Восемь здоровяков сцепились друг с другом. Рвали волосы, выбивали зубы, выдавливали глаза. Я же чувствовал себя несколько оскорблённым. Нет, я, конечно, в теле доходяги, но могли бы попытаться вырубить меня первым, а уже потом ломать друг другу носы.
Двухметровый амбал с уродливым шрамом на щеке влепил удар снизу своему противнику. Удар вышел знатный, мне на секунду показалось, что ещё немного, и он оторвёт ему голову. Бездыханное тело рухнуло на землю, а амбал тут же осмотрел окружающих, выбирая новую жертву.
Но выбор за него сделал я. Да, у меня слабое тело, да, я вешу чуть меньше мешка цемента, но вы когда-нибудь пробовали ударить противнику в кадык? Я делал это сотню раз. Вот и сейчас, появившись прямо перед здоровяком, я со всего размаха ударил ему в горло.
Он выпучил глаза и рухнул на землю задыхаясь. Повезло ему — если бы я весил килограммов на двадцать побольше, то мог бы и убить, а так просто вывел из строя на пару минут и не более того. Ещё двое уложили своих противников и заметили, что я вырубил амбала. Зараза…
Сразу оба бойца ринулись на меня. Правда, у первого был рассечён лоб, и кровь быстрым потоком заливала ему глаза, заставляя его то и дело вытираться. А второй на пару шагов отстал от первого. Он сильно хромал — видимо, повреждено левое колено.
— Иди сюда, сопля! — гаркнул мужик с рассечением и по-деревенски размахнулся, чтобы влепить мне боковой удар.
Наивный идиот. Он мог бы попасть в меня такой размахайкой лишь в случае, если бы у меня не было опыта или я испугался. Увы, сегодня не его день. Нырнув под руку, я ткнул ему большим пальцем в правый глаз, и пока он корчился от боли, прыгнул за спину, чтобы ударить пыром в колено хромого.
Хромой рухнул на землю, вскрикнув от боли. Видимо, порвал ему пару связок. А вот с рассечённым пришлось повозиться. Он очухался и побежал ко мне, молотя руками. Я нырнул под удар и снова ткнул в глаз. Секундное замешательство дало мне возможность ещё трижды пробить ему в бороду. Но он, зараза, держался на ногах, стоически принимая всё, что у меня было в арсенале.
Да уж, если бы мы дрались на палках, я бы давно его вырубил, а вот для кулачного боя моё тело было слабовато. Когда я в десятый раз ткнул ему в глаз, мужик замахал руками:
— Да идите вы на хрен с такой работой! Если ослепну, она мне и даром не нужна будет.
Потирая глаза, он протиснулся через толпу и исчез. На ногах остались только я и коренастый мужик с мощными ручищами.
— Ну чё, щенок? Будем рубиться или сдашься? Я ж не посмотрю, что ты мелкий, забью до смерти, — оскалился он и не спеша пошёл ко мне, хрустя сбитыми костяшками.
— Можно один вопрос?
— Хе. Спрашивай, — уголки губ бойца поползли вверх, и он хрустнул шеей.
— Сколько в курятнике яиц?
— Чё? — зависнув на секунду, спросил он.
— Правильный ответ — ни одного, — гаркнул я и, скользнув вперёд, со всего размаха рубанул ногой в пах.
— Сучонок… — прохрипел мужик, держась за отбитое хозяйство, и рухнул на землю.
Толпа, срывавшая глотки, недовольно загудела и стала расходиться.
— Да это хрень какая-то. Нечестно! — вскрикнул грузчик с перепачканным лицом.
— Хрень не хрень, а полтишок рублей теперь мой, — радостно сказал другой, пряча смятые купюры в карман.
— Чего столпились⁈ У вас работы нет⁈ — возмутился Антоныч и, презрительно смотря на лежащих в пыли, пошёл ко мне. — Ну что, малец. Поздравляю. Ты нанят.
Он протянул мне руку, а я скептически на неё посмотрел.
— Мне кажется, в вашей руке не хватает купюры в сотню рублей, — добавил я.
