Обратно в Питер я вернулся другим человеком. Не только в плане чина — фельдфебель, дворянин, аж самому смешно было поначалу, — но и внутри что-то щелкнуло. Война, она, знаете ли, мозги прочищает лучше любой бани. Одно дело — тут, в тылу, железки ковырять да станки мудрить под присмотром высоких чинов. И совсем другое — там, на передке, когда земля от разрывов ходуном ходит, а смерть рядом бродит, заглядывая в глаза каждому второму. Я теперь точно знал, для чего я тут корячусь, не ради чинов или денег (хотя и то, и другое не помешает, чего уж там), а чтобы у солдата в руках было нормальное оружие. Чтобы пушка била куда надо, а не рвалась, калеча своих же, чтобы был шанс выжить в этой мясорубке. И эта простая мысль придавала какой-то новый, злой смысл всей моей работе.
Бумага от Шереметева, которую я привез, произвела эффект разорвавшейся бомбы. Прочтя ее и рекомендацию моего полкового командира, полковник Шлаттер, смотрел на меня без прежнего скепсиса, для него я стал человеком, отмеченным самим фельдмаршалом. Это здесь, в петровской России с ее чинопочитанием, это очень много значило. Снабженец Лыков, тот самый хмырь, который тормозил материалы, стал шелковым. Прибегал сам, спрашивал, чего надобно, клялся, что «всё в лучшем виде изыщем». Врали, конечно, по привычке, но уже не так нагло. Даже мои пацаны-помощники радовались моему возвращению и новым чинам, при этом смотрели теперь с еще большим пиететом.
Статус, мать его…
Сверлильный станок надо было доводить до ума, Шереметев в записке намекнул, что ждет его не меньше Царя. С замками фузейными тоже была куча работы — одно дело пробные образцы, другое — наладить их изготовление хотя бы мелкой серией, чтобы в полки на пробу отправить. Ну и про «композитные» стволы нельзя было забывать — раз уж они тройной заряд держат, надо было думать, как их делать не единичными экземплярами, а потоком. Голова пухла от планов и задач.
Вызов в Канцелярию мог здорово мне помочь или напакостить. Ведь зовет не абы кто! Яков Вилимович Брюс! Генерал-фельдцейхмейстер, то есть главный по всей артиллерии, сподвижник Петра, ученый, инженер, человек-легенда, которого тут одни считали чуть ли не колдуном, а другие — гением европейского масштаба.
Вызов к самому Брюсу — это не к генералу фон-дер-Ховену на поклон сходить. Может рапорт Шереметева так быстро дошел и произвел такое впечатление? Или наоборот — кто-то из моих недругов (а их после истории с Клюевым и Воробьевым меньше не стало, просто затаились) настучал графу какую-нибудь гадость, и теперь будет разбор полетов?
Располагался Брюс не в шумной Артиллерийской Канцелярии, а в отдельном крыле какого-то казенного здания неподалеку, обставленном с непривычной для только строящегося Питера роскошью и, я бы сказал, европейским лоском. Никакой грязи, обшарпанных стен и вони кислых щей. Тишина, чистота, ковры на полу, картины на стенах, книжные шкафы до потолка. В приемной — адъютант с лощеным лицом и выправкой гвардейца. Доложил обо мне. Велели подождать.
Ждал я недолго. Дверь кабинета отворилась, и адъютант кивнул: «Прошу».
Кабинет был огромный. Больше напоминал библиотеку или лабораторию, чем кабинет военного начальника. Снова книги, карты на стенах, какие-то непонятные приборы на столах — астролябии, глобусы, реторты. И за массивным письменным столом, заваленным бумагами и чертежами, сидел граф Брюс.
