У Режиссёра была своя студия, но в мою первую жизнь в его деле мы ориентировались на показания и улики, которые он приносил домой или отправлял по почте. Тогда он уже потерял осторожность и часто носил записи и фотки в своём рабочем портфеле. Подумал, что его уже никогда не вычислят.
На студии мы не были по той причине, что к моменту ареста она сгорела (возможно, не случайно), но я помнил, что она была где-то в районе железнодорожного института. Знал бы точный адрес — уже бы поехал туда.
Ну а осторожность в эти годы у него ещё была, дома улики он пока не хранил, даже комп у него находился в студии, туда же был проведён телефон и подключён модем. Вроде был даже продвинутый тариф с оплатой не по времени, а по мегабайтам, причём ночные — бесплатно. Прогресс. Но пока скорость в наших краях не позволяла передавать такие большие файлы по сети, вот он и отправлял записи обычной почтой, просто имя указывал не своё, договаривался в отделении за шоколадку.
Если не выйдет поймать его на горячем, пойдём по жёсткому пути — заявимся к нему домой, спросим обо всём напрямую и потребуем увезти на точку.
Вариант на первый взгляд проще, но в нём есть нюанс — Режиссёр знает, что ему за такие фильмы грозит, понимает, что его или родственники линчуют, или на зоне определят в петушиный барак, предварительно выбив передние зубы, чтобы не кусался. Даже в камере СИЗО могут им заняться, за решёткой в принципе невозможно утаить, за что тебя взяли.
Поэтому молчать Режиссёр будет до последнего, упираться, даже если спрашивать жёстко, может молчать, он понимает, что эта участь может быть хуже смерти — он боялся тюрьмы до усрачки. Барсуков разговорился, только когда понял, что у нас достаточно улик и свидетельств, что и без признательных показаний его закрыть, да и его тесть-судья к тому времени помер. Поэтому решил сотрудничать, даже оправдывался, как и многие другие, что, мол, жизнь такая. Не помогло, но тогда на зону он уехал только в нулевые, а до этого времени успел много чего наделать…
Здесь вроде и далеко до центра, да и ближайший рынок был не так далеко, но жизнь здесь всё равно кипела, тоже вращаясь вокруг торговли. В основе коммерции в этом месте — асфальтовый пятачок, где стояли киоски. В одном продавали мороженое и газировку, в другом — пиво и сигареты.
В одном крутили шаурму, а от другого, прицепного, приятно пахло жареным мясом — там в большой духовке-гриль вращались на вертеле большие тушки куриц. Это как раз одна из городских точек, где их уже начали продавать, ещё до большого всплеска популярности таких куриц-гриль. И это уже сейчас пользовалось спросом, несмотря на кусачую цену. Правда, в духовке осталась всего одна курица, и на неё глазел грязный рыжий пацан в красной кепке и потасканной военной камуфляжной куртке.
Были и другие точки торговли. Из киоска, где продавали кассеты, доносилась музыка.
— Ты одна, ты такая, я тебя знаю, — распевал Маликов из хриплой колонки.
Помимо аудиокассет и нескольких компакт-дисков, на витрине видны видеокассеты с новыми хитами, наверняка снятыми в зале кинотеатра, и более старыми, популярными фильмами с качеством получше. Пятый элемент, Люди в Чёрном, Титаник, Без лица, Самолёт президента, много чего ещё, и прошлогодняя новинка-хит, фильм Брат, тоже в продаже. У видеокассет красочные обложки появлялись всё чаще, старые трёхчасовые кассеты с двумя фильмами и названием, написанным на бумажной ленте с торца кассеты, почти не продают. И продавались лицензионные кассеты, в толстых пластиковых коробках, впрочем, стоили они дороже, не каждому по карману.
Надо бы как-нибудь посидеть, между делом чего-нибудь посмотреть в уютной компании, для отдыха от всего этого…
На витрину с кассетами смотрела парочка: крепкий мускулистый парень в кожаном жилете, в тёмных очках и с банданой на голове, причём волосы у него были завязаны в хвост, рядом с ним кудрявая девушка-блондинка в очень коротких джинсовых шортах и со стройными ножками. В ушах у неё болтались большие кольца-серёжки. Девушка щёлкала пузыри жвачки, а парень, подняв руку в перчатках без пальцев, водил по витрине, выбирая фильмы, проговаривая названия вслух. Байкер, похоже, хотя припоминаю, что все звали их рокерами. В городе их не так много, но они есть.
