Кай

10

Герда

Герда знала Кая сколько себя помнила. Они жили по соседству, и все в городке болтали о мальчике, выжившем в снегах. К довершению всего их окна были расположены напротив. Но, что удивительно, в то время Кай никогда не смотрел в сторону ее дома, тогда как она не могла оторвать взгляда от его окон. Герда стала свидетелем его совершенно обычной жизни, понимая, что если чудовища и существуют, то точно выглядят не так, как этот соседский мальчишка.

Но все же от других он отличался своим молчанием. Смотря на мир своими глазами, имевшими нечеловеческий оттенок, Кай жадно впитывал все детали вокруг себя. Уже ребенком он выглядел как ангел, сошедший с одной из фресок их церкви. Его манера двигаться только усиливала это впечатление.

И дети, дразнившие его, возможно, поначалу пытались даже с ним сблизиться. Они ожидали, что после Кай сам придет к ним и попытается стать частью их компании. У детей свои способы подружиться. Но, как Герда поняла позже, Каю и в голову не пришло поступить так, и именно поэтому совсем скоро он обзавелся настоящими врагами.

Когда Кай с Гердой познакомились, она удивилась его робости. Но окончательно покорило ее совсем иное… То, как он на нее смотрел. С благодарностью и благоговением, как на спасительницу. Казалось, в то время Кай был готов сделать для нее все что угодно, последовал бы любому ее приказу. С тех пор дети злословили о них двоих, но уже тогда Герда чувствовала в тех словах зависть. И эта зависть рождала в ней гордость.

Но ныне все изменилось… Смотря на Кая, сидящего под палящими лучами солнца чуть дальше по берегу, Герда не могла отделаться от ощущения ревности, злости и обиды. Она не сразу осознала свои чувства – поначалу страх, непонимание, и лишь после ярость, будто теряет что-то свое, по праву ей принадлежащее. Ее эмоции были не тем, чем стоило гордиться, но все же они были частью Герды, и сколько она ни пыталась отыскать в себе благородную причину для них, так и не находила.

Середина этого лета выдалась донельзя жаркой, отчего даже воды горного озера были не столь прохладны и манили к себе. Герда наблюдала, как крона раскидистых ив, под которыми они с Трин прятались от солнца, едва заметно раскачивалась. Ивы эти были уже старыми, потому высокими, с крупными ветвями, с которых свисали мелкие веточки.

На коленях Герды лежал почти законченный венок из диких роз, которые они нарвали с подругой по пути сюда. Бледно-красные лепестки трепетали, но вот пальцы Герды были все исколоты, отчего покраснели и выглядели даже алее бутонов.

Трин вышивала на платке, зажав ткань в пяльцах. Ее брат этим летом реже проводил с ними время, то отправляясь на охоту, то уже полноценно работая в кузнечной мастерской отца. Они чинили инструменты для работы в шахте, домашнюю утварь, подковывали лошадей и делали все, что было связано с металлом. Но этот день стал одним из исключений – Йон с удочкой в руках сидел на берегу, соломенная шляпа не спасала его от жары, отчего он постоянно утирал капельки пота.

Кай же вновь был занят зарисовками – в последнее время он либо запирался у себя, либо бродил в лесу, либо поднимался в горы. Герда знала, что он уходил так далеко от города, как бы не отважился ни один житель. Даже дурная слава Малервега его не пугала, и Кай неизменно возвращался домой.

«Удивительное везение…» – пронеслось в ее голове, пока она смотрела на него.

Темные пряди спускались до плеч – волосы Кая за минувшие месяцы отросли и блестели на солнце, как вороново крыло. Через пару месяцев ему исполнялось восемнадцать, и его тело словно готовилось заранее к этому событию. Он стал выше и шире в плечах, налет юношеской невинности стал не столь ярок, проявились резкие и в то же время мужественные черты. Но, поверни он голову, и сразу бы стали заметны необычайно голубые глаза, так выделявшиеся на его лице и приковывавшие взгляд. Каждый раз, глядя на него, Герда ожидала, что он почувствует ее внимание и вот-вот поднимет на нее взор. Но этого так и не происходило.

Использовав папку с листами как опору, Кай, склонившись над работой, делал легкие карандашные зарисовки.

– Кай Ларс будто стал еще красивее, – вдруг ляпнула Трин, словно услышав мысли подруги.

– Такой же, как всегда, – прошептала себе под нос Герда.

– Нет, точно красивее. Жаль, что беден. Твои родители не против этого?

– Против чего?

– Ну же… Не глупи. Еще скажи, что не задумывалась об этом. Вы уже много лет рядом.

Щеки Герды стали алеть.

