Линии судьбы

Глава 60: Наследие предательства

Видение растаяло, обрывая последние нити связи с прошлым. Феликс моргнул, возвращаясь в полуразрушенный храм. Тишину нарушало лишь едва слышное жужжание механизмов внутри тела Михаила — тихий ритм, похожий на дыхание металлического существа. Снаружи начинался рассвет, первые лучи проникали сквозь трещины в куполе, прорезая пыльный воздух золотистыми клинками.

— Теперь ты знаешь, — произнёс Михаил. В его многоголосом металлическом тембре звучали оттенки, которые человеческое горло не способно воспроизвести. — Тело, ставшее твоим, принадлежало человеку, едва не уничтожившему мир из-за своих амбиций. Печать, которую ты носишь — его изобретение, искажение моего плана защиты.

Феликс провёл ладонью по груди. Под пальцами пульсировал узор — не просто символ на коже, а нечто живое, вплетённое в саму ткань его существования. Теперь печать воспринималась иначе — странное создание под кожей со своей волей и сознанием.

— Слияние с Еленой изменило её, — сказал он, вспоминая момент их единения в школе храме целителей. — Спиральный символ, который вспыхнул во время медитации… Он интегрировался в общую структуру. Я чувствовал, как линии перестраивались.

Михаил приблизился, оставляя за собой искрящийся след в воздухе. Механизмы в его глазах вращались медленно, словно он обдумывал каждое слово:

— То, что активировалось при вашем слиянии, действительно изменило внешнюю структуру печати, — серебристые пальцы начертили в воздухе светящуюся схему. — Но глубоко внутри всё ещё сохраняются элементы исходного замысла Чжан Вэя. Склонность к доминированию, жажда контроля — они спят, похороненные под новыми слоями, но не исчезли полностью.

Феликс вглядывался в начерченную схему — сплетение линий, напоминающее не столько символ, сколько анатомический чертёж сложного организма.

— И что произойдёт, если эти элементы… проснутся?

Шестерёнки в глазах Михаила на мгновение замерли, потом резко сменили направление вращения:

— В худшем случае — повторение истории. Жажда власти, заложенная Чжан Вэем, может возобладать. В лучшем — внутренний конфликт, который потребует новой интеграции.

По металлическому телу Михаила пробежала рябь — не эмоция в человеческом понимании, а отголосок древних чувств, преобразованных в алгоритмы и энергетические импульсы.

— Когда боги выбрали тебя чемпионом, произошло непредвиденное, — продолжил он. — Твоя душа не просто переселилась в тело – она вступила в резонанс с печатью. Форма осталась, но суть изменилась. То, что задумывалось как инструмент власти, стало проводником возможностей.

Феликс прокручивал в голове историю предательства. Мастер и ученик, учитель и предатель, создатель и исказитель. Тысячи нитей вероятностей, где темнели пятна неизбежного конфликта.

— Значит, в каком-то смысле, я — противоположность Чжан Вэя? — спросил он, собирая осколки правды в единую картину.

— Не совсем, — Михаил склонил голову, отчего световые рефлексы пробежали по его лицу причудливым узором. — Скорее, вы — две стороны одной монеты. Одна и та же сила, направленная в разные стороны. Он стремился подчинять, ты — направлять. Он жаждал власти над реальностью, ты ищешь гармонию с ней.

Михаил сделал паузу, его голос стал глубже:

— Но искушение властью всегда рядом. Особенно когда имеешь дело со скверной.

Феликс обвёл взглядом полуразрушенный храм — молчаливое свидетельство битвы, произошедшей пять веков назад и повторившейся недавно. Время закольцевалось, события отражались друг в друге, как в бесконечной галерее зеркал.

— Почему символ полностью пробудился только сейчас? — спросил он, возвращаясь к своим ощущениям. — Почему не сразу после моего появления в этом теле?

— Потому что печать — живой организм, — ответил Михаил. В его голосе прозвучали обертоны, похожие на звон хрустальных колокольчиков. — Она адаптируется, ищет единение с носителем. Твоё столкновение со скверной в школе Каменного Сердца создало необходимые условия. И, возможно… — он замолчал на мгновение, — …где-то глубоко остатки сознания настоящего Чжан Вэя тоже сыграли свою роль.

От этих слов по спине Феликса пробежал холодок. Мысль о том, что где-то глубоко внутри него может существовать осколок сознания Чжан Вэя, была неуютной.

— Что произошло с его душой? Она просто… исчезла?

