Инженер Петра Великого

Глава 21

Ну что сказать, после того как сам Царь мою сверлильную «шарманку» одобрил, да еще и приказал завод перестраивать, жизнь моя на Охте перевернулась окончательно. Если раньше ко мне относились со смесью страха, зависти и недоверия, то теперь — чуть ли не как к царскому любимчику. Полковник Шлаттер при встречах чуть ли не в пояс кланялся, на «вы» перешел, спрашивал подобострастно, «не угодно ли господину фельдфебелю» того или сего. Снабженец Лыков, хмырь, который кровь мне портил, теперь бегал впереди собственного визга, доставая по первому требованию и лес получше, и железо почище. Конечно, воровство и бардак на заводе никуда не делись, это система, ее так просто не сломаешь, но лично мне кислород перекрывать перестали. По крайней мере, пока.

Дали мне под мастерскую еще две соседние каморки, выселив оттуда каких-то писарей. Выдали ключ от небольшого склада рядом, где я мог хранить самые ценные материалы и инструмент под замком. Солдат-охранников у входа в мой закуток прибавилось — не то для моей защиты, не то для надзора, хрен поймешь. Но работать стало вольготнее, это факт.

И я окунулся в работу с головой. Теперь у меня было сразу несколько дел государственной важности. Во-первых, доводка и копирование сверлильного станка. Царь велел двадцать штук «еще вчера», что, конечно, было фигурой речи, но намек ясен. Надо было срочно готовить нормальные чертежи (мои каракули на бересте для серийного производства не годились), обучать мастеров сборке, решать кучу мелких технологических проблем, которые вылезали на каждом шагу.

Во-вторых, проектирование «образцового» заводского участка. План, который я показывал Брюсу, был лишь наброском. Теперь надо было всё детализировать: рассчитать фундаменты под печи и станки, продумать конструкцию зданий, систему трансмиссий от будущего водяного колеса, вентиляцию, освещение… А главное — снова и снова биться над сметой, пытаясь упихать все мои «хотелки» в те скудные средства, которые казна реально могла выделить. Это была муторная, бумажная работа, но без нее вся затея осталась бы прожектом.

В-третьих, и это захватывало меня, пожалуй, больше всего, — разработка новых боеприпасов и тактических примочек, которые я нагляделся на фронте. Теперь у меня был негласный мандат от Брюса этим заниматься. Я достал свои фронтовые записи, сделанные урывками, под грохот канонады, и начал их систематизировать, превращать из сумбурных наблюдений в конкретные технические задания.

Картечь. Простая, казалось бы, штука, а сколько жизней может спасти, остановив вражескую атаку в упор! Я рисовал эскизы стандартных зарядов — в жестяных цилиндрах, с определенным количеством и размером чугунных шариков (или даже просто нарубленных металлических отшметков, если чугуна не хватит). Прикидывал, как их лучше запечатывать, чтобы порох не сырел и заряжать было удобно. Надо было провести опытные отстрелы, подобрать оптимальный вес заряда и размер дроби для разных калибров пушек, чтобы и разлет был что надо, и ствол не подуло.

Гранаты ручные. Вот где был простор для фантазии! Корпус — небольшой чугунный шар, полый внутри. Это отлить несложно. Заряд — порох. А вот запал… Я перебрал десятки вариантов. Фитиль? Ненадежно, горит неравномерно. Терочный? Самое то, но как его сделать из местных материалов? Я вспоминал химию, думал про бертолетову соль, про серу, фосфор… Фосфор! Кажется, алхимики уже умели его получать в мизерных количествах. Может, попробовать раздобыть через Брюса? Или самому попытаться «похимичить»? Опасно, конечно, но игра стоила свеч. Пока же, как временный вариант, я разрабатывал более надежную конструкцию фитильного запала — с гильзой, предохранителем, чтобы случайно не сработал. Хотя справедливости ради в армии уже есть гренадеры, но там устройство — мама родная. Еще и взрывается через раз.

Бомбы для мортир и гаубиц. Та же проблема с запалом. Деревянная трубка — это прошлый век. Нужна металлическая, с точно отмеренным пороховым составом, который горит стабильно и предсказуемо. Я прикидывал конструкцию такой трубки, думал, как обеспечить герметичность и надежность воспламенения.

