Красно-белый. Том 4

Глава 16

На следующий день после товарищеского матча против сборной Румынии, минуя расположения спартаковской базы в Тарасовке, я сразу же приехал в телестудию «Останкино». «В конце концов, я не заключённый, не евнух и не монах, чтоб безвылазно сидеть на базе, – думал я, войдя на проходную телецентра. – И у меня имеется своя личная жизнь. И вообще, за границей никто на базе не сидит, там даже нет такого понятия. Приехал на тренировку, поработал, уехал домой. Приехал на игру, отыграл, сходил на восстановительные процедуры и снова домой к жене, подруге или любовнице. И ничего, играют футболисты за рубежом не хуже нас. А судя по количеству европейских трофеев, то значительно лучше. Например Кубок УЕФА никто пока из команд соцлагеря не брал, более того даже не был в финале. В Кубке чемпионов идентично - ноль финалов, ноль побед. Только самый слабый европейский турнир, Кубок кубков, выиграли «Слован» из Братиславы, «Магдебург» из ГДР и «Динамо» Киев. Плюс было несколько финалистов. А мы только и делаем, что по базам сидим».

– Привет, старичок! – обрадовался Гена, увидев меня на проходной телецентра. – Хорошо, что пришёл. Тут какой-то бардак. Нас вчера вроде как пригласили, а сегодня говорят, что на нас нет времени. Дескать, скоро приедет Пугачёва.

– Разберёмся, – проворчал я и пожал руки всем участникам музыкальной группы: Геннадию Макееву, Михаилу Филиппову и Валерий Дурандину.

Потом я по-деловому чмокнул в щёки солисток Олесю, Кристину и Машу, которая, по всей видимости, ради съёмки на ТВ стремительно излечилась. Затем подошёл к какой-то суматошной женщине. Она в руках держала списки приглашённых артистов, и из этих списков мой «Мираж» видать уже вычеркнули.

– Добрый день, – улыбнулся я, быстро показав красные корочки мастера спорта по футболу, – вы хоть понимаете от кого эти ребята приехали?

– Я уже всё объяснила, сейчас прибудет Алла Борисовна Пугачёва с музыкантами и с большой массовкой, и на ваших ребят у нас просто нет свободного студийного времени, – заметно занервничала работница телестудии. – Мы вам перезвоним через месяц, через два.

– Значит товарищу Виктору Васильевичу Гришину, первому секретарю Московского горкома партии, так и доложить, что на молодых московских музыкантов в «Останкино» всем начхать? – прорычал я и, покосившись на Гену музыканта и его друзей, осознал, что на молодых они уже давно не тянут.

Однако мои красные корочки и имя градоначальника Москвы возымели своё действие. Женщина ещё сильнее разнервничалась, после чего подошла к прикрученному к стене железному телефонному аппарату, который соединял все подразделения телецентра, и стала срочно кому-то названивать.

– У вас фонограмма есть? – вдруг выпалила она.

– Только одна песня, – ответил Гена, – «Музыка нас связала». Остальное ещё в процессе производства.

Затем женщина снова что-то забубнила в трубку и через десять секунд произнесла:

– Сейчас вы все быстро идёте за мной, быстро гримируетесь, и по-быстрому с вами запишут три дубля. На всё про всё у вас двадцать минут.

– Уложимся за девятнадцать, – хохотнул я и, схвати в руки два барабана от ударной установки, поспешил за этой суматошной барышней.

Само собой, музыканты с дикими выпученными глазами рванули следом. К сожалению, блуждание по телевизионным лабиринтам заняло ещё примерно полминуты, и когда мы всемером ввалились в большую с очень высокими потолками телестудию, я забыл спросить: «входит время, потраченное на дорогу в наш лимит или нет?». Суматошная женщина мне просто не дала шанса, чтобы задать данный вопрос. Она моментально снова куда-то унеслась, оставив нас среди огромных телевизионных камер и каких-то других сотрудников «Останкино».

– Здравствуйте, меня зовут Светлана Ильинична, – представилась черноволосая интеллигентная 45-летняя женщина в больших круглых очках. – Я режиссёр передачи «Утренняя почта». У нас сегодня идёт запись музыкальных номеров, поэтому везде такая суматоха. Быстренько ставьте инструменты вот к тем выгородкам, – махнула режиссёрка на высвеченный прожекторами участок телестудии на фоне каких-то цветастых фанерных панелей. – Время у нас на всё про всё 15 минут. Фонограмму отдайте звукорежиссёру и начнём работать.

– А нам сказали, что сначала на грим? – закапризничала Маша.

