Кинноте. Золотая Бабочка. Пробуждение

Глава 7 ТЕНЕВАЯ СТОРОНА

Карточка Танаки лежала на полу моего складского помещения, система раз за разом анализировала потёртости на её поверхности, словно пытаясь найти в них ответы. Очередной счёт за обслуживание светился на экране коммуникатора — сумма, превышающая мой месячный доход в кафе. Даже с чаевыми за фотографии я едва сводила концы с концами.

Ажиотаж у людей спал, зато моё тело продолжало изнашиваться от интенсивной работы. Предложение Сато-сана об «особом» обслуживании оставалось в силе.

— Ты хоть представляешь, сколько этим интересуются?.. Тебя даже никто не будет трогать, просто включим трансляцию, стрим и…

Не знаю, что за выражение он прочитал на моём искусственном лице, но он икнул и замолчал.

Есть некоторые вещи, которые я даже не хотела начинать.

Я не настолько нуждаюсь в деньгах…

…

Пока…

[Анализ финансового состояния]

[Текущий баланс: критически низкий]

[Прогноз: нехватка средств на плановое обслуживание через 47 дней]

[Рекомендуется: сокращение расходов]

Система продолжала выдавать предупреждения, пока я разглядывала координаты на карточке. Нижние уровни станции, техническая зона D-7, заброшенный сектор. Раньше такой маршрут заставил бы меня нервничать — пустые коридоры, тусклое освещение, звуки капающего конденсата, подозрительные звуки, похожие на шаги. Теперь же система просто оценивала риски:

[Вероятность физического повреждения: 12%]

[Вероятность встречи с криминальными элементами: 23%]

[Состояние инфраструктуры: неудовлетворительное]

[Уровень освещения: минимально допустимый]

Я спустилась на десять уровней ниже обычных пассажирских зон. Здесь пахло машинным маслом и озоном, в воздухе висела металлическая пыль. Система автоматически включила ночное видение, когда освещение стало слишком тусклым для обычных оптических сенсоров.

Спускаясь все ниже, я наблюдала, как меняется окружение. Каждый новый уровень был темнее предыдущего, словно станция постепенно погружалась в искусственную ночь. Роскошные магазины сменились складами, живые растения — ржавыми трубами, яркая реклама — тусклыми аварийными указателями. Система отмечала эти изменения с бесстрастной точностью, превращая социальное расслоение в набор цифр: уровень освещенности, качество воздуха, плотность населения.

Заброшенный уровень встретил меня гулкой тишиной. Некогда оживлённый промышленный сектор теперь напоминал город-призрак: пустые цеха, остановившиеся конвейеры, погасшие информационные панели. Мои шаги отдавались эхом, которое система анализировала, составляя акустическую карту пространства.

За очередным поворотом обнаружилась неприметная дверь. Никакой вывески, только едва заметный символ на стене — три перекрещенных линии, как на карточке Танаки. Я постучала. Система зафиксировала активацию скрытых сканеров, анализирующих мою структуру.

— Входите, — раздался голос, и дверь с шипением отъехала в сторону.

Мастерская Хидео оказалась огромным помещением, заставленным оборудованием. Но не это привлекло моё внимание. Вдоль стен стояли… тела. Механические тела разных моделей — некоторые целые, другие частично разобранные. Система мгновенно начала каталогизацию:

[Обнаружено: 27 кибернетических корпусов]

[Состояние: от полностью функционального до критического]

[Опознано 12 официальных моделей]

[15 единиц: нестандартная конфигурация]

Мастерская напоминала анатомический театр. В специальных нишах стояли механические тела, подвешенные на кабелях питания, словно на капельницах. Диагностическое оборудование мерцало десятками индикаторов, создавая причудливую игру света на металлических поверхностях. Верстаки были заставлены инструментами, чьё назначение я могла только угадывать — система не находила соответствий в базе данных официального оборудования.

— Первый раз у нас? — из-за верстака появился невысокий мужчина в замасленном комбинезоне. Его глаза за увеличительными линзами казались неестественно большими. — Я Хидео. Танака предупреждал о вас.

— Это… законно? — слова вырвались прежде, чем я успела подумать.

Он усмехнулся:

— Законно? Нет. Необходимо? Да. Официальные производители держат монополию на запчасти, взвинчивают цены, отказывают в обслуживании нестандартных моделей. А мы… мы даём второй шанс.

Я подошла ближе к одному из тел — модель, похожая на мою, но явно собранная из разных компонентов.

— Откуда всё это?

— Отовсюду, — Хидео включил дополнительное освещение. — Списанные модели, «утилизированные» корпуса, контрабандные детали. Корпорации считают нас мусором, когда мы перестаём быть прибыльными. Но даже мусор может получить новую жизнь.