Еще нужно будет подумать по поводу пороха — это огромная проблема, тут моих знаний может не хватить.

И окопы! Да, это не железо, но это жизни солдат! Я снова и снова рисовал схемы полевых укреплений — не просто ямы, а профилированные траншеи с брустверами, с ходами сообщения, с укрытиями от шрапнели. Понимал, что внедрить это в армии будет сложнее, чем построить станок — тут косность мышления военных командиров надо было ломать. Но решил подготовить подробную записку для Брюса и Орлова — с расчетами, сколько земли надо вынуть, сколько людей потребуется, но и с выкладками, насколько уменьшатся потери. Может, и пробьет.

Люнеты, флеши, редуты: Прекрасные сооружения! Но они — опорные пункты. Окопы же могут стать непрерывной линией обороны, связывая эти пункты, защищая фланги, создавая сплошной фронт огня и препятствий. Одно другому не мешает, а дополняет!

Ядра, скачущие по земле, косят ряды в линии. Но земляной бруствер окопа поглотит ядро или значительно ослабит его удар! Окоп — лучшая защита от артиллерии, чем просто стояние на месте!

Да, стоя во весь рост с полутораметровой фузеей в узком рву неудобно. Но можно сделать окоп шире, с отлогостями или тем же банкетом. Солдат может присесть или встать на колено под защитой бруствера для перезарядки. Это медленнее, чем стоя? Возможно. Но безопаснее! А мертвый солдат не перезаряжает вовсе.

Работа кипела. Мои пацаны — Федька, Ванюха, Гришка — уже вполне толковые помощники, каждый на своем участке. Федька корпел над чертежами, Ванюха помогал слесарям с подгонкой деталей для станка, Гришка вместе экспериментировал с ковкой и закалкой пружин для замков. Старик Аникей строгал брусья для новых станков. Иван и Семен пилили и притирали детали. Даже Потап, мой денщик, и тот был при деле — бегал с поручениями, таскал материалы, убирал стружку.

Я чувствовал себя дирижером этого небольшого слаженного оркестра. Забегал то к чертежникам, то к слесарям, то к кузнецу, проверял, подсказывал, ругался, хвалил. Голова работала на пределе, решая десятки задач одновременно — от расчета зубьев шестерни до состава пороховой смеси для запала.

И, признаться, я был на кураже. После стольких месяцев борьбы, унижений — наконец-то дело пошло! Меня признали, мне доверили, мне дали ресурсы (не без боя, да). Покровительство Царя и Брюса ощущалось как непробиваемая броня. Я чувствовал себя уверенно, почти всемогуще. Казалось, что теперь-то уж точно никто не посмеет мне помешать. Эта уверенность пьянила и придавала сил. Возможно, даже слишком много уверенности. Может, где-то я и потерял прежнюю волчью осторожность, стал меньше оглядываться по сторонам, больше доверять бумагам с печатями и обещаниям начальства.

Ведь теперь я был Петр Алексеевич Смирнов, фельдфебель, дворянин, человек на государевой службе, выполняющий личный приказ Царя. Кто ж на такого покусится?

Эх, зря я так думал…

Работа над «образцовым заводом» и станками шла своим чередом, но меня все больше захватывала другая тема — боеприпасы. Пушка — это хорошо, но чем она стреляет — не менее важно. Мои фронтовые наблюдения не давали покоя. Я снова и снова прокручивал в голове картинки боев: как наша пехота мучилась под огнем, не имея возможности ответить шведам, засевшим в укрытиях; как наши ядра бессильно плюхались в брустверы или отскакивали от корабельных бортов. Нужны были аргументы посерьезнее.

Я засел за расчеты и эскизы. Рисовал, считал, прикидывал технологию изготовления.

Для расчетов мне позарез нужны были мои фронтовые записи, конкретные цифры и наблюдения: с какой дистанции шведская пехота обычно ведет огонь, насколько эффективны, какова толщина брустверов и блиндажей, которые надо пробивать или разрушать, сколько времени солдату нужно, чтобы метнуть гранату после активации запала. Все эти детали я старательно заносил в ту самую замусоленную тетрадку, которую таскал с собой на передовой. Там же были и наброски по тактике использования боеприпасов, и замечания по картечи, и идеи по улучшению лафетов… В общем, самая суть моего фронтового опыта, то, что отличало мои прожекты от чисто кабинетных фантазий.