– Задумывалась, конечно.

– Ну, вот ее отсутствие денег точно не пугает, – внезапно вымолвила Трин.

Герда напряженно проследила за ее взглядом – та смотрела на замок Хэстеинов.

– Давай прекратим этот разговор. Кай больше всего любит свои картины, и ни до чего другого ему дела нет, – жестким тоном произнесла она, с двойным усердием вернувшись к плетению венка.

День продолжался, Кай несколько раз ходил по берегу в поисках нового ракурса, а они успели опустошить свои корзины для пикника, собранные этим утром. День был ясным, но ближе к вечеру над горами показались грозовые тучи, которые стремительно приближались. Впереди них, словно глашатай, несся порывистый ветер, который заколыхал ветви деревьев и заставил Кая и остальных начать собираться домой.

Вот только они ушли столь далеко, что преодолели лишь половину пути, когда ливень обрушился на землю. Тяжелые струи дождя не оставляли и шанса на то, чтобы остаться сухим, даже под сенью дерева, под которым они отыскали укрытие.

Кай прижимал к груди папку, надеясь уберечь свои наброски. Как всегда, он меньше всего волновался о себе. Герда искоса бросала на него взгляды, чувствуя тяжесть собственных волос, облепивших щеки, шею и плечи, и, смотря на его рисунки, вновь испытывала раздражение.

Она уважала его талант. Видела его в творениях Кая и даже считала это прекрасным, но вовсе не понимала этой трепетной одержимости. И не понимала попытки ухватить то, что ему было недоступно. Начавшаяся зимой, его отчужденность ныне достигла апогея.

Порой он был так сосредоточен на полотнах, что его бесполезно было отвлекать, – все равно мысли Кая витали где-то далеко, отчего в такие моменты порой случались казусы. Месяц назад он так задумался, что, оступившись на узком мосту, упал прямо в быструю горную реку с ледяной водой. Мостик был старым и деревянным, а подгнившие перила не выдержали его веса.

Эта его увлеченность и в прежние годы вызывала у Герды противоречивые чувства вплоть до зависти и недовольства. Ей казалось, что Кай стремительно шел вперед, оставляя ее позади. Что-то подсказывало Герде, что стоит ему покинуть их маленький городок и отправиться в центр страны, и Кай обязательно добьется успеха и признания. Ее пугала мысль, что она так и останется никем для мира и для него самого.

Любила ли Герда его в ином смысле? Как женщина любит мужчину? Или привязалась так, что сама не могла понять своих эмоций?

Дать уверенный ответ она не могла даже самой себе.

Но, стараясь, как и прежде, поддерживать его, Герда и не заметила, как втайне стала желать, чтобы Кай потерпел крах. Ведь тогда он всегда будет рядом… До самой их смерти. И умрут они вместе, как любят писать в сказках, видя в этом прекрасный финал. Пусть рассуждения о смерти вовсе не выглядели соблазнительно, но все же.

Герда слишком долго смотрела на Кая, и он, заметив ее внимание, поднял голову. Приветливо улыбнулся, вопросительно изгибая бровь, беззвучно спрашивая: «Что-то не так?» или «Ты хочешь мне что-то сказать?».

Герда покачала головой и отвернулась. Небо над ними стало проясняться. Клонившееся к земле солнце окрашивало просветлевшие на горизонте облака в розоватые и шафрановые оттенки. Темные тучи контрастировали с облаками посветлее. Над потемневшим от влаги склоном, покрытым ковром деревьев, куполом растянулась радуга, а за ней еще одна. Менее яркая, но все же прекрасно угадывающаяся.

– Смотрите, двойная радуга! – воскликнула Трин, показывая в небо.

– Я вижу третью, – вмешался Йон. И правда, под первыми двумя появилось размытое очертание третьей.

Герда вновь глянула на Кая. Она еще не знала, что скажет, но увиденная красота природы словно сделала ей легче на душе, чудом прогнав все темные мысли.

Но в следующую секунду Герда замерла, так и не произнеся ни слова. Все трепетные ощущения, возникшие в ее сердце, разом пропали. Герда не сразу осознала, почему ее так взволновал его вид. Кай застыл, а его глаза сверкали, как сверкают звезды в темнейшую из ночей. Ослепительный, завораживающий взгляд, больше всего поражавший своей необъятностью. Даже если пожелаешь – всех звезд на небе не сосчитаешь. Вот и в его взоре сквозило что-то необъятное, то, что Герде никогда не понять.

Она отвернулась и по-новому посмотрела на облака. Больше радуга ее не восхищала.

