Эпикриз с переводом

Глава 6

Разбудил меня детский заливистый плач. Я тут же встала и поспешила проведать переночевавших у меня пантов. Возле двери вовремя вспомнила, что нужно спрятать волосы и лицо. Собрала шевелюру в хвост, надела махровый домашний халат, накидывая капюшон на голову, и взяла из коробочки маску.

В спешке покинула свою комнату и зашла в соседнюю. Растерянная панта в этот момент сидела на кушетке, укачивая кричащую новорожденную. Увидев меня, она обрадовалась и сказала:

— Кричит, не могу успокоить…

Я подошла ближе. Осмотрела ребёночка. От желтушки уже не было следа. Эх, все у этих пантов происходит быстро.

— Хорошенький и здоровый ребенок, — произнесла я.

— Да, но… Кричит и кричит. Чего она хочет?

— Кушать, конечно.

— А… Как?

— Приложи ребенка к груди, остальное сделает природа.

Как бы ни старались вмешиваться в первозданную — лезть, вредить, разрушать под предлогом улучшить и облегчить себе жизнь — природа разумней нас. Даже имея совершенные и новейшие знания в хирургии и фармакологии, люди не всесильны. Природа дает нам все, а если что-то не так — накажет и отнимет. И ничего ты с этим уже не сделаешь. Я научилась это понимать. Ценить… Лучше поздно, чем никогда.

Сунита послушала меня и приложила дочку к груди. Я не стала мешать и оставила их одних. Справится. У пантов инстинкты более первозданны, чем у нас, у людей.

Я направилась в душ. Вчера так умоталась, что сил на водные процедуры не осталось. С удовольствием натерлась мылом и смыла водой пену.

Когда я вернулась в свою комнату, солнце уже вовсю распалило округу. Жуткая духота стояла в комнате, я подошла к окну, чтобы открыть форточку и увидела приличную процессию во главе с Ешаном, направляющуюся к моему дому. Видимо, панты спешат за новорожденной родственницей.

Я поспешила переодеться в рабочую одежду. Успела вовремя. Процессия дошла до торца дома и вдруг запела песню на два голоса. Да так красиво, что я заслушалась. Слова были мне малопонятны, видимо, исполнялись на каком-то пантерианском диалекте. Звук голосов от окна постепенно удалялся, толпа пантов, видимо, направилась к крыльцу. Я задернула штору и метнулась к двери, в которую в этот момент постучали.

— За мной пришли, — восторженно произнесла Сунита, стоя на пороге комнаты. — За нами.

Но панта не спешила выйти на улицу к встречающим и продолжила стоять на месте. Тогда я поинтересовалась:

— Что нужно делать?

— Выйди к ним, муж должен дать ритуальный наряд.

Я с непониманием посмотрела на Суниту. Не было ещё ни разу вот такого за то время, что я здесь. Обычно все роженицы сразу после родов покидали дом. Может, дело в том, что мама с ребенком провели первую ночь в жизни малышки вне своего дома?

Не став подтверждать или опровергать свою догадку, я направилась к выходу. Открыла тяжёлую дверь и вышла к пантам. Они тут же резко замолчали, уставились на меня. Пауза длилась несколько секунд, а затем Ешан, держа в руках большой свёрток, вышел вперёд и с довольной улыбкой сказал:

— Джохар!

— Джохар, — отозвалась я.

— Ты помогла моему ребенку явиться этому миру! Ты сделала меня и мою семью счастливыми! Династия багхов благодарит тебя за это! Шанкар! — вся толпа пантов одновременно повторила "Шанкар" и поклонилась. Честно, меня все происходящее немного пугало неизвестностью развития дальнейших событий, но я терпеливо ждала действа и развитий. Судя по всему, я стала участником какой-то традиции. А их нужно уважать. Тем более, чужие.

Из толпы вышла пожилая панта. Я бегло окинула всех взглядом, подмечая, что она — самая старшая среди присутствующих. Панта, тяжело ступая, подошла ко мне, в ее руках тоже был вёрток, чем-то похожий на тот, что держал Ешан.

— В знак нашей благодарности прими этот дар, — нараспев произнесла старшая и вручила мне этот самый дар. Я с благодарностью приняла подаренное, и панта вернулась к толпе.

