Кай

12

Герда

Герде было четырнадцать, когда она отыскала книгу, спрятанную под половицей в тайнике на крыше. На ее обложке из старой кожи по одну сторону были вытиснены соцветия мелких цветов, а по другую – гроздья ягод в окружении густой листвы. Герда сразу узнала реликвию своей семьи, которую хранила еще ее бабушка. Герда часто видела эту книгу в ее руках, и та обещала передать фолиант внучке, лишь прося держать это в секрете от госпожи Летиции. В то время ее рассказы и хранимая тайна были подобны увлекательной игре, которая принадлежала только им двоим. Но бабушка умерла до того, как Герда повзрослела. Реликвия пропала, а она сама благополучно позабыла о ней.

Поэтому, когда Герда вновь увидела ее спустя несколько лет, то едва узнала книгу, с удивлением рассматривая искусно выполненную обложку. Судя по мягкости и гладкости переплета, об изделии заботились и регулярно смазывали кожу маслом, желая сохранить ее нынешний вид.

На первых страницах Герду встретили местами выцветшие чернила, которые тем не менее можно было прочесть. Первая запись датировалась периодом больше двух веков назад, но стояла свежая пометка о переписывании, с момента которой прошло два десятка лет.

В то время Герда, заинтригованная увиденным, быстро перелистывая страницу за страницей, смотрела на даты и имена. Поначалу они ни о чем ей не говорили, пока она не наткнулась на имя своей прабабушки, о которой слышала еще в детстве, после следовали записи рукой ее бабушки и, наконец, страницы от лица матери. Но была еще одна деталь, которая заставила Герду начать читать дневник именно с конца, – дата последней записи. Ее мать оставила в день рождения Герды…

Строки прыгали, а предложения являлись потоком льющихся мыслей, сразу перенесенных на бумагу. Герда с трудом узнавала в этих строчках свою всегда собранную родительницу.

У меня не осталось выбора. Я сделала это. Говорят, к ней стоит обращаться лишь в крайних случаях. Но разве я не находилась в отчаянном положении?!

Малервег хранит много тайн. Но Бузинова роща – самое странное увиденное мною место…

Надломи бузину, пролей на ветвь свою кровь, и лес приведет тебя к ней – Матери Бузине. Попроси, чего желаешь, и, заплатив цену, получишь.

Надломи ветвь бузины и пролей кровь…

После Герда встречала эти слова в каждой записи, а они тянулись в прошлое сквозь поколения. И в каждой говорилось о мольбе, исполнении желаний и взятой за это плате. В четырнадцать лет ее очень испугало увиденное. Она открыла в один миг столько тайн своей семьи, сколько не рассчитывала узнать вовсе.

Не зря книга была спрятана! Удивительно, что мать Герды в страхе не сожгла ее вовсе. Но, видимо, этот секрет стоил того, чтобы из-за него рисковать своей жизнью. В столь замкнутом городке, как их, правосудие несли жители. И оно может быть весьма скорым, если горожане решат, что их жизням грозит опасность.

Поверила ли Герда в тот день в правдивость написанного? Лишь отчасти.

Недоверие столкнулось с фактами. Ее мать была не склонна к опасным развлечениям, как и бабушка не была сумасшедшей, но они обе оставляли записи на тех страницах.

Но исполнение желаний и плата…

«Только кто в здравом рассудке в это поверит?» – подумала было Герда, пока вновь не осознала, что живет в городке, где невозможное возможно. Где вера в Бога соседствует со страхом перед Девой Льда, а на день рождения желают перехитрить Малервег и никогда не заплутать в его лесных тропах.

Девушка не решилась спросить у матери, зная, что та от страха начнет сердиться. Казалось, она не собиралась делиться секретом с дочерью, как когда-то посвятила в него ее собственная родительница.

Герда вернула книгу в тайник на крыше, а знание похоронила в своей памяти. По крайней мере, так оставалось до последней зимы. Мысли о дневнике стали появляться почти сразу после той ночи, когда она увидела Снежную Ведьму у окна Кая. Поначалу они прятались на краю сознания, но время шло, и идея обрела форму, что становилась все четче день ото дня, от разговора к разговору, от возрастающей обиды и ревности. И к концу лета она окончательно обрела над Гердой власть, а навязчивое желание притупило страх.

