Курсант. На Берлин–2

Глава 12 Продолжаются важные встречи и множатся важные вопросы

Тот факт, что у меня посреди белого дня какой-то сопляк украл бумаги, выглядел, конечно, весьма удивительно. Я бы даже сказал, впечатляюще. По двум причинам.

Первая — из информации, которую Шипко давал на личных «уроках», следовало, что в Германии на данный момент нет преступности. И я вовсе не преувеличиваю. Гитлер, крепко обосновавшись у власти, сделал решительный жест. Его цепные псы просто взяли и сгребли всех, имевших хоть какое-нибудь отношение к криминалу, а потом, не разбираясь, кто прав, а кто виноват, отправил их скопом в лагеря. И тут вдруг — какой-то уличный воришка. Нет, выглядел пацан, конечно, прилично. На босяка не похож. Но это вполне понятно. Если мальчишка действительно промышляет воровством, логично на его месте не привлекать внимания.

Вторая — на кой черт ему бумаги? Ну ладно кошелёк украл бы или часы. Это хоть понять можно. А тут — сценарий для актёрских проб. Нет, я, конечно, предполагаю, в этих бумажках содержится какая-то ценная информация. Ольга ее передала мне столь незатейливым образом в силу секретности. Однако очень сомневаюсь, что там все написано открыто. Чехова должна информировать меня о будущих действиях по распоряжению Мюллера. Сама актриса, и тем более оберштурмбаннфюрер, не похожи на дурачков. Думаю, важную информацию придётся искать между строк.

Могут ли это быть происки врагов? Имею в виду пацана. Сомнительно. По сути мои враги — это нацисты. Они, правда, не знают о своей настоящей роли, но было бы крайне глупо воровать то, что сами дали. Абсурд какой-то.

В любом случае, за мальчишкой я мчался с упорством охотничьей собаки, которая не собирается упускать цель своей охоты. Попутно, во время резвой пробежки, не забывал отслеживать, не увязался ли за мной «хвост»? Это в нас вбили намертво. Неважно, куда ты идёшь, ползёшь или бежишь. Всегда контролируй присутствие посторонних.

Так вот «хвоста» не было. Да, на более-менее людных улицах прохожие смотрели мне вслед настороженно. Если среди белого дня какой-то господин несется на всех парах, это не очень хороший признак. Хорошо еще, словно по заказу, куда-то испарились нацисты в форме. Иначе мой забег был бы очень недолгим. Главное, на пацана вообще никто не обращал внимания, а на меня пялились.

К счастью, людные улицы закончились очень быстро. Воришка просто «ушел» с них в кварталы, где и посторонних практически не было, и любопытство там, видимо, не особо приветствуется.

Сопляк знал город лучше, а соответственно двигался вперед уверенно, ныряя во дворы и проскакивая через арки. Мне же приходилось ориентироваться только по его следу. В какой-то момент даже мелькнула мысль, не послать ли все к черту. Может, пацан просто псих неадекватный. Может, у него манечка воровать бумагу. Но… Естественно, предательские мысли слабака, готового сдаться, были отброшены в сторону и растоптаны твердым каблуком моей настойчивости.

Я бежал молча. Орать: Помогите! " или «Держи вора!» не стал. Это привлечёт внимание ненужных людей. В частности, тех же самых эсесовцев, которых и правда бывает на улице многовато. Да, сейчас, слава Богу, они куда-то подевались. Наверное заняты своими черными эсесовскими делами. Но в любой момент ситуация может измениться.

Чехова верно сказала, когда смотришь на Берлин, возникает ощущение, будто каждый третий житель города является сотрудником сего «прекрасного» ведомства. А так, без криков и суеты… Мало ли куда я бегу. Может, у меня огромная тяга к здоровому образу жизни.

Внезапно где-то между очередной подворотней и аркой пацан резко свернул в закоулок, который практически не было видно. Если бы впереди не маячила спина сопляка, я бы даже и не заметил, куда он делся.

А вообще, честно говоря, мне в какой-то момент показалось, будто пацан бежит слишком показательно. Словно ведёт меня в определенном направлении. Думаю, если бы он реально хотел скинуть преследователя с хвоста, сделал бы это с лёгкостью. Очень уж шустрый малый.

Я нырнул вслед за ним в темный закоулок, пробежал между промышленными строениями, огороженными досчатым забором, и оказался во дворе старого, полуразрушенного здания.