— Ты прав, купюры нет. А если она там не появится, то что? — Антоныч посмотрел на меня с вызовом, а когда понял, что я вот-вот рубану ему промеж глаз, засмеялся, вскинув руки. — А-ха-ха! Пацан, да шучу я. Спор — дело святое! Вот, держи. — Он выудил из кармана смятую купюру и протянул мне. — Тебя как звать-то?
— Владимир, — ответил я, пряча купюру в кошелёк.
— А меня Антон Антонович Антонов, но для простоты Антоныч. Ведь нет смысла повторять одно и то же трижды, верно? — Управляющий подмигнул мне и добавил: — Завтра в восемь утра жду тебя на причале. Ты выиграл работу, которая называется ПГТ. Пыльная, грязная и трудная. Зато покормим и за один рейс сможешь заработать шестьдесят рублей.
— Прекрасно. Мне подходит. — Я пожал руку управляющему.
— Ну и отлично. Завтра жду на причале номер три. Форма одежды… — Антоныч окинул меня взглядом. — Да вот в этом можешь и приходить. Такое тряпьё всяко не жалко.
Он ушёл, а я остался в недоумении. Чего ему не понравилось? Чёрные кожаные сапоги, серая рубаха и штаны из грубой ткани. Вполне добротная одежда. Может, не такая изысканная, как у него, но меня более чем устраивает. Поправив одежду, я двинул на выход.
Кроваво-красное солнце тонуло в водах Амура. Выйдя из порта, я заметил вдали фигуру Шишакова. Он не спеша свернул за угол и скрылся из виду. Получается, за мной уже начали присматривать? Забавно. Что ж, присмотрим за смотрящим.
Я перешёл на бег и рванул следом за ним, бряцая ножнами. Свернув за угол, я тут же наткнулся на массивную пятерню, тянущуюся к моей шее. Резко ушёл вниз, выхватил клинок и повернулся, заглянув в глаза напавшему. Это был Шишаков.
— Ха-ха-ха! А я был прав! — Захохотал рыжий, смотря на мой клинок. — Ты неплох, очень неплох. А вот твой меч явно требует замены. Барахло какое-то, — презрительно скривился он.
— Вы за мной следили? — спросил я, убирая клинок в ножны.
— Я бы сказал, присматривал.
— И как впечатления?
— Ну, пока у меня смешанные чувства. Вроде бы у тебя работает котелок, но ты снова полез в драку, чтобы решить проблему.
— Атмосфера очень хорошо подходила для того, чтобы спровоцировать драку, в которой я выйду победителем. Это немного другое, — заметил я, улыбнувшись.
— И попутно выиграть сотню рублей. Азартные игры до добра не доводят, — заметил Шишаков и махнул рукой. — Идём, нужно обмыть твой выигрыш. Ты платишь.
Услышав слова Шишакова, я понял, что Гвоздев не зря обвинял его в пьянстве. Ещё и на мои кровно заработанные покусился, зараза. Ну да ладно, я не жадный, а друг мне действительно не помешает. Если, конечно, удастся сдружиться.
— А ты из какого рода? — выкрикнул Шишаков, продолжая идти не оборачиваясь.
Думает, что я забудусь и всё расскажу? Возможно, однажды, но не сейчас. Я поравнялся с наставником и ровным тоном ответил:
— Я же говорю, безродный. Сам по себе с рождения.
— Да, очень правдоподобная легенда, — скривился Шишаков и, дёрнув меня за рукав, свернул за угол.
В глухой подворотне собралась толпа парней. Всего их было человек сорок. Среди толпы возвышался мужик лет тридцати, он расхаживал из стороны в сторону и орал:
— Запомните! Здесь вам никто платить не будет! Покажите свои навыки, и если мне понравится то, что я увижу, тогда я дам вам шанс на большом турнире. Большой турнир — большие деньги. Чем выше в турнирной таблице вы подниметесь, тем больше заработаете.
— Дядь, накинь хотя бы по рублю за бой, не жмись! — пискнул из толпы какой-то пацан.
— Ха-ха-ха! А ты дерзкий щегол, — заметил мужик и прищурился. — Так и быть. Заплачу по одному рублю каждому, кто сможет вырубить своего противника. Не просто свалить, а именно отключить сознание. Поняли?
— Вот эт разговор! За рубль я тут любому нос сверну! — снова пропищал пацан.
— Да я тебя самого в бараний рог сверну, шушпарь мелкий! — зло выплюнул другой парень из толпы, и понеслась словесная перепалка.