– Пудрим носики и никакого грима, – проворчал я. – В наших телевизорах всё равно толком ничего не видно. Зато всё прекрасно слышно. Быстрей! – скомандовал я и сам же понёс барабаны на площадку.

– Тебе хорошо рассуждать, тебя-то по телику не покажут, – зашипела Машка, пока музыканты расставляли инструменты, которые при имеющейся фонограмме нужны были только для антуража.

– Давай потом покапризничаешь, – отмахнулся я. – Сейчас Пугачёва приедет, и вылетим мы из этой студии пробкой из-под шампанского.

– Я без грима петь не буду! – топнула ногой бывшая танцовщица.

– Не хочешь петь? – возмутился Гена музыкант. – Не пой. Всё равно уже голос записан. Подумаешь, звезда? Таких звёзд по улицам Москвы бродит тысячи.

– Ну, ты и сволочь, Генка, – зашипела Миша, – я тебя и твоих лабухов из такой дыры вытащила, что ты мне сейчас по гроб жизни обязан.

– Откуда ты нас вытащила? – скривил недовольное лицо бас-гитарист Дурандин. – Что ты нам вечно нервы полощешь? Мы, кстати, и так хорошо жили!

– Тихо! – наконец гаркнул я. – Кто петь и играть не желает дверь там! – я указал рукой на выход из студии. – Мы сейчас делаем одно дело, – прошипел я мгновенно притихшим музыкантам. – Поэтому зарыли топор войны и работаем на все сто, как команда «Спартак» на футбольном поле.

– Уже всё поставили? Оперативно, молодцы, – улыбнулась режиссёрка «Утренней почты», выйдя к нам на освещённую прожекторами площадку. – Сейчас операторы займут свои места и начнём. А теперь дайте-ка я на вас посмотрю, – сказал она нараспев. – Девушки припудрите лоб и нос, немного блестите. Юбочки короткие – это замечательно, это сейчас модно и мужикам такое нравится. С молодыми людьми у нас тоже всё нормально - джинсы и пиджачки, годится. А вы на чём играете? – вдруг спросила она меня, одетого в джинсы и в цветастую югославскую рубашку.

– А он у нас на мяче играет, – съязвила Машка и Кристина с Олесей тут же весело захихикали. – Ладонями стучит по мячу, как на там-тамах.

– Что ж вы с собой-то мяч не принесли? – всплеснула руками Светлана Ильинична. – Давайте поступим так: у нас где-то здесь валяются маракасы, вот вы их в руки и возьмёте. А ещё наденем на вас настоящее мексиканское сомбреро, нам его недавно один гость подарил. Кстати, из вас получится замечательный мексиканец.

– А какое отношение мексиканец имеет к песне «Музыка нас связала»? – спросил Гена музыкант, пока я раздумывал, как бы вежливо слинять из студии.

– На носу Олимпийские игры, молодой человек, – сурово произнесла режиссёрка, – поэтому сюда приедут китайцы, африканцы и мексиканцы. Вот зачем в вашем музыкальном номере мексиканец. А без мексиканца я вас снимать не буду, – вдруг пошла на принцип одна из создательниц «Утренней почты».

– Я согласен, – недовольно буркнул я. – Только китайцы в Москву не приедут.

– Не городите чепухи! – отмахнулась Светлана Ильинична. – Как это китайцы не приедут? Ха-ха. Да быть такого не может. Запомните, в Москву приедут все страны Мира! Ладно, готовность три минуты и снимаем! – скомандовала деловая женщина техникам и операторам, которые уже заняли свои места за телекамерами.

Запись музыкального номера, на который нам отвели 15 минут, растянулась почти на целый час. Алла Пугачёва с музыкантами и с актёрами массовки где-то задержалась, поэтому режиссёрка «Утренней почты» отрывалась на нас, словно Константин Бесков на тренировке. По её команде солистки «Миража» прыгали и плясали, музыканты с серьёзными, веселыми, а затем и с глупыми лицами бренчали по выключенным инструментам, стараясь попадать в фонограмму.

А потом «телемучительница» добралась и до меня. То ей не нравилось, как я трясу маракасами, то она критиковала мою манеру танцевать. Из-за чего она громко кричала в микрофон из своей аппаратной студии, что так танцуют только актёры из уездных ТЮЗов, и что о серьёзных театральных подмостках я могу забыть навсегда. Наконец я ей показал, как цирковой медведь танцует ламбаду, и это привело Светлану Ильиничну в полный восторг.

– Вот так и будем снимать! – скомандовала она, и тогда началось форменное издевательство.