Шагая к лесу, Герда постоянно оглядывалась. Чтобы не привлекать внимания, вскоре она свернула на извивающуюся среди камней тропу, которая вела вдоль озера Хальштаттер. Когда изгибающийся берег и пышные кусты прикрыли ее от посторонних глаз, Герда остановилась и глубоко вдохнула, набираясь смелости.

Малервег высился перед ней. Многовековые деревья тянулись к небу. Слышалось пение птиц и треск веток – лес жил, он словно дышал вместе с ней. От этой мысли у Герды закружилась голова. Но, не оставляя себе больше времени на раздумья, она зашагала вглубь, отдаляясь от зеркальной воды. Сжимая в руке корзину, накрытую салфеткой, Герда чувствовала трение красной ленты, что плотно обхватывала ее запястье. Ей нравилось, как красный смотрится на ее коже, а этот кусок атласа украшал ее, словно драгоценный браслет.

Она шла около трети часа, прежде чем наткнулась на первое дерево бузины, уже давно прошедшее пору цветения, так что гроздья маленьких, но еще зеленых ягод успели появиться на нем. Вокруг витал терпкий сладкий аромат. Он был даже ярче запаха хвойных деревьев, которые росли здесь повсюду.

Герда сглотнула, чувствуя, как от волнения немеют ноги и холодеют руки.

В конце концов она подошла к покачивающейся ветви, которая словно призывала ее к себе. Пробормотав извинения – без них никак было нельзя, иначе вместо помощи получишь лишь возмездие, – Герда переломила ветвь.

Сжимая растение в руках, она присела, опустив корзину на землю. Откинув салфетку в сторону, из-под свертка с хлебом достала нож – мутный исцарапанный клинок тускло блеснул в ее руке. Облизав пересохшие губы, Герда вновь набрала воздух в легкие и, дрожа от напряжения, поднесла нож к открытой ладони.

Зажмурив один глаз, Герда провела лезвием – в первый раз слишком слабо, а во второй, наоборот, глубоко прорезав плоть. Тихо всхлипнув, она стиснула челюсти, видя, как кровь стекает по слегка загорелой коже, наполняя линии на ее руке, обнажая их рисунок.

Отложив нож, Герда откупорила бутыль с чистой водой и, перехватив заранее подготовленный кусок чистой ткани, сжала раненую ладонь в кулак, занося его над отломленной веточкой бузины, которая лежала перед ней на земле. Несколько алых капель сначала упало на землю, после – на зеленые листики и лишь затем на тонкую кору. Удостоверившись, что кровь попала куда надо, Герда, забыв промыть водой рану, стала обматывать ее куском ткани, неотрывно смотря на блестящие багровые капли.

«Помоги мне», – безмолвно взмолилась она, боясь, что ничего не произойдет. Лес и правда оставался безмятежен, молчалив, но не бездушен. Уже почти утратив надежду, Герда вдруг расслышала журчание реки, достаточно громкое для того, чтобы понять: раньше его не было.

На лице ее отразилось смятение. Оставив корзину и нож на земле, но схватив отломанную ветвь, Герда пошла на звук. Чем дальше она двигалась, тем меньше росло елей вокруг, тем больше света разливалось повсюду, лаская землю. Малервег изменился, выглядя совершенно иным. Тропинка впереди резко уходила вниз, и Герда остановилась на краю лощины, на дне которой тек узкий ручей, а вокруг него плотно росли деревья – молодые и старые, все увенчанные гроздьями зеленых ягод.

«Это… бузина», – прошептала Герда, затаив дыхание, прежде чем начать спуск. Подойдя к ручью, она с опаской приблизилась к деревьям.

– Что же ты медлишь? Проходи давай. – Голос – словно скрип древесины со всех сторон, слившийся воедино. В нем почти не звучало ничего человеческого – слишком сухой и в то же время гулкий, словно не принадлежащий этому миру. То, что Герда первоначально приняла за один из кустов, зашевелилось. Она поняла, что видит темный старый плащ, покрытый ветками, – листва и гроздья не зеленых, а уже черных ягод местами вырастали из тяжелой ткани.