Я полез в свой новый сундук, который мне выдали под бумаги и который теперь запирался на здоровенный замок (ключ был только у меня и, на всякий случай, копия у Орлова). Там у меня хранились все чертежи по станкам, расчеты по металлу, планы перестройки завода и, конечно, та самая тетрадка.

Перебираю бумаги…

Вот чертежи станины, вот эскизы шпинделя, расчеты по литью…

А тетрадки-то нет!

Странно…

Может, выложил куда? Я обшарил весь сундук — пусто. Перерыл бумаги на столе — тоже нет. Посмотрел на полках, где у меня лежали образцы металла и всякий инструмент.

Нигде. Куда же она могла подеваться?

Первая мысль — сам куда-то засунул в спешке и забыл. Дел-то по горло, голова кругом идет, немудрено и потерять что-то важное в этом рабочем бардаке. Я еще раз перетряхнул все бумаги на столе, заглянул под верстак, проверил карманы своего рабочего кафтана. Тщетно. Тетрадка как сквозь землю провалилась.

Хм… А может, Потап, мой денщик? Он тут прибирался вчера вечером. Мужик он безобидный, мог запросто сунуть тетрадку не туда, приняв ее за ненужный хлам или переложив вместе с другими бумагами куда-нибудь на склад или еще дальше. Надо будет его потрясти, как придет.

Именно сейчас, когда эти записи так нужны! Там же все расчеты по запалам, все прикидки по дальности и эффективности гранат… Без них придется многое вспоминать, прикидывать заново, а это — потеря времени, которого и так в обрез.

Ладно, хрен с ней пока. Найдутся, никуда не денутся. Наверняка Потап куда-то засунул или я сам в запарке ее в другую папку с чертежами сунул. Дел сейчас невпроворот — надо слесарям по сверлильному станку новые указания дать, по пружинам для замков, с Лыковым опять собачиться из-за поставок меди. Потом разберусь, когда посвободнее будет.

Я махнул рукой на пропажу и снова погрузился в чертежи нового цеха. Мысль о пропавшей тетрадке мелькнула где-то на периферии сознания и тут же утонула в потоке текущих, куда более неотложных дел. Уверенность в себе и ощущение того, что теперь-то уж я под надежной защитой самого Царя и Брюса, притупили былую осторожность. Ну, пропала бумажка, эка невидаль в здешнем бардаке… Найдем. Куда она денется с подводной лодки?

День прошел в обычной рабочей суете. Я гонял слесарей со сверлильным станком, ругался из-за криво выкованной детали, объяснял Федьке тонкости черчения зубчатых передач, спорил с приказчиком из конторы насчет сроков поставки кирпича для новых печей… Вроде бы всё как всегда. Но где-то на задворках сознания назойливой мухой жужжала мысль о пропавшей тетрадке с фронтовыми записями. К вечеру, когда голова немного освободилась от текучки, эта мысль вернулась с новой силой.

Куда она могла подеваться? Я ведь точно помню, как по возвращении с фронта перебирал все свои бумаги и положил эту тетрадь в новый сундук, под замок. Я еще подумал тогда, что эти записи — самая ценная часть моего «багажа», важнее любых чертежей, потому что это был живой опыт войны, анализ реальных проблем армии. И вот — ее нет.

Версия про то, что я сам ее куда-то засунул, становилась все менее правдоподобной. Я перерыл весь сундук еще раз, потом — все углы своей мастерской, все ящики верстака. Нету. И Потап, мой денщик, божился и крестился, что никаких тетрадок не трогал, только пыль сметал да мусор выносил. Мужик он был простой, как три копейки, врать и интриговать не умел, да и не стал бы — я к нему по-человечески относился, подкармливал иногда. Значит, не он.

Мои пацаны? Тоже исключено. Они были преданы мне как собаки, гордились своей работой и тем, что я им доверяю. Украсть что-то у меня, да еще такие важные бумаги — да ни в жисть! Я поговорил с каждым по отдельности, осторожно расспросил, не видел ли кто чего подозрительного, не заходил ли кто посторонний, пока меня не было. Нет, говорят, всё как обычно. Охрана у входа стоит, чужих не пускают. Да и кто сюда сунется без дела? Все на заводе знают, что тут «хитрый Петр» колдует под присмотром начальства.

