Кулачник 4

Глава 16

Он летел на меня, как бык на красную тряпку. Я чуть сместился в сторону, как тореадор убирая красную тряпку, и нога бойца влетела в мягкую подушку дивана. Диван перевернулся, и мы завалились на пол вверх тормашками.

Я не дал ему прийти в себя, дёрнулся, занимая маунт, и оказался на его груди, контролируя его тело своим весом. В ответ зарядил короткий правый локтем, чётко в челюсть. Голова его дёрнулась, но он даже не пошатнулся, будто локоть ударился о камень.

Взгляд у него остался мутно-звериный, и он попытался вырваться. Я добавил ещё один локоть — плотный, тяжёлый, по скуле.

Зал ревел, публика вставала с мест, им явно нравилось зрелище. Ради этого зрители сюда и приходили.

Этот темамут попытался сбросить меня, но я грамотно зафиксировал его левую руку ногой, собираясь выйти на распятие и лишить его хоть какого-то манёвра. Но в этот момент в драку влезла охрана и даже один из Решаловых.

Тело соперника выгнулось дугой, и на секунду я почувствовал, как его предплечье скользнуло у меня в хватке… ещё чуть-чуть, и локоть мог щёлкнуть. Он рванулся, хотел вывернуться, но я вжал его в пол. Именно в этот момент охрана навалилась, разрывая сцепку.

Нас развели по сторонам. Меня удерживали, я почувствовал, как сзади навалились руки, правда, я и не собирался вырываться. А вот этот мутный товарищ пытался вырваться, выкрикивая что-то невнятное. Сале он получил — я видел, как от его брови стекает тонкая струйка крови. Рассечение от пропущенного удара.

Да, я понимал, что это хайп. Но вот так… А если бы я посёк его сильнее? Всё-таки локти — крайне неприятная штука, которыми и скальп можно снять. А я так-то не стал выбирать арсенал, когда защищался.

Но сильнее всего возмущал переход на личное без оснований! Только пять минут назад он пожал мне руку… это поступок не мужчины.

Нас рассадили по диванам, рядом со мной и с ним сели по охраннику. И к этому непонятному лично для меня человеку вышел доктор, чтобы осмотреть сечку. Та оказалась неглубокой, шить не пришлось…

Конференция катилась своим чередом уже почти час, и всё это больше напоминало базар. Один выходил — сразу начинал провоцировать соперника. Второй с радостью поддавался на провокацию, и охрана только и успевала растаскивать драчунов.

— Ты никто, ты мясо! — кричал один.

В руках он держал… памперс, швырнул его на колени своему визави.

— Это тебе, чтоб не обделался на ринге!

Другой притащил букварь и вручил оппоненту с кислой миной.

— Я тебя в школу свожу на ринге!

В зале заревели фанаты. Одни выкрикивали имена бойцов, другие держали телефоны вверх, стримя происходящее прямо в сеть.

Решаловым я не завидовал. Каждый раз после подобного инцидента близнецы попадали в самый эпицентр.

Я сидел и смотрел на всё это шоу, потихоньку осознавал, что не будь здесь этой грязи — зрители попросту не станут смотреть. Тупо потому что без конфликта никому не будет дела до боя бойцов.

Интересно ещё было вот что — что из всего этого спектакля уже стало понятным, устоявшимся, нормой? Привычка дело такое… формируется очень быстро, особенно вредная.

Наконец микрофон двинулся в мою сторону.

— Саша Файтер, — дал мне слово Паша.

Я поднялся, свет софитов ударил в глаза.

— Ещё раз всех приветствую, — я вскинул руку присутствующим и посмотрел в камеру, чтобы поприветствовать зрителей по ту сторону экрана.

— У меня коротко, — начал я. — Я не буду раздавать памперсы или буквари. У меня кое-что другое… Прошу внимания!

На экране за моей спиной загорелось видео. Звук усилился, и в зале раздались голоса моих учеников. Началось видео, снятое для петиции. Это было несколько не в формате пресс-конференции. И, может, поэтому сработало. По крайней мере абсолютно все, включая зрителей, спортсменов и ведущих, уставились на экран.

А когда в финале ученики все хором прокричали «Спасибо, тренер! Разрешите нам тренироваться!», зал поднялся и начал аплодировать.

Даже самые разгорячённые бойцы сбавили тон.

— Это мой перфоманс, — сказал я, когда видео закончилось. — Я собираю подписи, чтобы доказать, что мой зал нужен детям. Нужен городу. Я не рассматриваю это как бизнес и ни копейки не беру с учеников, занятия абсолютно бесплатные. Я хочу, чтобы в городе было место, где пацаны становятся мужчинами.

