Гений Медицины

Глава 8

В этом отделении точно творится что-то странное. Хотя в данном случае это не обязательно должен быть психически больной. У меня есть и другие подозрения…

— Пойдём скорее! — воскликнул я, первым выбегая в коридор.

Голый мужчина действительно наворачивал круги по всему коридору отделения.

— Это же С-синицев, — прошептал Болотов, на всякий случай прячась за меня. — Только что у н-него были.

Тот пациент, который лежит с высоким давлением. Это ещё раз подтверждает мою теорию. Только бы не опоздать.

— Санитаров позовите кто-нибудь! — прокричала Ольга Петровна. — Ему надо успокоительное вколоть!

— Нет, — возразил я. — Это только усугубит положение!

В несколько прыжков я нагнал пациента и зафиксировал его на месте, заведя за спину его руки. Хотя он не особо и сопротивлялся, сразу стал вялый и послушно остался стоять в таком положении.

— Где здесь бокс? — быстро уточнил я у медсестры.

— Да вот, сразу направо будет, — растерянно отозвалась она. — Но психологически нестабильных пациентов мы там не держим…

Я не стал её слушать и отвёл пациента в палату.

Одиночная палата, именуемая в отделении «боксом», служила каждый раз для разных целей. Сейчас я уложил мужчину на кровать и тут же просканировал диагностическим аспектом.

Ага, подсвеченное сердце, сосуды. И сильно повышенное артериальное давление, что подсказал мой кардиологический аспект.

Гипертонический криз, как я и подумал.

Состояние, при котором артериальное давление резко повышается до критических отметок. У этого пациента — двести десять на сто двадцать.

Кошмарно высокое давление.

На его фоне и произошло помутнение сознания, вследствие чего он начал вести себя неадекватно. Такое случается, хоть и нечасто. Если бы мы вкололи ему галоперидол — давление могло подскочить ещё сильнее. Привести к инсульту, как минимум.

— Урапидил, двадцать миллиграмм, внутривенно, струйно, срочно, — скороговоркой проговорил я вбежавшей вслед за мной медсестре.

Кстати, это была не Ольга Петровна, та в палату, видимо, побоялась идти.

Молоденькая медсестра тут же кивнула и быстро умчалась за препаратом. Спустя минуту она уже делала внутривенную инъекцию, ловко попав в вену с первого раза.

Я в это время контролировал давление кардиологическим аспектом, заодно держа в тонусе все сосуды, чтобы не было осложнений. Сил это отнимало очень много, но Урапидил — сильный препарат, а давление нам надо снижать медленно.

Резкое снижение давления чревато дополнительными проблемами, связанными с сосудистыми реакциями.

Через десять минут давление мы снизили до цифр сто девяносто на сто. Всё ещё очень высокое, но постепенно движемся в нужную сторону.

— Что со мной было? — просипел пациент.

— Давление сильно скакнуло, — объяснил я ему. — Уже всё в порядке, вы только не вставайте.

— Я голый? — удивлённо спросил он, заглядывая под простынь.

Представляю себе его удивление. Если ему начать тут рассказывать всё, что он устроил — от волнения снова давление подскочит. Поэтому с объяснениями придётся подождать.

— Это было необходимо для лечебных манипуляций, — спокойно ответил я.

Простынкой я его прикрыть уже успел, так что такой ответ прозвучал вполне логично. Мужчина кивнул и устало прикрыл глаза. Отлично, пусть отдохнёт.

Я снова проверил ему давление и удовлетворённый вышел из бокса.

Снаружи меня ждала целая делегация. Ольга Петровна, остальные интерны, Зубов и Терентьев.

— И что вы мне тут опять устроили, мои птенцы без перьев и мозгов? — вздохнул Зубов. — Почему я прихожу и тут же выслушиваю жалобы о неподобающем поведении пациента?

— У пациента случился гипертонический криз, — спокойно пояснил я. — Из-за этого и странное поведение. Криз купирован, пациент пока в боксе, но скоро можно будет перевести. Я пока не рассказывал ему о том, что он устроил.

— Эх, жалко, что не у его супруги такое произошло, — вздохнул Терентьев.

За что тут же получил толчок в плечо от Зубова.

— Чем купировали? — прищурился наставник.

— Урапидил, — пожал я плечами. — По многим научным статьям он лучше всех подходит для купирования криза.

Зубов довольно кивнул мне, а затем перевёл взгляд на остальных интернов.

— А вы что, тут просто стояли⁈ — гаркнул он.

— Так мы подумали, что псих снова, — заявил Соколов. — А Боткин нам запретил ему успокоительное колоть. А подходить-то к нему страшно!