Шотландец по крови, русский по рождению и духу. Человек средних лет, но выглядел старше из-за седины и глубоких морщин на лбу. Лицо худощавое, умное, чуть надменное. Глаза — серые, холодные, смотрели так, будто сканировали тебя насквозь, до самой последней шестеренки в голове. От него веяло властью, интеллектом. Врать этому человеку или пытаться вешать лапшу на уши — бесполезно. Увидит сразу.
— Фельдфебель Смирнов? — голос у него был, без тени эмоций, но от этого казался еще более весомым.
— Так точно, ваше сиятельство, — отрапортовал я, вытягиваясь в струнку.
— Садитесь, — он указал на стул напротив стола. — Читал я донесения о вас. И от генерала фон-дер-Ховена, и от фельдмаршала Шереметева. Хвалят. Говорят, мыслите не по-здешнему, системно. И руки у вас к делу приделаны. Это радует. Ибо бардака и дурости у нас на заводах хватает, а вот ума и порядка — днем с огнем не сыщешь.
Он помолчал, внимательно разглядывая меня. Я сидел как на иголках.
— Рассказывайте, Смирнов. Что вы там на Охте делаете? Без прикрас, по существу. И что сделать надобно, чтобы толк был не случайный, а постоянный? Чтобы не один ствол удачный вышел, а все такие были? Чтобы не один замок починили, а тысячи надежно стреляли? Говорите. Я слушаю.
Даже так?
Хех! Ну, держись.
И я начал говорить. Старался коротко, без лишних технических деталей, но по сути. Про улучшенный чугун и литье, про «композитные» стволы, про сверлильный станок, про доработку замков. Говорил о том, что главная проблема — не только в технологиях. Есть сложности в организации, в отсутствии системы, в нехватке обученных людей, в воровстве и косности. Говорил о том, что можно работать лучше, эффективнее, если подойти к делу системно, с умом.
Брюс молча слушал, не перебивая, лишь изредка кивал или задавал короткий, но очень точный вопрос, который показывал, что он понимает суть проблемы глубже, чем я мог себе представить. Когда я закончил, он снова помолчал, глядя куда-то в сторону.
— Системно… Вот это слово верное, Смирнов, — проговорил он наконец. — Системы нам не хватает. Порядка. Расчета. От того и беды все. Один умник что-то придумает, а внедрить не можем, потому что вокруг — хаос и разгильдяйство.
Он резко повернулся ко мне.
— Скажите, фельдфебель, если бы вам дали волю… ну, скажем, на одном участке Охтинского завода… Дали бы людей, ресурсы… Смогли бы вы там наладить дело по-новому? Не станок построить или чугун сварить, а создать образцовое производство? Где всё по уму, по расчету, по системе? Где мастера обучены, материалы качественные, станки работают, а продукция выходит — не стыдно перед Европой показать? Смогли бы?
Вот оно! Предложение, которого я ждал!
Царапнуло это «Европе показать» — вот чего точно не надо делать.
Но предложение поддержки, ресурсов на конкретный проект, а также шанс построить всё с нуля, так, как я это видел! Карт-бланш на создание островка будущего посреди этого хаоса! Вот это меня завлекло!
— Смог бы, ваше сиятельство! — ответил я, загоревшись. — Если волю дадите и мешать не будут… То смогу! Построить так, чтобы работало как часы! Дабы брак был не нормой, а происшествием! Чтобы люди делу учились!
— Вот это ответ! — в глазах Брюса мелькнул огонек интереса. — Воля будет. И ресурсы найдем. И мешать… постараемся, чтобы не мешали. Но и спрос будет соответствующий. Мне не обещания нужны, Смирнов, а дело. Пушки, ружья, станки. Надежные, точные, в срок. Справитесь?
— Справлюсь, ваше сиятельство! — сказал я. — Дайте только возможность.
— Возможность будет, — Брюс встал из-за стола, давая понять, что разговор окончен. — Готовьте подробный план. Что конкретно хотите перестроить, какие машины поставить, какие технологии внедрить. И список расходов, разумеется. Представите мне через неделю. А пока — работайте над тем, что начали. Станок ваш сверлильный жду с нетерпением. И замки. Государь про них спрашивал. Идите, фельдфебель. И помните — ошибок вам прощать не будут.