Оно было похоже на небольшой цех, в котором когда-то находилось частное производство. Для завода — маловато, а вот для какой-нибудь семейной мастерской — самое то. Тем более сейчас с «семейными мастерскими» в Берлине туго. Всё находится под контролем государства, которое в полную мощь раскручивает маховик военного производства. Так что существование заброшенного цеха вполне оправдано. Видимо, частную лавочку прикрыли, а для масштабных процессов здание не подошло.

Двор был усыпан осколками кирпича, парочка окон «радовали» глаз выбитыми стёклами. Одним словом, налицо имелись все признаки заброшенности и отсутствия активной деятельности.

Я остановился, покрутил головой, пытаясь понять, куда делся воришка. Пацан будто сквозь землю провалился. Несмотря на то, что здание мастерской было небольшим, я заметил, как минимум три входа. Ни на одном не имелось двери. Заскочить он мог в любой.

Хотя, честно говоря, очень сомневаюсь. На кой черт нужно было бежать очень немаленькое расстояние, чтоб потом спрятаться в двухэтажном доме, где с некоторыми усилиями, но тебя все-таки найдут.

На первом этаже, так понимаю, раньше находилось непосредственно само производство, потому что расстояние до перекрытий было больше стандартного. Второй этаж, наверное, являлся административно-офисной частью.

— И где же ты, маленький говнюк… — Тихо высказался я на немецком.

Это, кстати, в нас тоже вбили крепко-накрепко. Где бы мы не находились, поведение должно быть максимально естественное. Не выделяемся из системы — вот главный принцип.

Да, мое происхождение не секрет для тех же нацистов, но в Германии я должен говорить и даже думать по-немецки.

Когда нас учили этим основам, кстати, вспомнил небезызвестную сцену из небезызвестного фильма. Как радистка Кэт в бреду кричала на русском языке. Так вот… Ни черта подобного. Невозможно это. Мне кажется, всем разведчикам намертво, просто на уровне рефлексов вбивают данное правило. Жить соответственно роли и легенде. Во всем. Везде. Со всеми.

Пацана нигде не было видно, поэтому я прошел немного вперед, ближе к зданию. Двор оказался достаточно просторным. С одной стороны виднелся забор, с другой — задняя стена строения, не относящегося к этому месту. Наверное, по соседству расположена еще какая-то промышленная организация. Или склады, что более похоже на правду.

— Ах ты, стервец…

Я остановился, уставившись себе под ноги. Прямо передо мной обнаружился канализационный люк, крышка которого была немного сдвинута. Вот как он смылся… Но тогда я вообще не понимаю, в чем прикол? Зачем нужно было бегать по улицам, а потом скрываться через канализацию, если он вполне мог избавиться от преследования раньше.

Как только эта мысль сформировалась в моей голове, я резко напрягся и оглянулся по сторонам. Чрезвычайно подходящее место, чтоб грохнуть человека без лишних свидетелей. Тишь, благодать, никого постороннего.

Чисто теоретически, нет людей, которые именно в данный момент готовы убить Алексея Витцке, потому что Алексей Витцке крайне полезный товарищ. Вот когда разыщу архив, тогда, да. Очередь выстроится.

Но практически… Практически похоже на то, будто меня специально привели именно сюда.

— Выглядишь, как гусь, который отбился от стаи. Рожа у тебя совсем нелепая, Курсант. А Кривоносый тебя, между прочим, нам в пример ставил.

Я медленно обернулся туда, откуда раздавался насмешливый голос. Улыбка на моем лице появилась сразу. Еще до того, как мой взгляд уткнулся в знакомую и крайне счастливую физиономию говорившего.

В дверном проеме стоял Подкидыш. Стоял и скалился во все тридцать два зуба. Ванька оперся плечом о косяк, под мышкой у него виднелся мой сценарий, свернутый трубочкой. Вид у него был донельзя довольный. Я даже не удержался и тихо хохотнул. Похоже, Подкидыш сейчас наслаждается моментом триумфа. Кайфует от того, что застал меня врасплох. Разведчики, серьезные люди… Куда там! Пацаны пацанами.

Говорил Подкидыш по-немецки.

— Ах ты ж, чертяка! — Громко хмыкнул я.

Потом широким шагом, быстро подошёл к товарищу и от души крепко обнял его.

— Как же я рад, дружище.

— Герр Зольцман. Называй так. — Шепнул Подкидыш мне в ухо. — Гельмут Зольцман. В определённых кругах — Сапожник.

