Анастасия Романова наслаждалась приемом, который проходил сегодня в Имперском дворце. Вокруг нее кружили в танцах аристократки, играла легкая живая музыка, разносился девичий смех.
Здесь была веселая атмосфера, и цесаревна улыбалась. Несмотря на то, что вокруг было полным-полно сплетниц, она общалась с другими девушками и наслаждалась, насколько это было возможно.
Анастасия прекрасно понимала то, что находится в змеином гнезде, где каждое ее слово запоминается. Где даже самая пьяная женщина запоминает любую информацию и передает ее куда следует. Где каждая кому-то служит. Не бывает такого, чтобы женщины приходили на приемы просто так, ради развлечения… За каждой из них всегда кто-то стоит, кто-то влиятельный и могущественный. Иногда это бывает не столь очевидно, потому что за ней может стоять муж. Муж не столь высокий человек в обществе, но зато он служит какому-нибудь влиятельному графу, к которому уже и идет вся информация.
Однако, несмотря на опасность сболтнуть лишнего, Анастасия Романова чувствовала себя здесь настоящей королевой.
Цесаревна была в своей стихии. Легко сливая ненужную информацию аристократкам, она торговалась, играючи, выманивая у них сведения, которые ей были действительно нужны. А опытные дурочки, сами того не замечая, раскрывали перед ней важное. И в эти моменты Анастасия была по-настоящему счастлива.
Ох, она могла бы и вовсе не претендовать на трон. Ведь ей было хорошо именно здесь, в этой атмосфере блеска, сплетен и тонких интриг, где она чувствовала себя, как рыба в воде. Единственная причина, по которой она ввязалась в борьбу за власть, заключалась в том, что Анастасия не хотела уезжать из императорского дворца.
Вроде бы, эта проблема уже решилась, как только она примкнула к своему младшему брату — Дмитрию. По крайней мере, Анастасия на это надеялась. Хотя… к черту эти надежды. Она видела, на что он способен!
Ведь она в нем ничего не заподозрила… Все эти годы Анастасия свято верила, что брат не особо умен, и к власти равнодушен. Как же она могла быть такой наивной? Как?
Хотя это говорит скорее не о том, что она глупа, а о том, что уровень интеллекта и развития брата превосходит ее в десятки, если не сотни раз.
От тяжелых мыслей Анастасию отвлекла подошедшая служанка.
— Госпожа, вы просили чего-нибудь особенного. Вот, балтийское шампанское, — с улыбкой говорит девушка.
Анастасия слегка усмехнулась и кивнула. Взяла бокал с шипучим напитком и залпом выпила. Позади послышались перешептывания — несколько дам ярко обсуждали, что цесаревна, похоже, сменила вкусовые предпочтения. Но она не слушала их.
Она считала.
Медленно, размеренно — до десяти.
Наследница сделала несколько шагов вперед и подошла к первой попавшейся компании. Натянула на лицо свою лучшую улыбку. Пришло самое время показать свою лучшую актерскую игру.
— Как проходит ваш вечер, господа? — спросила Анастасия.
Но ответа она не слушала…
В голове продолжала считать: семьдесят три. Семьдесят четыре…
Когда она досчитала до ста, в кармане зазвонил телефон.
Анастасия изящно извинилась перед аристократами, достала устройство и ответила. Ее лицо сразу побледнело, а улыбка исчезла с лица.
— В смысле? В смысле — нападение? — ее голос начал дрожать. — Как? Брат, ты не в дворце? Что ты там делаешь? Подожди… Подожди, я сейчас разберусь. Нет, оставайся на месте. Нет, они не должны тебя тронуть. Возможно, не знают, что ты там. Зажми рану. Я постараюсь… Не перебивай. Я постараюсь тебе помочь. То, что не смертельно — это хорошо. Держись… Держись, брат.
Она сбросила звонок и сжала телефон в ладони. Затем быстро убрала его в карман.
— Дамы и господа, прошу прощения… Мне срочно нужно отойти, — сказала она, сохраняя самообладание.
Но по щеке уже скатилась одинокая слеза.
Анастасия быстро вышла из зала, не оборачиваясь. Позади же все начало закипать — зал буквально взорвался голосами.
И даже ворвавшись в свой кабинет, Анастасия Романова не изменила выражения лица.
Первым делом она вызвала своего начальника гвардии.
— Мой брат Дмитрий… он попал в передрягу. Сейчас находится в поместье Арбенских. Этот дом пытаются взять штурмом. Его нужно спасти, — говорила она судорожно, едва переводя дыхание.
— Ваше Высочество, это не подтверждено.
— Он сам мне сказал об этом! Он ранен, как вы не понимаете⁈
— Анастасия Алексеевна, это может быть ловушка.