Мой медвежий танец снимали сверху с телевизионного крана, снизу с тележки, с боку статично, вокруг меня клубился дым из дым-машины и водили хоровод наши солистки, то по одной, то сразу все вместе. И всё это время из динамиков звучала песня, что музыка нас связала, тайною нашей стала, которую я тихо стал ненавидеть.

– Ну вот, это уже на что-то человеческое похоже, – сказала, улыбаясь, Светлана Ильинична. – Всем спасибо, съёмка окончена.

– И всё равно я, старичок, не понимаю, на хрена нам сдался этот мексиканец, – проворчал, складывая инструменты Гена музыкант. – Это же просто бред.

– Забей, – пробурчал я, чуть ли не залпом выпив всю бутылку минеральной воды. – Главное чтобы в «Утренней почте» показали. Ты учти - у нас в декабре гастроли, затем расчёт по контракту, и дальше вы работаете без меня.

– Что в футбол играть проще? – захихикала Маша, увидев моё мокрое от пота лицо.

– Проще, – не стал отрицать я. – На поле свежо, нет дыма, и не напекают голову студийные фонари. И потом во время игры мне не надо изображать пьяного циркового медведя или кого-то ещё. Когда я играю в футбол, я на своём месте и мне хорошо.

***

Вечером во вторник 16-го октября на базе в Тарасовке Николай Петрович Старостин устроил комсомольское собрание. На этом собрании разбиралось дело злостного прогульщика, злостного нарушителя спортивного режима и авантюриста Владимира Никонова, то есть меня. В столовой, где собралась вся команда, включая дублёров, Старостин вывесил плакат с каким-то мужиком, который сверкая честными очами восклицал: «Долой пьянство и разгильдяйство!». Кроме того на стенку приклеили самодельную турнирную таблицу чемпионата СССР по футболу:

_____________________________И____В_­­__Н___П____М______О

1. Спартак (Москва)____________28___23___3___2___80 – 24___49

2. Шахтёр (Донецк)____________28___16___8___4___46 – 23___39

3. Динамо (Киев)______________28___17___5___6___39 – 21___39

4. Динамо (Тбилиси)___________28___15___9___4___42 – 23___37

5. Динамо (Москва)____________28___14___6___8___32 - 25___34

6. Зенит (Ленинград)___________28___11___8___9___38 – 36___29

7. Динамо (Минск)_____________27___11___6___10__32 – 27___28

8. ЦСКА (Москва)______________28___10___7___11___35 – 34___27

9. Пахтакор (Ташкент)__________27___10___6___11___31 – 38___26

10. Арарат (Ереван)____________28___9___12___7____33 – 26___25

11. Черноморец (Одесса)________28___8___8___12___25 – 30___23

12. Кайрат (Алма-Ата)___________28___7___7___14___24 – 38___21

13. Локомотив (Москва)_________28___6___11__11___36 – 47___19

14. Торпедо (Москва)___________28___5___9___14___23 – 35___17

15. СКА (Ростов-на-Дону)________28___5__13___10___30 – 48___17

16. Нефтчи (Баку)______________28___5___8___15___22 – 43___17

17. Заря (Ворошиловград)_______28___4___9___15___30 – 49___15

18. Крылья Советов (Куйбышев)__28___6___3___19___17 – 48___15

– Слово предоставляется капитану команды, Олегу Романцеву, – сказал Николай Старостин, который сидел в президиуме с братьями Андреем и Александром и вёл данное собрание.

«Сюрреализм какой-то, интересно в мадридском «Реале» тоже такой цирк бывает?» – проворчал я про себя, ёрзая на отдельном стуле, что поставили точно под плакатом с нарисованным мужиком, напротив своих товарищей по команде.

– Что я могу сказать? – пожал плечами Романцев, встав со своего места. – До золотых медалей подать рукой. Поэтому, мужики, нужно ещё немного поднажать.

– Ты, Олег, говори по существу, – потребовал Андрей Старостин. – Мы не слепые, очки считать умеем.

– Поступок Владимира Никонова, который покинул стадион после первого тайма товарищеского матча с Румынией, осуждаю. Предлагаю поставить на вид.

– Кто ещё хочет высказаться? – спросил Николай Петрович, когда Романцев присел на стул.

– У меня к подсудимому вопрос, – сказал Юрий Гаврилов. – Товарищ Никонов, ты обладаешь способностями к гипнозу или телекинезу?

– Не знаю, не пробовал, – буркнул я, вызвав смех в зале.

