Егор Смирнов: каникулы в СССР. Том 1

Глава 4

Я определенно знал, кто сейчас стоит за моей спиной. Звали этого типа Вовка Никитин. Был он старше меня на целых два года. Когда тебе одиннадцать — а именно столько мне исполнилось двенадцатого мая — а твоему оппоненту тринадцать, то разница в росте и весовых категориях здесь довольно ощутима.

Я помнил по своему печальному детскому опыту, что этот парень всегда добивался от меня, чего хотел. А еще я знал, что разговаривать с ним бесполезно.

Поэтому я просто молча переложил авоську с хлебом и пустой молочной бутылкой в левую руку и немного склонил голову вниз, якобы, чтобы поглядеть на карман в шортах, где лежали деньги. Тем временем рука Никитина продолжала лежать на моем плече. Он немного наклонился ко мне, чтобы, видимо, посмотреть, как я буду доставать деньги. Я даже почувствовал его горячее дыхание на своем затылке.

А в следующий миг я резко приподнялся на носках и ударил затылком в том направлении, откуда до этого доносился ненавистный для меня голос. Мне было важно ударить выше линии рта. Если попасть затылком в зубы, то это может обернуться ощутимым ранением головы, особенно в том случае, когда один из зубов пробьет кожу и туда попадет грязь или загнется и прорастет внутрь волос.

И я попал как раз туда, куда и хотел: прямо в кончик носа обнаглевшего отморозка. А потом для верочки резко рванул корпусом вправо и локтем приложился в район печени Никитина. Рука с моего плеча мгновенно исчезла и у меня за спиной раздалось сдавленное мычание.

Я резко обернулся, театрально округлив глаза и разинув рот. Передо мной стоял Никитин, зажимая обеими руками нос и согнувшись в правую сторону. Сквозь его скрюченные пальцы обильно сочилась кровь. Глаза у Вовки были сощурены от боли и из них лились слезы. Это было не от страха или обиды, а скорее из-за естественной реакции организма на сильный удар по носу.

— Вовка, прости! Я не хотел! Я не знал, что ты сзади стоишь!

А это уже была игра на публику. Взоры всех, находящихся в магазине, обратились в нашу сторону.

— Помогите! Я не хотел! Я нагнулся выбрать молоко, что-то вдруг услышал и от испуга разогнулся обратно. И попал ему прямо по носу! Может скорую вызвать⁈ У вас же есть телефон. — И я максимально испуганным взглядом посмотрел на бледную продавщицу молочного отдела.

Из подсобки выбежала директор магазина, а любопытствующие покупатели оторвались от своих дел и стали собираться вокруг нас.

Никитин, увидев к чему идет дело, гневно сверкнул на меня глазами, развернулся и выбежал из магазина.

Я сделал вид, что мне сильно поплохело, сел на пол, оперся спиной о молочную витрину и обхватил двумя руками авоську с хлебом.

— Меня что, теперь в милицию заберут? — испуганно оглядываясь по сторонам, спросил я. — Я же этого не хотел. Я не виноват.

Ко мне протиснулась директор магазина и присела передо мной на корточки.

— Никто тебя не заберет, Егор. Все же видели, что это случайность. Ведь правда, товарищи? — И она грозным взглядом оглядела всех присутствующих.

Спорить с директором продуктового магазина было себе дороже и поэтому отовсюду сразу донеслись одобрительные возгласы. А один из выпивох с галерки даже прикрикнул:

— Этот Никитин — хулиган. Будущий уголовник, точно вам говорю, товарищи. Поделом ему!

Одобрительный гул вокруг усилился.

Пока все идет по плану, подумал я, внутренне улыбаясь. Теперь надо упрочить у окружающих впечатление, что я всего лишь невинная жертва.

— Он же меня убьет! — Я испуганно поглядел на лица собравшихся. — Что мне делать? Он, наверное, в подъезде ждать меня будет.

Именно так в большинстве случаев и поступал Никитин, а потом воспитывал своих жертв, запинывая их в угол лестничной площадки. И если попавшийся под горячую руку ребенок не хотел повторения взбучки, он должен был вести себя тихо.

— Не бойся, Егорка, мы тебя проводим! — снова раздался голос того же мужика, что до этого ругал Никитина.