— Ловушка? Какая еще ловушка? — вспыхнула она. — Наследнику Российской империи угрожает опасность! Вы обязаны действовать!
— Мы подумаем, что можно сделать…
— Нет! Я не буду ждать! — сжала она кулаки. — Вы должны сделать свою работу и помочь моему брату!
— Мы сделаем все возможное, — твердо ответил гвардеец и поспешил выйти, отдавая распоряжения на ходу.
Как только он ушел вместе с охраной, Анастасия обессиленно опустилась на диван и расплакалась. Она знала: у стен есть уши. Но у них нет глаз — за это ручался ее младший брат Дмитрий.
Для нее было забавно — лить слезы с улыбкой на лице. И она плакала. Плакала двадцать минут.
Пока из тени не вышел знакомый силуэт. Служанка Виктория молча протянула ей платок.
Анастасия взяла его и вытерла слезы. Платье служанки мелькнуло в тени — и та исчезла, прежде чем цесаревна успела что-либо сказать. Но спустя секунду в голове пронеслась одна-единственная мысль: «как же она сейчас была уязвима».
И все же… кажется, Анастасия сделала правильный выбор, когда поддержала Дмитрия.
Цесаревна поднялась с дивана, подошла к окну и посмотрела на сад, раскинувшийся перед дворцом. Он хорошо просматривался из ее личного кабинета. Сейчас, в преддверии осени, деревья и кусты уже начали сбрасывать листву — медленно, но верно. Каждый год этот процесс необратим.
Точно так же, как Российская империя сбрасывает ненужных ей людей в момент крайней нужды… Чтобы очиститься. Чтобы, возможно, переродиться вновь.
Анастасия интуитивно, но верила: с приходом нового императора для страны тоже настанет новое лето. Светлое, но еще такое далекое.
— Удачи тебе, брат! Игра уже началась, — произнесла Анастасия вслух, с широкой улыбкой. — Со своей стороны я сделала все, как ты просил. Весь дворец теперь знает: ты в беде, ранен и уязвим. Это была гениальная партия. И очень рискованная.
Она приблизилась к прохладному стеклу, и на нем паром осело ее дыхание.
— Но достаточно ли у тебя сил, чтобы справиться с последствиями? Даже Кутузова рядом нет. А весь кто угодно может заявиться по твою душу.
Она на миг задумалась — и усмехнулась.
— Впрочем, Кутузову тоже здесь скучно не будет.
Григорий Алексеевич Романов находился на важном приеме в загородном особняке графского рода Метельских. Здесь собралось множество влиятельных персон, и у Григория была своя четко поставленная цель: повысить шансы на трон, переведя на свою сторону двух ключевых аристократов — графа Нежина и барона Клювина.
Цесаревич Григорий планировал по очереди пригласить их на приватную беседу ближе к концу вечера. Там он собирался надавить на них, сперва на одного, потом на второго. И путем угроз цесаревич бы своего добился — в этом он был абсолютно уверен. Время мягкой силы прошло. А за его спиной теперь стоят Вороновы — могущественные и беспощадные. С такой поддержкой влиять на людей куда проще.
Но переговоры так и не состоялись.
На телефон пришла короткая новость, которая разрушила все планы наследника: Григорий срочно должен вернуться в Императорский дворец. Дмитрий попал в интересную ситуацию. И, надо признать, для самого Григория — весьма приятную.
Первой об этом узнала цесаревна Анастасия. А дальше слух молниеносно разнесся по всему дворцу.
Теперь цесаревич Григорий должен действовать. Быстро и уверенно.
Пока его автомобиль мчится в сторону столицы, наследник пытается просчитать варианты. Но данных пока слишком мало.
Конечно, он сообщает обо всем князю Воронову. Ответ оказывается холодным и коротким: «Наш род уже в курсе». От Воронова нельзя было ждать большего, но Григорий и делал это для галочки.
По прибытии во дворец Романов даже не заходит к себе. Он сразу направляется к тому, кто может пролить свет на сложившуюся ситуацию и помочь найти выгодное решение. К тому, кто обязан быть в курсе и будет заодно с Григорием. К своему старшему брату.
Сегодня Федор собирался покинуть столицу — у него были запланированы свои дела, очередная поездка в Казанское княжество к своим союзникам. Однако уехать он не успел. Его задержали важные переговоры с канцлером Разумовским. После них он планировал немедленно выехать из столицы, но внезапная ситуация с Дмитрием все изменила. И Федор остался.
Григорий врывается в покои брата, сопровождаемый охраной. Внутри — спокойствие, будто никто и не слышал тревожных вестей. Федор сидит в окружении своих гвардейцев, но сразу замечает прибытия младшего брата.
— Ты уже знаешь? — спрашивает Григорий, не сбавляя шага.