— А теперь не откажи в чести, яви нам новую панту… — новоиспеченный отец запнулся, а потом, вспомнив, продолжил: — Маргариту!

Остальные иномиряне захлопали в ладоши и начали скандировать: Маргарита! Маргарита!

Слегка ошарашенная, я сделала шаг назад, намереваясь поскорее явить родственникам то, чего они желают. Ешан подбежал ко мне, вручил свой свёрток, успев шепнуть:

— Это для Суниты.

Я молча кивнула и скрылась в доме.

Мамочка сидела в кабинете, уже вся в нетерпении. Я отдала ей ее свёрток и с интересом наблюдала за тем, как панта его разворачивает. В свертке было две капады. Одна побольше, другая поменьше. Обе оранжевые, в полосатый принт. Блестящие, с бахромой и пайетками. Сунита ахнула, затем охнула и принялась переодеваться. Быстро так и умело, я намного дольше надеваю местный женский наряд.

А переодевшись, панта задала мне слегка возмущённо вопрос:

— А что же ты свой подарок не смотришь?

Чтобы ненароком не обидеть панту, я потянула за ленточку и развернула шуршащую бумагу. Под ней тоже была капада. И тоже в полосатый принт, но жёлтого цвета и без пайеток.

— Нравится? — спросила Сунита, заворачивая во вторую оранжевую кападу дочку. — Ручная работа. Наша династия багхов лучше кападельщики в сурешиате.

— Нравится, — ответила я. — Шанкар.

Сунита улыбнулась, взяла на руки дочку и вдруг отдала ее мне. Потом панта шагнула к двери, и мне ничего не оставалось, как пойти за ней с ребенком на руках. Малютка, кстати, наевшись, крепко спала.

Но стоило нам выйти на улицу, как толпа вновь резко запела, плавно расходясь в разные стороны по половому признаку: девочки налево, мальчики направо. Малышка проснулась и, как могла, начала "подпевать" родне. Да, совсем не попадая в ритм, зато от души.

Ешан приблизился ко мне, протянул руки. Я торжественно передала дочку отцу. Он, взяв кроху, развернулся и пошел в мужскую половину толпы. Сунита же, спустившись с крыльца, застыла на месте, с покорностью опустив голову. Все замолчали, и тут же женщины-панты снова, но на этот раз тихо и мелодично запели. Женственно и плавно танцуя, они поочередно подходили к молодой маме и надевали на ее левую руку золотые браслеты-кольца.

Один, второй, третий… Десятый…

Я наблюдала за всем этим с интересом. Да и песню панты исполняли красиво. Все это действо завораживало. Вот она — семья! Большая, дружная, чтящая свои традиции.

В моей семье они тоже были… Особенно перед праздниками. Перед восьмым марта мы с папой и братом выбирали подарок маме, перед новым годом все вместе украшали ёлку, готовили праздничный стол: папа всегда делал оливье, мама запекала гуся, переданного родственниками из деревни, я придумывала и ваяла десерт, брату доставалось накрыть стол… Перед днями рождения тоже была традиция. В ночи, накануне праздника, надували шары, украшали кухню и оставляли подарок на столе, чтобы проснувшись в праздничный день, именинник заряжался хорошим настроением.

Такая тоска сейчас меня одолела. Хоть волком вой… Как это было давно!

Надеюсь, брат сохранит хоть часть наших традиций в своей семье.

— Шанкар, ведьма-медик! Это чудесный день, — вернулся ко мне взбудораженный отец с малюткой на руках. — Ты прости, что мы пошумели тут. Надеюсь, дух вулкана Пахаад мы не потревожили.

— Не потревожили, — кивнула я. Сунита, звонко звеня браслетами на руках, тоже подошла ко мне.

— Надеюсь, капада тебе действительно понравилась. Носи с удовольствием.

— Обязательно, — снова кивнула я, а затем проинформировала новоиспечённых родителей: — Мамочке сейчас надо соблюдать диету: ничего острого, избегать фруктов и овощей красного цвета. Малышке рекомендуются солнечные ванны, прогулки на свежем воздухе… Через две недельки загляните ко мне на осмотр. И подождите, — я, вспомнив, резко подорвалась с места. Сбегала в дом, в кабинет, и, прихватив с верхней полки большую упаковку подгузников, вернулась на улицу и всучила упаковку Суните. — Вот вам небольшой подарок на первое время.

