Горный цветок

Глава 3

- Я осознаю всю опасность, отец! – твёрдо сказал Энтони. – Полагаю, что именно вся военная мощь нашей страны, а не только один Дейтон, должны принять участие в том, чтобы болезнь не покинула пределов территории нортманнов. Если понадобится, то мы остановим заразу, попросту уничтожив всех заболевших, которые проникнут через горы Дейтона.

Распахнулась дверь и в кабинет быстрым шагом зашёл младший сын милорда – Маркас. В противовес отцу и старшему брату, он был светловолос, светлоглаз и в целом менее грузен, а также придерживался, по мнению Энтони, «странных гуманистических взглядов», которые наверняка не доведут самого Маркаса до добра. Отец, быть может, полагал так же, но, как дипломат, никогда не говорил об этом вслух.

- Остановим заразу? – Маркас взвился, как будто кто-то собирался с ним спорить до хрипоты. – Знаешь ли ты, любезный братец, что спасаться от болезни будут женщины и дети. Как правило, именно они решаются на то, чтобы покинуть свои жилища и убегать в поисках спасения, куда глаза глядят!?

При этом молодой человек рассерженно плюхнулся в кресло стал теребить шейный платок.

- И тебе здравствовать, Маркас! - ровно произнёс лорд Джерард, словно его младший сын только что озаботился правилами приличия. – Я очень рад твоей осведомлённости о ситуации на границах Дейтона.

На что тот только махнул рукой, мол, подслушивать нынче не зазорно, глупости какие!

- Ты не хуже моего понимаешь, отец, - немного успокоившись и поняв, что его собираются выслушать, продолжил Маркас, - что вводить войска на территорию Дейтона, когда они только что вошли в состав Энландии – это явный перебор. Тем более что эти ребята так кичатся своими боевыми предками и гордятся мнимой независимостью. Так стоит ли сердить волка в его же логове? Помнится мне, что ты сам говорил, будто Палата Лордов приняла декрет о невмешательстве во внутренние дела этой провинции?

Лорд Джерард вздохнул – конечно же, он помнил. Лорды Гор и Равнин Дейтона были довольно разобщены, причём каждый мало-мальски старый клан, такие, как Маккармеги, Гленарван, Харнеры или Гордоны, полагал себя достойным того, чтобы считаться верховными правителями, это как минимум. Казалось, только недавно отшумели междоусобные войны и в Дейтоне наступил мир. А сейчас дочь клана МакКлиган, Её Величество королева Вероника, счастлива в браке с молодым королём Энландии Карлом, принеся в качестве приданного новую провинцию. При этом Дейтон во многом остался самостоятельным, хоть и считается с монаршьей волей.

- А тебе, Тони, только бы оружием побряцать! Не наигрался в солдатиков в детстве? Здоровяк, а мозгов, как у хлебушка!

Маркас не упустил момента подколоть брата, который недавно получил свой мундир офицера. Но тот не поддался на провокацию, хоть и было заметно, как он разозлён выпадом брата.

- Война и опасность того, что болезнь выкосит треть населения, как это бывало и раньше, умерит гордый нрав и пыл этих ребят, братец, - с кислой улыбкой покачал головой Энтони. – Это касается всех, Марки, даже таких умников, как ты!

- Хватит! – осадил Джерард привычную перепалку своих сыновей. – Мы крайне внимательно выслушали твою точку зрения, Маркас, и она имеет своё право на существование, однако мы сейчас говорим о чём-то ином, нежели о том, как спасти женщин и детей нортманнов от холеры. Нас более всего интересует наше собственное благополучие, знаешь ли.

- Ни в коей мере не сомневаюсь в твоих словах, отец, - усмехнулся Маркас, - только вряд ли Тони с кучей солдат удастся пробыть в живых достаточно долго для того, чтобы прознать что-то стоящее о том, насколько правдивы эти слухи о страшной болезни.

- То есть, - прямо смотря в глава Маркаса, задумчиво произнёс милорд Роуэл, - нам нужен парламентёр, который прибудет к ним с миром. Тот, который смог бы не просто прийти к ним, но и показать, что старые неурядицы могут быть забыты. Тот, которого бы послушали и лорды Гор, и грязные разбойники нортманны. Из старой и влиятельной семьи, которая имеет свой вес и в Палате Лордов.