Герда вернулась домой, когда на улице уже почти стемнело. В летней теплой ночи слышалось стрекотание сверчков, и всюду царил сладкий аромат роз, росших ровными рядами у домов. В этом году кусты расцвели так густо, что нигде нельзя было скрыться от этого запаха.

Стоило войти в дом, как мать сразу же поинтересовалась, почему Герды не было так долго и зачем она сорвала эти бедные дикие розы, сплетенные в венок.

– Ты ведь исколола себе все пальцы! – ругалась она.

Отдельным поводом для недовольства стал испачканный подол охристого платья. Ткань наряда была дешевой, но ценность ему придавала вышивка на воротнике и на талии – все те же розы плели на них свой узор колючими ветвями. Герда сама вышила их, чтобы украсить повседневный наряд.

– Мам, я приведу платье в порядок, – лишь произнесла она. Оправдания или споры ничего бы не дали, в обоих случаях хозяйка дома лишь сильнее стала бы ее отчитывать. За свою жизнь Герда прекрасно изучила характер матери.

Она направилась к лестнице, желая скорее оказаться в своей комнате. Ступени под ногами знакомо заскрипели.

Их семье принадлежало все здание, поэтому, по меркам города, они были довольно состоятельны. На первом этаже располагалась булочная вместе со складским помещением и кухней, на втором жила вся семья, а на последнем – под самой крышей, где была лишь одна, но просторная комната, – еще с самого детства обосновалась Герда. Ее окно аккурат выходило к окнам Кая.

Когда они только подружились, то пользовались этим и переговаривались, распахивая створки. Весной в длинных ящиках, висевших под их окнами, они сажали розы и дикий вьюнок. Последний разрастался и под конец лета полностью оплетал их окна. Два островка зелени посреди каменного фасада.

Но ныне все было иначе, пусть розы и продолжали расти под их окнами, теперь они были лишь напоминанием, и ничем больше. Следом мертвого прошлого.

Не зажигая свечи, Герда приблизилась к окну и осторожно отодвинула края льняных занавесок. В доме напротив горел свет – несколько зажженных свечей рассеивали полутьму. Кай был занят тем, что натягивал полотно на подрамник. Еще несколько больших полотен стояли, прислоненные к стене. Кай будто рисовал картины одновременно. Полотна на его мольберте сменялись слишком часто, и каждый раз он отворачивал их изображением к стене, чтобы никто не увидел написанное.

Герда еще несколько минут наблюдала за ним, пока южный ветер снаружи колыхал бутоны роз на их окнах. На прояснившемся небе уже виднелось око луны – круглое, как монета. Прямо как в тот раз, когда она проснулась зимой посреди ночи…

Стоило об этом подумать, и воспоминания словно перенесли ее обратно, в тот момент, когда она стала свидетелем того, чего видеть была не должна.

В ту ночь она проснулась от жажды, но, как назло, кувшин на столе был пуст, и Герде пришлось спуститься на второй этаж за водой. Вернувшись же, она бездумно, а может, по привычке, подошла к окну, отодвигая занавеску. В столь позднее время в доме напротив брезжило едва заметное оранжевое сияние – видимо, камин в комнате Кая еще не догорел.

Лунный свет, только что пробившийся из-за края облаков, засеребрил свежий снег, лежавший на крыше, и у самого окна Кая вдруг осветил женскую фигуру.

Герда забыла, как дышать. Она ощутила себя рыбой, выброшенной на сушу, что безуспешно открывает рот, пытаясь заглотить воздух.

В слабом сиянии, которое так сильно выделялось на фоне ночных домов, прямо на каменном выступе, там, куда летом Кай выставлял ящик с розами и посаженным плющом, сидела девушка.

Хотя не девушкой она была вовсе!

Ее волосы мерцали и переливались ярче снега, словно на них не просто попадал свет ночного светила, а будто они были посыпаны лунной пылью. Вокруг тела кружили снежинки, ниспадая на хрупкие, на первый взгляд, обнаженные плечи.

Часть сознания Герды пыталась отыскать разумное объяснение тому, что предстало ее глазам. Но она-то сразу поняла, кто перед ней. Любой житель Хальштатта узнал бы Снежную Ведьму.

Пока Ведьма смотрела в окно Кая, Герда глядела на нее. Изучала. Видела миниатюрность и хрупкость ее тела, не зная лица. Казалось, невозможно было представить, что все истории, гуляющие о ней в городе, были правдивы.

Но тут взор Герды коснулся морд волков, выведенных на руке Девы Льда, – звери скалились, даже их клыки блестели. Вдруг одна из морд повернулась к ней, и глаза существа сверкнули, словно живые.