— Да, удивительная новость, — отвечает Федор, едва заметно приподнимая бровь. — Удивительная… но я не верю в это. Слишком уж Дмитрий — скользкий тип, чтобы вот так просто сдохнуть где-то там, — усмехается он.
— Но ты же понимаешь, — ухмыляется Григорий, — что ему там вполне могут помочь умереть?
Конечно, Григорий искренне на это надеется.
— Понимаю, — кивает Федор, слегка откидываясь в кресле. — Сколько там сейчас задействовано родов?
— Четыре гвардии. По крайней мере, так было, пока эта новость не просочилась за пределы дворца, — отвечает Григорий.
Это было то немногое, что ему удалось узнать.
— Ого. Как он мог так накосячить? Там сейчас, если я правильно помню, двенадцать родов. И зачем он позвонил сестре? Не знал, что она его сольет?
— Или же этот дурак надеялся, что она ему поможет? Как наивно.
— Насколько мне известно, — фыркает Федор, — она не особо отреагировала. Хотя… ее можно понять. Она ведь сделала на него всю ставку.
— А теперь он останется без трона. И, вероятно, скоро лишится без головы, — хмыкает Григорий. — У него и так были мизерные шансы стать императором, ты и сам знаешь.
— После его смерти она ничего не получит, — говорит Федор спокойно, словно обсуждает не родную сестру, а фигуру в шахматах. — Вот сейчас сидит в своем кабинете и рыдает. Идиотка.
Он берет бокал, делает глоток и, уже глядя в сторону, добавляет:
— Хотя… впрочем, для нее еще не все потеряно. Думаю, мы сможем пристроить ее в роли дипломата. В какую-нибудь не особенно важную страну. Чтобы не мешалась под ногами.
— Можешь делать что угодно, если станешь императором, — усмехается Григорий.
— Лично я, например, вижу ее в династическом браке. Давно пора наладить отношения с африканскими странами. Почему бы не начать с такого… щедрого подарка? — он поднимает брови, будто удивляется собственной гениальной мысли.
Насколько же сильно Федора задело то, что сделала Анастасия. Ведь с человеческой точки зрения никакого предательства не было.
— Почему ты ее не устранишь? — спрашивает Григорий, не отводя взгляда. — Раз ты так её ненавидишь.
— Я и хотел, — говорит Федор. — Но умные люди посоветовали иначе. Так Анастасия принесет куда больше пользы для Российской империи.
Григорий отлично понимает, что Федор расценивает поступок их сестры как предательство всего рода. Без оговорок. Без попыток ее понять.
Но Григорий не собирается вмешиваться.
Он не видит смысла портить ей жизнь. Более того, он хочет сохранить с ней нормальные, пусть и сдержанные, отношения. Ему ясно одно: Анастасия вполне может попытаться отомстить. Федору — в первую очередь. Но Григорий не хочет оказаться в числе ее целей.
Лучше пусть она будет занята борьбой с Федором, когда узнает, какая судьба ей уготована. Ведь скоро он озвучит свои планы совету и у сестры будет довольно много эмоций… И лучше, чтобы они не были направлены в сторону Григория.
— Есть мысли, как действовать? — спрашивает Федор, возвращаясь к столу.
— Как раз хотел тебя об этом спросить, — кивает Гриша. — У тебя ведь уже есть план, верно?
Григорий хорошо знал брата и был уверен, что у того уже есть готовое решение… и оно будет куда более продуманным, чем-то, что вертится в голове у среднего наследника.
— Пока ты не зашел, мы это и обсуждали, — отвечает Федор.
Федор кивает на Геннадия Степановича — главу своей гвардии. Мужчина в черной форме, с военной выправкой и лицом, похожим на гранит, делает шаг вперед.
— Геннадий возьмет сотню солдат и отправится на поиски нашего младшего брата, — спокойно говорит Федор.
— Так ты решил его убрать, — усмехается Григорий и откидывается на спинку кресла.
— Давно решил. Просто сегодня выдался удачный момент. Согласись, для народа будет звучать красиво: Федор Романов отправил личную гвардию спасать младшего брата! Так и репутацию себе подправлю.
— Хорошо. Только это неправда, — холодно отвечает Григорий..
— Это еще почему?
— Потому что Федор и Григорий отправили общую гвардию. И, увы, не успели спасти Дмитрия.
Федор хмыкает, но слушает дальше. А Григорий продолжает:
— Вдобавок мы можем выступить с заявлением, что Дмитрий оказался в поместье Арбенских по распоряжению Анастасии. Кажется, она знакома с графиней. В газетах, помню, были их совместные фотографии — с какой-то конференции.
— Так и будет, — кивает Федор, уже представляя кричащие заголовки.