Панта внимательно изучила подаренное.

- В нашем мире такого нет, мне об этом только рассказывали… — произнесла она.

— Это же очень дорого! — возмутился ее муж.

— Мне это досталось бесплатно, — ласково сказала я. — Берите… А то обидите ведьму-медика!

Обижать они не хотели. Забрали мой подарок, и вскоре большая семья покинула двор у дома ведьмы.

Я проводила толпу пантов с грустной улыбкой на лице и вернулась в дом.

Пациент на сегодня был только один. Пришел пант с глубокой резаной раной. Мужчина сказал, что саданул себе по руке, разделывая птицу к ужину.

И все. Оставшийся день я провела в тишине и одиночестве. К которым я вроде привыкла….

Как говорится, к хорошему быстро привыкаешь. К плохому, впрочем, тоже. Да еще так, что подсознательно ничего хорошего ты после этого не ожидаешь. Тем более если плохое затягивается на длительный срок… У меня такое было. Я знаю, каково это, быть одиноким. Приходит безысходность. Пустота… Добавьте к этому боль. Причем, не только физическую, но ещё и "фантомную". Это когда наряду с реальной болью, болит то, чего нет. Как по мне, у одинокого человека нет души. Потому что человек не живёт, а существует. А что ты всё-таки биомасса, напоминает проклятая, реальная боль. Никому такого не пожелаю… не хочу испытать это снова.

Но чудеса случаются, и вдруг что-то меняется. Из одной перемены вытекает другая. И ты не просто это знаешь, ты видишь это. Душа возвращается. Что-то поет. У мира, неважно какого — моего или этого — появляются краски. Звуки. Ярче, громче.

Вечером я как обычно вышла в сад. Устроилась на своём излюбленном месте. Ужинала, запивая еду чаем. Смотрела на дома у подножия спящего вулкана. И чем дольше я сидела, тем чаще ловила себя на мысли — я не просто так сижу здесь так долго. Я жду встречи с Кишаном. Мне очень хочется, чтобы он пришел. Мне тепло с ним было, уютно. Несмотря на свой черный цвет, пант Кишан неожиданно окрасил мою жизнь в Пантерии. Просто он единственный здесь, кто знал обо мне больше остальных. Просто я могу с ним поговорить, не подбирая слова, боясь сболтнуть лишнее.

Я все сидела, прислушивалась, косилась на кусты малины. Сидела долго, ноги и спина затекли. Чай остыл…

Но черный кошак так и не появился.

Ни через неделю, ни через две, ни через месяц. Что ж, у него, наверное, есть дела поважнее, чем наблюдение за обычной ману.

За это время у меня на приеме побывала чуть ли не половина сурешиата. Большинство из пациентов ссылались на рекомендации Ешана или кого-то из его многочисленных родственников. Причем лечения они просили не всегда только тела, но порой и души. Я для них — лекарь. Почти волшебник. А значит, должен уметь все. "Ведьма-медик" — а именно так меня и прозвали — старалась помочь всем. И не потому, что для этого я здесь, а потому, что это мое призвание, мое любимое дело. Именно для этого я шла в медицину. Так что пришлось вспомнить и психиатрию, а она для меня наука малоизученная. Она особенная и щепетильная. Но азы я знала, был такой предмет среди прочих у меня в институте, оставалось только поднять эти знания из глубин памяти и грамотно их применить. Не навредить — вот главный завет всех медработников.

Бояться меня и коситься на маску на моем лице панты тоже перестали. Новые пациенты кем-то предупреждены. Старые просто привыкли… Хотя, в принципе, в постоянном ношении маски уже не было такой уж нужды — шрамы почти исчезли, от них остались едва заметные следы, которые с лёгкостью можно замаскировать обычным тональником. Но я продолжала прятать лицо. Так я чувствовала себя более защищённой.

Ману во мне тоже пока не распознали. Волосы я прятала надёжней, чем лицо. А пациенты приходили ко мне в человеческом обличье.

Однако, несмотря на такую "популярность", я все чаще в последнее время понимаю, как же мне одиноко… Я здесь совсем одна. Ни одного близкого человека или хотя бы существа. И так очень тяжело.

Ни поговорить, ни поделиться, ни просто уютно помолчать с кем-то…

Жаль, что это я не продумала, соглашаясь на условия сделки…