Я вылетел из апартаментов графа Брюса, как ошпаренный. Голова шла кругом. Образцовое производство! Карт-бланш! Перестройка! Да я о таком и мечтать не смел!
Это был шанс… Нет, не шанс — ШАНСИЩЕ!
Не гайки крутить или пушки по одной лепить, а замахнуться на саму систему! Построить здесь, в этом восемнадцатом веке, кусочек века двадцать первого! Ну, или хотя бы девятнадцатого, для начала.
Добравшись до своей мастерской, я первым делом выгнал Потапа, своего денщика-увальня, велев ему не показываться до утра и никого ко мне не пускать, даже самого Шлаттера. Потом запер дверь на все замки, которые успел навесить после той истории со шпионами. Мне нужно было подумать.
Сосредоточиться. Переварить. И начать планировать.
План! Легко сказать. Перестроить завод… Да я в прошлой жизни цеха проектировал, линии запускал, но тут всё другое. Материалы — дрянь. Инструмент — примитив. Люди — темные, необученные, привыкшие работать «на глаз» и «на отвали» (правда это все из-за банального отсутствия общего образования). Граф Брюс сказал — «волю дадим». Значит, надо пользоваться.
Я расчистил свой верстак, разложил самые большие куски бересты, какие у меня были (бумагу казенную жалко было на черновые каракули тратить), достал уголек потоньше. И принялся рисовать схемы, планы. Мыслить надо было масштабно, как Брюс велел — системно.
Первое — зонирование. Сейчас на Охте, как и в Туле, царил хаос. Литейка рядом с кузней, склады — где попало, дерево тащат через весь двор, где чугун льют. Всё путается, мешает друг другу, время теряется, опасность на каждом шагу. Так дело не пойдет, нужно четко разделить потоки.
Я набросал схему участка, который, как я прикинул, мне могли бы отдать под «образцовое производство» (скорее всего, кусок территории вокруг моей мастерской и части литейки). Вот тут — склады сырья. Руда, уголь, известняк, песок, глина, лес-кругляк — всё должно быть под навесом, рассортировано, с удобным подъездом для телег. Никакой грязи и путаницы.
Рядом со складами — цех подготовки. Руду дробить и, может, даже промывать. Лес пилить на доски и брусья (вот где пригодился бы тот самый «лесопильный механизм», о котором «купец» Петерс заикался!). Глину и песок месить — но не ногами в корыте, а какой-нибудь механической мешалкой, самой простой, хоть с конным приводом.
Дальше — основные производства. Литейный цех. Печи надо ставить по-новому. Не тупо ямы с тиглями, а что-то вроде небольших доменных печей или вагранок для чугуна, с нормальным дутьем (поршневые насосы, а не эти дурацкие меха!), с возможностью контролировать температуру хоть примерно. И отдельно — печи для бронзы, тоже с умом сделанные. И чтобы вентиляция была нормальная, а не как сейчас — дыши гарью и угорай.
Кузнечный цех. Горны — тоже переделать, с хорошим дутьем, с вытяжкой. И ручные молоты не столь эффективны, надо подумать о механическом молоте — примитивном, с приводом от того же вала, что и дутье качает. Это ж сколько сил и времени сэкономит при ковке крупных деталей! И место для термообработки предусмотреть — закалки, отпуска. С печами нормальными, с ваннами для масла и воды.
А вот дальше — самое интересное. Механический цех! То, чего здесь почти не было. Мой токарный станок, будущий сверлильный. И не только они! Нужны станки для обточки, для нарезки резьбы, может, даже что-то типа строгального примитивного, чтобы плоскости ровнять. Всё это должно стоять в одном месте, с хорошим освещением (большие окна!), с продуманным расположением, чтобы детали удобно было передавать с одного станка на другой.