А Григорий оборачивается к стоящему рядом офицеру:
— Антон Викторович, вы это слышали?
— Слышал. Разрешите выполнять? — четко спрашивает гвардеец.
— Исполняйте.
Геннадий и его люди уходят вместе с гвардейцами Григория. В зале вновь становится чуть тише. Федор берет кубок с вином, кивает Григорию. Братья обмениваются взглядами, почти синхронно поднимают бокалы и легко ударяются стеклом. Они пьют за предстоящую победу.
Было ли жалко Григорию Дмитрия? Еще несколько недель назад — да. Он сомневался, размышлял, иногда даже жалел его — бездарного, но все же брата. Сейчас все изменилось. Сейчас он и вовсе не ощущал Дмитрия своим родственником.
Дмитрий стал лишь помехой. Конкурентом. Очередной ступенькой к власти. Ее нужно пройти. Переступить. Перепрыгнуть. Как уже бывало раньше. И как будет еще не раз.
Но главный соперник для Григория отнюдь не Дмитрий. Главный соперник сидит прямо напротив. Смотрит ему прямо в глаза и улыбается. Это Федор.
Но битва с ним будет позже. А пока — он союзник. Пока…
Я сижу в защищенном кабинете, за тяжелыми дверьми, где почти не слышно звуков битвы, происходящей снаружи. Напротив меня — графиня Арбенская. Она выглядит чуть более спокойно, чем во время начала штурма, но все равно ее лицо выдает удивление.
— Дмитрий Алексеевич, кто вы такой? Откуда у вас такие способности и такая власть? — спрашивает она, не отводя от меня пристального взгляда.
— Какая власть? — отвечаю я с легкой усмешкой. — Я как был цесаревичем, так и остался.
Уже и не сосчитать сколько каверзных вопросов задала мне графиня за прошедший день.
— Да? — она кивает в сторону окна.
Я поворачиваюсь. Там, у окна, стоят две девушки в черной военной форме. Они перестреливаются с теми, кто пытается прорваться внутрь — к нам. За стенами гремят взрывы, каждый из которых слегка отдает дрожью в полу. Они глухие, короткие, почти ритмичные.
— Личный отряд охраны? — спрашивает графиня.
— Может, отец любил меня больше остальных и создал его для меня еще в детстве? — пожимаю я плечами.
— Бросьте, — хмыкает она. — Всем было известно, что вашему отцу было наплевать на своих детей. Я скорее поверю, что вы работаете на другое государство, и это их поддержка. А не в то, что ваш отец еще в детстве создавал для вас отряд личной охраны и внедрял боевых служанок в дома других аристократов… Но это тоже неправда.
— Почему неправда? — прищуриваюсь я.
— Вы держали в руках Кодекс Первого Императора. Остались живы. И, самое удивительное… он слушается вас, — говорит графиня, внимательно следя за моей реакцией.
— Ну да, — улыбаюсь я. — В ваших словах есть логика.
К нам подходит Алина. Черная форма слегка пыльная, на рукаве след от пороха. Она кивает мне и графине.
— Графиня, могу вас поздравить, — говорит Алина, легко хлопая в ладоши. — Ваша гвардия теперь точно будет на слуху.
— Ну как вы умудряетесь сдерживать нападение двенадцати родов? — спрашивает у меня Арбенская. — Тем более, когда мы выстоим, засвечены будут максимум четыре-пять. Про остальных скажут, что их вроде как и вовсе не было. Так мало того, что мы держимся, вы еще и имение Юрмановых захватили. Это ли не чудо?
— Так меня еще не называли, — хмыкаю я. — Но вы рано радуетесь, графиня… Самое интересное еще впереди.
— Пожалуй, вы правы, — вздыхает графиня графиня.
Она все еще выглядит так, будто не до конца верит в происходящее. Хотя глаза ее уже начинают привыкать к абсурду и крови.
Я позвал сюда часть отряда боевых служанок Алины. Среди них нет никого старше тридцати. Но по ним и не скажешь, что они новички. Они постоянно тренировались с тех пор, как я нашел каждую из них. А затем я усиливал их дары. Постоянно и методично.
Не зря меня за спиной называли палачом. Ведь никто не мешал мне стать им на самом деле.
Ни один из наследников не хотел пачкать руки на казнях. Ни один… Поэтому эту работу всегда брал на себя я. Именно поэтому у меня такая слабая поддержка среди дворян.
Многие из приговоренных были аристократами. Пусть и мелкими. И да — я не стану врать — их казни доставляли мне удовольствие, особенно, когда я видел их глаза, полные злобы. У меня не было ни капли сожаления. А у них — ни грамма раскаяния за то, что они совершили. И всегда приходил вспыльчивый и безнаказанный цесаревич… и отрубленные головы катились по полу. Так я очищаю империю от того, что в ней не должно быть — от грязи и гнили, которая больше не будет ее отравлять.