- То есть такой, как я! – самодовольно заключил Маркас и раскланялся с родичами, после чего покинул кабинет отца с независимым видом.

- Разве тебе не кажется, что он слишком молод для этого, папа? Ему только девятнадцать лет. Конечно, Марки – неглупый парень, но насколько он…

- Не говори ерунды, Тони! – отрезал лорд Джерард и махнул рукой. – Если ты припоминаешь, то тебе было ровно столько же, как и ему сейчас, когда ты отправился к берегам Галлии.

- Там совсем другое, да и со мной были люди, на которых я мог бы положиться, - недовольно пробурчал Энтони.

- Что же, мне остаётся только лишь уповать на то, что и мой младший сын будет достоин соответствующего его положению окружения, - в голосе милорда Джерарда сталкивались глыбы льда.

- Да, конечно, - окончательно стушевался Энтони, - но что насчёт его женитьбы? Кажется, ты решил сговориться с семьёй герцогов Майденских?

- Думаю, что очаровательная малышка Филиппа Элтон будет счастлива выйти замуж не за этого надутого индюка, своего кузена, а за Марки. Во всяком случае, тотчас после возвращения мальчика из путешествия, я непременно озабочусь сватовством.

Энтони степенно кивнул и вышел вслед за братом. Ему казалось, что Марки – недостаточно хорошая кандидатура для подобного дела, но отцу всегда было наплевать на них. И если будет необходимо, то он с лёгкостью поступится их жизнями, если это будет во имя интересов общества. Энтони огорчённо покачал головой и поспешил в свои покои – сегодня у него ещё была одна встреча в министерстве, которая заняла все его мысли.

А Джерард всё ещё сидел в своём кабинете, посылая письма министрам, членам Палаты Лордов, выражая обеспокоенность, прося оказать посильную помощь, и прочее, и прочее.

- Насколько оправдан риск в путешествии лорда Маркаса, ведь нортманны непредсказуемы? – осторожно спросил секретарь милорда Джерарда, господин Мардел.

- Риск есть, это так. Но это даст ему преимущество перед другими членами Палаты в тот день, когда мой сын решит возглавить это сборище тупоголовых кретинов, которые называются Палатой Лордов Энландии, Саймон! Поверь мне, несмотря на всю мягкость и покладистый нрав, у Марки есть все задатки лидера!

***

Было больно! Очень больно! Грудь болела так, что было страшно даже думать о том, чтобы дышать. Каждый вздох отдавался острой болью во всём теле. Я не удержалась и застонала, пребывая в странном омуте, глаза отказывались открываться. Но я почувствовала, как кто-то заботливо смочил мне губы влажной тряпицей, горьковатый знакомый вкус достиг моего неба. Морфин? Откуда морфин? Неужели, меня спасли и теперь я загораю в тюремной больничке? То есть, не в тюремной, пока я должна находиться в СИЗО, конечно. Мысли путались и уплывали от меня, пока я окончательно не сдалась и не отключилась.

Второй раз я пришла в себя не скоро. Во всяком случае, мне так показалось. Я разлепила глаза и увидела перед собой высокий потолок. Зрение восстанавливалось не сразу, а словно нехотя. В груди по-прежнему болело, но не так, как раньше, по крайней мере, я могла дышать. Думаю, что действие обезболивающего ещё не закончено, поэтому боли меньше. Хотя, я слабо представляю, как смогла остаться в живых. Не припоминаю случая, чтобы люди выживали с такими ранениями. Впрочем, сдаётся мне, что живая я – чисто номинально, поскольку двигательной активности нет, да и мысли от наркоты какие-то вялые и бессвязные…

Интересно, сколько мне вкололи? Просто, под действием подобных препаратов, пациенты любят всех и вся, а также с удовольствием распевают песни. Очевидно, и тут мне не подфартило. Я прислушалась к себе – желание петь не возникло, и я снова уснула.