Старуха повернулась к ней. Первым бросилась в глаза морщинистая рука, сжимающая клюку из древесного корня, которая изгибалась, как старая и толстая виноградная лоза. Лишь после внимание привлекло лицо, испещренное глубокими морщинами, как яблоко с пожухлой кожурой, и пугающие глаза с иссиня-черными радужками. Голову ее прикрывал капюшон, из-под которого виднелись седые волосы. Но самым удивительным было другое – ягоды бузины и листья местами виднелись на ее шее, вырастая прямо на коже.

Герда застыла, рассматривая престарелую женщину, а в следующую секунду ее вдруг настиг кашель – терпкий аромат ягоды был слишком силен. Он словно застревал в горле, отчего рождалось отвратительное чувство тошноты.

Без сомнения, Герда отыскала ее. Перед ней стояла Матерь Бузина.

– Дочь Лети… – сказала старуха, безошибочно определив, кто она. – Ты знаешь, почему женщины твоего рода уже несколько веков рождаются с рыжими волосами? Этот цвет ведь совсем не свойственен для ваших краев.

Договорив, она скрипуче рассмеялась.

Герда повернула голову, подцепляя свою прядь и разглядывая так, словно увидела впервые. Она никогда всерьез не задумывалась над этим, но определенно замечала странность. В Хальштатте не было никого с рыжими волосами, кроме Герды, ее матери и людей из еще одной семьи, в которой имелись обладатели как рыжего, так и черного оттенка.

Она нахмурилась.

– Когда человек взаимодействует с существами, обладающими силой, духами, такими как я, – Матерь Бузина сделала шаг к ней, и листва деревьев вокруг нее зашелестела, – остатки нашего колдовства накапливаются в его крови, оставляя след на следующих поколениях.

– Это значит, что если кто-то еще в нашем городе имеет рыжие волосы, то он тоже сталкивался с духами?

– Не обязательно он. Могли и его предки. След в крови еще остался. – Матерь протянула ладонь – кожа на ее руке выглядела суше и морщинистей, еще больше напоминая древесную кору, – и потребовала: – Ветвь. Дай мне ее.

Герда, не смея перечить, передала ветку бузины. Капли ее крови расплылись по растению, словно по воде. Даже зеленые листья изменили цвет, приобретя грязно-бордовый оттенок. Словно она пролила не несколько капель, а гораздо больше.

Старуха улыбнулась, и темные зубы – вовсе не гнилые, просто имевшие оттенок ближе к древесному, – показались Герде слишком острыми, словно принадлежали зверю, а не человекоподобному существу.

– Итак, раз ты пришла, то у тебя есть желание?

Герда кивнула, осознавая, что ее руки начинают трястись. Страх сжимал сердце, но в то же время крепнувшая уверенность в правильности своих поступков не позволяла отступить. Да и было уже поздно отступать. Только не теперь.

– Я хочу… хочу спасти своего друга. Ему угрожает опасность.

– О, ты даже не представляешь какая…

– Что? – Голос Герды дрогнул.

– Его жизнь висит на волоске. Еще немного – и оборвется. – Матерь Бузина вышла из зарослей, безжалостно расчищая клюкой землю от других растений, вспарывая почву.

– Так вы знаете Кая?

– Юношу с Осколком Зеркала разума в сердце? Не сводила с него глаз все эти годы.

– Осколком Зеркала? – Герда сглотнула. Она запуталась, совершенно ничего не понимая, но чувствуя, что наткнулась на что-то важное.

– Осколок, который спас его в младенчестве. – Взглянув на лицо Герды, старуха рассмеялась. – Неужели ты правда верила, что он сам спасся? Ни один смертный бы не выжил в том морозе. Когда сильные духи зимы беснуются, человеку не спастись.

– Значит, это все же Снежная Ведьма наслала ту метель?

При упоминании Девы Льда рука старухи застыла, клюка дернулась.

– Нет. Я имела в виду не ее. Эта девка предпочитает разбираться с людьми лично, чтобы они точно знали, от чьей руки погибнут, и понимали, по какой причине лишаются жизни.

– Причины?

– Да, причина для убийства, – вкрадчиво подтвердила старуха.

– И каковы же они могут быть? Что может стать причиной для убийства? – возмущенно спросила Герда.