Здание снова вздрагивает — потолок скрипит, пыль сыплется с карнизов, вибрация уходит в пол. Но это уже никого не удивляет. Нас обстреливают постоянно — и пулями, и магией. Бьют тяжело и целенаправленно. По фасаду, по крыше, по оконным рамам. Но на окне стоит мощный барьер, через который не сможет пройти ни один из снарядов врага.
Мы находимся в самой укрепленной части особняка — в старом кабинете покойного графа Арбенского. Пространство темное, обшитое деревом, здесь пахнет сигарами, порохом и кровью.
— Алина, можно как-то осторожнее? — говорю я, ставя салфетку под стакан. — Мы тут вообще-то чай пьем.
С потолка осыпается еще щепотка пыли.
— Сейчас пойду скажу девочкам, — вздыхает Алина и исчезает в тени.
Я подхожу к дверному проему, выглядываю в коридор. Там из окон хорошо видно происходящее во дворе поместья.
Девушки в черной форме заняли позиции у окон, они действуют четко, не отвлекаясь. Их не больше сорока. Они знают свое тело, знают свои силы. И работают без суеты.
С другой стороны — наши враги. Разрозненные отряды дворянских родов, плохо скоординированные, уставшие и потрепанные. Они уже понесли серьезные потери. Их изначальный приказ был прост: ворваться и уничтожить цесаревича Дмитрия как можно быстрее.
Это и сыграло с ними злую шутку.
Сейчас они стали осторожнее. И пытаются проникнуть внутрь более умными способами.
— Да что ж такое? — вскрикивает одна из девушек.
— Роза, что там? — спрашиваю я, не повышая голоса.
— Ничего страшного, — отвечает она, кланяясь. — Просто один не хочет умирать.
Она вливает энергию в оружие, перезаряжает ствол, стреляет снова.
— Блин, — добавляет она себе под нос.
Я подхожу к окну. Осторожно приподнимаю угол шторы и смотрю наружу.
К нам приближается Одаренный. Он идет первым, а вокруг него барьер, который представляет из себя едва заметное искажение воздуха. Щит охватывает всю передовую группу. За ним движется гвардия. Около пятидесяти бойцов.
— Эм… Сильный щитовик, — произношу я, глядя на приближающуюся группу. — Алина, — обращаюсь к девушке и открываю оружейный кейс. Изнутри достаю связку противотанковых мин — самую полезную вещь в доме, которую Алина всегда берет с запасом. — Ты можешь доставить их на место?
— Уже сейчас? — радуется она, будто только этого и ждала.
— Нет, — качаю головой. — По сигналу.
— Хорошо!
Алина кивает и исчезает, растворяясь в тени.
Я беру дымовую шашку, подхожу к окну. Смотрю вниз на происходящее, ожидая подходящего момента. И он наступает через пару секунд.
Я бросаю дымовую шашку из окна. Она летит вниз — и Роза с идеальной точностью подстреливает ее в воздухе. Взрыв — и густой серый дым начинает расползаться по полю.
Алина появляется снова, будто из воздуха.
— Извиняюсь. Не удержалась. Одного зарезала сзади, — говорит она спокойно, как будто речь идет о погоде. — А еще смотрите, что я нашла.
В руках у Алины — клинок, винтовка и рация.
Из рации доносится раздраженный, захлебывающийся помехами голос:
— Откуда здесь взялся дым?.. Кто его пустил? Уберите его немедленно!
На поле Одаренный ветра начинает расчищать дым, сдувая его резкими порывами магии. А щитовик продолжает двигаться вперед, не сбавляя шаг. Купол все еще покрывает отряд, но не касается земли. Он висит над ними квадратной стеной, охватывая только его и бойцов.
Внезапно щитовик замирает… Только что он осознал, что половина мины попала под его барьер.
Роза стреляет. Пуля попадает в мину.
Взрыв!
Сперва взрывается первая мина. Барьер исчезает.
Затем срабатывают все остальные мины, заложенные под ключевые точки передвижения противника. Земля вспыхивает огнем. Грохот рвет воздух!
Пятьдесят человек исчезают за одно мгновение.
Стены дрожат. Воздух снаружи раскален.
Я медленно опускаю взгляд и говорю, все еще глядя в окно:
— Ладно. Передохните.
— Сейчас все сделаю, — отвечает Алина с легкой улыбкой и уже исчезает в тени — беззвучно, точно капля, ускользающая в трещину.
Через несколько секунд она появляется уже наверху — у одного из окон на крыше. Там, в укромном углу, лежит наша заначка: короб с алхимическими изделиями. Она разбивает один из флаконов. Раз — и в воздухе поднимаются густые голубые клубы дыма, растекаются, заполняя пространство перед фасадом здания.