— Заткнулись! — рявкнул мужик. — Встаньте шире, сделайте круг, и я выберу, кто будет драться первым.
Толпа подчинилась, и уже через минуту мои ровесники выбивали друг из друга всю дурь под радостный вой толпы.
Смотря на то, как они дерутся, я понял, что мой стиль очень сильно отличается. Юнцы жмурились на каждый летящий в них удар. Коряво били, выворачивая кисти, о блоках и уклонах оставалось лишь мечтать. Только бездумная рубка кость в кость. Я на их фоне выглядел бывалым бойцом. Впрочем, так и было.
— Вот как дерутся твои ровесники. Между прочим, такие же сироты, как и ты, — ехидно заметил Шишаков. — Как видишь, у них нет даже десятой доли твоего мастерства. А к твоему возрасту… Кстати, сколько тебе?
— Восемнадцать.
— Так вот, к восемнадцати годам даже я сражался на порядок хуже. А у меня, между прочим, с детства был учитель фехтования. Да, мои родители не могли позволить лучшего учителя, но и тот был неплох. В жизни не поверю, что ты сам научился так сражаться.
Да, что бы я ни сказал, Шишаков не поверит. Вот только то, что я сам научился так сражаться, это чистая правда. Просто у меня были десятки лет войны за плечами, чем не мог похвастаться даже Шишаков.
Молчание затянулось, и наставник, вздохнув, покачал головой.
— Видимо, я так и не услышу твою историю. Ну и ладно. Идём в бар — может, напившись, ты станешь более разговорчивым, — не скрываясь сказал он и двинул на выход. Я поспешил за ним.
— А что это за бойцовский клуб?
— Это? Да Ефим Крапивин собирает по всему краю малышню и гонит на арену. А малышня потом бьётся на потеху аристократам. Богатеи делают ставки, развлекаются, пацаны льют кровь. Сначала бьются на кулаках. За такой бой обычно платят сотку за поражение и пять сотен за победу. Если наловчился и очень полюбился аристократам, то тебя приглашают в более статусный турнир. — Шишаков достал пачку сигарет и протянул мне. — Будешь?
— Нет, спасибо. Не курю.
— Эт ты зря, конечно. Для кого здоровье бережёшь?
— Для сражений, — ответил я.
— Хе! Сражений, блин, — скептически покачал головой наставник и выпустил густое облачко дыма, покрасневшее в закатных лучах. — Сражения здоровье только забирают. Сколько бы ты в них ни кинул, они заберут всё без остатка. Дай только время.
— А какие ещё бывают турниры?
— Да какие. Разные. Как ты понимаешь, всё это подпольные бои. С них в казну не капает ни черта. А значит, Крапивин может творить всё, что душе вздумается, пока его крышует граф местный. Мышара. — Шишаков презрительно сплюнул.
— Мышкин, что ли?
— Ага, он самый. Ну и турниры делятся на четыре категории. То позорище, что ты видел, называется «песочница». Следующий «ученический», за ним следует «воинский» и, наконец, «абсолют». Ученический и воинский различаются только силой соперников, а так дерутся врукопашную. Разрешается всё что угодно. От выкалывания глаз до отбивания яиц. А вот в абсолюте бьются уже с использованием оружия. Как понимаешь, битвы идут насмерть. Но и оплата там очень неслабая. А ты с какой целью интересуешься?
— Да просто, интересно.
— Мне-то не заливай. По глазам вижу, что хочешь попробовать свои силы. Только ты не думай, что там сможешь поднять лёгкие деньги. С твоим текущим уровнем выше ученического турнира не прыгнуть.
Проходя мимо здания с вывеской «Горяченькие булки Марьяны», я заметил, как Шишаков повеселел и пригладил бороду. Дверь отворилась, и на порожки вышла откровенно одетая девушка. Оголённые стройные ноги, декольте, доходящее чуть ли не до пупка, уверенный взгляд и обольстительная улыбка.
— Сашуля! А ты чего это мимо бежишь? — спросила красавица, помахав ловкими пальчиками.
— Марьяш, я на мели. Завтра работёнку одну сделаю и загляну к тебе.
Глаза Шишакова блестели, когда он смотрел на девушку, а изо рта чуть ли слюна не лилась.