— Откройте, пожалуйста, — подошёл к нему мальчишка с пластиковой бутылкой лимонада, выбрав среди всех мужиков вокруг самого мускулистого.
Качок-байкер с лёгкой усмешкой взял бутылку, начал открывать, но тугая пластиковая крышка никак не поддавалась. Парень крутил-крутил, но бесполезно, ничего не выходило, и он сдался. Крышки лимонадов в это время закручивали особенно туго.
— Д-дай, — мимоходом сказал Костя Левитан и взял бутылку.
Одно движение — и пшик! Из бутылки пошла пена, и мальчишка тут же схватился за бутылку, стараясь не пролить на землю ни одной драгоценной капли лимонада.
— Спасибо! — бросил он перед тем, как убежать.
Костя с выражением моргнул в его сторону, чуть дёрнув губой в улыбке. Это такое дружеское подмигивание у него, очень характерно выходило, но понятно, что он хотел сделать.
Ну а я подошёл поближе к рыжему пацану у киоска с курицами-гриль. Общаться с уличными подростками — задача не из лёгких, с ними надо пожёстче. Они наглые, бесстрашные, бздят только бандитов и крутых ментов, впрочем, эта шпана при случае может обуть и тех и других.
Я знавал одного мента, кто до этого работал в воспитательной колонии, поэтому диалог с такими он начинал с щелбана, пинка или тумака, потому что детей после той работы он возненавидел.
Но мы пока никого бить не будем.
Я прислонился к киоску, посмотрел на рыжего пацана и коротко свистнул.
— Фью! Пацан, подойди!
Рыжий огляделся и медленно подошёл ко мне. Большие карие глаза уставились на меня, без страха, но настороженно, мало ли кто я такой.
— Короче, — начал я. — Слыхал тут кое-чего. Тут какой-то тип ходил, пацанов к себе звал, бабки им предлагал. Накидай-ка за него, кто это такой, чё ему надо, и чё пацаны базарят насчёт него?
— Да чё за него накидывать? — отчаянным и звонким голосом воскликнул рыжий. — П***р он! На нос рамы напялил, — он сделал жест, будто снимал очки, — пиджачок лоховский у него, портфель, как у училки, и ходит! Ух, я бы ему…
— К тебе подходил?
— Да я бы ему сразу по сопатке с вертушки заехал, — начал хвалиться пацан.
— К кому подходил?
Я покрутил между пальцев червонец, а потом подумал и кивнул на киоск, на последнюю курицу в духовке. Куплю, пусть поедят, потому что если дать больше наличных, они потратят излишки не на еду, а на пиво или клей, не говоря уже о чём-то более опасном.
— К Вальке Чесноку, к Фиме Сиплому и Толяну Квашеному, — начал перечислять рыжий. — Чеснок у шашлычной трётся, Сиплый мелочь стреляет на остановке, а Квашеный у колхозников выпрашивает чё-нить похавать. А они жадные, вот и…
— Ну и погремухи у вас, как у авторитетов, — я хмыкнул.
— А чё, — пацан надул грудь. — Ещё пару лет, бригаду соберём, весь район…
— Не советую, — я достал полтинник и положил в окошко кассы. — Забираю последнюю, — сказал я продавщице и повернулся к рыжему. — Конкуренты нам не нужны. Держи!
Сунул ему купюру в десятку, а из окошка взял курицу, завёрнутую в лаваш, а сверху — в бумагу, и передал пацану. Сдачу убрал себе, пригодится для остальных пацанов.
— Ништяк, ща похаваем с пацанами! — обрадовался тот, принимая курицу с осторожностью. Она горячая, он по переменке убирал руки и дул на пальцы.
— Если увидишь этого мужика — меня найди, — сказал я на прощание.
— Усёк!
Костя ждал меня в стороне.
