Кай

9

Сложно сказать, сколько времени в тот месяц провел Кай в постели. Вставая, лишь чтобы зажечь огонь и затолкать в себя что-нибудь из еды, он вновь ложился. Его не беспокоили, только Герда и соседи с первого этажа приходили порою проведать, считая, что он болеет после того, как искупался в озере.

Может быть, он и болел, но точно не поэтому. Его не тревожили ни плечо, ни простуда, и даже привычное ощущение холода вскоре вернулось. Была слабость, но, возможно, и она стала следствием усталости и переживаний. Последнюю неделю его жизни нельзя было назвать мирной.

Но мучило его иное – мысли. Назойливые, многочисленные, как стаи насекомых.

В те дни он понял: внутренние проблемы как чертов клубок с нитками, потянешь – и он начинает разматываться весь, а нить оказывается гораздо длиннее, чем ты предполагал. Воскрешая в памяти моменты прошлого, Кай видел: Дева Льда во многом права. И ему от самого себя становилось тошно. Эти мысли придавливали, рождали злость, больше на самого себя, чем на кого-либо другого. Кай всегда находил оправдания для своих поступков. И раньше ему казалось, что поступает он умно. Но, если бы Кай хотя бы пытался что-то изменить в своей жизни, это того бы стоило. А так – всего лишь молчание и малодушие.

После злости пришло ожесточение, но в какой-то момент, когда он почувствовал желание все изменить, оно стало сменяться уверенностью и спокойствием. Каю казалось, что он наконец-то обретает самого себя. В эти дни сердце его кололо все чаще. И вместе с этой слабой болью мысли становились еще яснее.

Так прошла зима, снег растаял, и первая зелень пробилась сквозь землю. Лишь тогда Кай вновь взялся за кисть, не в силах прикоснуться к ней ранее. Даже работа над фреской толком не сдвинулась с места. И картина со звездами пока была отставлена в сторону. В его комнате витал слабый дурманящий запах красок и скипидара. За прошедшие месяцы Кай обзавелся одной привычкой – замирать, задумчиво глядя в далекое небо. В этой тишине и размышлениях рождалось вдохновение. Он начал искать замысел для полотен всей своей жизни. И в этот раз это было не преувеличением.

Пока снег лежал на земле, порой Кай чувствовал, что за ним наблюдают. Особенно в ночи, когда на небо всходила луна. С приходом тепла окончательно ушли тревоги, но все же в смерти зимы ныне таилась непередаваемая грусть. Словно что-то потеряно им, и Кай может вновь этого не отыскать. С весною исчез и знак на его груди – от серебряного дерева на коже не осталось и следа. С каждым днем, когда распускались листья на ветках, просыпались фруктовые деревья и оживали кусты роз, Кая все чаще посещало чувство нереальности случившегося. Словно все пережитое этой зимой – лишь его грезы. И как бы странно это ни было, единственным доказательством правдивости произошедшего было серебряное потертое кольцо, подвешенное на цепочке, что он сорвал с тела мертвой Дорты. Поэтому Кай не мог от него избавиться и семье отдавать не желал, но уже по другой причине. Дорта была единственным ребенком, и, наблюдая за ее родителями, Кай понял, что лишь надежда на ее возвращение держала престарелую пару на ногах. Пока что он не был уверен, что желает вмешаться в их судьбу. Если после его действий они окажутся на кладбище Хальштатта…

Иногда незнание лучше знания.

Наконец, когда земля окончательно просохла, а дни начали радовать теплом, Кай отправился в соседний Линц с господином Хаконом и Гердой. В большом городе можно было купить редкие товары. Для Кая в первую очередь были важны пигменты – его запас красок истощился, да и не имелось нужных ему цветов – и ткань для холстов.

Долгое время они почти не разговаривали с Гердой. После случая на озере между ними словно появилась стена. Кай же был слишком занят собой, чтобы сразу заметить ситуацию, отчего отчуждение лишь вросло между ними, будто дерево, пустив корни. А после Кай не увидел причины, чтобы первым сделать шаг навстречу, как поступал всегда. Если Герда пожелает, они поговорят.