Это зелье для дымовой завесы подготовил для нас Эдуард для особого случая. Похоже, момент настал.
— Уберите дым! Невозможно вести огонь! — снова раздается раздраженный голос из рации, захлебывающийся в помехах.
Я улыбаюсь, прищурившись, и смотрю в сторону.
— О, смотрите-ка. Новый броневик, — говорю, кивая на подъезжающую машину за пеленой голубого дыма.
Алина не отвечает. Она уже ушла в тень.
Спустя пару секунд с той стороны доносится один мощный взрыв.
Она залезла под броневик заложила туда мину — а для этого много ума не надо.
— Сейчас ветер уберет дым. Готовьтесь, — снова доносится из рации. — Не выдвигаемся! — кричит другой голос. — Пока дым не развеется, не двигаемся!
Нервничают. Уже не идут вперед — боятся. А нам это только на руку.
Я оборачиваюсь к своим.
— У вас есть двадцать минут на отдых, — говорю я девушкам. — Но дежурных оставить. Не расслабляться.
Они кивают, кто-то даже улыбается — как после удачной тренировки. Часть служанок остается в коридоре, остальные уходят в глубину здания — менять снаряжение, перезаряжать оружие, умыться — подготовиться к дальнейшей схватке. Тишина на мгновение становится настоящей. А я возвращаюсь к графине.
Садясь напротив, беру чашку и делаю глоток остывшего чая.
— Простите, отвлекся.
Похоже, теперь у нас действительно есть немного времени для разговора.
— Как вы так ловко управляете всем этим? — спрашивает графиня, склонив голову.
— С чем? — переспрашиваю я, чуть приподнимая бровь.
— По вам видно: вы знаете военное дело не понаслышке.
— Я Романов, — отвечаю спокойно. — Меня этому учили с рождения.
Я кладу чашку на блюдце и продолжаю, глядя прямо ей в глаза:
— Будущий император должен уметь вести любую войну. В любом масштабе. Как противостоять игрушечным солдатикам брата. Как противостоять своему соседу. Как противостоять целому роду. И при необходимости — как противостоять другой стране. Вы так не считаете?
— Думаю, вы правы, — кивает графиня и делает еще один глоток.
Дом снова вздрагивает от взрыва где-то вдалеке, но она уже почти не реагирует.
С каждой минутой, что мы проводим здесь вместе, она становится спокойнее. Увереннее. Может быть дело в том, что Алина подмешала в чай немного успокоительного. А может в том, что я умею убеждать.
Ровно через двадцать минут дым за окнами рассеивается. Солнце пробивается сквозь пробитые стекла. Все возвращается на круги своя.
Я встаю и говорю своим служанкам:
— Пора работать.
Алина появляется рядом.
— Можно я троих заменю? — спрашивает она. — Они полностью истощили свои магические резервы.
— Хорошо. Но больше никого не добавляй, — отвечаю я.
Она театрально вздыхает:
— Эх, тиран…
— Что-что? — переспрашиваю я.
— Так точно, мой император, — чеканит она, приложив ладонь к груди и чуть кланяясь, а затем уходит исполнять исполнять приказ.
Дожили! Меня уже тираном называют, только потому, что не разрешил вытащить сюда весь состав. У нас, между прочим, был план — героически отбиваться, а не сразу показывать все, на что мы способны. Чтобы противники не подумали прислать еще подкрепление, ведь сюда можно и вовсе половину империи согнать.
Да и графине я обещал, что подниму репутацию ее рода. Так что теперь мне приходится выполнять собственные обещания.
У Геннадия Степановича Новикова — начальника гвардии цесаревича Федора был план не вступать в бой, пока двенадцать других родов ведут штурм поместья. Он должен был вмешаться на крайний случай, если у остальных не получится устранить наследника, а такое вполне могло произойти.
Он недавно прибыл в поместье покойного графа Арбенского, где находился младший из наследников Российской империи. Геннадий Степанович должен был убить Дмитрия Романова своими руками — таков был приказ Федора, если он вдруг останется жив после того, как штурм закончится или случится другой форс-мажор.
Задача, по его мнению, довольно простая и быстрая. И хорошо, что сентиментальностью он не страдает. В ком он видел будущего императора? Уж точно не в Дмитрии Романове. Хотя, на самом деле, ему было все равно, кому служить. Он был солдатом до мозга костей и чисто исполнял приказы, делая это безупречно. Для Геннадия Степановича было все равно кто сидит на троне, его выгода заключалась абсолютно в другом.
Будучи человеком низкого происхождения, ему нравилось пользоваться привилегиями аристократии. Пусть и делал он это нечасто. Но это чувство вседозволенности… оно манило и соблазняло.
