Где моя башня, барон?!

Глава 17

Ожидаемого боя стенка на стенку не вышло. Тридцатилетки рванули вперёд, а вот мои ровесники замерли в нерешительности, за что и поплатились.

Жилистый мужик с татуировкой якоря на плече со всего размаха влепил промеж глаз молодому. Жалобно пискнув, тот полетел на асфальт, где его мгновенно забили ногами. Всё это я успел рассмотреть, пока уклонялся от ударов двух бестолочей, насевших на меня.

Мужик с разорванной губой попытался ударить меня ногой в грудь. Ну а я сделал шаг навстречу. Немного сместившись, набросил на себя покров маны, врезал по опорной ноге мужика. Он, громко матерясь, повалился на асфальт, но добить я его не успел.

Второй со слезящимся глазом решил попытать счастья. Хотел нанести боковой в висок. Но я ушёл под его руку, пробил двоечку в печень и бороду. Мужик, согнувшись в три погибели, тихонечко осел на пол.

Смотри-ка, а первый уже очухался.

— Ну куда ты? Полежи, отдохни! — крикнул я ему и впечатал коленом в переносицу.

Удар получился не очень сильным, но противник «удачно» упал. Ударился об асфальт, отключаясь. Два — ноль в пользу Авдеева!

Слева трое накинулись на ушастого и вколачивали его в землю ударами ног. В прошлом мире я научился драться грязно, и судя по всему, лучше места не найти, чтобы показать, что такое настоящая грязь.

С разбега я ударил в пах стоящему слева. Центральный начал поворачиваться в мою сторону и тут же получил тычок в глаз. Твою мать! Я забыл, что на мне покров маны, и за малым чуть не ослепил мужика. Надо быть аккуратней.

Третий боец успел и повернуться ко мне, и даже замахнулся в мою сторону. Но тут же упал и схватился за кадык, громко захрипев и выпучив глаза. Если бы я вовремя не опомнился и не ослабил удар, убил бы, точно. Поэтому мужик получил лишь массу не очень приятных ощущений, но жить будет.

— Стоять можешь? — спросил я ушастого, лицо которого превратилось в отбивную.

Уставившись на меня, он прошептал губами-варениками:

— Сзади.

Развернувшись на месте, я присел и нанёс удар. Попал чётко в солнечное сплетение мужика, выведя его из строя. Вот только нападавший сзади оказался наименьшей проблемой.

Весь молодняк лежал на полу, и остался только я. Я и десять тридцатилеток. Красота!

— Вы хотите крови⁈ — выкрикнул я, обращаясь к публике.

Вот только публика меня не поддержала:

— Ха-ха! А этот сопляк с непомерным самомнением!

— Давай! Сдохни уже!

— Я против тебя двести рублей поставил!

А жаль. В прошлой жизни я бился на аренах Маркарта, и зрители всегда встречали меня оглушительным воем. Ну ничего, здесь обо мне тоже заговорят. Дайте только время.

Десятка дуболомов ринулась в атаку. Никто из них даже не слышал о работе в команде. Каждый стремился добраться до меня первым, из-за чего они только мешали друг другу. Что ж, так даже лучше.

Вперёд вырвался амбал с расквашенным носом и опытался дотянуться до меня прямым ударом. Я улыбнулся, отклонил голову назад и вместе с этим ударил ногой в его колено. Что-то хрустнуло в его коленной чашечке. Это не перелом, всего лишь небольшое смещение. Амбал взвыл, попытался дотянуться до меня. И я сделал подсечку. Он неудачно упал на руку, выворачивая локтевой сустав и завыл от боли. А вот это уже вывих.

Следующий нападающий даже не понял, что случилось. Я рванул ему навстречу и, уклонившись от удара, впечатал апперкот в подбородок, швырнув его на товарищей.

Спустя минуту на ногах остался стоять только один тридцатилетка. Испуганно он посмотрел на своих искалеченных дружков.

— Сдаюсь, — пробормотал он, поднимая руки.

Я подошёл к ушастому и рывком поднял его на ноги.

— Тем, кто потерял сознание, ничего не заплатят. Стой и не качайся, — тихо буркнул я, придерживая его плечом.