— Отчаянные п-пацаны, — с усмешкой сказал он. — А я в детстве т-т-таким не был. Б-ботаником был, в школе все д-д-д… — Левитан договорить не смог и махнул рукой. — П-по-пока на секцию н-не записался, п-прохода н-не было ни от кого.
— По тебе уже не скажешь, Костян.
— Ха! — Левитан гордо поднял голову.
Я подошёл к другим товарищам рыжего, к Квашенному и Сиплому, но они сегодня Барсукова не видели. Остался третий, который должен был ждать у шашлычной.
И там было интересно.
Шашлычная располагалась в небольшом парке с раздолбанными скамейками. На единственной целой сидела компания с гитарой и кучей пива, пели Цоя, причём неплохо. Костя остановился их послушать, я махнул рукой, мол, пока сам разберусь.
У входа в шашлычную стояли машины, причём очень дорогие.
Сразу два подъездных места занял вставший наискосок большой жёлтый «Хаммер». Внутри сидел бритоголовый водитель зверского вида в пиджаке, машину сторожит. Рядом с огромным джипом — несколько машин попроще, а чуть дальше уже знакомый мне Мерседес. А я его в последние дни не видел, похоже, Веселовский, безопасник банка, уезжал, но вернулся. Какие у него дела с местной братвой?
Шашлычная под открытым небом, но она была огорожена решёткой с плотными прутьями, поэтому что внутри разглядеть непросто, а подойти ближе не дадут, охрана стояла у входа. Да и судя по всему, стрелка уже закончилась, уже знакомый мне Димон — водила Мерса, — вышел из тачки и готовился открывать дверь в салон, кто-то из братвы пёр на выход.
Не подслушаешь их, сразу можно привлечь внимание, а я не хотел терять преимущество в том, что я о них кой-чего знаю, а они обо мне — ничего. Но буду знать, что у них есть общие интересы, и можно будет потом это использовать. Заодно увидел лица находящихся там атамановских братков, которых я знал. Угу, пока занимаюсь срочным, а этих как-нибудь расспрошу об этом. Никуда не денутся, расскажут.
Веселовский может всё ещё искать ключи. Может, он и сам не знает, что за ячейки они открывают? Может, покойный Зиновьев никому об этом не сказал? Ладно, ещё выясним.
А в самом парке, далековато от входа, стоял хилый чумазый парнишка болезненного вида в сером свитере с узорами ромбиком. Он держал в грязных руках отрезанный ломоть белого хлеба и жадно кусал его. Наверняка дал кто-то из сердобольных покупателей, продуктовый магазинчик отсюда видно.
Я встал неподалёку, чуть сел на оградку из покрашенных в чёрный труб и свистнул.
— Пацан!
Тот тоже огляделся и подошёл ко мне ближе.
— Чё каво? — пробурчал он.
— Ты Чеснок?
— Ну я.
Уже привычным жестом я покрутил в руке скрученную купюру на десять рублей.
— В этом районе по выходным ходит тип, странный, в очках, в пиджаке, с портфелем, похож на учителя. Подходит к пацанам, зовёт к себе. Видел?
— А-а-а, — протянул пацан, — подходил ко мне. Говорит, десять тыщ дам, если я ему помогу вещи унести. А я ему сразу по чесноку сказал: в жопу иди, лох педальный!
— Угу. Сегодня?
— Не-е, — он закивал. — Вчера, я здесь торчал, просил, чтобы пожрать дали, — он показал на шашлычную. — Ашот обычно добрый, а вчера у него зубы болели, настроение плохое, он мне поджопник выдал, — пацан потёр зад. — А я ему по чесноку сказал, что он чер…
— Понятно, — перебил я. — А сегодня шашлычная не работает? Гости большие?
— В натуре, люди серьёзные, — с придыханием сказал он.
— И кто? — я кивнул на машины.
— Там сам Атаман приехал, — он с почтением показал на жёлтый Хаммер. — А с ним — его бугры: Виталя Кривой, Боксёр, Граф и Поджига.
— И Поджига там? — спросил я.
Боксёра и Графа я помнил и их лица видел среди сидящих там. Учту.