А мне только этого и было нужно. Согласитесь же, что неудобно драться или делать ноги, когда у тебя в руках авоська с продуктами. Да и кефира с батоном после этого небольшого приключения мне, если честно, еще больше захотелось. А как поем, там можно и с Никитиным дальше разобраться, если он, конечно, захочет. Еще один удар по разбитому носу может окончательно отбить у него желание связываться со мной. Хотя бы на ближайшее время.

— Спасибо вам, — радостно ответил я, поднимаясь на ноги. — Я только сейчас быстро кефир и масло сливочное куплю, хорошо?

Директор магазина благосклонно-снисходительно покосилась на мужиков, отоварившихся водкой, один из которых так рьяно сейчас встал на мою защиту, а потом сказала продавщице молочного отдела:

— Зин, подвесь Егору «Крестьянского». Тебе сколько?

— Грамм двести, теть Маш, — вспомнил я, наконец, имя директора.

Она кивнула Зине, которая тут же принялась отрезать большим ножом на деревянной разделочной доске порцию сливочного масла от большого куска, извлеченного из закрытой стеклом витрины-холодильника. Отрезав примерно грамм двести на глаз, она завернула получившийся кусочек в оберточную бумагу и водрузила на широкую площадку больших синих весов «Тюмень», на которых, словно на часах, большая стрелка показывала вес товара. Деления там были только до килограмма. И если вес товара получался больше, то в этом случае на другую площадку весов, которая была поменьше, ставили гири, чтобы компенсировать избыток веса.

Для моего кусочка масла гири не понадобились. Продавщица взяла маленький клочок бумажки, что-то на нем быстро написала и подала мне. Я сначала не понял, что это такое, но, благо, вовремя вспомнил и забрал из ее рук эту бумажку. В нашем магазине на ней всегда писали вид и стоимость весового товара. На моей было написано: «Масло, 75 коп».

— А вы бутылки молочные сегодня принимаете? — вдруг встрепенулся я, укладывая масло в авоську.

Продавщица заглянула под прилавок и тихо произнесла:

— Давай. Как раз в ящике еще одно место осталось.

И Зина, забрав у меня пустую бутылку, выписала мне еще одну бумажку, по которой я получал кефир всего за пятнадцать копеек. Красота! Я погрузил бутылку с зеленой крышкой в авоську и довольный пошел к кассе, которая располагалась прямо у выхода из магазина.

Кассир осмотрела содержимое моей сумки, забрала бумажки и, произведя быстрый подсчет общей суммы товаров на больших счетах, приколола уже ненужные листочки с ценами на специальную спицу, торчащую из круглой подставки, где уже находилась внушительная стопка таких же бумажек.

— Рубль, одиннадцать, — быстро произнесла кассир и приветливо мне улыбнулась.

Я достал из кармана бумажный рубль и двадцатикопеечную монетку и положил в зеленое пластмассовое блюдечко, намертво прикрученное шурупом к рабочему месту кассира. Она быстро пробила чек, касса открылась и мне выдали девять копеек сдачи. После этого кассир зачем-то надорвала чек и отдала его мне. Я закинул его в авоську и вполне довольный собой вышел из магазина.

На улице меня поджидал тот самый мужчина, который до этого покупал в магазине водку, а потом подал за меня голос.

— Пойдем быстрее, Егорка, — торопливо сказал он, — а то там без меня весь праздник кончится, — и он указал головой куда-то через дорогу.

Я поглядел в том направлении и увидел, что там, в окружении березок, приютился пивной ларек, рядом с которым в небольшой асфальтовый пятачок было вмонтировано два круглых столика. У одного из них и расположилась теперь уже шумная компания мужиков, которые только что были в магазине. Похоже, что они подливали себе водку в поллитровые банки с пивом, которые использовались вместо кружек.

У самого ларька стояла небольшая очередь. Кто-то был с бидоном, кто-то с трехлитровым баллоном, а один мужик вообще стоял с пластиковой канистрой. Разливное Жигулевское пиво стоило недорого по сравнению с той же водкой. И даже если некоторые распускали слухи, что его разбавляют водой и чуть ли ни смешивают с «Димедролом», все равно отбоя от покупателей не было. К тому же разливное пиво, насколько я помню, к нам завозили не так часто, в основном по выходным. В остальные дни ларек стоял наглухо закрытым.

— Идемте, дядь Жень, — я наконец-то вспомнил, как зовут моего невольного сопровождающего, — мы быстро. Только вы меня до четвертого этажа проводите, хорошо? А то Вовка Никитин может в подъезде меня поджидать.