— Спасибо, — выдавил Фёдор, вытирая кровь, сочащуюся из носа.

Вопль толпы прервали одинокие аплодисменты, доносящиеся со второго этажа.

— Браво! Браво мои маленькие воители! Вы показали отличный бой. Особенно ушастый! — выкрикнул Крапивин и, не сдержавшись, хихикнул. — Правила есть правила. Бой завершился, а на ногах остались лишь двое. Оба получают по сотне рублей! Следующими на арене выступят…

Что дальше говорил этот театрал, я не слушал. Подхватив ушастого под руку, я потащил его в сторону ожидавшей нас девушки.

— Владимир, Фёдор. Вот причитающийся вам приз, — девушка протянула нам два конверта с призовыми деньгами.

Фёдор, несмотря на то что едва стоял на ногах, с улыбкой выхватил конверт и спрятал его за пазухой.

— Чего смотришь? Делай так же, — посоветовал парень. — Тут вагон проигравших на ставках месячное жалование. Могут попробовать отнять.

— Смотрю, ты здесь уже не в первый раз, — заметил я.

— Ага. Не в первый, — кивнул Фёдор. — Правда, раньше был зрителем. Но когда стало туго, понял, что нужен постоянный заработок, а не вот это гадание на чайной гуще.

— Кофейной, ты хотел сказать, — поправил я парня.

— Да насрать. Хоть на молочной. Суть ты понял, — фыркнул ушастый и, скривившись от боли, схватился за бок.

— Рёбра целы? — поинтересовался я.

— Жить буду. Меня Фёдор зовут. Воробьёв. Для друзей просто Воробей… Кстати, спасибо. Ты мне если не жизнь, то здоровье точно спас, ну и соточку подарил. Так что можешь звать Воробьём, — улыбнулся Федька, продемонстрировав выбитый передний зуб.

— А меня Владимир, — представился я.

— Ага. Приятно, — хмыкнул Фёдор и, оттолкнувшись от меня, самостоятельно принял вертикальное положение. Он попытался сделать величественное выражение лица, но весь образ рухнул, когда его живот громогласно заурчал. — Твою мать. Так жрать хочется. Пойдём перекусим?

— Веди, — улыбнулся я и двинул следом за «лучшим» бойцом вечера. — А ты ради денег дерёшься?

— Ясен пень. Без рубликов живётся и голодно, и тоскливо, — выдавил Воробей и, помолчав, добавил: — Не, ну так-то не только ради этого. На турнирах часто присматриваются к бойцам. Если хорошо себя покажешь, то могут и работёнку какую подкинуть или в семью взять.

Мы вышли из промзоны и пошли по Производственной улице, которая прилегала к парку.

— Усыновят, что ли? — спросил я, не понимая, о чём ушастый говорит.

— Хе! Ага, блин. И удочерят заодно, — хохотнул Фёдор. — Не, в Хабе у нас три группировки. Краснореченские — по названию главной улицы, где они осели. Железнодорожники получили название от района обитания. Ну и Воронежские тоже названы так из-за улицы, на какой обитают.

— И чем эта шпана промышляет? — скептически спросил я, так как банды казались такой мелочью на фоне того, что творит Мышкин.

— Шпана, блин. Если б кто из группировки услышал, что ты их так окрестил, живо бы язык отрезали, — покачал головой Воробей. — Краснореченские крышуют купцов. Торгаши, конечно, негодуют, но сделать ничего не могут. Будут жаловаться полицаям — в их магазин случайно влетит бутыль с керосином, и привет. Ну и выходит, что купчары платят налог и императору, и Краснореченским. Нам сюда.

Федька махнул рукой в сторону лавки с названием: «Шкварки и картофан».

— А с остальными что? — нетерпеливо поинтересовался я, ведь город для меня раскрывался под совсем другим ракурсом.

— Не здесь, — коротко бросил он, постучал в приоткрытое окошко и крикнул: — Дядь! Дай два кулька и тархун! Два тархуна!

— Эт ты, ушастый? — послышался возмущённый голос из глубины лавки, и показался лысеющий торговец. — Ты, собака, мне ещё пятёрку торчишь!