— Поджиги не было. Был там ещё какой-то перец модный, на кабанчике приехал, — пацан показал на Мерс. — Седой такой. Они там перетирают между собой.
— Это же не территория атамановских.
— Ну так и Налим пришёл, — сказал пацан. — А он тут всё держит, без его ведома на его землю даже Атаман и Тунгус с Дядей Ваней не сунутся.
— Ладно, держи, знаток, — я сунул купюру. — Пошли, Костян, — я махнул ему рукой, и он подошёл ко мне.
Ладно, смотрим дальше. Значит, с Режиссёром придётся делать плохой вариант. Большой джип и мерс тем временем уехали, я собрался было идти к машине, чтобы забрать парней из депо.
Но не вышло.
— Вон он! — вдруг завопил Чеснок неприятным высоким голосом, показывая пальцем в дальний угол парка. — Вон он, тот пидрила!
Ëпрст! Спугнул!
Я только успел заметить, как блеснули очки на солнце и фигуру с кожаным портфелем в руках. Но Барсуков знал, чем для него опасное такое обвинение, поэтому принял единственное верное решение — бежать!
Мы с Костей рванули следом за ним. Сука, быстрый! А ведь Барсуков, гад — бывший физрук, работал в детдоме, в молодости занимался лёгкой атлетикой, а сейчас — тренер по вольной борьбе у подростков, не пьёт и не курит, и брюхо ему бегать не мешало.
Он летел впереди нас, по дворам, перепрыгивая ограждения, препятствия, открытые люки и бетонные блоки, лежавшие на дороге. И вскоре скрылся из поля зрения, пробежав между двумя пятиэтажками.
Но не уйдёт. Сегодня он не уйдёт.
Я молча, чтобы не тратить дыхалку, показал Косте влево, и он понял, побежал вокруг, чтобы обойти дом, а я напрямик.
Проскочил между домами, где стояли железные мусорные баки, над которыми кружились мухи. Никого, будто и не пробегал здесь никто. Впереди детский сад, но он небольшой, частный, там охрана, не пустит внутрь постороннего. Вокруг территории садика деревьев много, в этом районе их дофига. Скорее всего, Барсуков где-то там.
Справа ещё один дом, слева уже был выход на проспект, там видно бегущего в мою сторону Левитана, который успел обогнуть в дом. Я побежал в сторону детского сада, и вовремя, как раз услышал, чью-то ругань.
Вблизи уже понятно, что случилось. Рабочие, в основном китайцы, делали бетонную дорожку у входа в садик, совсем недавно залили её и начали разглаживать, но кто-то по ней пробежал, портя им работу. И отсюда видно, как кто-то промелькнул между деревьев, убегая в сторону проспекта.
— В очках, а не видит! — возмущался кто-то особенно громко на русском, скорее всего, их бригадир.
Ну точно Режиссёр. На ровной поверхности дорожки, которую кто-то с таким старанием пытался разгладить, были видны следы с чётким следом подошв. Я побежал к деревьям, видя капли незастывшего раствора на траве и тропинке.
А вскоре увидел и самого Барсукова. Он почти добежал до проспекта, и даже не оборачивался. Торопился свалить, потому что на кону стояла его жизнь.
Я за ним, Костя ко мне присоединился, придерживая очки, чтобы не слетели. Капюшон его куртки подбрасывало при каждом шаге.
Парк закончился, пробежали у дома, выбежали на тротуар. Костя и остановился первым, глянул на меня с тревожным видом, да я и сам увидел, что там, и мы успели спрятаться за газетным киоском. Нас не заметили.
— С-сука, — прошипел Левитан.
Барсуков добежал до дороги. И там, на его счастье, как раз ехал жёлтый Хаммер, который остановился.
Он чего, Атаману за крышу приплачивает?
Испуганные вопли Режиссёра я слышал хорошо из укрытия.
— Бегут… за мной… убить хотят, — жаловался он.
Причём помощи просил у бандита, будто понимал, что обычные прохожие вряд ли будут его защищать. Но зачем это делать бандиту? Я украдкой выглянул. Атаман опустил окно джипа, высунулся наружу, лицо усталое, с большими мешками под глазами.