– Гаврилов, ты к чему клонишь? – стараясь держать серьёзную мину на лице, пророкотал Андрей Старостин.

– Я не клоню, Андрей Петрович, я говорю прямо, – усмехнулся Юрий Васильевич. – Первый тайм с Румынией мы отыграли образцово-показательно и вынесли соперника 5:0. Потом меня и Никонова заменили, игра на поле расклеилась, и второй тайм сборная проиграла со счётом 0:2. Как присутствие Никонова на скамейке запасных могло повлиять игру нашей команды, если он не обладает ни гипнозом, ни телекинезом? Предлагаю закончить собрание и разойтись по номерам.

– А то, что Никон не ночевал здесь с воскресенья на понедельник и приехал только вчера к вечеру, это как? – вдруг заявил один из дублёров. – А если мы все рванём кто куда, то что тогда будет?

«Молодец «дед», подготовился, зарядил молодых парней нужными вопросами», – подумал я, покосившись на Николая Старостина.

– Вчера в понедельник для игроков сборной тренировка была по желанию, – произнёс по словам Гаврилов, который бился за меня как лев. – Следовательно, с формальной точки зрения, Никонов ничего не нарушил. Сегодня он работал как все. И давление у него в норме.

– Та шо такохо? – выкрикнул с места Саша Заваров. – Похулял немнохо и вернулся. Никон же у нас трезвенник. Это усе знают.

– Хватит из собрания устраивать балаган, – медленно и с достоинством сказал Николай Старостин. – Факт нарушения дисциплины на лицо, поэтому предлагаю голосовать. Кто за то, чтобы завтрашний матч против «Арарата» товарищ Никонов провёл на скамейке запасных? Прошу поднять руки.

Однако за данное предложение Старостина проголосовали всего-навсего несколько дублёров, чего для большинства явно не хватало. Игроки основы уже представляли золотые медали на своей шее и воспитательные эксперименты «деда» их волновали в последнюю очередь. Тогда Николай Петрович прокашлялся, бросил короткий взгляд на братьев и снова повторил своё предложение. И когда руки подняли братья Старостины, многие из футболистов последовали их примеру. «Против» проголосовали: Гаврилов, Заваров и Калашников, «воздержались»: Черенков, Шавло, Родионов и Пригода.

«Уже неплохо, – подумал я, – так как есть семь человек, на которых я всецело могу положиться. А иначе было бы и скучно и грустно и некому руку подать».

***

Сразу после комсомольского собрания все кто не голосовал за предложение Никлая Старостина, собрались в моём номере, чтобы выпить перед сном горячий кофе с тёплым молоком и посплетничать.

– Ну так шо, с кем ночью хулял? – первым делом спросил Саша Заваров. – Не томи?

– Порядочные мужики, Александр, о таких вещах не треплются, – буркнул я, разливая по кружкам кофе.

– Какие могут быть у нас вообще гулянки по ночам? – картинно возмутился Юрий Гаврилов. – Мы все здесь однолюбы. И у нас у всех одна единственная большая страсть - это любовь к красно-белому ромбику. Поэтому прогулки направо или налево - это всего лишь невинная шалость.

– Скажи это моей жене, – нервно хохотнул Сергей Пригода.

– Катя, я весь красный от помады, потому что всю ночь целовал бело-красный ромбик, – комично произнёс Гаврилов. – Прости меня, родная, я больше так не буду, – закончил он под гогот всей комнаты.

– А я всё равно не понимаю, зачем эти идиотские посиделки потребовались «деду»? – вдруг возмутился Саша Калашников.

– Думаю, что дело в нервах, – ответил я. – Он во время сборов каждый день с Бесковым ругался. И потом надо же нас как-то держать в узде. Хотя я бы предпочёл денежный штраф, чем такой потешный съезд футбольных депутатов. Такие голосования вбивают клин между парнями.

– Подумаешь собрание, – отмахнулся Фёдор Черенков. – Как завтра играть будем против «Арарата»?

– «Арарат» идёт на десятом месте, – хмыкнул Сергей Шавло. – Уж как-нибудь мы его одолеем и без Володи. Да, молодой? – спросил он Серёжу Родионов, взлохматив его длинную шевелюру.

– Отвянь, – отмахнулся Родионов. – «Арарат» завтра перед воротами «автобус» поставит. И чует моё сердце – будет сложно, и упрёмся мы в эту оборону как в стену.

– Значит надо бить издалека, активней бороться на втором этаже и пытаться протащить мяч индивидуально, других вариантов нет, – проворчал я, также предчувствуя, что завтра победить «Арарат» без сверхусилий не получится.