– Самые разные. Не будем вдаваться в подробности. Все это неважно, – отмахнулась Матушка Бузина, а у Герды закружилась голова.

«Убийство людей – и неважно?»

– Ты желаешь спасти его? А что, если он не желает быть спасенным?

Перед глазами Герды пронеслись воспоминания из детства, в которых они с Каем разговаривали о Снежной Ведьме. В те моменты в его глазах горел интерес. Слишком живой, чтобы это можно было игнорировать. Но этот интерес, без сомнения, был связан с детством Кая. Он желал знать истину, эта тайна манила его, как и загадка, окружающая Деву. Как Кай бродил по горам в поисках необычных мест, так и Ведьма привлекала его лишь секретом, что ее окружал. Кай всегда, как одержимый, гнался за вдохновением…

– Он ошибается, – прежде чем мысль оформилась, уверенно заявила Герда.

– Надо же… Ты даже готова принимать решение за него?

– Кай способен умереть ради своих картин, но я ему не позволю.

– Хм… Похоже, ты правда о нем заботишься, – сказала Старуха, устремив на Герду пронзительный взгляд исподлобья. – Что ж, мы можем попробовать стереть ему память. Что, если он, скажем, утратит все воспоминания о ней? Даже упоминания, услышанные от людей. Он забудет о ней все.

– Но… какой в этом смысл? В городе все равно все знают о Ведьме. Кай услышит рано или поздно.

– Ты недооцениваешь связь, возникшую за годы. Юноша – человек. Пока он рос, эта связь укреплялась. Мыслями, разговорами и, наконец, встречами… Если он ее забудет, то все изменения, случившиеся в нем благодаря ее влиянию, исчезнут. Но твоя значимость вырастет, и он вновь будет смотреть лишь на тебя.

– Вы не так все по…

– Прояви уважение, не оскорбляй меня ложью, – оборвала ее Матерь Бузина.

В месте, которое она расчистила от травы, теперь появился росток. Он становился выше прямо на глазах, каждую секунду распускались зеленые листики.

– Хорошо, – испуганно отозвалась Герда. – Но какова будет плата за вашу помощь?

Она видела, как растянулись в улыбке губы старой женщины. Ягоды бузины в ее коже, казалось, еще больше налились соком.

– У Кая ведь длинные волосы?

Герда кивнула, уточнив:

– По плечи.

– Замечательно. Чем длиннее, тем лучше. Короткие никуда не годятся, – покачала Матерь Бузина головой. – Подойди ближе, – сказала старуха. А Герда меньше всего желала сокращать расстояние между ними – ее до сих пор пугала как сама Матерь Бузина, так и острые нечеловеческие зубы в ее рту.

Но она глубоко вдохнула, набираясь смелости и напоминая себе, что все до нее оставались живы, так что бояться нечего. Один шаг. Второй. Третий. И вот она уже совсем близко. Иссиня-черные глаза словно высасывали из нее силу, но несмотря ни на что, Герда склонилась, ожидая узнать ответ на свой вопрос и надеясь, что сможет заплатить соответствующую цену за помощь.

– От тебя потребуется лишь одна мелочь. – Зубы зловеще щелкнули у самого уха Герды. – После того, как Кай все позабудет, ты должна будешь принести мой гребень обратно.

– Гребень? – попятившись, переспросила Герда.

А старуха, ухмыляясь, выставила перед собой ладонь, и вдруг ветвь бузины будто бы случайно выпала из ее руки. Притянутая неведомой силой, ветвь, словно нож, воткнулась в землю и зацвела. Бутоны стремительно набухали, а сердцевина становилась толще.

Глаза Герды заслезились от аромата ягоды, который уже становился невыносим. Многочисленные бутоны стали распускаться, окрашивая кустик в белоснежный цвет лепестков.