Но по-человечески вели себя не все. Один из бойцов, уже знакомый мне поддатый, вскинул руку, привлекая к себе внимание.

— Бесплатно тренируешь, да? — он поднялся. — Все знают, что если бесплатно, то значит, бабки отмываешь. Твой зал — прикрытие, и стоит за этим не кто иной, как бывший авторитет Игнат.

Зал загудел. Камеры повернулись ко мне. Я почувствовал, как волна шума нарастает.

Внутри неприятно кольнуло. Всё, что я строил, могло рухнуть от одной грязной фразы. Я видел, как операторы ловят мою реакцию, а глаза зрителей ищут правду на моём лице. Я крепче сжал микрофон.

— Сядь, — потребовал я. — Дай мне договорить. Потом, если хватит духу, получишь ответ.

Он ещё пытался что-то вставить, но ведущие уже махнули руками, возвращая внимание ко мне.

Я закончил говорить, попросив поддержать мою петицию. Экран за моей спиной потух, и в зале вновь вспыхнул свет.

— Поддержите Сашу Файтера, — сказал Лёша, и публика отозвалась аплодисментами.

— Да, голосуйте, — подхватил Паша. — Правда нуждается в том, чтобы её услышали!

Я уже собирался сесть на диван, как Паша обернулся с микрофоном ко мне.

— Саша Файтер, — в его голосе звучала нарочитая серьёзность. — Тебе есть что ответить Васе Шторму? Он утверждает, что всё это — отмывка денег, а ты работаешь на бывшего криминального авторитета?

Я прекрасно понимал, что помимо шоу близнец озабочен и тем, чтобы на мою петицию не легла тень. Да, я знал, что его слова — полный бред, который даже не стоит всерьёз обсуждать. Но проблема в том, что ничего этого не знали зрители. А насчёт Игната было несколько неожиданно, но, в принципе, я не удивился… в 90-е Игнат явно не на заводе работал.

Я взял микрофон крепче и посмотрел на Васю Шторма.

— Во-первых, — начал я. — Если уж говорить о человеке, то говорить нужно в его присутствии. Игната сейчас здесь нет. Хочешь знать, как всё обстоит на самом деле? Приезжай в клуб «Тигр». Там поинтересуешься у любого и лично убедишься, что разносишь сплетни.

В зале прокатилась волна гулких голосов, но я не дал прервать себя.

— Да, я выступаю за этот клуб. И выступать буду. Но что касается моих тренировок в «Боевых перчатках» — никакого отмыва денег там нет. Знаешь почему? Потому что нечего отмывать. Прибыли у меня ноль. Есть только расходы. Моё время, труд, мои силы. Я не считаю деньги в чужих карманах, потому что у меня их нет. Я считаю детей, которые вместо подворотни приходят в зал.

Я сделал паузу, вдохнул глубже и добил:

— Так что прежде чем открывать свой поганый рот, лучше посмотри вокруг. Подумай, что ты можешь сделать для того, чтобы улучшить мир, в котором живёшь, а не лей грязь на того, кто уже это делает.

Вася вскочил. Я видел, что он хотел броситься на меня, но его схватила за руки охрана. Он дёргался, выкрикивал что-то бессвязное, но не смог прорваться.

Зал гудел, как улей. Вася, едва его усадили обратно, попытался снова вскочить, глаза налились кровью, а губы искривились в звериной ухмылке. Люди ждали развязки, и Решаловы, как настоящие дирижёры, тут же подхватили волну.

Паша поднял руку, призывая к тишине.

— Ну что ж, кажется, у нас намечается поединок на шоу, — сказал он, глядя сперва на моего визави. — Ты не против такого боя?

Васе дали микрофон.

— Разорву! — хрипя от злости выкрикнул он.

Теперь все ждали, что скажу я.

— А ты? — Паша перевёл взгляд на меня.

Я взял микрофон, перевёл взгляд на Васю Шторма.

— Мне всё равно, кого бить из негодяев.

Толпа снова зашумела. Решаловы переглянулись и почти одновременно объявили:

— Тогда пройдите на битву взглядов!

Стердаун.

Мы поднялись с диванов и вышли в центр зала, навстречу друг другу. Вокруг сгрудились камеры, крики, вспышки. Но я видел только его глаза.

Мы остановились в полуметре друг от друга. И то лишь потому, что дальше не дала бы пройти охрана.