Я, несколько раз хлопнув Ваньку по спине, отстранился и посмотрел на него с легким недоумением. В определённых кругах? Пацан-воришка… Охренеть… Они что, отправили Ивана сюда в роли криминального элемента? В Германию? Да это же не менее опасно, чем войти в здание Гестапо и громко произнести по-русски парочку советских лозунгов.

— Погоди… Ты что…

Я оглянулся по сторонам, проверяя на всякий случай, нет ли свидетелей нашего разговора. Того же шустрого сопляка, например.

— Не переживай. Вилли уже ушел. Мне нужно было, чтоб ты попал в это место. Парнишка выполнил свою задачу. Он думает, будто украл какие-то важные документы. И да. Ты верно все представил. Уверен, что уже представил. Соображаешь быстро. Но… Официально я работаю сапожником. У меня даже имеется своя скромная мастерская. Ну как мастерская? Одно название. На самом деле небольшая каморка. Зато с вывеской. Работников всего двое: я и подмастерье. Кто-то ведь должен разбираться со всей этой обувной историей. А остальное… Скупка, продажа краденного, спекуляция, ну и всякое по мелочи. Знаешь, как говорится, сколько не вырубай сорняки под корень, они один черт вырастут. Зато, через меня тут проходят самые интересные личности. Официально преступности нет. Но неофициально… Сам понимаешь, невозможно уничтожить окончательно некоторые вещи. Идём, тут можно поговорить спокойно.

Подкидыш махнул рукой, приглашая меня следовать за ним, развернулся и в одно мгновение исчез в полумраке заброшенного здания. Несмотря на ранее время, бывший цех почему-то плохо освещался. Или, возможно, это была иллюзия из-за того, в каком состоянии пребывало данное место.

Я, не сомневаясь ни минуты, двинулся вслед за Ванькой. На душе было как-то радостно и весело. Вот и собралась моя группа… Бернес, он же Скрипач, вообще живет под боком. Подкидыш, он же Тень, если использовать позывной, оказывается, давным-давно в Берлине. По крайней мере, не меньше нескольких недель. Так получается. Видимо, его отправили сразу после моего «побега».

Так как время поджимало и меня, судя по расположению стрелок на часах, уже должен ждать в обозначенном месте Эско Риекки, разговор у нас с Подкидышем вышел быстрый, короткий, но весьма содержательный.

Ваньку действительно отправили в Берлин сразу вслед за мной. Все было, как и обещал Шипко. Приехал «Воронок» в школу, забрал Ивана с Бернесом.

— Видел бы ты рожи наших «товарищей». — Со смешком рассказывал Подкидыш. — В одну секунду отвернулись. Только что вслед не плевали.

Затем их сразу разделили. Свой «криминальный» путь Подкидыш начал прямо в Москве. По легенде он был учеником какого-то крутого типа́, известного среди коронованного ворья. Естественно, Ваньку проверили основательно. Жулики они тоже не дураки. Вся информация, сказанная им, подтвердилось.

Тут, конечно, хочется сказать, что и чекисты тоже не дураки. Естественно, Полкидышу обеспечили максимально надёжный тыл. Нашлись люди, которые подтвердили, что он — это он. Вернее те, кто подтвердили, что действительно пацан отирался при солидном человеке. Солидном, конечно, с точки зрения криминальных элементов. Человека этого убили буквально за несколько дней до появления его «ученика». И вот теперь парнишке понадобилась помощь.

— И что же, вообще никаких сомнений? — Поинтересовался я, заодно прокручивая в голове недавний разговор с Клячиным.

Тот ведь утверждал, что смог покинуть Москву и пробраться в Финляндию с помощью преступного мира. Как-то чудно́ думать о какой-никакой, а всё-таки мафии, в контексте 1939 года. Мне всегда казалось, что вся эта блатная романтика, коронованные воры и остальная дичь появились в нашей жизни ближе к 90-м. Просто особо не приходилось в тему вникать, я и не вникал. А тут, оказывается, ни черта подобного. Эту песню не задушишь, не убьешь, и тянется она уже гораздо дольше.

— Никаких. — Кивнул Иван. — Парнишка и правда имел место быть. На самом деле обучался воровскому делу. Несколько лет так и ошивался рядом со своим наставником. Пацана видели, о его существовании знали. Мы с ним действительно очень похожи.

— То есть ты, грубо говоря, заменил реального человека. А пацан куда делся?

Подкидыш молча посмотрел на меня хмурым взглядом. Мол, Лёха, не тупи.

— Куда он мог деться? Там же, где и его учитель теперь. — Ванька поднял глаза вверх, намекая, видимо, на царствие небесное.