— Вам нечем думать, у вас наверное дырка в черепе, и мозг потихоньку вытекает оттуда, — разозлился Зубов. — Правильно всё Боткин сделал, давление от препарата поднялось бы сильнее. Надо уметь в дифференциальную диагностику, куриные вы крылышки! Чей пациент?

— Н-наш, — робко отозвался Болотов. — У н-нас сегодня супружеская пара с гипертонической болезнью. Н-но я распорядился дать пациенту м-моксонидин, давление при осмотре было высокое.

— Мне никаких распоряжений не поступало! — тут же заявила Ольга Петровна. — Это точно.

А вот, кажется, и новая подлянка для Болотова. Правда, Шуклин и себя может таким образом на дно утащить… Но сейчас он, думаю, выкрутится.

— П-павел, ты же говорил, что передашь, — взволнованно произнёс Болотов.

— Неправда, ты сказал, что сам распорядишься, — тут же ответил Шуклин. — Я занимался Синицевой, а ты её супругом. Так что не впутывай меня.

— Ну как же… — Болотов совсем растерялся. — Т-ты сказал, что без проблем передашь это медсестре.

Вот они отморозки! В попытках подставить Болотова не чураются даже здоровьем пациентов! А если бы у Синицева действительно инфаркт случился?

Шуклин стоит спокойный, словно вообще не при делах.

Всё, пора отвечать им тем же. Я против таких методов борьбы, но такого отношения к пациентам точно не потерплю!

— Значит, Болотов, остаётесь на ночное дежурство и к завтрашнему дню подготовите для всех остальных доклад на тему гипертонического криза! — гаркнул Зубов. — Остальные быстро разошлись по своим пациентам! С Синецевым я сам закончу.

Я подробно расписал наставнику, что было предпринято для купирования криза, и Зубов отправился в бокс. За пациента я больше не переживал. С учётом воздействия кардиологической магиии в минимальном объёме — с ним всё будет в порядке.

— Я Света, кстати, — раздался голос за моей спиной.

Я развернулся и увидел ту самую медсестру, которая делала инъекцию пациенту.

— Константин Алексеевич, врач-интерн, — кивнул я ей. — Молодец, очень вовремя отреагировала. Твои действия спасли пациента.

— Я просто выполняла указание, — покраснела она. — Пациента спасли вы, и это ни капельки не приукрашено!

— Светочка, развращаешь тут нового врача? — подошёл к ней Терентьев. — Этого одобряю, молодой, красивый, умный. Как я в молодости!

— Я просто познакомилась, — Света ещё сильнее залилась краской и поспешно убежала дальше работать.

— Хорошая девка, молодец, — с видом эксперта подмигнул мне Терентьев. — Ну, мне тоже пора к себе в отделение. Вдруг родит кто резко, а меня нет.

С этими словами он с важным видом удалился.

Я забрал результаты обследований и устроился в ординаторской заполнять истории болезни.

— Хозяин, — позвал меня Клочок. — Я уже полдня за Соколовым наблюдаю. Он к психиатру сходил, вот умора.

— Значит, всё-таки решил провериться, — усмехнулся я. Потом сразу серьёзно спросил: — А за Шуклиным не следил?

— Нет, — признался Клочок. — Я же не мог разорваться! А что-то случилось?

Я вкратце рассказал ему произошедшее.

Так, значит, Шуклин действовал самостоятельно. Ну это вполне в его духе, совершенно не подумать про пациента и просто не передать назначения. Повторяется уже, со мной так же делал.

— Вот он мышь неотёсанная, — по-кошачьи выругался Клочок. Эти повадки у него не отнять. — Что делать будем?

— Испортим ему свежезаполненную историю болезни, — отозвался я. — Пациенту это не навредит, а его самого явно оставят переписывать. Для начала сойдёт.

— Так это я запросто, — пискнул крыс. — Порву, пролью чернила и пусть себе дежурит. Хозяин, но ты же сам хотел сегодня остаться?

— Перенесу на завтра, — отозвался я. — Сегодня много сил потратил магических на этого пациента с кризом. Тем более, тут сразу два кандидата, третий явно не нужен.

— Тогда я пошёл, — заявил Клочок. — Я знаю, где Шуклин ныкается, чтобы подремать. История явно где-то там же валяется. Найду, порву! И Шуклина, и историю!

— Лучше только историю, — одёрнул я его.

Клочок убежал, а в ординаторскую зашёл Болотов.

— И как мне т-теперь доказать, что я назначал моксонидин? — сокрушённо спросил он. — Ч-честное слово!

— Почему сам не передал это медсестре? — со вздохом спросил я.