И, конечно, сборочный цех, в котором готовые детали будут собираться в пушки, в замки, в станки. С верстаками, с инструментом, с контролем качества на каждом этапе.
Отдельно — склады готовой продукции. Тоже под крышей, с учетом, чтобы пушки или ружья не ржавели от сырости.
А еще — конюшни. Инфраструктура для лошадей, повозки и прочие таговые фишки.
А как всё это запитать? Бегать к каждому станку с пацанами на маховике — это несерьезно. Нужен центральный привод! Я глянул на план местности, который набросал по памяти.
Река Охта рядом…
Вода! Вот оно! Построить плотину (небольшую), поставить водяное колесо! Оно будет крутить главный вал, а от вала уже ременные передачи пойдут на станки, на воздуходувки для печей, на мехмолот, на мешалку для глины! Это же будет почти автоматизация по меркам XVIII века!
Энергия воды!
Правда судоходства не будет! Да и плотина — не легкое дело. Можно сделать на первое время как на водяных мельницах, КПД меньше, но на первое время может хватить (но это не точно, нужно подумать).
Я рисовал, черкал, стирал уголь тряпкой, снова рисовал. Линии цехов, стрелки потоков сырья и деталей, кружок водяного колеса, квадратики складов… На бересте рождался маленький, но идеально спланированный завод с логистикой, с разделением труда, с механизацией, с контролем качества.
Система! То, о чем говорил Брюс!
Пот катился градом, руки почернели от угля. Я забыл про еду, про сон. В голове крутились шестеренки, валы, рычаги. Как лучше расположить печи, чтобы дым не мешал? Как проложить трансмиссию от водяного колеса, чтобы потери были минимальные? Из чего делать подшипники для главного вала? Какой профиль зубьев у шестерен выбрать, чтобы их смогли выковать местные кузнецы?
Это была настоящая, сложная, захватывающая инженерная работа. Я чувствовал себя демиургом, создающим новый мир из хаоса. Пока только на бересте. Если Брюс даст добро, если не помешают воры и дураки, я смогу это построить. И это изменит всё не только на Охте, но, может быть, и во всей России.
Я оторвался от своих каракуль, только когда за окном уже совсем стемнело, а в каморке стало так темно, что и уголька не разглядеть. Спина затекла, глаза слипались, но внутри всё кипело от возбуждения. Планы были грандиозные, безумные для этого времени. Но они были реальны, я знал, как их воплотить. Осталось только убедить в этом графа Брюса и получить ресурсы. А это будет ой как непросто…
Перестройка завода, станки, плавка — это всё, конечно, хорошо и правильно. Дай мне волю да ресурсы, и я тут такой завод отгрохаю, что Европа ахнет. Пушки будут бить дальше, ружья стрелять без осечек.
Но вот сидел я над своими планами, вспоминал ту мясорубку под Нарвой, которую сам видел, и ту недавнюю возню на позициях у Шереметева, и всё яснее понимал, что одними железками войну не выиграешь. Будь у тебя хоть самая расчудесная фузея (причем в армии их было несколько видов, ни одного одинакового), а если ты стоишь под огнем врага как столб посреди поля, то цена тебе — три копейки в базарный день. И толку от твоей супер-пушки, если она лупит ядрами по чистому полю, а вражеская пехота уже лезет тебе на позицию?
Война — это не только техника. Это еще и тактика, организация, а еще то, как ты эту технику используешь. И вот тут, как я насмотрелся, у нашей армии были дыры похлеще, чем в стволах старых пушек.
Я достал свою замусоленную тетрадку, куда записывал наблюдения на фронте. Листал страницы, исчерканные углем, вспоминал… Вот наша пехота стоит плотным строем, подставив грудь под шведские пули и ядра. Понесли потери — строй смешался, командиры орут, пытаясь его восстановить, а шведы уже тут как тут, со штыками наперевес.