— А батька твой где? — удивленно спросил Евгений Иванович. — Он же в разведке служил. Если честно, — перешел он на шепот, — его многие мужики здесь побаиваются и уважают. Он же от этого Никитина мокрого места не оставит.

Я остановился и осуждающе посмотрел на своего попутчика.

— Ну вы и выдали, дядь Жень. Вы же не хуже меня знаете, что у нас так не принято. Ну, жаловаться, в смысле. У нас пацаны таких стукачами зовут и не общаются с ними. Мне еще повезло, что вы в магазине все своими глазами видели, иначе я бы вам в жизнь ничего не сказал. Да и вообще, будущий мужчина должен сам решать свои проблемы, — с умным видом закончил я.

— А что ж ты тогда меня в помощники позвал, «мужчина»? — усмехнулся Евгений Иванович.

— Да жалко будет, если бутылку с кефиром разобьют и продукты испортят. Мама расстроится. Если б не эта авоська, то я бы сам.

— Ну-ка давай-ка ее сюда. Посмотрим, какой из тебя герой, — ехидно усмехнулся Евгений Иванович, протянув руку к авоське. — Сдается мне ты не случайно этому Никитину в нос зарядил. Интересно посмотреть, что ты дальше будешь делать. Все равно когда-нибудь с этим хулиганом столкнешься. А тут хоть под моим присмотром. Если что, я растащу.

— Вы серьезно? — Я удивленно посмотрел на улыбающегося Евгения Ивановича. — Вас же мои соседки, что на лавке у подъезда дежурят, съедят, если узнают, что вы драке потворствовали. А они сразу на шум прибегут. Вы лучше меня просто проводите. А я уж сам потом как-нибудь с Вовкой разберусь.

Евгений Иванович задумчиво почесал макушку и пробурчал:

— Что верно, то верно. Если там Дуська с Риммой сидят, то с ними лучше не связываться. И кстати, если они спросят, куда это я намылился, скажем, что к батьке твоему. Он у тебя дома сейчас?

— Вроде бы да, — нерешительно сказал я. — У пивнушки его не видели? Если там был, то точно дома.

— А ведь и правда! Приходил он где-то с час назад, залил трехлитровый баллон Жигулевского. Ну давай, идем быстрее, — вновь заторопился Евгений Иванович, вспомнив, видимо, про свою компанию у пивного ларька.

Мы спорым шагом дошли до моего подъезда. Две женщины, сидящие на лавочке, молча смерили подозрительным взглядом провожающего меня Евгения Ивановича. Тот в нерешительности застыл под их строгими взорами.

— Идемте, дядь Жень, папа дома, — тут же решительно заявил я. — Вы же хотели у него инструменты попросить.

— Ах, да, точно, — словно оправдываясь, буркнул Евгений и быстро проскочил мимо меня в открытую дверь подъезда.

Как я и думал, Никитин поджидал меня, сидя на ступеньках между площадкой с почтовыми ящиками и вторым этажом. Выглядел он неважно: весь подбородок был в кровавых разводах, нос распух, а под глазами набухали два фингала. Увидев меня с Евгением Ивановичем, он сразу все понял и криво усмехнулся.

— Никитин, ты что тут забыл? — нахмурившись, спросил мой сопровождающий. — Это не твой подъезд.

Вовка медленно поднялся на ноги и, продолжая злобно ухмыляться, спустился на площадку, где стояли мы с Евгением Ивановичем. Остановившись напротив него, он нагло произнес:

— Вас забыл спросить.

После этого он неторопливо двинулся дальше, делая вид, что хочет меня миновать. Но я хорошо помнил его подлую натуру и понимал, что просто так, не получив хотя бы минимального удовлетворения за свой позор и страдания, он не уйдет. Поэтому я быстро поставил авоську с продуктами на пол, продолжая краем глаза следить за всеми движениями Никитина.

И сделал я это совсем не зря. Дойдя до спуска с лестничной площадки, Никитин стремительно развернулся и занес правую ногу для удара. При этом левой рукой он держался за перила, а правую отвел в сторону, чтобы уравновесить инерцию от резкого движения ногой.