Отправлялись в Линц на телеге с настилом, запряженной двумя лошадьми. Господин Хакон занимал место возницы, иногда его сменял Кай. Все время, пока они ехали мимо зеленеющих полей и гор, он зарисовывал сменяющиеся пейзажи.

– Мне казалось, ты не любишь рисовать розы, – вдруг заметила Герда. От тряски из папки с зарисовками, которая лежала у ног Кая, выбилось несколько листов.

– Не люблю, – подтвердил он и потянулся к бумагам. Замер на мгновение, зацепившись взором за крылья мотылька, видимые лишь наполовину, а после аккуратно спрятал эскизы обратно под картон.

Герда кивнула, задумавшись.

– Но на самом деле я не люблю розы не из-за их яркого цвета. А потому что мне не нравятся эти цветы. – Голос Кая звучал мягко.

– Ты не любишь розы? – удивленно нахмурилась Герда, взглянув на него так, будто впервые видит.

Казалось, не произошло ничего серьезного, но только что Кай развенчал один из самых старых своих обманов.

– Верно. Извини, что не сказал раньше, – отозвался он.

– Но ты же столько раз помогал мне в саду…

– Пусть они мне не нравятся, это вовсе не означает, что я не желал тебе помочь. – Он улыбнулся.

– Но все равно. Я теперь чувствую себя так… словно все это время принуждала тебя.

«Принуждал я сам себя. Лишь я один».

– Это не так.

В этот момент телега подскочила на ухабе, отчего Кая и Герду подкинуло, – дорога пошла неровная.

– Вы как? Не ушиблись? – обернулся господин Хакон.

– Все хорошо, – бросил Кай, ища выпавший из ладони карандаш.

– Над чем ты там все работаешь? – поинтересовался отец Герды, кинув взгляд на папку с листами.

– Хочу создать работы для выставки.

– Ты собираешься уехать из Хальштатта? – В его голосе звучало неодобрение.

– Я бы хотел. Но вряд ли у меня выйдет.

– Каждый человек для чего-то предназначен, Кай. И то, что мы родились на своей земле, тоже судьба. Не думай, что что-то чужое принесет тебе счастье, – поделился своими мыслями господин Хакон. – Лучше приглядись, и тогда увидишь, что все нужное тебе уже рядом.

Он вновь обернулся, окинув сидящих взглядом, и добродушно улыбнулся.

– Как ты собираешься попасть на выставку? – когда отец отвернулся, тихо спросила Герда.

– Напишу учителю, у меня остался его адрес.

Кай знал адрес мужчины, обучавшего его в детстве, но ему было неведомо, пустился ли он в очередное путешествие или находился дома. Но, даже если послание попадет в его руки спустя год или два и Кай окажется уже мертв, в этом не будет ничего страшного. Главное, чтобы художник прибыл в Хальштатт за полотнами. А он обязательно появится, Кай не сомневался, хотя бы из любопытства. Такова была его натура.

В воздухе висел аромат разнотравья – богатый и заполняющий собой все легкие. В нем чувствовалась свежесть, в отличие от запаха роз, цветущих в Хальштатте, отчего Кай время от времени прикрывал глаза, чтобы сполна насладиться царившим в округе спокойствием.

Заехали в город к вечеру. Предполагалось, что они переночуют, утром купят все необходимое и сразу же отправятся обратно. Необходимо было вернуться до того, как солнце спрячется за горами. Постоялый двор, в котором остановились путники, находился неподалеку от центральной части города в хорошем районе. Уже на протяжении многих лет жители Хальштатта останавливались именно там во время редких путешествий.

Лишь солнце встало, как все трое отправились на торговую улицу. Господин Хакон постоянно сверялся со списком – помимо своих покупок надо было купить кое-что и для соседей. Всегда, когда кто-то выбирался из города, он ехал с заказами едва ли не для половины семей Хальштатта. Отчасти чтобы помочь, с ним отправились Кай с Гердой. И лишь расправившись с большей частью перечня, Кай смог зайти в лавку художника.