А почему нельзя было просто окопаться? Построить нормальные, глубокие траншеи, окопы полного профиля? Чтобы солдатик мог там укрыться, спокойно перезарядить свою фузею, высунуться только для выстрела? Я ж видел, как они там, под огнем, мечутся, пытаясь зарыться в землю поглубже. Инстинкт самосохранения подсказывал верное решение! Но системно этого никто не делал. Стояли и гибли. А ведь вырыть траншею — дело нехитрое, лопата да руки солдатские. Зато сколько жизней можно было бы спасти! И оборону сделать куда крепче.
Надо было копать одиночные ячейки и соединять их ходами сообщения, делать укрытия от артогня, продумывать сектора обстрела. Это же азы полевой фортификации! Неужели здесь об этом никто не думал?
Да чего думать-то? Почему я сам об этом не подумал там, на передовой?
Или считали «западло» солдату в земле копаться?
Эту мысль надо донести до начальства. Рыть! Рыть окопы! Это не менее важно, чем сталь варить.
Дальше — боеприпасы. Ну, ядра — это понятно. Сделаем их круглее, металл крепче — полетят дальше и пробьют больше. А что еще? Картечь! Я видел, как шведы прут плотным строем, «коробкой». И как наши пытаются их остановить ружейными залпами, которые, то попадают, то нет. А если бы в этот момент из пушки шарахнуть не ядром, а мешком с мелкими чугунными шариками или рубленым железом? Это же как из дробовика по стае уток! Сразу пол-шеренги выкосит! Картечь тут, конечно, использовали, но как-то бессистемно, делали ее тяп-ляп, заряжали неумело. А ведь это страшное оружие ближнего боя! Надо было разработать стандартные картечные заряды для разных калибров пушек — в холщовых мешках или даже в металлических банках, чтобы заряжать быстро. И научить артиллеристов грамотно ее применять — когда враг уже близко, на дистанции уверенного поражения. Это могло бы стать отличным ответом на шведскую линейную тактику.
И бомбы! То, что я видел на батарее Синицына — это ж смех сквозь слезы. Огромные чугунные шары, которые еле заряжают, да еще с этими деревянными запальными трубками, которые горят как хотят. А что, если сделать бомбы поменьше, полегче? Чтобы их можно было использовать не только в тяжелых осадных мортирах, но и в полевых гаубицах, и даже, может быть, метать вручную?
Гранаты! Ручные гранаты!
Вот чего не хватало пехоте при штурме или обороне!
Корпус гранаты — небольшой чугунный шарик, полый внутри. Отлить такой не сложнее ядра, только форму надо с сердечником делать. Заряд — обычный порох. А вот запал… Вот где главная засада. Деревянная трубка не годится — ненадежно и опасно. Нужен запал, который горит определенное, короткое время (секунды 3–4, чтобы успеть бросить, но чтобы и враг не успел ее обратно швырнуть) и срабатывает надежно. Может, использовать фитиль, пропитанный особым составом? Или терочный запал, как у спичек? Спичек тут еще нет… А если терочный состав нанести на саму гранату, а терку — на рукавицу солдата? Чиркнул — и бросай! Идея дикая, но надо было думать в этом направлении. Разработать надежный, простой и дешевый запал для гранат и бомб — это была задача не менее важная, чем сверлильный станок.
Я сидел над своими записями, и складывалась интересная картинка. Новая армия Петра должна была иметь помимо новых пушек и ружей, еще и новую тактику, основанную на инженерном обеспечении (окопы!) и новых типах боеприпасов (картечь, гранаты, надежные бомбы). И всё это должно было производиться массово, по единым стандартам. Вот тогда можно было бы говорить о реальном преимуществе над шведом.