Новое пробуждение было ночью, как я поняла. Верхний свет в палате был выключен, только неподалёку от койки слабо светил крошечный ночник, отбрасывая неверный отблеск на потолке. Я моргнула, пытаясь сфокусировать взгляд на чём-то одном. Как и положено, меня держали в одиночной палате. Думаю, что где-то там, сбоку над головой, зарешечённое окно, выходящее во внутренний двор с колючей проволокой на заборе. Ума не приложу, зачем было так усердно пытаться спасти мне жизнь, если честно. Быть может, тот самый неведомый Авдеев, которому звонили соседи, расстарался, определив меня в это заведение. Я бы непременно рассмеялась, если бы могла, когда подумала о том, как удивится непосредственное руководство тех «быков», которые пришли ко мне для задушевной беседы, узнав, что им не повезло и беседа прошла не по привычному сценарию. Впрочем, не нужно думать, будто я раскаиваюсь или хотя бы сожалею о смерти парней. Сейчас, конечно же, не девяностые, но век «быка» вообще не долог, что уж тут говорить…

Очень хотелось пить, и я сочла это за некую положительную динамику. Пошевелив шеей, я с некоторым трудом смогла повернуть её вбок. О, как! А я тут не одна прохлаждаюсь! Во всяком случае, при свете ночника я увидела женщину в длинном тёмном платье и белом головном уборе, напоминающим шапочку медсестры, которая прикорнула в кресле неподалёку от моей койки. Ага, конвой, значит… а что, просто приковать меня по старинке, уже недостаточно? Не рецидивист, чай! Впрочем, это не так уж и важно. Я облизнула сухим распухшим языком потрескавшиеся губы и прохрипела:

- Конвой! Пить! Дайте пить! – после услышала шебуршание под ухом и тихое бормотание, затем женщина осторожно приподняла мою голову и напоила меня тёплой и противной водой из стоящей неподалёку кружки.

Воды было мало, но я понимала, что много пить не стоит, да ещё после операции, кивком поблагодарив конвойную, принялась обшаривать глазами помещение. Теперь я уже могла не только смотреть в потолок, но и оценивать то, что я видела. И это самое увиденное не вязалось у меня с привычным пониманием жизни. Комната совершенно точно была не больничным помещением, хотя бы потому, что палата-одиночка никогда не поражала размерами, зато эта комната имела довольно широкую кровать, тяжёлый даже на вид столик на вычурной ножке рядом с кроватью (именно там и стояла кружка с водой, какой-то тазик, тряпки и пара стеклянных флаконов), что-то темнело в глубине комнаты, до ужаса напоминающее печь в бараке, где мы жили сразу же после переезда в Москву. Два узких окна по обоим сторонам от кровати и зеркало напротив довершали картину. Я с трудом повернула ещё немного голову. А, нет, не всё – женщина сидела в неудобном даже на вид кресле, но сейчас она подошла ко мне, поднеся источник света – канделябр с тремя свечами, после чего улыбнулась и прошептала:

- Слава Великому, ты очнулась, Камилла! И пусть все говорили, что мои молитвы напрасны, но я надеялась и верила в то, что мой цветочек выкарабкается… сможет победить смерть и снова будет со мной. А третьего дня тебе было так плохо, что я подумала, будто ты умерла… Но Великий в мудрости своей не призвал тебя раньше времени к себе…

Дальше шли тихие всхлипывания и уверения в том, что теперь я непременно пойду на поправку, если уж очнулась и не брежу, да и жар у меня спал… я снова уставилась в потолок из тёмного, почти чёрного дерева и вяло решила: «Вот теперь всё!». В голове почему-то пронеслась мысль о том, что я была права – видения с лохматой собакой с крысиным хвостом, которую зовут Умретью – это тебе не кот начхал, быть может, болезнь была у меня и раньше, но прогрессировала с возрастом, а триггером для нынешнего срыва были мои подозрения в том, что за мной следят. Кто знает, возможно мне всё почудилось… и та собака, и убийства «чёрных риэлторов», и эта комната? А вместо всего этого я сейчас отдыхаю под действием старого доброго аминазина? Непременно расскажу санитарам о том, какие глюки меня посещают, как только немного отпустит.

Однако, боль, которая пронзила мою грудь, стоило только мне глубоко вздохнуть, была вполне реальной. Или это не глюки? Я, похолодев, хриплым голосом спросила у причитающей женщины:

- Погоди! Что ты там говорила про то, что я будто не дышала?