Через несколько минут после прибытия Геннадия Степановича выяснилось, что черный ход, ведущий к поместью, заблокирован. Группа, пытавшаяся проникнуть туда, попала под плотный ответный огонь. И не только стрелковый — по ним ударили магией. Причем с таким размахом, что складывается впечатление: внутри сидит не меньше трехсот человек.
По разведданным такого быть не может. У покойного графа Арбенского просто не было таких резервов!
А штурм уже идет какое-то время. И по логике Геннадия Степановича — Одаренные внутри должны были выдохнуться, магия у них не бесконечна, кто-то уже должен был погибнуть. Но огонь до сих пор не ослабевает.
Он связался с бароном Кротовым, ответственным за нападение, которое сейчас и происходит, и уточнил, что же конкретно сейчас происходит.
Геннадий узнал, что ранее небольшим силам — около сотни человек все-таки удалось ворваться внутрь! Тогда все немного расслабились. Подумали, что это конец и начали потихоньку сворачиваться.
Но никто не вышел… Никто!
С тех пор прошло уже три часа. Из гвардии цесаревича Федора осталось около шестидесяти человек. А точнее — семьдесят восемь.
Геннадий не знает, что скажет по этому поводу Федору Алексеевичу. А может, и вовсе ничего не скажет.
Скорее всего, глава гвардии просто наймет новых солдат. И старший наследник не заметит разницы. Да и зачем цесаревичу запоминать лица подчиненных? Сам Геннадий — бывший военный, он также служил в частных организациях, и у него остались старые связи, он сможет легко собрать новый состав — осталось много знакомых, которые не откажутся от подобного предложения. Но сперва это задание нужно довести до конца.
От имения Арбенских уже мало что осталось. Дом, которому несколько сотен лет, выстоял лишь той частью, с которой и началось его строительство. Целым осталось только одно крыло — кабинет покойного графа. Его строили с сильным магическим укреплением, в стенах были зашиты мощные артефакты. Все остальное, что пристраивалось позже, уже лежит в руинах. Камни, обугленные балки, дым, гарь… все что осталось от некогда величественного поместья.
Геннадий смотрит на все это и впервые задается вопросом: что за человек эта графиня? Хотя… нет. Он тут же отбрасывает эту мысль.
Навряд ли она имеет отношение к происходящему. Все дело в графе. И тогда возникает вопрос: зачем он собирал такую армию? Против кого он собирался сражаться?
— Как обстановка? — спрашивает Геннадий Степанович у одного из своих людей.
— Барон Кротов просит подкрепление. Они готовят новую волну штурма, — четко отвечает подчиненный. — Хотят действовать наверняка. Бросят все силы, чтобы прорваться.
— Дай ему троих.
— Но это же почти ничего…
— Знаю. И скажи ему, что поторопился. В его распоряжении и так много казенных людей.
Подчиненный кивает и уходит.
Геннадий вздыхает и отводит взгляд. Он и сам надеялся, что новый штурм даст результат. Но вишенкой на торте стало сообщение, пришедшее от куратора.
Три часа…
Через три часа войдет имперская армия, чтобы навести здесь порядок. И плевать, кто прав, кто виноват. Люди не любят, когда в столице раздаются взрывы, даже если это происходит на другом конце города и никто из гражданских здесь не пострадал.
А здесь, в осажденном особняке, сидит наследник Российской империи. Он может пострадать, а за это народ по-настоящему переживает, ведь императорская семья считается чуть ли не священной.
Геннадий принимает решение.
— Пора идти с Кротовым, — говорит он себе. — Один удар. Любой ценой я должен исполнить приказ.
Федор собирает всех своих людей, кто остался в живых. Остатки гвардии цесаревича Григория подходят с другого фланга.
Окружение стягивается плотно — с трех сторон, оттесняя и прижимая оборону. По периметру работают саперы, подрывают воронки, прочищают путь через завалы. Геннадий видит, как люди взрываются на минах.
Здесь была хорошо подготовленная оборона, построенная на опыте и расчете. Но, несмотря на это — больше половины штурмующих прорываются внутрь.
Это уже победа. Шансов у Дмитрия больше нет. По крайней мере, так думает Геннадий.
Начинается стандартная проверка помещений. Комнаты зачищаются одна за другой, группы продвигаются внутрь особняка. Ходы, подвалы, старые залы — все под контролем.
— Господин, вас ничего не смущает?
Геннадий Степанович поворачивает голову. Солдат рядом говорит негромко, но с долей напряжения.
— Трупы? — уточняет он.
— Да. Трупов нет. Ни одного.
Геннадий Степанович хмурится.
— Значит, унесли. Были готовы к тому, что мы придем, — задумчиво говорит он.