Да уж! Лезть с советами по тактике к боевым генералам — дело стрёмное. Но изложить свои мысли на бумаге, как инженерный взгляд на проблемы войны, я был обязан. Может, Брюс, а он человек широкого ума, поймет и оценит? Ведь он как артиллерист, так и стратег. А новые технологии без новой тактики — это как скрипка Страдивари в руках у медведя.
Я добавил к планам перестройки завода еще один раздел — «Предложения по повышению эффективности применения артиллерии и пехотного оружия». Туда вписал и про окопы, и про картечь, и про гранаты с бомбами, и про необходимость обучения солдат и артиллеристов новым приемам. Получился уже не план завода, а целая концепция реформы вооружения и тактики.
Дерзко? Да пипец как! Но мне кажется, что это правильно. Надо было показать Брюсу не «как» делать железо, но и «зачем».
Неделя, данная Брюсом, пролетела как один миг. Я почти не спал, питался что Потап принесет, да и то урывками. Голова гудела от напряжения.
С одной стороны, я лихорадочно дорабатывал план перестройки «образцового» участка на Охте — чертил схемы расположения цехов, прикидывал производительность печей, мощность водяного колеса, расположение трансмиссий. Мои пацаны, Федька с Ванькой, помогали чем могли — копировали эскизы на большие листы плотной бумаги (какой Орлов достал), что-то там измеряли, бегали по моим поручениям. Работа была огромная, я за неделю осилил лишь самый первый, грубый набросок. Но общая концепция — системный подход, зонирование, механизация — была изложена.
С другой стороны, я долго колебался — стоит ли показывать графу свои «военные записки»? Одно дело — предложить новый станок или способ литья. Я тут вроде как специалист, фельдфебель артиллерийский. А другое — лезть с советами по тактике и новым боеприпасам. Это уже вотчина генералов и самого Брюса. Могут ведь и по шапке дать за дерзость — дескать, не твоего ума дело, Смирнов, знай свой шесток. Но потом я вспоминал лица солдат, хаос и потери, которые видел своими глазами. Вспоминал слова Брюса о «системе» и «порядке». И решил — рискну. Либо пан, либо пропал. Но молчать об этом я не мог. Я аккуратно переписал свои мысли про окопы, картечь, гранаты и бомбы на отдельные листы, стараясь излагать кратко, по-военному, с упором на практическую пользу и решение конкретных проблем, с которыми столкнулся на фронте. Приложил и несколько эскизов — как траншею рыть, как гранату слепить, как картечный заряд устроить.
В назначенный день, чувствуя себя школьником перед экзаменом, я снова стоял в тихой приемной графа Брюса. Адъютант с каменным лицом провел меня в кабинет. Граф сидел за своим столом, погруженный в какие-то вычисления. Поднял голову, кивнул.
— Ну-с, фельдфебель. Готов ваш прожект? Излагайте. Кратко и по существу.
Я разложил на столе сначала схемы перестройки завода. Начал объяснять — вот склады, вот подготовка сырья, вот литейка с новыми печами, кузня с мехмолотом, механический цех со станками, сборка, привод от водяного колеса… Говорил, стараясь не сбиваться, показывая на схемах, как все должно работать в связке, как один цех помогает другому, как движутся материалы и детали, как экономится время и силы.
Брюс слушал внимательно, не перебивая. Потом взял одну из схем, долго рассматривал, задал пару вопросов по мощности водяного колеса и типу печей.
— Мысль здравая, — проговорил он наконец. — Расположение цехов логичное. Привод от воды — дело зело полезное, если ума хватит осуществить. Но сие требует немалых затрат и времени… Это всё, о чем вы думали? Али что еще?
Настал момент истины. Я глубоко вздохнул.
— Не всё, ваше сиятельство. Есть у меня еще кой-какие соображения… Не столько по заводу, сколько по самой войне… По тому, как наше оружие использовать и какое оно должно быть… Ежели дозволите…
Брюс чуть приподнял бровь. Кивнул:
— Излагайте.