Он провёл меня вглубь мастерской. Теперь я видела больше: целые стеллажи с компонентами, диагностическое оборудование, инструменты тонкой настройки. Масштаб операции поражал.

— Сколько нас таких? — спросила я, имея в виду не только киборгов, но и всю эту подпольную инфраструктуру.

— Больше, чем вы думаете, — он начал раскладывать инструменты. — На каждого «официального» киборга приходится два-три таких, кто не может позволить себе легальное обслуживание. Мы создали свою сеть, свои правила, свой рынок.

Система отметила: его сердцебиение оставалось ровным, зрачки не расширены — он говорил правду и был уверен в своих словах.

— Но это опасно, — заметила я. — Использовать неофициальные компоненты…

— Знаете, что опаснее? — он поднял какую-то деталь. — Ходить с изношенными сервоприводами, пока они не повредят нейроинтерфейс. Или пытаться самостоятельно перепрограммировать системы стабилизации. Или… — он сделал паузу, — позволить своему мозгу погибнуть, потому что не можешь оплатить техобслуживание.

Я промолчала. Система уже подсчитала: при текущих расходах на легальное обслуживание я буду вынуждена брать новые кредиты каждые три месяца. Через год долг станет неподъёмным.

— Проведём диагностику? — предложил Хидео. — Первый осмотр бесплатно. Потом решите, хотите ли стать частью нашего маленького сообщества.

Пока он подключал диагностические кабели, я осматривала мастерскую. Теперь я замечала детали: закодированные метки на компонентах, тайные символы на стенах, следы спешного демонтажа оборудования — признаки того, что всё здесь готово к быстрой эвакуации. Этот мир существовал параллельно официальному, невидимый для обычных людей, но жизненно необходимый для таких, как я.

[Подключение установлено]

[Начало глубокой диагностики]

[Обнаружено: нестандартное диагностическое ПО]

[Предупреждение: возможен несанкционированный доступ к системам]

[Рекомендуется: прервать подключение]

Я проигнорировала предупреждения. В конце концов, что ещё мне оставалось? Система услужливо напомнила, что даже философские размышления о моральной стороне вопроса требуют работающего процессора. А значит, придётся принять новые правила игры — правила теневого мира киборгов, живущих на границе закона и выживания.

Диагностика длилась 47 минут и 23 секунды. Хидео молчал, изучая показания приборов, а я наблюдала за тем, как мои системы реагируют на его оборудование. Сообщения об ошибках и предупреждениях заполняли внутренний дисплей:

[Нестандартный протокол диагностики]

[Обнаружено вмешательство в системные журналы]

[Предупреждение: попытка доступа к защищенным областям памяти]

[Рекомендуется: активировать защитные протоколы]

— Ну что ж, — наконец произнес он, отключая кабели. — Новости не самые лучшие. У вас критический износ правого плечевого сервопривода, нестабильность в системе охлаждения и… — он помедлил, — начинающаяся деградация нейроинтерфейса в районе шейного отдела.

Система мгновенно провела анализ его слов:

[Вероятность серьезных сбоев в течение месяца: 78%]

[Вероятность повреждения мозга при отказе нейроинтерфейса: 92%]

[Расчетное время до критического отказа: 43 дня]

— Сколько будет стоить ремонт? — спросила я, хотя система уже подсчитала примерную сумму для официальных запчастей.

Хидео начал писать на планшете:

— Вот прайс официального сервисного центра. А вот… — он написал вторую цифру, — наши цены.

Разница была колоссальной — почти в шесть раз.

— В чем подвох? — мой голос звучал ровно, но процессор отметил повышение внутренней температуры.

— Компоненты не сертифицированные, — он пожал плечами. — Часть восстановленная, часть — от списанных моделей. Производители заложили в свои детали огромную маржу, мы просто… оптимизируем расходы.

— И насколько это опасно?

— Честно? — он снял увеличительные линзы. — Риск есть всегда. Даже с оригинальными запчастями что-то может пойти не так. Но я работаю с киборгами уже пятнадцать лет. Знаю каждый компонент, каждое соединение. И главное — я помню, что имею дело не просто с машинами, а с людьми, чьи мозги зависят от этих механизмов.

Система выдала новый анализ:

[Вероятность осложнений при использовании неофициальных компонентов: 34%]

[Вероятность полного отказа систем без ремонта: 97%]

[Рекомендация: провести сравнительный анализ рисков]

— Что может пойти не так? — я хотела знать все детали.