Герда упала. Испугалась так сильно, что подогнулись колени. Сердце безумно стучало в груди. Но оно окончательно ухнуло вниз, когда до ее ушей донесся стук. Звонкий и ритмичный.

«Словно кто-то длинным ногтем бьет по стеклу…» – пронеслась мысль в голове Герды, прежде чем она смогла ее осознать. И стук превратился в высокий скрежет. Стекло тихо тряслось и дребезжало.

Герда прикрыла ладонями глаза. Молитвы, которые она едва ли помнила в обычное время, вспыхнули в голове. Но даже в мыслях она не успела их произнести, когда повисла оглушающая тишина.

Дверь в ее комнату распахнулась, а огонек дрожащей свечи осветил ее спальню.

– Герда, что с тобой? Ты почему на полу? Упала? – донесся голос матери. Она подбежала к ней, помогая подняться. – Ты в порядке?

Герда спешно закивала, все еще не в силах выдавить ни слова. Она едва сдерживала слезы, что сжали горло.

– Мам…

– Что такое? – Лицо матери выглядело крайне обеспокоенно.

– Я упала. Запнулась, – пробормотала Герда, смотря на край отодвинутой шторы. На стекле, деля его надвое, была выскоблена полоса. Но снаружи никого больше не было.

Мама поверила ей и вскоре оставила. А Герда спустилась в кухню, до самого рассвета боясь вернуться в комнату. Ей понадобилась неделя, чтобы осмыслить произошедшее.

Поначалу она пыталась забыть случившееся, уговаривая себя, что ей всего лишь показалось. Но на окне в ее комнате осталось прямое доказательство обратного. После она старалась игнорировать воспоминания, не в силах объяснить пережитое в ту ночь. Но проходили дни, и страх притупился, вернув возможность здраво мыслить.

Раньше они с Каем часто разговаривали о Снежной Ведьме. Это было ритуалом, и Герда давно перестала воспринимать эти беседы всерьез. Но теперь история о Деве в самом деле ожила, и страхи жителей Хальштатта предстали в ином свете.

«Снежная Ведьма следит за Каем? –возник новый вопрос. – Нет, это невозможно… Великая Властительница Льдов и Кай? Нет, точно нет».

Что бы ни болтали люди, Герда знала Кая бо`льшую часть его жизни. И он был абсолютно таким же, как все жители Хальштатта. Остальные могли выдумывать что угодно, но она знала правду.

Но следом в памяти Герды пронеслись странные события этой зимы. Слухи о Деве Льда и неизвестном в поле. Частые метели и рассказы о том, что кто-то видел на улице человека, гуляющего по крыше столь изящно, словно был легче воздуха и его не обременяла теплая одежда.

И в завершение…

День, когда Кай провалился под лед замерзшего озера, и белый сокол, летящий в небе. Он так много времени провел под водой, но выбрался сам, когда никто этого уже не ждал.

Все указывало на то, во что она верить не желала. Кай встречался со Снежной Ведьмой. И не раз. Но зачем и почему? Продолжая раз за разом повторять этот вопрос в своих мыслях, Герда впервые за минувшую с той ночи неделю осмелилась раздвинуть занавески и посмотреть в чужое окно. Был день, но полуденное небо, затянутое облаками, погрузило город в мрачное настроение. Отсутствие яркого солнца позволяло лучше увидеть комнату Кая – он сидел прямо на полу. Накрыв плечи одеялом, вновь рисовал карандашом что-то в своем дневнике. Проводя за этим занятием часы, он порой выглядел так, будто был не в себе.

– …почему, Кай? – тихо произнесла Герда, не отрывая взгляда от его фигуры.

Герда очнулась от воспоминаний. Взгляд оторвался от царапины на стекле, все еще украшавшей ее окно. Герда вновь вернулась в лето, позабыв о холоде зимы.

С той самой ночи она много дней думала о всей ситуации. Гадала и не знала, как ей поступить. Порывалась спросить Кая, а порой ожидала, что он сам ей поведает о сокровенном. Но время шло, а друг молчал, и Герда все чаще злилась. От обиды все темные мысли, посещавшие ее раньше, усилились, подобно алмазам, которые, получив огранку, засияли и стали ярче. Возможно, именно поэтому она не могла выкинуть Кая из головы.

От этих чувств ее страх перед Снежной Ведьмой окончательно притупился. Герда не знала, были ли встречи Кая с той добровольны, но понимала одно: они ведут по дороге, в конце которой его ждет лишь смерть.

Но она спасет его, чего бы это ей ни стоило. Наблюдая за тем, как Кай замешивает краски, Герда, казалось, решилась. Решилась обнажить тайну, которой страшилась до сих пор.