— Т-так Шуклин сам вызвался, мол, ему что-то ещё надо, поэтому заодно и с-скажет, — ответил Женя. — Я н-не хочу, чтобы меня считали некомпетентным врачом.

О собственной репутации он печётся больше, чем о здоровье пациента. У каждого свои тараканы в голове.

— Ты назначал при пациенте, в палате? — уточнил я.

— Д-да, — кивнул он. — Но с-сам пациент этого же не подтвердит, он спит.

— Зато соседи могут, — пожал я плечами. — Они частенько прислушиваются к осмотрам других. Поспрашивай у них, вдруг кто-то запомнил.

— А это идея! — обрадовался Болотов. — Спасибо большое!

Я вышел вслед за ним, намереваясь ещё раз проведать Лаврентьева. К моему удивлению, тот уже успел найти с Блохиным общий язык и что-то ему эмоционально рассказывал.

— Больше без скандалов? — спросил я, войдя в палату.

— Да нормальный мужик оказался, — кивнул Лаврентьев. — Зря я на него наезжал.

— Я рад, — усмехнулся я. — Как самочувствие?

— Лучше, Константин Алексеевич, — бодро отозвался тот. — Долго мне тут лежать?

— Десять дней, потом с рекомендациями выпишем, — отозвался я.

Десять дней — это была не просто цифра с потолка. В клиниках существует строгое понятие, именуемое «оборот койки».

По этому показателю определяют качественность работы самой клиники. За год через клинику должно проходить определённое количество человек. И среднее время для лечения одного пациента — десять дней.

Я сам был ярым противником подобных вещей. Ну как можно в цифрах измерять лечение людей! Как можно точно быть уверенным, что десяти дней хватит, чтобы пациент выздоровел? Это невозможно.

Но таковы правила этого нового мира, и все их сразу мне не изменить.

— Отлично, — обрадовался Лаврентьев. — Соскучился уже по свободе!

— А у меня диабет подтвердился? — спросил Блохин.

— К сожалению, да, — кивнул я. — Анализы все пришли, сахарный диабет второго типа. Теперь вам тоже предстоит сесть на диету и принимать специальные препараты. Кроме того, к вам завтра придёт эндокринолог для лечения своей магией.

Эндокринолог стабилизирует состояние пациента, но изменить восприимчивость клеток к инсулину он уже не сможет. Поэтому теперь Блохину придётся сильно изменить своё меню. Прежде всего — исключить сахар.

— Ну вот, — расстроился он.

— Не переживай, зато ты можешь есть мясо, — неловко подбодрил его Лаврентьев. — А я практически веганом теперь стал, из-за своей подагры.

Правда, разница в том, что Лаврентьеву потом мясо в рацион вернут. Без него человек не получает всех макро и микроэлементов. А вот без простых углеводов, точнее, без сладкого прожить можно. И Блохину сидеть на такой диете всю жизнь, если не хочет осложнений.

Я оставил своих пациентов и отправился к Зубову. Как раз попал на разнос Шуклина.

— Так это из-за вас пациент словил гипертонический криз! — проорал Зубов. — Вы даже не куриное крыло, вы куриная жопа! Чем вы вообще думали? Ах да, мозгов-то в жопе нет!

— Мы просто, наверное, не поняли друг друга, — попытался оправдаться Шуклин. — Я правда думал, что Болотов сам распорядится.

— Да, только два соседа по палате подтвердили, что вы сами вызвались это сделать! — не утихал Зубов. — Вы! Трубка вы газоотводная, а не врач!

Ох, сильно же он на этот раз разозлился. Понимаю его, из-за всей этой истории мог пострадать невинный пациент.

— Вот, я с пациентом закончил, — решил перевести тему Шуклин, протягивая историю болезни.

Это он зря. Первая страница выглядела абсолютно обычно, но как только Зубов её открыл, то увидел целое месиво из продырявленной и кое-где залитой чернилами бумаги. Клочок постарался от души.

— Да вы издеваетесь! — воскликнул Зубов.

Шуклин в шоке уставился на медицинский документ.

— Я-я не знаю, как это произошло, — от волнения он и сам начал заикаться. — М-меня кто-то подставил. Болотов, это ты?

— Д-да когда бы я успел? — ответил тот. — М-мы с вами больше и не виделись, в-вы историю в другом месте каком-то заполняли.

— Всё равно, это явно ты подстроил, — не успокаивался Шуклин. — У меня нет доказательств, но это не я!

— Хватит с меня! — гаркнул Зубов. — Сегодня вы остаётесь на дежурство, Болотов может быть свободен. И на ближайший месяц у вас останется прозвище «куриная жопка»! И вы сами объясните пациенту свою ошибку. И перепишите историю, пока будете дежурить! Всё!