– Воспоминания не отнимаются бесследно, – проговорила Матерь Бузина, склоняясь к своему детищу. – Иногда их, правда, решают спрятать в глубине сознания… но это ведь так ненадежно. В большинстве случаев они возвращаются, достаточно лишь дернуть за правильную нить. Но отнятое не возродить. Оно ушло, утекло, как вода. Оно принадлежит другому. – Ее морщинистая рука коснулась куста и, преодолев белоснежное облако, скользнула дальше, а многочисленные мелкие соцветия стали вянуть и опадать. – Но воспоминания – часть души. Все испытанное при жизни укрепляет ее и заставляет расти. Поэтому отнять воспоминания – это все равно что отщипнуть от души кусочек. А чем сильнее воспоминания повлияли на человека, тем болезненнее будут последствия.

Куст бузины высыхал прямо на глазах, даже его корни покинули землю, извиваясь и подтягиваясь к сияющей нефритовым светом ладони старухи. Магия творилась на глазах Герды.

Все закончилось, лишь когда в руке престарелой женщины остался гребень. Деревянный, с острыми длинными зубьями, на основании которого виднелась искусная резьба – многочисленные веточки изгибались, сплетались друг с другом, листья с мельчайшими прожилками тянулись вверх, все в одну сторону, а между ними терялись мелкие соцветия бузины.

– Вы хотите сказать, Кай пострадает? – Герда сглотнула, ее сердце билось хаотично – страх вновь овладел ею.

– Лишиться части души нелегко. Юноша определенно станет другим.

Голос старухи эхом прозвучал в ушах Герды. Она не желала причинять Каю вред, но созданный гребень все равно лег в ее ладонь.

– Если решишься, то расчеши этим гребнем волосы Каю. Когда цветы нальются силой и побелеют, это будет означать, что все закончено. После принесешь этот гребень мне. Даже если будет лежать снег, ты отыщешь дорогу, – наставляла старуха, зажимая пальцы Герды вокруг острых зубьев.

– Зачем вам нужно, чтобы я вернула гребень? – прошептала Герда. Она смотрела на изделие и пыталась поклясться самой себе, что никогда им не воспользуется.

– Вместе с воспоминаниями он впитает в себя немного силы Осколка в его теле. И именно эта сила будет платой мне. – Матерь Бузина шагнула ближе к своей роще. – Прими решение до того, как упадет первый снег. В холоде моя сила слабеет, аее и Осколка, наоборот, крепнет. Поэтому с приходом снега гребень утратит волшебство.

Герда кивнула, чувствуя ком в горле. Она неотрывно смотрела на гребень в своих дрожащих руках.

– Но так же силу можно будет и вернуть, – уклончиво добавила старуха.

– Как? – Голос проскрипел, словно старая половица.

Матерь Бузина искоса глянула на протекающий рядом ручей.

– Силой собственной жизни… Не пугайся. Это не так страшно. Надо лишь напитать дерево собственной кровью. Первая капля – один год жизни, и магия гребня вернется на несколько дней, но вторая капля – уже два, а третья – четыре. Каждый раз, чтобы вернуть волшебство гребня, потребуется все бо́льшая плата. Это только временная мера. Но если не поддерживать его силу кровью, вскоре она вовсе исчезнет. Чем дольше будешь затягивать с решением, тем больше потеряешь. Поняла? – Когда Матерь Бузина посмотрела ей в глаза, Герда осознала, что это существо видит все сомнения, поселившиеся в ее сердце.

– Значит… – голос девушки звучал судорожно, – если я решу напитать гребень в четвертый раз, это будет стоить мне восемь лет жизни?

– Правильно, – раздалось в ответ, а в следующий миг на лощину налетел ураганный ветер, взметнувший волосы Герды и сорвавший листву с деревьев. – Поэтому я и советую не медлить, – прозвучали последние слова старухи.

Герда зажмурилась, приседая к земле, стремясь укрыться от непогоды, но ветер затих так же внезапно, как появился, а вокруг воцарилась тишина. Она открыла глаза, судорожно выдыхая. Ее обступал лишь темный лес, а Бузинная роща исчезла. От чудного места не осталось ничего, кроме магического гребня, который до сих пор держала Герда. Она бросила на гребень полный ненависти и презрения взгляд, но, услышав шорох неподалеку, вздрогнула и побежала – она желала во что бы то ни стало скорее покинуть Малервег.

«Мне не стоило сюда приходить…» – повторялась мысль в голове Герды, ну а девичьи пальцы до сих пор сжимали гребень, выдавая тень сомнения, которая поселилась в ее человеческом сердце.