У него дрожал уголок глаза, кулаки сжались так, что побелели костяшки. Он хотел сожрать меня взглядом, но чем больше он напрягался, тем спокойнее становилось внутри у меня. Он уже горел, а значит, на ринге сгорит куда быстрее…

Вася дышал тяжело, ноздри раздувались, как у разъярённого быка. Он пытался задавить меня взглядом, а я просто стоял и смотрел в упор.

Несколько секунд мы стояли так. Шум зала не стихал.

— Всё, парни, — наконец вмешался один из Решаловых, разводя нас руками. — Достаточно.

Мы сидели в тренерской зала «Боевые перчатки», которая теперь служила нам штабом. Я, Марик, Виталя и приехавшая Настя.

Виталя нервно крутил в руках пластиковую бутылку с водой, постукивал ею по колену, будто этим мог ускорить время. Я положил телефон на стол и раз за разом обновлял страницу с голосованием.

После конференции поток людей действительно хлынул. Решаловы тоже сдержали слово и разместили ссылку в своих соцсетях. Честно скажу, я думал, что на этом всё ограничится, но оказалось, что ссылку подхватили ещё несколько бойцов, даже те, кого я едва знал. Для меня это было неожиданностью. Конкуренция конкуренцией, но уважение к делу они всё же проявили.

Ученики не остались в стороне. Парни, которых я тренировал, разослали смс всем, кому могли. Одноклассники, родственники, знакомые родителей — в ход пошли все контакты. Петиция разошлась по всем местным школьным чатам.

И всё это вкупе сработало.

Цифры на экране росли так быстро, что я едва успевал обновлять страницу. Когда перевалило за сорок тысяч, я впервые позволил себе выдохнуть. Но и на этом цифры не застыли, а продолжали идти вверх.

— Сколько? — спросил Марик, перегнувшись через стол.

— Сорок девять тысяч восемьсот семьдесят пять, — ответил я.

— Чёрт… — Виталя встал и зашагал по комнате. — Всего сто двадцать пять голосов до полтинника. Всего-то! Ну просто ни хрена себе!

— Да будет, сейчас доберём до полтинника, — фыркнула Настя удовлетворённо.

Я уже пару раз замечал, как она с Мариком переглядываются. Он что-то тихо говорил ей на ухо, а она улыбалась. Хотелось верить, что у них что-то намечается и девчонка переключится. Марик разительно изменился за последние недели.

Мы ждали.

— Давай, давай, — пробормотал я, снова обновив страницу.

— Ну? — Виталя остановился.

— Девяносто пять, — сказал я. — Ещё пять человек.

Все замерли. Настя прикусила губу, Марик перестал ёрзать, даже бутылка в руках Витали замерла.

И вот экран мигнул. Цифра обновилась.

50 000 подписей. Я уставился на экран, не веря своим глазам.

— Всё… подписи собраны. Ровно пятьдесят тысяч.

Марик вскочил с дивана.

— Мы сделали это! — закричал он.

Виталя начал скакать по комнате, как ребёнок, размахивая бутылкой. Настя улыбалась широко, глаза блестели от счастья.

А я просто сидел на диване, продолжая держать в руках телефон с этой невероятной цифрой. Пятьдесят тысяч. Столько людей нажали «поддержать» петицию. Пятьдесят тысяч человек, которым не всё равно.

— Спасибо, — прошептал я, сам не зная кому.

— Сань, — Марик обнял меня за плечи. — Это твоя победа.

— Нет, парни, — я медленно покачал головой. — Победа наша общая.

— Ну что, Сань, когда пойдёшь в ПДН? — спросила Настя, когда радость немного улеглась.

Я взглянул на часы. Время было без двадцати пять. ПДН работало до шести, и если поехать туда прямо сейчас, то вопрос вполне можно закрыть уже сегодня.

— Сейчас и пойду, — решил я.

— Подожди, — она встала и достала из папки толстую пачку листов. — Мы кое-что собрали. Вдруг пригодится?

— Что это? — я посмотрел на бумаги.

— Подписи родителей, — ответила Настя. — Мы с Мариком и Виталей походили, поговорили с родителями учеников. Все расписались в поддержку зала. Это серьёзный аргумент — значит, не только дети хотят тренироваться, но и родители за.

Я взял листы, полистал и почувствовал, как у меня сжалось горло.

— Это наш вклад, — пояснил Марик. — Ты за нас бьёшься, мы тоже не сидели без дела.

— Спасибо, — выдохнул я и не нашёл других слов.