Шуклин хотел ещё что-то сказать, но не нашёлся с ответом. И печально отправился в ординаторскую.

— М-михаил Анатольевич, можно я лекцию в-всё равно подготовлю? — спросил Болотов. — М-мне кажется, это полезно. Дома я найду м-много материала.

— Можно, — чуть успокоился наставник. — Не обольщайтесь, вы тоже птенец. Просто хоть одна извилина, да есть. История в порядке, свободны.

Я тоже показал наставнику свои истории, и моей работой он остался очень даже доволен. Пора домой, и надеюсь, Шуклин за ночь не натворит каких-нибудь делов.

Собрал вещи, проконтролировал, чтобы Клочок вернулся, и уже собирался уходить, как меня вдруг поймала Тарасова.

— Костя, подожди, ты домой? — покраснев, спросила она.

— Ну да, — кивнул я. — А что такое, помощь снова нужна с пациентом?

— Нет-нет, я тоже уже всё, — она зажмурилась и выпалила: — Не хочешь сходить в музей?

Интересное предложение. В этом мире я уже год, но заниматься культурным просвещением абсолютно не было времени. С другой стороны, не всегда же только работать.

— Что за музей? — поинтересовался я.

— В Русский Музей привезли коллекцию, связанную с лекарским делом античности, — отозвалась она. — Всего на пару дней, затем она поедет в Москву. И я подумала, что тебе будет интересно…

Лекарское дело античности. Грубо говоря, лекарское дело моего времени. Очень интересно посмотреть, как в итоге развивалась медицина после моей смерти!

— Мне интересно, — улыбнулся я. — Пойдём.

— Ох, сейчас, я только соберусь, — заторопилась Лена.

Представляю, как сильно хочет Клочок высказаться по этому поводу. Ну, вечером отыграется по полной.

Лена собралась, и мы отправились в музей.

Соколов уныло вошёл в ординаторскую и приземлился рядом со спящим Шуклиным.

— Что, тебя тоже дежурить оставили? — растолкал он его.

— Да всё из-за тебя, — сонно буркнул Шуклин. — Ты где вообще весь день был⁈ Я тебя найти не мог.

— Да так, дела… — неопределённо ответил Роман.

Ну не говорить же Шуклину, что он был на приёме у психиатра!

Пытался рассказать про голос совести, да только психиатр не посчитал это чем-то серьёзным. Нет, он предложил пару успокоительных препаратов, но серьёзно к жалобам не отнёсся.

Соколову и самому начинало казаться, что он себе всё это просто придумал. Может, задремал на диване, и приснилось…

Из-за всех этих забот он не успел толком заполнить свою историю, и его тоже оставили на дежурство. А у него планы были, между прочим, пойти в бар повеселиться!

— Я без тебя решил действовать сам и подставить Болотова, — рассказал Павел. — Он распорядился препарат один дать мужчине, а я не передал.

— А, как раз тот голый мужик, что тут по отделению бегал? — уточнил Соколов. — Боткин с ним быстро разобрался.

— А потом подсказал Болотову, как всю вину на меня спихнуть, — пробурчал Шуклин. — И ещё и мою историю как-то испортил! В итоге я теперь куриная жопка, а Боткин на свиданке.

Боткин пошёл на свидание? Это с кем же, интересно. Соколов считал себя самым желанным во всём отделении.

— И кто эта «счастливица»? — стараясь скрыть в голосе ревность, уточнил Соколов.

— Тарасова, прикинь, — отозвался Павел. — Наша тихоня вдруг решила подкатить к нашему гению медицины!

Соколов уже пытался несколько раз позвать Тарасову на свидание, но каждый раз получал отказ. Поэтому эта новость сильно резанула по его мужскому достоинству. Да и мужскому достоинству уже хотелось кого-то получше сорокалетней Ольги Петровны, которая уже замучила смотреть влюблёнными глазами.

Для дела, конечно, приходилось с ней поддерживать отношения. Она ещё может пригодиться. Но это для дела, а для тела хочется чего-то посвежее.

— Тарасова, значит, — процедил Соколов. — И что, прям сама позвала?

— Ну да, — лениво пожал плечами Шуклин. — А что ты так завёлся?

— Да я не завёлся, просто подумал, что Тарасовой мы ещё ни одну подлянку не устраивали! — нашёлся Роман. — Несправедливо, она между прочим тоже сильный соперник.

Так себе оправдание, но Шуклин туповат, он ничего и не поймёт.