— Вопрос — куда?
Один из связных тут же докладывает:
— По сведениям имперской кальцилиалии, под особняком находится пещера. Старая и большая.
Геннадий Степанович вспоминает легенду, услышанную прямо перед приездом сюда.
О том, как первый из рода Арбенских обнаружил пещеру с сокровищами, на которые и купил себе титул, а потом на этом месте построил дом. А выхода из нее не было.
— Значит, выжившие там. И трупы тоже, — говорит Геннадий, принимая решение. — Все — вниз.
Отряд быстро организуется. Спускаются по узкому каменному коридору, зажатому между старых стен.
И вскоре оказываются в громадном подземном зале, с потолками в десятки метров. Воздух — плотный, слегка отдает серой.
Трупов здесь тоже нет.
Но в центре огромного помещения, способного вместить в себя не меньше семисот человек, стоит алтарь рода.
Там возвышается массивная фигура змеи с пустыми глазницами. И перед ней стоит человек.
Геннадий Степанович узнает его… Дмитрий! Вот его цель!
Он стоит спокойно. Без ранений. На его лице — ни страха, ни напряжения, что довольно странно в его ситуации. Цесаревич находится в ловушке — из этой пещеры ему никак не выбраться.
Геннадий Степанович входит одним из первых. Поднимает руку, чтобы отдать сигнал, но сначала — говорит наследнику:
— Дмитрий Алексеевич… Вы понимаете, что это конец? Стоило ли оно того, чтобы так сопротивляться?
Дмитрий поворачивается и отвечает:
— Здравствуйте, Геннадий Степанович. Значит, все-таки Федор послал вас. А вы слышали легенду об этом месте? О том, как первый из Арбенских нашел здесь сокровище и стал аристократом?
Геннадий Степанович удивился, что цесаревичу известно его имя, но вида он не подал. Он не позволит себя отвлечь подобным мелочам.
— Какая разница? — отвечает Геннадий Степанович.
— Эта легенда лишь отчасти правдива. Он и правда нашел здесь сокровище. Только это было не золото.
Он смотрит прямо в глаза Геннадию.
— Это было то, чего у вас нет и никогда не будет. Знаете, что это?
Хоть Геннадий Степанович и не понимал, зачем цесаревич Дмитрий рассказывает этот бред, его люди постепенно проникали и окружали его. Дмитрий сейчас не представлял опасности, но с другой стороны здесь могли быть и другие выжившие, плюс это место могло быть заминировано. Поэтому выбора особого не было.
Нужно было действовать тихо, чтобы никого не спугнуть. В рации, которая висела на груди Геннадия, заговорили:
— Мин не обнаружено, людей здесь тоже нет.
— Можно действовать, — сразу отдал команду Геннадий Степанович.
— Дмитрий, мне честно без разницы, что там за легенда. Мне надо выполнить приказ.
— А зря вы не хотите послушать. Ведь первый из Арбенских нашел здесь честь.
Дмитрия окружали. Гвардейцы подходили к нему все ближе и ближе, окружая в кольцо. Они искали удобный момент, но стрелять не начинали.
У цесаревича на груди висел мощный артефакт в виде головы волка. Теперь понятно, почему он не пострадал от выстрелов. Хотя, с другой стороны, он мог и тут прятаться все это время.
Геннадия и Дмитрия разделяли всего несколько метров. Гвардеец бросился на цесаревича, желая быстро его зарубить. Пара секунд… и приказ будет исполнен!
— Может, вы и правы, но никто об этом не узнает, — рычит Геннадий Степанович.
Клинок гвардейца оказался в нескольких сантиметрах у шеи наследника.
— Почему же? Я вполне могу всем рассказать, — спокойно отвечает Дмитрий и исчезает в тени.
Цесаревич появляется в стороне. В его руке — черный клинок. Лезвие дымится, словно оно было выточено из самой ночи. Оно не блестит — наоборот, поглощает свет, делает воздух рядом с собой плотнее.
Одно движение. Дмитрий делает шаг, и втыкает клинок точно между ребер Геннадия Степановича.
Рывок — сталь входит легко, точно нож в раскаленное масло. Прямо в сердце.
Геннадий Степанович издает последний вздох.
Он не кричит. Он просто не понимает… Что произошло? Как? Когда?
Он падает на колени. Все тело становится чужим. Пальцы не слушаются. Легкие не работают. Мир теряет контуры, и в глазах — рябь, постепенно заполняемая чернотой ночи…
А потом он видит, как из теней появляется множество людей. Женщины… Это все были женщины!
До Геннадия начинает доходить, почему его люди не обнаружили никого ни в доме, ни в пещере. Они все это время ждали в тенях. Это была идеальная засада.
А теперь… теперь уже слишком поздно…