Это мужик за сорок, когда-то он был крепким спортсменом-тяжелоатлетом, причём свирепого нрава, и это же он основал ОПГ «Атамановские». Ну и сам назвался в честь района, где проживал, и банду так назвал.
Сейчас лучшие дни криминальной славы пахана остались позади, он спивался, выглядел старше, уже не мог идти в ногу со временем, хотя его банда ещё держала позиции. Зато голос остался таким же, как раньше.
— Как его зовут? — спросил Атаман у кого-то из своих.
Голос у него мощный, как у генерала Лебедя, только ещё очень громкий. Мы в паре десятков метров, а я его слышал. Так, он не знал Режиссёра или забыл?
— Это он же тренер у моего п***ка? — грубо уточнил Атаман у кого-то.
Ответ я не слышал. Так, значит, не крыша, а Барсуков просто обратился к нему, думая, что его защитят, раз сын авторитета ходит к Режиссёру в секцию.
Так и есть. Братва всё обговорила, а сопровождающая Хаммер вишнёвая девятка моргнула фарами. В ней сидело два братка в тёмных очках, Барсуков сел позади, и машина поехала, резко развернувшись прямо через двойную сплошную. Быстро, аж шины завизжали.
Так-так-так. Атаман велел своим охранникам увезти Барсукова до дома? Можно подойти к пахану, сказать, кто на самом деле тренер у его сына. Правда, во-первых, это надо доказать, потому что меня Атаман не знает, во-вторых, вся моя схема пойдёт по одному месту, ёклмн.
Но отступать? Ни за что. Хоть и новые обстоятельства вмешались, сдаваться не буду. Сегодня я должен прижать гада, и прижму, сегодня я проснулся с этой мыслью.
Режиссёр живёт в центре, но почему они поехали в сторону аэропорта? В студию? Нахрена ему это надо, приводить туда братву?
А, понял! Он на машине сюда приехал, чтобы сразу увезти нового «актёра» для съёмок. И к этой машине его везут, а дальше или он поедет своей дорогой сам, или девятка будет его сопровождать. Но в любом случае, мы не сдаёмся и продолжаем погоню.
— Пошли, Костя! — я хлопнул его по плечу. — Пробежаться надо.
Жарко, но бежать недалеко, «марковник» всего в паре сотен метров. И там же я увидел бандитскую вишнёвую девятку, ту самую, она стояла на обочине прямо на пешеходном переходе. Двери открытые, братки курили, а народу приходилось их обходить.
А вот Режиссёр возился у другой девятки, зелёной, припаркованной у магазина недалеко от моей машины. Я видел эту девятку, когда парковался, но в мою первую жизнь Барсуков уже рассекал на кремовой «Калдине», а здесь пока ещё другая машина. Значит, раньше ездил на девятке, будем знать.
Но чего-то не заводится у него, в машинах Режиссёр явно понимал меньше, чем в съёмках. А братки ему не помогали, но прикрывали, чтобы никто не подошёл. И они будто собираются поехать с ним дальше какое-то время, пока он не доедет до дома. Ну да, машину бросать побоялся, что, в целом, понятно, тут сразу её разуют и вытащат магнитолу. Те же самые пацаны, с которыми я сегодня говорил, вполне могут промышлять таким.
То, что эти быки будут сопровождать Барсукова — нежелательно. Но я быстро понял, как от них избавиться.
Чуть дальше по дороге стояли гаишники, один толстый и в возрасте, другой очень высокий и с жезлом. Они как раз остановили большой белый джип, осматривали у него багажник. В общем, обрабатывают по полной, значит — наглые, и мне пригодятся.
Мне нужно, чтобы они докопались до братков, но проигнорировали Режиссёра. То, что гаишники деньги стригут со всех, известно каждому, главное, чтобы внимание обратили куда надо.
Решение пришло быстро. Я сказал Левитану, что надо сделать, а потом двинулся в сторону киосков.
Все пацаны, с которыми я говорил, собрались вместе и уже глодали куриные косточки. Успели съесть всю тушку целиком, быстро они справились.
Я свистнул, и ко мне подошёл рыжий.