— Так ты определись, — снова прикрыл глаза Павел. — То ты говоришь, что надо Боткина валить. То переключаешься на Болотова. Теперь резко вспомнил про Тарасову.

— Завтра мы ей такое устроим, что она сама из интернов уйдёт, — ответил Соколов. — Ты давай, слушай. У меня новый план!

Русский Музей Императора Александра Третьего располагался не так уж далеко от клиники. Поэтому прогуляться до него мы решили пешком.

— Я вообще очень люблю историю древней медицины, — поделилась девушка. — Всегда интересно узнать, как именно мы пришли к тому, что есть сейчас.

А уж мне-то как интересно! Как так вышло, что всё моё дело пошло насмарку и привело к созданию медицинских препаратов, по сути — той же алхимии? А ведь я рассчитывал, что лечить будут в основном магией.

— Что интересного знаешь на эту тему? — поинтересовался я.

— Истоки лекарское дело берёт из Древней Греции и Древнего Рима, — с готовностью ответила она. — В Древнем мире жил знаменитый лекарь Гален, считающийся основателем лекарского дела. По легенде он стал первым лекарем в мире, сделал множество научных открытий и заложил основы медицины как таковой. Именно благодаря нему мы теперь пользуемся лекарской магией.

Приятно, что мои заслуги в современном мире высоко оцениваются. Учение об аспектах лекарской магии действительно принадлежит мне. Сама магия существовала и до этого, но я смог проклассифицировать её и создал основную часть направлений.

— Кроме него были и другие лекари, — добавила Лена. — Один из не менее известных — это Гиппократ. Он жил в Древней Греции и в отличие от Галена был сторонником алхимического лечения заболеваний. Создавал препараты растительного и животного происхождения.

И стал создателем гильдии алхимиков. Которая в итоге и заказала моё убийство.

Я и сам увлекался алхимией, хотя лечить всё равно предпочитал магией. Открыл собственную школу, делал успехи. Пока меня не убили — всё шло хорошо.

— А ты больше придерживаешься какой стороны? — с интересом спросил я.

— Галена, конечно, — улыбнулась Тарасова. — Лечить магией гораздо безопаснее, чем травить пациентов препаратами. Нет побочных эффектов, передозировки, взаимодействия с другими лекарствами. Я удивляюсь, почему в итоге алхимия так распространилась.

Лена даже не догадывается, что как раз с Галеном она и идёт сейчас в музей. Забавный расклад.

Мы дошли до здания Русского Музея. Красивое белое здание с колоннами, напоминает родные римские постройки.

— Ох, сколько здесь народу, — вздохнула Лена. — Придётся пробиваться к экспонатам с боем.

— Справимся, — улыбнулся я.

Мы вошли внутрь, и я приобрёл на кассе два билета. На самой выставке Лена тут же подхватила меня под руку и потащила к первой витрине.

— Смотри, это знаменитые сосуды для жидкостей Гиппократа, — вдохновлённо пояснила она. — Вообще это Гиппократ первым открыл четыре типа темперамента, и связаны они, по его мнению, были с преобладающей жидкостью в организме. У сангвиников это кровь, у холериков жёлчь, у флегматиков слизь, а у меланхоликов чёрная жёлчь. Каждый тип, по его мнению, был предрасположен к разным заболеваниям, и лечить их надо было разными алхимическими зельями. Но выделил четыре психофизиологических типа именно Гален.

— Да, это я знаю, — улыбнулся я. — На основе этой теории Гален провёл ряд своих исследований, вследствие чего появилось учение о темпераменте.

Интересно, Гиппократ случайно ни в кого не переродился? А то я бы с ним встретился. Есть у меня к нему парочка вопросов…

— Идём дальше, — предложил я. — А то застряли возле одного стенда.

Мы прошли к следующей витрине, и я увидел свои знакомые вещи. Это же мой любимый скальпель!

В прошлой жизни я много внимания уделял строению человеческого тела. Надо было знать, куда конкретно действовать лечебной магией. Помогала мне в этом диагностическая магия, с помощью которой я получал проекции тела. Но для некоторых трудов приходилось пользоваться скальпелем.

Я вдруг почувствовал исходящие от скальпеля лёгкие вибрации. В нём осталась часть моей магии! Незначительная, но если я поглощу её, то смогу усилить свой магический центр.

— Мне надо отойти на пару минут, — коротко сказал я Лене.

Она так вдохновлённо изучала экспонаты, что лишь рассеянно кивнула.

Отойдя в нелюдимый угол, найти который было не так-то просто в этой толпе, я слегка потряс сумку.

— Дело для супер-крыса, — прошептал я. — Нужно позаимствовать один экспонат.