Сожаления на его лице не было, как и сострадания к неизвестному парню или чувства вины перед ним. Очевидно, пацана вместе с вором поставили к стеночке. Но тут, как говорится, чего жалеть. Сам знал, на что идёт и что может быть. Зато теперь его смерть вроде как на пользу Родине пошла.

— В Берлине я почти месяц. Обосновался сразу. Конечно, по рекомендации. Вышел на местных бандюков, которые сейчас вынуждены правдами и неправдами косить под благопристойных граждан. Знаешь, у них тут прямо подполье. Боятся лишнее слово сказать на людях. Если обратят внимание гестаповцы, сразу отправят в концентрационный лагерь. Без суда и следствия, что говорится. Вот тебе и хвалёная нацистская рука правосудия. Полиция безопасности присвоила себе исключительные полномочия подвергать «профилактическому аресту» так называемых злостных рецидивистов. Знаешь, как они объясняют своё право на эти аресты? Мол, суд разбирает один-единственный случай правонарушения, а полиция обладает огромным опытом и разносторонней информацией о преступнике, поэтому лучше всех знает, что с ним делать. А еще про Советский союз по всему миру трындят. Мол, нет у нас справедливости. Сплошная диктатура пролетариата.

Я молча слушал Ваньку, не перебивал. Даже чувство какого-то умиления появилось. Будто смотрю на младшего брата, который подрос.

Просто Подкидыш и правда изменился. Возмужал, окреп. Именно внутренне. А главное, в нем реально чувствовалась та самая решимость, которая, например, меня всегда поражала в чекистах. Не во всех, конечно. Но вот у того же Шипко она была. Готовность бить, стрелять, резать горло, если это соответствует целям партии. Если от этого зависит судьба Родины. Черт… Сложно объяснить. Но вот что-то такое.

Сейчас передо мной стоял не тот Подкидыш, которого я оставил в секретной школе. Это был совсем другой человек. Времени с момента нашего расставания пошло мало, но, видимо, Ваньке уже приходилось действовать решительно. Тут вообще сомнений нет.

Даже хотя бы для того, чтоб показать бандюкам, кто есть кто. Тем более, он же молодой, вариантов утвердиться мало. Имею в виду, в подобном окружении. Тут выход один — просто брать и грызть горло всем, кто имеет что-то против.

— Так это еще не все. Преступность она же, как гидра. Имеет склонность самовозрождаться. Нацисты поставили подрастающее поколение под тотальный контроль партийных и государственных структур. Создали эту их организацию — «Гитлеровская молодежь», Гитлерюгенд. С детства готовят себе смену. Сволочи… Таких как Вилли остались единицы. Он — сын еврея. Семью его во время «Хрустальной ночи» убили. А Вилли сбежал и остался жив. Ну да ладно. Не об этом речь!

Ванька махнул рукой, негодуя сам на себя, что тратит драгоценное время на пустые разговоры.

— Соскучился я, Лёха, по вам. Вот и несет меня. Что там наш Скрипач?

— Все хорошо. Он на месте. Живем в одном доме. Адрес тебе скажу, запомнишь.

— Отлично. Значит так. Рация при мне. Эти сволочи активно отслеживают все новые сигналы. Но у меня теперь в долгу кое-какие чины. Знаешь, карточные долги и связи на стороне до добра никого не доводят. Поэтому я узнаю́ всякую интересную информацию достаточно быстро. Почти сразу. Где вычислили сигнал и так далее. Так вот… В Берлине работает группа особо сознательных товарищей. Фрицы уверены, что это именно организация. Их внимание сосредоточено на ее поисках. Так что насчёт связи я все сделаю ровненько.

Ванька замолчал, глядя на меня с ожиданием. Видимо, теперь моя очередь делиться какой-то информацией, но я вообще не понял какой. По моим предположениям инструкцию к дальнейшим действиям должен был доставить как раз Подкидыш, потому что ни у меня, ни у Бернеса ее нет.

— Ну? Командир, давай указания. — С нетерпением высказался Ванька.

— Не понял… Тебе никаких инструкций не передавали? — Спросил я, бестолково хлопая глазами. — Вообще-то был уверен, что они у тебя. Скрипач ни черта не знает тоже.

Мы оба замолчали, глядя друг на друга, а потом Ванька хмуро озвучил мысль, которая беспокоила в данный момент нас обоих:

— Таааак… Если инструкций нет ни у меня, ни у тебя, ни у Скрипача, то у кого они есть?