— Да не бухти ты. Я как раз пришёл, чтоб расплатиться. На, — Воробей достал конверт и передал мужику десять рублей.

— Во. Это совсем другое дело. Хлеб нужен?

— Если бесплатно, то нужен, — расплылся в улыбке Воробей.

— Халявщик, — покачал головой торгаш и добавил: — Через десять минут всё будет.

Пока еда готовилась, Федька продолжил рассказ:

— Железнодорожники контролируют всю промышленность. А заводчанам проще налог платить, чем рубиться с бандой. Сам понимаешь, там деньги такие крутятся, что этот налог и незаметен. Тем более владельцы заводов сами порой пользуются услугами Железнодорожников, когда нужно проучить кого-нибудь.

— Странно всё это, — заметил я. — Днём смотришь — добропорядочный город. Куча полицаев, чистые улицы…

— Ага, а вечером зашёл не в ту подворотню и перо под ребро получил. Полицаи к группировщикам не лезут, потому что все прикормлены. А те, кто отказался сотрудничать, давно вниз по течению Амура уплыли с распоротым брюхом. Мы ведь на отшибе империи живём. Сюда имперская власть не особо-то и доходит, — произнёс Федька, затем шмыгнул носом и, заглянув в лавку, крикнул: — Ну долго ещё? Жрать хочу, сил нет!

— Жди молча! — рявкнул торговец и неловким движением обжёг палец о масляную сковороду. — Ай! Твою мать! Ушастое несчастье!

— Ага. Я тебя тоже, дядь, очень люблю и уважаю, — оскалился Федька и повернулся ко мне. — Ну так вот. Воронежские держат ремесленников, кабаки всякие, рыбаков, фермеров и прочую мелочёвку. Ну и всё. Больше никого нет.

— И как они? Не грызутся за сферы влияния? — поинтересовался я.

— Ну, порой бывает, — хмыкнул Фёдор. — Но там их быстро утихомиривают сверху.

— С какого верху?

— Ну ты чё? Всем в Хабаровске заправляет граф Мышкин. Так-то город принадлежит князю Громову и налоги в его казну идут, а оттуда часть уже в имперскую. Вот только князь в Москву перебрался жить, а на то, что тут происходит, ему плевать. Копеечка каждый месяц стабильно капает, он и рад.

— Выходит, Мышкин поделил город между бандами?

— Не просто поделил! Он сделал так, что банды друг с другом незримо конкурируют. И если хоть кто-то оступится, другие с радостью сожрут их с потрохами, — Федька замолчал на секунду и принюхался. — Чуешь?

Торговец из глубины лавки вынес нам свёртки масляной бумаги и две бутылки лимонада.

— Спасибо, дядь, — улыбнулся Федька и выхватил свёртки из рук торговца. — Давай у речки сядем.

Свернув в парк, мы прошли сотню метров и упёрлись в крошечную реку под названием Чёрная. Не знаю, кто решил, что это река. Как по мне, так больше похожа на ручей. Впрочем, журчит и ладно. Заодно можно будет руки помыть.

Федька всучил мне свёрток и тархун.

— Ешь, пока хрустящая, — махнул он головой.

Я развернул свёрток и утонул в невероятном аромате жирного сала, выжаренного до хруста. Свёрток был поделен на три ячейки. Самая большая с золотистой картошкой, вторая поменьше вмещала в себя шкварки, и в третьей лежали малосольные огурцы и хлеб.

Картошка была восхитительна. Похрустывала на зубах, а внутри — нежнейшая! Шкварки приятно обволакивали рот солоновато-жирным привкусом. Когда жирности становилось слишком много, её отлично сбивали малосольные огурцы.

Умяв свой кулёк, я залпом выпил тархун и рухнул в прохладную траву, закинув руки за голову.

— Федька. А кто крышует охотников? — озвучил я мысль, которая ранее не приходила мне в голову.

— Хе! Гвоздя никто не крышует, — принялся объяснять Фёдор. — Мужик суровый, с ним никто не станет яйцами меряться. Сколько ни меряйся, всё равно проиграешь. Ты же понимаешь, шпана это шпана, а вот охотники это, считай, частная армия. Против таких не повоюешь.