— Ну смотри. У меня так-то всё по записи. Но для тебя, так и быть, выкрою пару часиков. Жеребец. — Она игриво стрельнула глазками и ушла, виляя задницей.
— Какая женщина… — с придыханием протянул Шишаков, проводив её взглядом.
— Проститутка? — спросил я, не подумав, и получил оскорблённый взгляд.
— Сам ты… — шикнул он, взял себя в руки и продолжил спокойнее. — Не проститутка она. Массажистка. Лечебная.
Ага, так я и поверил. Лечит простату. И судя по всему, берёт очень дорого.
— Мы на месте.
Александр указал на вывеску с надписью «Пьяный гусь». Гусь, изображенный на вывеске, держал в одном крыле меч, а во втором шпагу. Судя по окосевшим глазам гуся, скоро он пойдёт к Марьяне, прожигать оставшуюся наличность.
Шишаков толкнул скрипучую дверь, и меня тут же обдало перегаром. Стены кабака были украшены черепами причудливых существ. С потолка свисали электрические лампы, тускло освещающие накуренное помещение. За длинной барной стойкой сидели два десятка мужиков и горланили песню:
— Ты позовёшь меня на бой,
И я приду, ведь я герой!
Возможно, там меня убьют,
Да и плевать, зато споют
Про смерть мою тысячи баб,
Я жил как воин, а не раб!
Крошил чудовищ и портил девиц,
Разбил в кабаках я тысячи лиц!
Ну и чего тогда рыдать?
Бери свой кубок, давай бухать!
Проклятье. Готов поспорить, что что-то подобное я уже слышал в одном из кабаков моего мира. За столиками слева от барной стойки расположились бойцы с кислыми лицами. Когда песня затихла, стало ясно, почему они в печали.
— Помянем Костю Хряка. Он был отважным мужиком! — рявкнул сидящий за столом, и весь кабак в едином порыве заорал: «Вечная память!»
Вот оно что. Оказывается, песня, которую они весело горланили, была не застольной, а похоронной.
— Мужики! Шиша пришёл! Выпей с нами! — прохрипел однорукий старик, сидящий за столом.
— Обязательно. Но немного позже, — ответил Шишаков и потянул меня в дальнюю часть кабака, за угловой столик. — Это наше заведение. Ну как наше, просто здесь отдыхают охотники. Сюда редко чужие заходят. А если заходят, то их живо выносят вперёд ногами. Ха-ха! — Он гоготнул и поднял руку. — Софа! Нам три литра пенного. Сделай, пожалуйста.
Из-за барной стойки выпорхнула блондинка с пышным бюстом и зелёными глазами. Подойдя к нам, она требовательно посмотрела на Шишакова.
— Александр Фёдорович, оплата вперёд. Мы уже устали выбивать из тебя долги.
— Софушка, ну я же всегда плачу, — растерянно пролепетал Шишаков.
— Ага, платишь. Только ты занимаешь куда быстрее, чем успеваешь оплачивать долги. А если помрёшь, то кто за тебя платить будет? Вот этот, что ли. — Она кивнула на меня, но посмотрев мне в глаза, замерла и залилась румянцем.
— Родненькая, да я с заданий возвращаюсь исключительно чтобы долги оплатить. Считай, что ты мой ангел-хранитель, — попытался он умаслить девушку, но безрезультатно.
— Ты мне зубы не заговаривай. Сначала расплатись, а потом о новых займах поговорим, — сказала она, продолжая смотреть мне в глаза.
Это было странно. Красивые черты лица, милая улыбка, а слова такие строгие, ещё и смотрит на меня так пронзительно. Непонятно, я ей понравился или она отчитывает меня и готова вышвырнуть отсюда в любой момент вместе с Шишаковым?
Я вытащил сторублёвую купюру и положил в руку девушки, накрыв её сверху своей ладонью. Наши руки соприкоснулись, и улыбка девушки стала шире. Она даже забыла о том, что только что отчитывала Шишакова. Смущённо она промурлыкала:
— Сейчас принесу ваш заказ. — И убежала, посматривая на меня через плечо.
