блокноте. Когда он закончил, то внимательно на меня посмотрел и спросил:

— Егор, тогда вот что мне скажи: как так получилось, что Дмитрий Орешкин получил во время драки травмы, а на тебе даже царапины нет, кроме вон того синяка на руке. — И Роман Евгеньевич кивнул на мою правую ладонь.

Я быстро проанализировал его слова и сделал два вывода. Во-первых, наш участковый очень наблюдательный мужик, да и в деле пытается разобраться тщательно, а не для галочки. А, во-вторых, жалоба поступила только от Орешкина. А если уж быть совсем точным, то, скорее всего, от его родителей. Про травмы Никитина участковый ни словом не обмолвился.

И раз уж Роман Евгеньевич заметил мой синяк, то определенно уже имеет понятие о характере травм, полученных Орешкиным. Голыми руками такие не нанести. А значит и отпираться от того, что я использовал подручные средства, не имеет смысла.

— Я его болтом ударил, — опустив взгляд в пол, ответил я.

— Болтом? Каким таким болтом? — удивленно спросил участковый.

— Я у Бориса Сергеевича, который на Волге на погрузчике работает, взял болт для воздушного змея. На него удобно бечевку наматывать. И он не сломается, — понуро произнес я. — Он у меня в кармане шортов лежал, когда на меня Орешкин сзади напал. Ну я его вытащил и… вот… — развел я руками.

— Ясно, — ответил участковый, удивленно поглядывая на меня. — А где сейчас этот болт?

— Не знаю, — пожал я плечами. — Я его выронил во время драки. А потом был так напуган, что даже искать не стал.

Роман Евгеньевич снова что-то записал в блокнот.

— У меня к тебе еще один вопрос, Егор. Последний. — Участковый посмотрел на меня пристальным взглядом. — Скажи, кто тебя так драться научил? Удары наносились профессионально. В нужные области. У меня создалось впечатление, что ты точно знал, что делать и как вывести нападавших из строя, не причинив им серьезных ранений.

И вот тут я поплыл. У меня не было вразумительного ответа на вопрос участкового. А ссылаться на стрессовую ситуацию, в которой я, по идее, должен был паниковать и сыпать беспорядочными ударами, не имело смысла. Передо мной все-таки был профессионал, а не обычный обыватель, которому можно легко запудрить мозги.

Я упрямо молчал и смотрел в пол, не смея поднять глаза на участкового. При этом мой мозг лихорадочно работал, перебирая варианты и пытаясь выбрать из них наиболее правдоподобный. Но, как назло, ничего более-менее сносного я придумать пока не смог.

— Егор? — строго спросил Роман Евгеньевич, прерывая затянувшееся молчание.

И тут неожиданно ко мне на помощь пришел отец.

— Это я его научил, — хриплым голосом ответил он.

— Вы⁈ — удивленно воскликнул участковый, явно не ожидавший такого поворота событий.

— Да, я! — теперь уже совсем твердым голосом ответил отец.

— Я, конечно, понимаю, что вас, Юрий Александрович, в разведке еще и не такому учили, но зачем же таким опасным приемам обучать своего малолетнего сына? — В голосе участкового прозвучало искреннее удивление.

— Чтобы умел дать отпор всякой шпане! — разгорячившись, ответил отец. — А вы что хотели, Роман Евгеньевич, чтобы у меня сейчас Егор в больнице с отбитыми почками, сломанным носом и переломами лежал? Я, товарищ участковый, вам прямо и откровенно хочу заявить, что горжусь поступком своего сына! Вы же сами прекрасно знаете, что этот Никитин стоит на учете в вашем ведомстве, а Орешкин везде с ним таскается и тем самым жизнь свою губит. Родители-то у него неплохие. Отец — на лесозаводе мастером трудится, мать рядом в магазине работает. Вот может после этого они мозги-то ему и вправят, что не стоит с этим хулиганом Никитиным общаться. Ну и, если уж как следует разобраться, то, может быть, мой сын этому Орешкину еще и услугу сделал, заставил, так сказать, задуматься, что не все так гладко складывается на преступной дорожке. Да к тому же не дал ему стать соучастником преступления. Ведь это уже не просто случайное одиночное нападение, тут налицо действие группы лиц по предварительному сговору. Я это дело так не оставлю, можете не сомневаться! — строго глядя на участкового, подытожил отец.