— Души не исчезают, — ответил Михаил. — Они трансформируются. Часть сущности Чжан Вэя, вероятно, растворилась в ткани мироздания, как происходит со всеми после смерти. Но какие-то фрагменты могли остаться связанными с печатью — отпечатки памяти, эмоциональные узлы, элементы личности. Недостаточно для самостоятельного существования, но достаточно, чтобы влиять на структуру печати.

Свет в храме изменился — лучи солнца больше не проникали сквозь трещины, а растворялись у самого входа, создавая эффект вечных сумерек. Время здесь текло иначе.

— Я вернул тебя назад во времени, когда Елена погибла, — сказал Михаил, возвращаясь к настоящему. — Это потребовало огромной энергии и дестабилизировало защитный контур. Каждое вмешательство в ход времени критически ослабляет барьер. Я выбрал момент, когда обе ваши судьбы оказались на грани.

Феликс вспомнил ту боль — кинжал, вонзившийся между рёбер Елены, тёмную кровь, растекающуюся по каменному полу, застывающую в её глазах жизнь. Это не было просто горем или печалью — это было ощущение физического разрыва, словно часть его самого умирала вместе с ней.

— Зачем? — голос охрип от сдерживаемых эмоций. — Почему ты решил спасти нас? Двух чужаков в этом мире?

Михаил отвернулся, глядя на циферблат с тринадцатью стрелками — сердце защитного механизма.

— Потому что она нужна этому миру так же, как и ты, — его голос звучал теперь как далёкий звон колокола. — Вы – чемпионы своих богов, но важнее то, что вы нашли друг друга. Это меняет узор вероятностей, создаёт новые возможности.

Он опустил голову, и голос стал тише:

— И потому что я знаю, что значит потерять того, кто тебе по настоящему близок. Этот опыт формировал меня пять столетий. Превратил в то, что ты видишь. Я не хотел этой судьбы для тебя.

Что-то в его словах, в этом едва заметном движении, затронуло Феликса глубже, чем любые объяснения. За металлической оболочкой, за механизмами и шестернями, всё ещё жил Ли Цзянь — человек, потерявший возлюбленную и отдавший человечность ради её мечты.

— Пять веков… — тихо произнёс Феликс, пытаясь осмыслить масштаб такого времени. — Пять столетий ты жил с этой болью. Охранял мир, который забрал у тебя её.

Михаил обернулся, и внутри его глаз шестерёнки на мгновение замедлились.

— Это не благородство, — от его голоса по стенам пробежала рябь, словно сам храм резонировал с его словами. — Это тоже форма эгоизма. Если бы я не продолжал её дело, не защищал то, за что она отдала жизнь — какой смысл был бы в её жертве?

Феликс увидел параллель между собой и этим существом — оба на распутье, оба жертвующие чем-то ради высшей цели. Михаил принёс в жертву не только свою любовь, но и саму человечность — став частью механизма защиты, растворившись в нём настолько, что грань между человеком и устройством стёрлась.

— Спасибо, — просто сказал Феликс.

Михаил кивнул, принимая благодарность.

— То, что сделал Чжан Вэй, нарушило баланс, — сказал он после долгой паузы. — То, что делаешь ты, может его восстановить. Но не в одиночку.

Он плавно развернулся, серебристая кожа заиграла в рассеянном свете:

— После моего последнего вмешательства барьер стал крайне нестабилен. Скверна не ждёт затмения — она просачивается уже сейчас. И Лин… его роль сложнее, чем кажется.

— Лин предаст нас, — сказал Феликс с горькой уверенностью. — Я видел это собственными глазами. Кинжал в его руке, кровь Елены…

— Возможно, — ответил Михаил. — А возможно, твои действия определят его выбор. В этом суть дара Фортуны — видеть возможности и выбирать между ними. Но видение будущего для тебя теперь недоступно.

— Почему? — Феликс сосредоточился и попытался проследить золотые нити вероятностей, связанные с Лином. Они расходились веером, затем размывались, превращаясь в неясные пятна.

Михаил сделал плавный жест, и в воздухе между ними возникло мерцающее марево:

— Ты уже заметил, что твои предсказания не сбываются, когда дело касается скверны?

Феликс вспомнил свои последние попытки использовать дар. Золотые нити вероятностей чётко показывали варианты будущего, связанные с людьми, но превращались в туман, когда он пытался увидеть действия существ скверны.

— Да, — признал он. — Словно смотришь сквозь мутное стекло. Или сквозь воду.

— Твои глаза… — Михаил сделал неопределённый жест, — видят только в спектре этого мира. А скверна… она как свет другой частоты. Ты можешь ощущать её присутствие, но не видеть истинную форму.