В помещении горело несколько керосиновых ламп, чей свет разгонял полутьму. День выдался на редкость облачным. Стены оказались обшиты потемневшим от времени деревом. Всю боковую стену закрывал собой шкаф, одну половину которого занимали десятки мелких ящичков, а другую – полки, на которых лежали кисти всех размеров с различным ворсом.

Каждый раз Кай завороженно рассматривал хранимое здесь богатство. Еще зимой, заключив сделку, он понял, что именно краски станут для него одним из препятствий. Свинцовые белила, охра и «Кость» – черная краска из пережженной кости – были относительно доступны. Отчасти по этой причине зимних пейзажей Кай создавал больше, ведь они требовали мало цвета, а значит, и дорогостоящих пигментов. Добавь в белила совсем немного ультрамарина и киновари – для живописи снегов достаточно. Хотя с последней краской Кай работал всегда неумело. Но с летними полотнами дело обстояло совсем иначе. Яркие, плотные, сочные оттенки всегда были самыми дорогими. Некоторые из них стоили раз в двадцать дороже белил.

Последние пару лет Кай откладывал деньги, когда получалось. Понемногу, но за несколько месяцев сумма скопилась достаточная, чтобы использовать ее теперь.

Тем более семья Хэстеинов собиралась заказать для своего особняка еще одну работу. И к концу лета Кай закончит с фреской в церкви, по завершении которой ему выплатят остатки обещанной суммы.

Последний год складывался удачно.

Герда следовала за ним молчаливой тенью. Вскоре из глубины помещения вышел хозяин – мужчина с пышной бородой и в фартуке. Судя по испачканным рукам, он сам был художником и в лавке у него имелась мастерская.

Помня о том, сколько монет у него в кармане, Кай в первую очередь купил желтого хрома, а после изумрудно-зеленый пигмент и ализарину малиновую, которой решил заменить киноварь. Брал понемногу, но, если расходовать экономно, этого запаса должно было хватить на несколько полотен.

Герда не впервые приходила с ним в лавку, пусть и без такого живого интереса рассматривала ассортимент, в ее взгляде все равно было любопытство. Но теперь ее вниманием завладели именно покупки Кая. Когда они вышли на улицу, Герда долго смотрела на аккуратный сверток в его руках, прежде чем спросить:

– Это краски для картин, о которых ты говорил в дороге?

Ее голос едва не потонул в крике ближайшего зазывалы.

Кай кивнул.

– В этот раз ты взял не те пигменты, что покупаешь обычно, – заметила она и добавила себе под нос: – Они еще и стоили так дорого.

В городе было шумно и грязно. Всюду слышались крики торговцев, что продолжали звучать, пока они не свернули на одну из улочек, которая привела их к небольшому скверу. В центре его журчал фонтан, а по аккуратным дорожкам проходились аристократического вида дамы и господа.

Решив, что они выбиваются из общей идиллии, Кай с Гердой пошли ближе к домам, свернув на ближайшую узенькую улицу, пока не наткнулись на старый книжный. Вывеска в виде книги поскрипывала, и издаваемый ею звук эхом разносился в проулке. Кай наклонил голову, приглашающе кивая на вход: «Зайдем?» После улыбнулся и первым толкнул дверь.

Его встретили корешки фолиантов разной высоты и ширины, расставленные на полках без какой-либо логики. Стоили книги прилично, и у Кая практически не осталось денег, отчего ему оставалось разглядывать лишь названия. На его губах по-прежнему гуляла легкая улыбка. В последнее время все новое воспринималось им как приключение. В чужом городе незнакомых мест было гораздо больше, и поэтому его настроение предсказуемо поднялось.

Сборники сочинений, поэмы и пьесы – тома занимали почти все полки. Но Кай нашел и пересказы мифов, греческих и скандинавских. Больше его интересовали фольклорные персонажи. Существование Девы Льда для многих жителей Хальштатта не было секретом, но вот что Сеятель тоже не плод людского воображения, он никогда бы и представить не мог.