Но если не я, не Потап, не мои ученики… тогда кто? Тетрадка не могла просто испариться. Значит, ее украли? Но как? И главное — кто и зачем?

Вспомнилась вся прошлая хрень — и попытка подставить с паленым углем, и мешочек с фальшивыми «шпионскими» деньгами, и та чугунная глыба, что едва не размозжила мне башку… Враги мои никуда не делись. Клюева и Воробьева убрали, шпионов вроде поймали, но кто даст гарантию, что не осталось других?

Может это кто-то из тех чинуш в Питере, чьих протеже я невольно обскакал? А может, и шпионы не все переловлены? Может, у них остался кто-то здесь, на заводе, имеющий доступ в мою мастерскую?

Но как они могли проникнуть? Охрана, замок на сундуке… Хотя… Замок амбарный, при желании вскрыть можно. Охрана? Солдаты есть солдаты, могли и задремать на посту, или за взятку глаза закрыть. Вариантов было много, и все — один хуже другого.

Главный вопрос — зачем понадобилась именно эта тетрадка? Чертежи станков были бы куда ценнее для шпионов. Планы перестройки завода — для конкурентов или саботажников. А фронтовые заметки? Что в них такого? Мои размышления о тактике? Идеи по гранатам и картечи? Да, это были вещи важные, но пока еще сырые, на уровне идей и эскизов. Кому они могли понадобиться настолько, чтобы рисковать и лезть ко мне в сундук?

Может, дело не в самих записях, а в том, чтобы просто лишить меня важной информации, затормозить работу над новыми боеприпасами? Или там было что-то еще? Что-то, чего я сам не осознавал? Какая-то деталь, фраза, цифра, которая могла меня скомпрометировать? Я лихорадочно пытался вспомнить, что именно я там писал. Вроде бы ничего крамольного. Но кто знает, как это могут повернуть?

Стало не по себе. Ощущение безопасности, которое появилось после царского визита, улетучилось без следа. Я снова почувствовал себя мишенью. Кто-то снова вел против меня игру — тихую, подлую, непонятную.

Что делать? Поднять шум? Бежать к Орлову, к Брюсу? Но с чем? Сказать, что у меня пропала тетрадка с заметками? Засмеют. Скажут — сам потерял, растяпа. Доказательств кражи у меня не было никаких.

Нет, шуметь было нельзя. Надо было действовать тихо.

Во-первых, усилить меры предосторожности. Я перерыл все свои оставшиеся бумаги, самые важные чертежи по станку и композитному стволу перепрятал в другое, более надежное место, о котором знал только я. Велел своим пацанам и охране быть еще бдительнее, никого постороннего в мастерскую не пускать ни под каким предлогом без моего личного разрешения или приказа Орлова. Замок на сундуке сменил на более хитрый, который мне помог достать один знакомый немец-слесарь.

Во-вторых, надо было наблюдать. Внимательно смотреть за всеми, кто крутится вокруг моей мастерской, кто задает лишние вопросы, кто ведет себя подозрительно. Может, кто-то проговорится, проколется на какой-нибудь мелочи.

Активно искать пропажу или начинать расследование я пока не мог. Не было зацепок. Не было доказательств.

Дни шли за днями. Пропавшая тетрадка так и не нашлась.

Но интуиция, та самая чуйка, которая не раз спасала мою шкуру еще в прошлой жизни, твердила — не расслабляйся, Волков, ой, то есть Смирнов, что-то готовится.

В тот день я с самого утра возился с задней бабкой сверлильного станка — механизм подачи сверла никак не хотел работать плавно, заедало где-то в винтовой паре. Иван с Семеном пыхтели рядом, пытаясь подогнать чугунную гайку. Работа была муторная, требовала внимания и точности. Я так углубился в процесс, что и не заметил, как время к обеду подошло. Мои ученики ушли в казарму за своей порцией баланды, старики-мастера тоже разбрелись кто куда. Я остался в мастерской один со слесарями, решил доделать этот узел до конца, пока мысль свежая.