— Фух. Спасибо. Я уж думал, с потрохами съест, — выдохнул Шишаков, посмотрел на меня и спросил: — Понравилась? Да, красивая девка. Только недоступная. Вокруг столько достойных мужиков, а она всех отшивает. Я к ней и так и эдак подкатывал, а она в шею гонит.
— А не слишком она для вас молода? — спросил я, наблюдая, как Софья наливает пиво и тайком посматривает на меня.
— Пф-ф-ф. Скажешь тоже. Ей двадцать лет. Всё в рамках закона.
Софья принесла шесть кружек пива и выставила на стол. Отдала мне девяносто четыре рубля сдачи и, замявшись, спросила у Шишакова:
— Это ваш новенький?
— Вовка-то? — Александр отпил из кружки и уставился на меня, приподняв бровь. — Не, эт полуфабрикат. Если подойдёт, то станет новеньким. А пока присматриваемся.
— Надеюсь, что подойдёт, — задумчиво сказала Софа. Посмотрела на меня, одними губами шепнула: «Удачи» и убежала.
— Хэ! Ловелас нашёлся, — покачал головой Шишаков. — Только появился, а Софа уже тает. Чтоб ноги твоей у Марьянки не было. Понял? — грозно сказал он и уставился на меня.
— Я шлюх не очень люблю, — захохотал я, не сдержавшись.
— Да твою мать! — гаркнул наставник, ударив кружкой по столу и расплескав пиво. — Я же говорю, она массажистка! — возмутился Шишаков.
— А-ха-ха! — расхохотался уже старик, сидящий за барной стойкой. — Да, да. Хрен массирует за бабки. Знаем мы таких массажисток, потом лечиться замучаешься!
— Слышь, Иваныч. Рот закрой. Я не посмотрю, что ты старше, зубы вынесу, — прошипел Шишаков, сжав кулаки так, что даже костяшки побелели.
— Шиша, да ты чё кипятишься-то? Молчу я, молчу, — примирительно сказал старик и, отвернувшись, затянул новую песню как ни в чём не бывало.
— Достали уже со своими шутками, — буркнул рыжий и, пригубив пива, уставился в пустоту.
— Александр Фёдорович, а как вы попали в охотники? — отвлёк я его от погружения в бездну негодования.
— Володь, ты мне купил выпить. Пока сидим в кабаке, я для тебя просто Саня. Не смотри на возраст, в среде охотников он ничего не значит. Ты либо умелый охотник, либо мёртвый. Третьего не дано. Вон тот старый хрен до сих пор берёт задания и выживает там, где молодняк пачками дохнет.
— Я всё слышал, — сказал дед, прервав пение.
— А я и хотел, чтобы ты услышал. Старый хрен, — усмехнулся Шишаков и продолжил. — Когда я решил стать охотником? Ха. Да я и не решал. Так уж вышло, что мой отец на последние деньги выкупил доступ в башню на границе империи, ну и потащил туда весь наш род. Сказал, мол, сейчас пройдём испытание и станем сказочно богаты! Он зашвырнул в башню всех. Меня, мать, братьев, сестёр, дедушек, бабушек. Одним словом, всех, кто был чувствителен к мане.
Я едва не встрял в разговор, желая рассказать о том, что мой отец поступил похожим образом. Чтобы занять рот, я взял кружку пива и пригубил немного. Пиво было мерзотошным. Горечь деранула по горлу, оставляя после себя кислый привкус, который очень захотелось заесть чем-нибудь.
Вместе с этим пиво оказалось довольно крепким. В голове поплыл туман, а живот загорелся огнём, несмотря на то что пиво было ледяным. Твою мать. Сколько в этом пойле градусов?
— И ты смог пройти башню?
— Смог. А вот моя родня нет… — печально сказал он и, допив кружку пива, взял следующую. — Погибали один за другим, стараясь меня спасти. Знаешь, каково это — смотреть, как гибнут дорогие тебе люди? Гибнут из-за тебя. — Громко выдохнув, он залпом осушил кружку и взял третью. — Короче, я выбрался из башни и снёс отцу голову.
— Да уж… Трагичная история, — выдавил я, не зная, что сказать.