— Хочешь десять баксов срубить? — спросил я и показал купюру…
Не хотел он поначалу, но это территория не атамановских, поэтому чужие братки с другого района здесь никого не найдут. Кроме того, у них будет прикрытие…
Дальше — дело техники, у них свой план действий, а у меня свой. Я дошёл до гаишников, поглядывая назад, чтобы Режиссёр не уехал без моего ведома.
— Здорово, мужики! — грубоватым голосом сказал я. — Я помощник Ерёмина, городского прокурора. В курсе, кто такой?
— В курсе, — толстый и усатый гаишники переглянулись. Они наверняка знали вредный характер Ерёмина, и что он может устроить неприятности любому, от мента и гаишника до начальников в главке. — И чё?
А тем временем там, где стояли две девятки, разыгралась сцена. К бандитской вишнёвой тачке подбежали пацаны и начали им мыть окна без спроса.
Один из братков послал их подальше, судя по тому, как махнул рукой. Пацаны разбежались, но один, рыжий, быстренько заглянул в салон, схватил прилепленный к лобовому стеклу талон на техосмотр и быстро-быстро побежал оттуда…
— Вот те два тела, — я показал на вишнёвую девятку, — подрезали «Крузак» у Тимофей Палыча, он хочет их наказать. Совсем братва офонарела, уважение потеряла. Если что, у них талона на техосмотр нет, так что внакладе не останетесь, развлекайтесь по полной…
Пока говорил, следил за обстановкой, иногда оборачиваясь. Водитель девятки остался на месте, а вот второй браток кинулся за пацанами. А они заманили бандита за киоск, где ждал Левитан.
Вскоре он вышел оттуда сам, довольный, и быстрым шагом пошёл к моей машине, бренча ключами, которые я ему дал. А пацаны побежали дальше. Денежку им передал Левитан по факту, потому что этой шпане аванс давать никогда нельзя…
— Ну, — гаишники тем временем снова переглянулись. — Ладно, но ты не забудь за нас словечко замолвить.
— Не забуду. Лучше побыстрее, Тимофей Палыч ждёт, — я показал рукой куда-то в сторону.
Уазик ГАИ с мигалкой отъехал, резко развернулся на дороге и встал перед вишнёвой девяткой. За отсутствие талончика техосмотра братку придётся платить.
Ну а Костя спокойно завёл мой «марковник», подъехал ко мне и сразу перелез на пассажирское место. Я сел за руль, ну а Режиссёр тем временем понял, что сопровождения не будет. Он тронулся с места, и мы поехали за ним, не вплотную, но и не отдаляясь.
Гаишники уже прессовали братка, один уже смотрел багажник. На лобовом стекле девятке белела забытая кем-то тряпка.
— Хитро ты п-п-придумал, — сказал Левитан, глядя назад.
— Разобрался с тем быком? — спросил я.
— В н-нокаут, даже н-не увидел. А п-па-пацаны не растерялись, д-даже к-кроссовки снять хотели, п-прогнал, а то б-бы потом искать их с-стали. Но здесь, — он сглотнул, поморщился от досады, но в глазах стоял весёлый огонёк, — з-здесь не к-ка-как в Шерлоке Х-холмсе вышло.
— Не спорю.
Ехали дальше, вслед за девяткой, не скрываясь, а он не обращал на нас внимания, наверняка думал, что угроза ушла. Но, когда он доехал до двухэтажного дома и вылез, мы тоже вышли.
Он нас узнал сразу и рванул в подъезд, мы следом. Он тренер, а мы молодые, и скорость у нас была равна.
Почти перехватили его на втором этаже. Он, похоже, ещё на ходу достал ключи, даже успел открыть первую стальную дверь. А вторую деревянную, открывающуюся внутрь, он захлопнул перед самым нашим носом, но я просто пнул её с разбега.
Она открылась и врезала ему по лбу. Барсуков упал и растянулся в коридоре, очки слетели, портфель откатился в сторону.
— Ну здорово, Режиссёр, — я вошёл в квартиру и огляделся, пока Костя на него насел, чтобы мужик больше не бегал. — Так это и есть твоя студия? Да, вижу. Ну, тем хуже для тебя, гад.