И тут дверь моей мастерской распахнулась. Да так резко, с грохотом. Я поднял голову, ожидая увидеть Орлова или, может, кого из конторы Шлаттера. Но на пороге стояли совсем другие люди.

Впереди — незнакомый офицер. Форма не артиллерийская, и не охтинской охраны. Скорее, гвардейская какая-то, темно-зеленая, с серебряным шитьем. Лицо молодое, но злое, глаза холодные, смотрят колюче, без тени интереса. За ним — четверо здоровенных амбалов под два метра ростом, с усами, в высоких шапках, с ружьями наперевес. Вид у них был такой, будто они пришли не на завод, а на штурм крепости.

Это точно не по мою душу? Может, ищут кого?

— Фельдфебель Петр Смирнов здесь находится? — голос у офицера был неприятный, с какой-то столичной картавинкой.

— Я Смирнов, — ответил я, выпрямляясь и пытаясь понять, что происходит. Иван с Семеном тоже замерли у верстака, вытаращив глаза. — А в чем дело, господин… э-э… офицер?

— Именем Его Величества! — зычно провозгласил офицер, вытаскивая из-за обшлага сложенную вдвое бумагу с печатью. Он развернул ее и начал читать ледяным, бездушным голосом: — Артиллерийского ведомства фельдфебель Петр Смирнов, он же… — тут он сделал паузу, сверяясь с бумагой, и с какой-то брезгливостью произнес, — … бывший тульского завода подмастерье Петрушка… Арестовывается по подозрению в государственной измене и тайной передаче неприятелю, а именно королю шведскому Карлу, секретных сведений о новых способах литья пушек, устройстве хитроумных машин и прочих военных тайнах, оные сведения получив обманным путем, войдя в доверие к начальствующим лицам! Предписано доставить арестованного Смирнова в казематы Преображенского приказа для дознания и суда!

Чего? Государственная измена⁈ Передача секретов шведам⁈ Преображенский приказ⁈ Это была полная, абсолютная дичь! Я не верил своим ушам. Какой шпионаж? Какие секреты? Да я только начал тут что-то делать! Бред какой-то!

— Позвольте, господин офицер! — я шагнул вперед. — Это какая-то ошибка! Недоразумение! Я честно служу Государю! Сам граф Брюс мне поручил… Сам Его Величество…

— Молчать! — рявкнул офицер. — Разговоры в казематах разговаривать будешь! Взять его!

Солдаты шагнули ко мне. Они явно привыкли выполнять приказы, не рассуждая.

— Да вы что! Одумайтесь! — крикнул я, отступая к верстаку. — Пошлите к графу Брюсу! Или к поручику Орлову!

— Никто никуда посылать не будет! — отрезал офицер. — Приказ ясен. Сопротивление окажешь — силой возьмем! Ну!

Двое бугаев сграбастали меня за руки. Хватка у них была железная, я и рыпнуться не успел. Грубо заломили руки за спину.

— Пусти! Сволочи! Это подстава! — закричал я, пытаясь вырваться, но куда там против этих бугаев.

Иван и Семен боялись пошевелиться.

Меня поволокли к выходу. Я еще пытался что-то кричать, взывать к справедливости, упоминал Царя, Брюса, Шереметева… Бесполезно. Офицер шел впереди с невозмутимым видом, солдаты тащили меня, как мешок.

И в тот момент, когда меня выволакивали из мастерской во двор, я увидел Лыкова. Он стоял у стены конторы, типа случайно мимо проходил. И на его хитрой лисьей морде играла неприкрытая, злорадная ухмылка. Он смотрел, как меня уводят, и в глазах его светилось торжество.

Вот оно! Вот кто! Эта гнида! Он или те, кто за ним стоял! Они все-таки нашли способ меня убрать! Не чугуниной, не шпионами, так подлым обвинением в измене! И теперь меня тащат в Преображенский приказ — самое страшное место в России, откуда мало кто возвращался живым, а если и возвращался, то калекой.

Все мои планы, все мои надежды, станки, замки, «образцовый завод» — всё рассыпалось вмиг. Меня ждали пытки, допросы, и, скорее всего, плаха или Сибирь.

Следующий том цикла тут(клацните сердечко, если вас заинтересовала эта история):

https://author.today/reader/442833