— Ха! Трагичная? Ну, может, и так, — задумчиво сказал Шишаков и продолжил. — Мне тогда было лет шестнадцать. И так уж вышло, что везение — моя сильная черта. Если ты не понял, то это был сарказм, — печально хмыкнул он. — Короче, император не доверял моему папашке и отправил своих гвардейцев оцепить наш лагерь. Когда я прикончил старого, меня приняли люди императора и по закону собирались казнить как убийцу после суда. Артефакты, какие я вынес, отобрали, само собой.
— И как ты выжил? — нетерпеливо спросил я, потому что артефакты мне были малоинтересны, у меня с собой прямо сейчас был один такой.
— Так я и рассказываю. Короче, в лагере появился Гвоздев со своими ребятами. Его наняли на случай, если отцу не удастся зачистить башню и твари полезут. И Никитич договорился с капитаном гвардейцев. Выкупил меня. Капитан сказал всем, что я погиб при попытке к бегству. А Никитич утащил меня в СОХ и стал тренировать. — Шишаков покачал головой и потянулся к четвёртому пиву. — Чёт ты медленно пьёшь. Я возьму?
— Да, конечно, — ответил я, удивляясь, что этот лоб после трёх пива совершенно трезв, а я после трети кружки уже порядком поддат.
— Короче, Гвоздь забрал меня в лагерь и начал тренировать. Я думал, что сдохну. А потом стал хотеть сдохнуть. Потому что сдохнуть всяко проще, чем переживать его изуверские методы тренировок изо дня в день.
— Слушай, а ты ведь был аристократом… — начал было я, но не успел договорить.
— Я же говорю, капитан гвардейцев доложил наверх, что я мёртв. Всё имущество отписали в пользу императора, а род признали вымершим. В итоге…
Что там было в итоге, я так и не узнал, потому что к нам подсели ещё два охотника, исписанных десятками шрамов.
— Шиша, ты чё как не родной? Сел в углу, с кислой миной. Так из-за Хряка убиваешься? — спросил мужик со срезанным кончиком уха.
— Из-за Кости? Пф-ф-ф. Ты же знаешь, что он был тем ещё ублюдком.
— Как и мы все, брат. Как и мы все, — кивнул ушастый.
— Ну не без этого, — ответил Шишаков, и началась попойка.
Пиво лилось рекой. Я хоть и старался особо не налегать на выпивку, но весёлая компания заставляла отпустить тормоза и погрузиться с головой в разгульный образ жизни охотников. Проклятье, я как будто вернулся в родной мир!
Песни, танцы, шутки и истории с былых вылазок.
— Иду я по лесу. Слышу слева — хрусь! — вещал однорукий дед, показывая жестами всё происходящее. — А там медведь, мать его! Он хвать меня зубами за руку и давай трепать! А я такой, нож достал и в глаз ему, в глаз! А он…
Старика перебил такой же сморщенный дед, как и он сам.
— Да чё вы его слушаете? Свистит он! Этому придурку руку отрезали из-за того, что заразу в рану занёс, а к лекарю поленился идти.
— Слышь! Рот закрой! Когда будет твоя очередь рассказывать, расскажешь всем, как ногу потерял!
— Да я из-за тебя, полудурка, её и потерял! На кой хрен ты капкан медвежий поставил, когда на василиска пошли охотиться? Идиот старый!
— Если б ты под ноги смотрел, то эти самые ноги были б целы. Слепошарый тугодум!
Старики орали друг на друга, не стесняясь в выражениях, и чем громче мы смеялись, тем сильнее они начинали ругаться. Но в конечном счёте выяснилось, что они так костерят друг друга при первой удобной возможности, а на самом деле они лучшие друзья.
В один момент вечера Шиша куда-то исчез. Прогулявшись по кабаку, я обнаружил его в обнимку с какой-то дамой. Рыжий нашептывал комплименты ей на ухо, а красотка хихикала и одаривала охотника восторженными взглядами. Что ж, не буду им мешать. Я уже собрался уходить, как вдруг полуухий дёрнул меня за рукав.
— Володька! Куда собрался? Давай по рюмахе! — радостно выпалил он, приобняв меня.
— Да всё, с меня хватит. Завтра на работу.
— Ну, значит, на посошок — и по домам, — понимающе кивнул он и всунул мне в руку рюмку какой-то прозрачной жидкости. — Давай. За то, чтоб на охоте везло, всем ветрам назло!
Я опрокинул стопку… и больше ничего не помню.