От своего учителя Кай слышал, что лет двадцать назад во всех академиях художеств крупных городов большинство художников рисовали исключительно сюжеты мифов, раз за разом переосмысливая описанные в истории человечества сцены. Уже позже юные мастера воспротивились сложившимся традициям, не позволив одной привилегированной группе художников решать, что является искусством, а что нет, и вышли за их рамки, создавая и вводя в моду новые идеи и стили.

– Поначалу их осуждали, а после воспевали, – с неким восторгом говорил учитель Кая, звонко смеясь и отпивая вина из бокала.

– Но им, наверное, понадобилось собрать всю свою храбрость, чтобы пойти против устоев, – в то время возразил Кай.

– Не храбрость, а веру. Искренняя вера в свое дело может заменить храбрость.

В прошлом Кай не придал значения его словам, но ныне возвращался к ним не раз. Возможно, с возрастом пришло понимание. Обретая веру, обретаешь себя. И, раздумывая о том, что мир открылся ему с новой, совершенно неожиданной для многих стороны, он видел в этом закономерность.

– Сначала покупаете, а после читаете. – Голос продавца вырвал из мыслей, заставил встрепенуться. Герда громко чихнула – в лавке было весьма пыльно.

Кай кивнул, кидая последний взор на понравившийся фолиант. Все его деньги были потрачены на краски, а книги тоже стоили недешево.

– Я куплю себе и дам тебе почитать. – Подруга выхватила издание из его рук. На переплете книги позади Кай увидел оттиск печатной фабрики столицы.

Расплатившись, Герда вернулась, рассматривая книгу.

– У нее маленький тираж, видимо, не очень популярна, – сказала она.

– Конечно, это ведь записки путешественника. Собранный им фольклор, – отозвался Кай.

За дверью лавки их вновь встретила тишина переулка, разбавляемая приглушенным шумом с соседней улицы.

– Ты раньше интересовался Снежной Ведьмой, но сейчас, кажется, тебе стали любопытны истории не только о ней, – отметила Герда, пряча том в сумку. Одно упоминание Девы заставило сердце Кая забиться неровно.

– Это лишь книга, Герда. Одна из многих наподобие тех, что стоят у меня на пол…

– Ты в последнее время стал каким-то другим, – вдруг перебила она его. Герда остановилась на границе тени и света, не спеша выйти на освещенную улицу. Ее рыжие волосы, заплетенные в небрежную косу, как обычно, были перевязаны красной лентой. Взгляд Герды переместился с оживленной дороги на Кая. – Что случилось? Ты можешь рассказать мне.

Он вздохнул, не спеша давать ответ. Его никто не просил молчать, но интуитивно Кай понимал, что о таком не стоило болтать. Он умел хранить секреты, у него в этом было много опыта, ведь он слишком долго скрывал от других свои кошмары. Но во взгляде Герды читалась надежда, а он не желал, чтобы она превратилась в разочарование.

– Ничего не случилось, – все же отозвался Кай, зачесывая пятерней назад растрепавшиеся волосы. – Если у меня появилась цель, вовсе не значит, что со мной что-то не так.

Он видел, как она хмурится, как растет, словно разгораясь из искры в пламя, ее обида. Но Кай был вправе хранить свои тайны, а еще не сообщать о том, что следующей зимой его не станет.

Так или иначе, Герда бы не успокоилась, а сейчас обида заставит ее обозлиться на него и оттолкнуть. Но она поступила иначе, совсем не как Кай ожидал.

– Цель, на которую ты истратил все свои деньги, – процедила она раздраженно. А потом, словно усмирив эмоции, коснулась его плеча. – Извини. Я буду очень рада за тебя, Кай, если все выйдет, как ты задумал. – Опустив взгляд к свертку в его руках, она добавила: – Но я считаю, тебе надо было брать другие краски.