— Ну что же вы так горячитесь, Юрий Александрович, — примирительно ответил Роман Евгеньевич. — Никто и ни в чем вашего сына пока не обвиняет. Вы и меня поймите. Я просто выполняю свою работу. Поступило заявление от потерпевшего. И мне надо выяснить все обстоятельства произошедшего.

— Значит родители Орешкина подали официальное заявление в милицию? — гневно проговорил отец. — Тогда и я напишу ответное!

— Пап, не надо! — прервал я отца. — После этого со мной друзья общаться перестанут. У нас так не принято.

Отец удивленно воззрился на меня, а потом, когда до него, наконец, дошел смысл моих слов, он ответил:

— Ну, хорошо! Тогда я пойду к отцу этого Орешкина и поговорю с ним по-мужски! — И он раздраженно ударил кулаком по ладони.

Участковый нервно сглотнул и попытался успокоить отца:

— Не надо ни с кем говорить, Юрий Александрович. Я опрошу всех свидетелей и, если версия вашего сына подтвердится, то сам побеседую с родителями пострадавшего. Уверен, что когда они узнают правду, то сами заберут заявление.

— Точно поговорите, Роман Евгеньевич? — с подозрением взглянув на участкового, спросил отец.

— Даю вам честное партийное слово, Юрий Александрович, — твердым голосом ответил милиционер. — А теперь прошу меня извинить, мне пора. Надо еще по нескольким адресам пробежаться.

— А что с Димкой-то? — с деланным испугом в голосе спросил я.

Мне важно было знать, не получил ли он дополнительных травм, которые тоже легко могли списать на меня. Я знал подлость Никитина и предполагал, что тот мог свалить на Орешкина вину за свой позорный проигрыш и устроить своему товарищу хорошую взбучку.

Участковый посмотрел на меня, раздумывая, стоит ли отвечать на мой вопрос. Но увидев хмурое и вопросительное лицо моего отца, сразу заговорил:

— Ушиб паховой области и перелом носа.

Так я и знал, что этот урод Никитин даже друга своего не пожалеет. Похоже, у него совсем крыша поехала.

— В нос я ему не бил, — глядя прямо в глаза участковому, заявил я. — Когда он убегал, нос у него был целый. Насчет паха — не отрицаю, но не нос, — уверенно повторил я.

— Зафиксируйте это там у себя в блокноте, Роман Евгеньевич, — тут же подключился отец. — Похоже, что Никитин отдубасил своего дружка после позорного бегства. — И на лице отца заиграла злорадная улыбка.

Участковый согласно кивнул и, достав блокнот, сделал еще пару пометок.

Я удивленно посмотрел на отца. В этот момент я увидел его совсем с другой стороны. Меня шокировало то обстоятельство, что он, всегда такой безучастный и равнодушный, принимал сейчас деятельное участие в моей защите и был всецело на моей стороне. В нем произошла просто невероятная перемена. И эта перемена мне очень понравилась.

Когда за участковым закрылась дверь, отец повернулся ко мне. Мать при этом, опасливо поглядывая на супруга, загородила меня от него.

— Юра, успокойся, — дрогнувшим голосом произнесла она.

Но отец и не собирался злиться. На его лице неожиданно заиграла довольная улыбка. Он легонько отодвинул мать и протянул мне руку.

— Молодец, Егорка! — весело сказал он, крепко пожимая мне руку. — Так им и надо! Настоящим мужиком растешь! Весь в отца!