Через десять минут я уже сидел за рулём «Мерса» и ехал в ПДН. Внутри бурлила злость на эту систему, которая решила меня сломать. Но бокс, кулачные бои или смешанные единоборства — это про навязывание воли одного человека другому. И прямо сейчас я собирался навязать свою волю системе.

Зайдя внутрь здания, я быстро нашёл кабинет с нужной фамилией. Открыл дверь и вошёл. Кабинет был типичный — серые стены, шкафы с папками, на подоконнике умирал вялый фикус. За столом сидела комиссарша. Увидев меня, она приподняла бровь.

— А, это вы, — протянула она. — Вообще-то приём по записи. Хотя, честно говоря, не думаю, что это вам поможет, не теряйте время. Я вам всё равно лицензию не дам.

Я пропустил её слова мимо ушей и сел напротив. Стул заскрипел.

— Нет, дорогуша, — отрезал я тихо. — Вы лицензию дадите. И сейчас у вас нет никого другого, значит, примите меня.

Она округлила глаза, на секунду даже замолчала от наглости, как ей показалось.

— Вы… вы понимаете, что…

Я достал телефон, положил на стол экраном вверх. Цифра на дисплее светилась ярко: 50 000 подписей.

— Видите? — процедил я. — Пятьдесят тысяч человек. А знаете, что они подписали? Петицию в поддержку моего зала. Да-да, петицию.

Её глаза стали по пять копеек.

— Если вы не дадите мне ход в получении лицензии, то эта петиция ляжет на стол вашему руководителю. А если надо — пойдёт выше.

— Вы… вы!.. — она заморгала, губы её задрожали.

— А если вы вдруг снова намекнёте на какое-то «жестокое обращение с детьми», которое сами же и придумали, — я достал папку с подписями родителей. — Вам будет полезно ознакомиться вот с этим.

Я раскрыл листы и сдвинул их к ней.

— Здесь подписи родителей моих учеников. Все единогласно поддержали тренировки.

Комиссарша опустила взгляд, глаза забегали по строкам, будто она искала там хоть одну лазейку, хоть одно «нет». Но его не было. Я видел, как её пальцы дрожат, когда она переворачивала страницы.

— Сделайте правильный выбор, — сказал я, резко вставая.

Комиссарша молчала, только губы шевелились, но слов не выходило.

Я развернулся и пошёл к двери, понимая, что теперь мяч на её половине поля. И эта женщина казалась довольно разумной, чтобы принять правильное и, по сути, единственно верное решение.

Я вышел из здания ПДН, чувствуя, как внутри меня ещё бурлит злость и адреналин. Но теперь к этому добавилось чувство победы. Пусть не окончательной, но рубеж был пройден. Я знал, что теперь комиссарша будет думать о каждой своей бумажке трижды, прежде чем поставить подпись «отказано».

Телефон в кармане завибрировал. Я сам хотел звонить — и Ире, и ребятам, но Ира меня опередила.

— Подай ещё раз заявку на лицензию, — сразу сказал я.

— Ты с этой комиссаршей разобрался? — уточнила Ира.

Я усмехнулся, глядя на стены ПДН, за которыми осталась комиссарша с глазами, как у перепуганного кролика.

— А вот и посмотрим, — сказал я.

— Хорошо… Тогда прямо сейчас подам.

— Спасибо. Будем ждать.

Мы отключились. Я сел в машину, завёл двигатель, но ехать не торопился. Просто сидел, слушал, как мотор ровно урчит. В ринге, в отличие от жизни, всё было просто — ты решал вопросы один на один… а тут.

Мысль не получилось довести до конца, потому что телефон снова завибрировал. На этот раз пришло сообщение с неизвестного номера. Вернее, номер был известный, но я не записал его в контакты.

«Купил билеты. Зарегистрировал членов твоей команды. Данные у тебя на почте», — писал Антон.

Я с минуту смотрел на экран, но, прежде чем убрать телефон, всё-таки отослал короткое: «Спасибо, Антон». Тотчас зашёл на почту и переслал билеты Саше Козлову.

А когда я уже ехал в машине… пришло ещё одно смс. Я открыл его и, не веря глазам, перечитал дважды:

«Поздравляем! Ваша лицензия одобрена».

На экране высветилось сухо и официально: «Госуслуги. Статус заявления: одобрено». Бумажный ад закончился одной строчкой текста.

От автора:

Что будет, если дракон попадет в тело человека? Нет крыльев, нет сверкающей чешуи. Еще и тело попалось паршивое. Но хуже всего то, что всё золото украли! https://author.today/reader/482582/