И я выложил ему свои «военные записки». Рассказал про хаос на позициях, потери от вражеского огня и идею с глубокими окопами и траншеями. Про то, как шведы прут стеной, и как их можно косить картечью из пушек, если ее делать правильно и применять с умом. Про бесполезность нынешних бомб и про необходимость надежных гранат для пехоты и мортир. Показал эскизы.
Вот тут-то граф и оживился. Если план завода он слушал с профессиональным, но несколько отстраненным интересом, то мои выкладки по тактике и боеприпасам заставили его буквально впиться в бумаги. Он взял лист с эскизом гранаты, потом — с описанием картечного заряда. Стал задавать вопросы — уже конкретные, въедливые.
— Окопы полного профиля… Ходы сообщения… — бормотал он, разглядывая мой корявый рисунок. — Верно… Верно! Прятаться надо солдату, а не грудью ядра ловить, беречь жизни чтобы пролить кровь свою в нужный момент, а не от шальных атак! Но как их рыть быстро? Да чтоб не обваливались?
— Солдаты сами справятся, ваше сиятельство, если приказать и инструмент дать. А чтоб не обваливались — крепить деревом можно, плетнем… Технология нехитрая…
— Гм… Картечь… В металлических сосудах… Говорите, против пехоты строем? А на какой дистанции? А разброс какой будет? Считали?
— Считать точно не могу, ваше сиятельство, приборов нет. Но по прикидке, шагов на сто-двести — шведской «коробке» не поздоровится. Главное — заряд подобрать верный да ствол чтоб выдержал…
— Гранаты… Запал терочный… Смело! А состав какой? Не рванет в руках у солдата?
— Состав подбирать надо, пробовать. Безопасность — первое дело. Но сама мысль, чтоб пехотинец мог врага за стеной достать… Велика польза будет!
Он долго молчал, перебирая мои листки. Он явно оценивал тактические выгоды моих предложений.
— Вот что я вам скажу, Смирнов, — произнес он, поднимая на меня глаза, в которых горел неподдельный интерес. — План ваш по перестройке завода — дело хорошее, нужное. Но требует времени и средств немалых. А вот эти ваши… военные записки… Это, пожалуй, еще важнее. И, возможно, даст результат быстрее. Ибо верно вы подметили — мало иметь доброе ружье, надо еще уметь им воевать и правильно его применять. Ваш подход… он комплексный. Вы видите не только железо, но и то, как оно должно работать на поле боя. Это весьма ценно.
Он встал, прошелся по кабинету.
— Посему, быть по-вашему. Одобряю ваш комплексный подход. Задание вам такое. Первое: детализируйте план переустройства заводского участка. Подготовьте подробную роспись — что, где, как. И расходы — сколько чего надобно, в людях и припасах. Будьте точны! Лишнего не просите, но и необходимое не упускайте. Второе: не мешкая, начинайте проработку чертежей и технологии для новых боеприпасов. В первую очередь — гранаты ручные с надежным запалом и картечь. Третье: продолжайте работу над сверлильным станком и замками. Это царев указ. Отчет о ходе работ — мне на стол каждую неделю. Поручик Орлов будет вам в помощь и для связи со мной. Ресурсы… Я поговорю с кем надо. Постараюсь обеспечить вас необходимым минимумом. Но помните, Смирнов, — страна воюет, каждая копейка на счету. Так что — рачительность и результат! Идите, фельдфебель. Работы у вас теперь — непочатый край.
Я кивнул и вышел из кабинета Брюса. Ощущение, будто на меня взвалили еще одну гору. Но это была приятная тяжесть. Мои идеи — по железу, по войне — были услышаны и одобрены одним из самых влиятельных людей в государстве! Мне доверили строить станки, разрабатывать новые боеприпасы, влиять на тактику! Это был переход на совершенно иной уровень. И хотя работы предстояло столько, что и за десять жизней не сделать, я был готов пахать. Ради победы.