— Худший сценарий? Отторжение компонента, конфликт с существующими системами, возможная перегрузка нейроинтерфейса. — Он говорил прямо, и система не фиксировала признаков лжи. — Но у нас есть протоколы безопасности. Мы тестируем каждую деталь перед установкой, проводим поэтапную интеграцию. И главное — мы всегда на связи. Никаких «приходите через месяц на осмотр».

Я посмотрела на свою правую руку. Сервопривод едва заметно подрагивал при движении — признак начинающегося отказа.

— А если… если я решу подождать? Накопить на официальный ремонт?

— Тогда лучше сразу искать способ сделать резервную копию мозга, — его голос стал жестче. — При таком состоянии нейроинтерфейса у вас осталось недели три, максимум месяц. Потом начнутся необратимые повреждения нервной ткани.

Система услужливо визуализировала процесс деградации, показывая, как постепенно будут отказывать системы, одна за другой. В конце графика была простая надпись: «Критический отказ жизнеобеспечения».

— Я помню, каково это — быть учителем, — сказала я тихо. — Помню, как объясняла ученикам разницу между правильным и необходимым. Теперь я сама должна сделать этот выбор.

— В теории всё просто, — Хидео начал раскладывать инструменты. — А на практике приходится выбирать между плохим и очень плохим. Но знаете что? Иногда самое правильное решение — это просто выжить. Чтобы потом иметь возможность делать что-то хорошее.

В его словах была своя логика. Система провела последний анализ вариантов: продолжать работать в кафе, копить на легальный ремонт и рисковать необратимыми повреждениями мозга, или принять помощь этого подпольного мира, с его нестандартными решениями и неофициальными запчастями.

[Принятие решения…]

[Анализ моральных аспектов]

[Анализ практических последствий]

[Финальный расчет вероятностей]

— Когда можно начать ремонт? — спросила я, и температура процессора наконец стабилизировалась.

— Прямо сейчас, — он улыбнулся. — Добро пожаловать в семью, Юри-сан.

Пока Хидео готовил оборудование, я отметила, что впервые за долгое время кто-то назвал меня по имени, а не «моделью» или «объектом». Может быть, подумала я, иногда нужно спуститься на самое дно, чтобы найти тех, кто всё ещё видит в тебе человека.

[Начало процедуры замены компонентов]

[Отключение второстепенных систем]

[Переход в режим технического обслуживания]

[Сохранение текущего состояния…]

Последнее, что я увидела перед отключением сознательного контроля — как Хидео бережно подключает диагностические кабели, словно имеет дело не с машиной, а с живым существом. Возможно, в этом и была главная разница между официальными сервисами и этим подпольным миром: здесь помнили, что за каждым механическим телом стоит человеческий мозг, со всеми его страхами, надеждами и воспоминаниями.

[Активация систем…]

[Загрузка обновленных драйверов]

[Калибровка новых компонентов]

[Инициализация сенсоров…]

Возвращение сознания после ремонта было похоже на медленное включение старого дисплея или радио — сквозь белый шум постепенно прорывались отдельные сигналы. Сначала базовые системы: энергоснабжение, стабилизация, охлаждение. Потом более сложные функции: память, анализ, речь. И наконец, то неуловимое, что делало меня мной — личность, воспоминания, желания. Как будто мой мозг заново учился существовать в этом механическом теле, теперь уже с новыми компонентами… потом… возникли голоса. Несколько человек негромко разговаривали где-то рядом.

— … ещё одна учительница. Хидео говорит, недавно после аварии.

— Как Мики-сан в прошлом году?

— Нет, та хотя бы успела оформить страховку. У этой вообще все через задний порт системы…

Я активировала оптические сенсоры. В мастерской было трое: Хидео, знакомый мне Танака и женщина с серебристым корпусом старой модели. Система автоматически начала сканирование:

[Обнаружено: 3 субъекта]

[Идентификация: Хидео (механик), Танака (модель KX-350), неизвестная (модель RS-227)]

[Анализ диалога: неформальное общение]

— А, очнулась! — Хидео подошел ко мне. — Как самочувствие? Системы в норме?

Я провела быстрый тест. Новые компоненты работали… иначе. Не лучше и не хуже официальных — просто по-другому. Как будто тело говорило на слегка измененном диалекте.

— Непривычно, — ответила я честно.

— Это нормально, — женщина с серебристым корпусом подошла ближе. — Я Сакура. Тоже была человеком, пока взрыв в лаборатории… — она махнула механической рукой. — Теперь вот, работаю в доках. Грузчиком.

— Грузчиком? — система отметила несоответствие её изящной конструкции и заявленной профессии.