От слов Воробья стало тепло на душе. Я сделал правильный выбор. Да и не хочу я заниматься криминалом. Не моё это.

Федька допил тархун и, выпустив громкую отрыжку, сказал:

— Я вот хочу к Железнодорожникам, там вся сила, — он ткнул пальцем в небо, — Промышленность такая тема, которая будет двигать прогресс тысячелетиями! Я поэтому и записался на турнир. Железнодорожники частенько там толковых ребят примечают и к себе зовут.

— А не думал к охотникам податься? — прищурился я.

— Я? К охотникам? Ха-ха-ха! — зашёлся в смехе Воробей. — Да ты видел меня-то? Я с людьми не могу справиться, куда мне против тварей тягаться? Нет, Владимир, мне так высоко никогда не летать.

— А ты пробовал? — спросил я, смотря на звёзды.

— Да чё тут пробовать, я знаю, — отмахнулся Федька и, сорвав травинку, запихнул её в зубы.

Позади послышались шаги. Приближалась группа из шести человек, по крайней мере столько я насчитал по звуку. Заметив нас, один из толпы свистнул.

— Вы чё тут трётесь? — каркнул голос, явно настроенный на конфликт.

Ломбард Измаила Шульмана

— Какой замечательный экземпляр, — бубнил себе под нос Шульман, разглядывая золотой браслет, инкрустированный опалами. — Ого! Даже клеймо есть. Так-с, посмотрим.

Он окунул браслет в прозрачный раствор, который тут же начал бурлить, растворяя всю грязь.

— Ничего себе! Изготовил сам Левшов? Красота! — воскликнул он. — Это добавит к стоимости минимум пять тысяч.

Дверь в ломбард открылась, и внутрь вошёл мужчина средних лет. Серый костюм, чёрные ботинки и белая рубаха. Внешность вошедшего оказалась настолько непримечательной, что Шульману даже не за что было зацепиться взглядом.

Это немало удивило владельца ломбарда. Обычно видя посетителя, он сразу мог понять, к какому классу принадлежит человек. Стоит ли с ним торговаться? Не выкинет ли чего дурного? И так далее. А сейчас перед ним стоял мужчина, которому можно было прилепить только один ярлык — обычный.

Шульман повторно осмотрел гостя и понял, что изучение браслета его привлекает куда больше, чем беседа с незнакомцем.

— Я уже закрываюсь, — пробурчал он. — Приходите завтра.

— У меня к вам пара вопросов. Это не займёт много времени, — сказал мужчина, как будто не слышал слов Шульмана.

— Прошу вас покинуть помещение и пристально изучить вывеску. На ней написано «ломбард», а не «справочная», — недовольно буркнул Шульман, и поправив очки, продолжил смотреть на браслет.

— Я знаю, куда пришел, — спокойным тоном сказал мужчина и улыбнулся. — Скажите, к вам не приходили в последнее время необычные люди? Может, рассказывали что-то странное или продавали? Меня преимущественно интересует молодёжь. Возраст от шестнадцати до двадцати пяти лет.

— А я ещё раз вам говорю. У меня здесь не справочная. К тому же личности моих клиентов конфиденциальны, и я не вправе их разглашать. Как понимаете, мне не нужны проблемы. Уходите, пока я не позвонил заводчанам, — теряя терпение, сказал Шульман и спрятал браслет под стол, понимая, что назревает конфликт.

— Заводчанам? И что они сделают? Произведут какие-нибудь запчасти? — добродушно усмехнулся мужчина. — Мне это ни к чему. Ответьте на вопрос и я уйду.

— Я вижу, вы не местный. Так я поясню. Заводчане, они же Железнодорожники, крышуют мой ломбард, и если вам дороги зубы, то выметайтесь отсюда подобру-поздорову, — сказал Измаил, поправив очки.

Но собеседник его не слушал и продолжал как попугай твердить одно и то же:

— Ответьте на вопрос и я уйду.

Шульман нащупал под столом пистолет и рывком вытащил его, наставив на гостя.

— Проваливай. У тебя три секунды, после я спущу курок, — прорычал он.

— Это ваш выбор, — смиренно сказал гость.