Для меня все эти неуклюжие телодвижения Никитина не представляли особой опасности. Я знал, как нужно действовать. Вариантов было несколько. Самым верным и логичным мне показался тот, где я просто отскакиваю с линии атаки. Благо, позади меня находилось еще около полуметра свободного пространства. Но, вопреки логике, мне чертовски захотелось проучить негодяя. Я не знал, надолго ли я здесь, в этом внезапно вернувшемся детстве, и упускать шанс поквитаться со своим врагом, который нагонял на меня страху, я не собирался.

В то время, как нога Никитина поднялась для удара, я, вместо того чтобы отскочить, сделал быстрый выпад вперед, сократив дистанцию, и уйдя с линии основной атаки. А затем резко ударил Вовку основанием ладони в кончик носа. Бить надо было вполсилы, чтобы не вырубить оппонента. Падение в бессознательном состоянии вниз по бетонной лестнице ни к чему хорошему не приведет. Но даже такой легкий удар по уже сломанному носу мог запросто остудить пыл и бывалого бойца, не говоря уж о Никитине, который, на мой взгляд, был просто зарвавшимся идиотом, голову которого вскружила безнаказанность со стороны его жертв.

Никитин взвыл от боли и схватился за нос. Справедливости ради стоит сказать, что и я от удара Вовкиного бедра отлетел прямо на опешившего Евгения Ивановича. Весовые категории, как я уже говорил, у нас были разные. И мое тщедушное тело не смогло удержаться на ногах, хотя удар оказался не таким уж и сильным.

Евгений Иванович подхватил меня и ошарашенно произнес:

— Ну ты, Смирнов, даешь!

А тем временем на крик Никитина уже бежали две охранницы нашего подъезда. Да и на площадке второго этажа открылась ближняя дверь, и из нее высунулась удивленная голова Виктора Степановича, отца еще одного из моих друзей, Саньки Матвеева.

— Это что вы тут устроили, паразиты⁈ — закричала не своим голосом Римма Андреевна, увидев истекающего кровью Никитина.

Виктор Степанович, услышав ее строгий окрик, быстро сообразил, что тут и без него разберутся, и торопливо исчез за дверью квартиры.

— Успокойся ты! — Евгений Иванович вдруг осмелел и строго посмотрел на Римму Андреевну с подругой. — Он первый на Егорку полез. Вот и получил по заслугам. Посмотри, какой он жлоб огромный!

— Смирнов! Я тебя убью! — тем временем глухо промычал, немного придя в себя, Никитин, и бросился вниз по лестнице.

— Иваныч, это ты что-ль его так отделал? — с легким уважением в голосе спросила Римма Андреевна, провожая подозрительным взглядом убегающего Никитина.

— Куда, там? Это все он! — И Евгений Иванович указал в мою сторону. — Лихо так подскочил, да как хрясь ему прямо в нос. Откуда хоть в тебе столько прыти взялось, а, Егорка? — И он снова удивленно воззрился на меня.

— Не знаю, дядь Жень. — Я попытался посильнее выпучить глаза. — Сам от себя такого не ожидал. Это я от страха, наверное. Никитин еще в магазине пообещал, что прибьет меня, когда я ему случайно по носу головой зарядил. Вы же поэтому меня и провожали, чтобы плохого чего не случилось.

— А я-то думаю, чего этот хулиган к нам в подъезд намылился? — Всплеснула руками Дуся Васильевна. — Еще ведь спросила, паразита. А он знай все рот рукой прикрывает и бурчит мне в ответ что-то непонятное. Ну я и подумала, может зуб у него заболел, и он к Саньке за Анальгином побежал. У самого-то поди-ка дома шаром покати.

— Спасибо, дядь Жень, что проводили. Дальше я сам. — Я поднял авоську с продуктами и направился вверх по лестнице.

— Ты поосторожнее с ним, Егорка, — сочувственно глядя на меня, произнес Евгений Иванович. — Теперь это негодяй от тебя так просто не отстанет.

— Это точно! — поддакнула Римма Андреевна. — Знаю я этого Никитина. Если вобьет себе чего в голову, то не успокоится, пока очередную пакость не устроит.

— Ничего. Разберусь как-нибудь. — Я постарался, чтобы мой голос при этом испуганно дрогнул.

Роль жертвы в глазах окружающих должна была мне помочь в том случае, если я вдруг немного перестараюсь в предстоящем перевоспитании Владимира Никитина, и он нечаянно окажется в больнице. Хотя, я совсем не исключал и того варианта, что в итоге в больнице вместо Никитина могу оказаться я.