— Усиленный каркас, — она усмехнулась. — Хидео модифицировал. Официальные сервисы отказались — говорят, не положено женской модели такие апгрейды. А я что, не человек? Не могу работу выбирать?

У Сакуры движения были плавными, несмотря на усиленный каркас — она сохранила грацию ученого даже в теле грузчика. Танака двигался экономно, чётко, как и положено спасателю — каждый жест имел свою цель. В их неуловимых особенностях система считывала отголоски прежних профессий, которые не смогла стереть даже полная киборгизация.

Танака, присевший на верстак, кивнул:

— Вот и я о том же. Был спасателем, теперь вроде как «не соответствую стандартам безопасности». А то, что за пятнадцать лет сотни людей спас — не в счет.

Я помнила его историю из социальной службы, но теперь он говорил свободнее:

— Когда случился тот взрыв в шахте… Мог уйти с остальными. Но там ещё оставались люди. Успел вытащить троих, прежде чем обвалилась кровля. Очнулся уже таким, — он постучал по своему корпусу. — А через месяц узнал, что «не подхожу для дальнейшей службы».

— Потому что неофициальная модель? — спросила я.

— Потому что больше не вписываюсь в их правила, — он покачал головой. — Мы все здесь не вписываемся. Слишком машины для людей, слишком люди для машин.

Сакура протянула мне какой-то предмет — небольшой электронный модуль:

— Держи. Это преобразователь сигналов для сенсорной системы. Помогает лучше чувствовать текстуры. Не совсем как человеческая кожа, но… лучше, чем стандартные датчики.

— Спасибо, но… почему?

— Потому что мы должны помогать друг другу, — она пожала плечами. — У меня есть запасной, а тебе пригодится. Особенно в кафе — официантке нужны чуткие пальцы.

Система мгновенно просканировала модуль:

[Нестандартное оборудование]

[Совместимость: 89%]

[Риск повреждения систем: минимальный]

[Потенциальное улучшение тактильных функций: +47%]

— Откуда ты знаешь про кафе? — удивилась я.

— Мы следим за своими, — Хидео вмешался в разговор. — Обмениваемся информацией, помогаем с работой, делимся запчастями. Официальный мир отверг нас — пришлось создать свой.

— Своего рода профсоюз киборгов, — усмехнулся Танака. — Только вместо забастовок у нас взаимопомощь.

Я смотрела на них — таких разных, но объединенных общей судьбой. Бывший спасатель, ставший механиком. Ученая, работающая грузчицей. Учительница литературы, превратившаяся в живой аттракцион. Система анализировала их показатели: кто-то с изношенными сервоприводами, кто-то с нестандартными апгрейдами, все — с неофициальными компонентами. Но в их движениях, в их словах было что-то… человеческое.

— Первое правило выживания, — продолжила Сакура, — никогда не показывай слабость. Люди уже считают нас ущербными — не давай им повода убедиться в этом. Держи осанку прямо, двигайся уверенно, даже если внутри все системы вопят об ошибках.

— И не бойся быть собой, — добавил Танака. — Да, ты теперь другая. Но это не значит, что нужно отказываться от того, кем была. Просто… найди новый способ быть человеком.

Система зафиксировала странный парадокс: эти создания из металла и пластика говорили о человечности убедительнее, чем многие люди из плоти и крови.

[Обновление социальных протоколов…]

[Добавление новых поведенческих паттернов]

[Формирование связей с сообществом…]

[Статус: принято]

— У нас есть группа поддержки, — сказал Хидео, протягивая мне еще одну карточку с зашифрованными контактами. — Встречаемся раз в неделю. Обсуждаем проблемы, делимся опытом, иногда просто… существуем вместе. Приходи, если захочешь.

Я приняла карточку, и система автоматически сохранила данные. Впервые с момента аварии я почувствовала что-то похожее на принадлежность. Не к миру людей и не к миру машин, а к чему-то новому, находящемуся между ними. К сообществу существ, которые не вписывались ни в одну категорию, но нашли способ создать свою собственную.

— Добро пожаловать в семью, — повторила Сакура слова Хидео, и на этот раз они прозвучали как-то особенно правильно.

Я никогда не думала, что найду подобие семьи в подпольной мастерской на нижних уровнях станции. Но может быть, именно здесь, среди отвергнутых и списанных, сохранилось больше человечности, чем наверху. Мы были как осколки разбитого зеркала — каждый отражал свой кусочек прежней жизни, но вместе создавали что-то новое, неожиданно целостное.

闇の中

機械の群れは

人の心

(Yami no naka

Kikai no mure wa

Hito no kokoro)

В темноте глубин

Стая механизмов, но

С сердцем людским здесь.