Дальше произошло то, чему Шульман не мог дать объяснения. Вот мужчина стоял во входных дверях, а в следующее мгновение его силуэт размылся, и он оказался за спиной владельца ломбарда.

Рука гостя стальной хваткой вцепилась в предплечье Измаила и вывернула его за спину, отчего тот выронил пистолет. Железяка звякнула и покатилась по полу, а лицо Шульмана врезалось прямо в столешницу. Кровь потекла из разбитого носа, а по стёклам очков побежала сеточка трещин.

— Что вы делаете⁈ Я вызову полицию! — взвизгнул торговец, понимая, что дело пахнет жареным.

— Ответьте на мой вопрос и я уйду, — настойчиво твердил незнакомец, всё сильнее выкручивая руку.

— Вы понимаете, что у меня ломбард⁈ Я только и делаю, что работаю со странными личностями! — выкрикнул Шульман.

— В ваших словах нет конкретики, — сухо сказал мужчина и потянул руку так, что плечевой сустав заскрипел, а связки натянулись, причиняя Измаилу нестерпимую боль.

— А-а-а!!! — закричал торговец, с надеждой смотря на дверь. Вдруг кто-то из Железнодорожников по воле случая окажется рядом и сможет спасти его? Но, к сожалению, спасения не было.

— У вас одна минута, — так же спокойно произнёс незнакомец. — После этого ваша правая рука выйдет из строя, оставив вас калекой на всю жизнь. Время пошло.

— Я не… Я не знаю… — мычал Измаил, судорожно вспоминая, кто к нему заходил в последнее время. — Игорь Шмыга принёс картину, но я её уже продал.

— Он местный? — спросил незнакомец.

— Да! Да! Живёт на Заречном переулке, — выпалил он, надеясь на то, что нащупал нужное воспоминание.

— Не интересует. Нужны незнакомцы. Кто ещё? — спросил гость, немного ослабив хватку.

— Был один парень! Принёс на продажу золотой песок! Точно! Это он вам нужен! — радостно проскулил Измаил. — На вид восемнадцать, чёрные волосы, колючий взгляд. Хитрый как лис! Он потом ещё пару кинжалов продал и кольцо.

Торговец выдал всё, что знал, лишь бы сохранить здоровье.

— Ты сейчас описал половину Хабаровска, — мужчина спокойно растоптал надежду торговца на спасение и сильнее выкрутил руку, так что связки вновь заскрипели. — Говори точнее. Кто такой, куда пошёл?

— А-а-а!!! Я не знаю! Не знаю! — кричал Шульман, обливаясь слезами, а потом вспомнил важную мелочь и, всхлипывая, затараторил: — У него в кошельке была визитка союза охотников! Наверное, он из СОХ.

— Охотник? Интересно, — мужчина отпустил руку торговца и положил перед его носом клочок бумаги с написанным от руки номером. — Вот мой телефон. Если объявится — позвонишь. Лучше ведь общаться со мной по телефону, чем при личной встрече, да?

— Да. Да. Я обязательно позвоню. Спасибо. Извините меня. Я позвоню… — мямлил Шульман, сжимая в руке телефон незнакомца.

Мужчина поправил одежду, вышел на улицу и закурил.

У входа в ломбард

Кречет Ярослав Игоревич, следователь тайной полиции, не собирался причинять вред этому старику. Пришлось лишь немного на него надавить.

Кречет поправил воротник, закурил, а затем оглянулся, подмигнув через окошко двери перепуганному владельцу ломбарда.

Теперь у него была очень важная информация и перепуганный информатор, который обязательно позвонит ему в нужный момент.

— Интересно. Уж не тот ли это Владимир, который для сельчан из Сита убил ящеров? — задумчиво пробормотал он себе под нос, прогулочным шагом отдаляясь от здания. — Там тоже пропал золотой песок…

Затем он быстрым движением достал телефон из внутреннего кармана пиджака и набрал номер своего начальника, господина Борщова.

— Да, слушаю тебя, Ярослав, — раздался в трубке сухой голос.

— Пётр Евстигнеевич, хорошие новости, — улыбнулся Кречет. — Похоже, я нашёл зацепку.