Металлические пальцы Михаила сложились в сложную геометрическую фигуру, и в воздухе между ними возник пульсирующий сгусток энергии — ни золотой, ни голубой, а странного переливчатого цвета, словно масляное пятно на воде.

— Я могу предложить решение, — продолжил он. — То, чего никогда не делал прежде. Использовать очищенную энергию Мира Обратных Вероятностей.

Печать на груди Феликса отреагировала немедленно — обожгла изнутри, словно предупреждая об опасности.

— Звучит как весьма сомнительный план, — заметил он, прижимая ладонь к груди. Обжигающая пульсация напоминала о том, что печать — не просто инструмент, а нечто с собственной волей.

— Так и есть, — кивнул Михаил. — Но я годами изучал скверну, очищал её, трансформировал. У меня есть запас преобразованной энергии – сущности скверны, лишённые хаоса, но сохранившие свою инаковость. С их помощью ты сможешь увидеть вероятности, которые обычно скрыты от тебя.

Он поднял руку, и свет вокруг поблек, погрузив храм в сумрак. В этой полутьме тело Михаила засветилось ярче, а в воздухе вокруг материализовались тонкие светящиеся фигуры — бесплотные, с размытыми чертами, оставляющие за собой шлейфы переливающегося света. Они двигались, словно во сне — плавные, текучие движения без усилий.

— Это те самые существа, которые преследовали Чжан Вэя? — спросил Феликс, инстинктивно отступая. От их присутствия по коже пробегали мурашки — не от страха, а от ощущения фундаментальной чужеродности.

— Да, — ответил Михаил. — Очищенные сущности из Мира Обратных Вероятностей. Они не представляют угрозы, но могут служить проводниками, расширяющими твоё восприятие.

Существа медленно кружили вокруг, держась на расстоянии. В их движениях не было угрозы — скорее любопытство, как у экзотических рыб, изучающих нового обитателя аквариума.

— И что будет, если я соглашусь?

— Они станут частью твоего дара на время, — объяснил Михаил. — Через них ты сможешь видеть вероятности не только нашего мира, но и Мира Обратных Вероятностей. Это позволит предугадывать действия скверны, поскольку ты будешь воспринимать реальность в тех же измерениях, что и она.

Одно из существ приблизилось, протягивая полупрозрачную руку к печати на груди Феликса. Он почувствовал странную вибрацию, но не боль — скорее ощущение резонанса, как при ударе в камертон.

— Они… разумны?

— По-своему, — кивнул Михаил. — Они сохранили искру осознанности от своей человеческой природы, но воспринимают мир совершенно иначе. Для них время и пространство текучи, вероятности видны как физические объекты.

Он сделал паузу, и его голос стал серьёзнее:

— Решение за тобой. Но помни — это временный союз. Длительный контакт с энергией Обратной Вероятности опасен даже в очищенном виде. Он может изменить структуру твоей печати непредсказуемым образом.

Феликс замер в мучительном раздумье. Весь его опыт руководителя кричал об опасности принятия столь радикального решения без полного анализа рисков. Бизнесмен в нём просчитывал вероятности, составлял мысленную таблицу “за” и “против”. Но другая часть — та, что сформировалась в этом мире, — понимала: иногда единственный путь к победе лежит через неизведанное.

Он вспомнил уроки мастера Ю о воде, которая принимает форму сосуда, не теряя своей сущности. “Гибкость не означает отсутствие силы,” — говорил старый мастер. — “Вода точит камень не напором, а постоянством.”

Но сейчас речь шла не о воде, а о сущности, противоположной всему естественному. И всё же…

Он посмотрел на свои руки, вспоминая, как они сжимали тело умирающей Елены. Как золотые нити вероятностей рассыпались вокруг них, не предлагая ни одного пути спасения.

— В моём прежнем мире был принцип, — медленно проговорил он. — Лучше сожалеть о том, что сделал, чем о том, чего не сделал.

Он поднял взгляд на Михаила:

— Но есть ещё вопрос. Чем я рискую на самом деле? Своей душой? Рассудком? Или это изменит саму мою суть?

Металлическое лицо Михаила не могло отражать эмоций, но в его позе, в наклоне головы читалось одобрение вопроса.

— Ты рискуешь своим восприятием реальности, — ответил он. — Энергия Обратной Вероятности меняет не столько душу, сколько способ, которым ты воспринимаешь мир. Границы возможного и невозможного размываются. То, что казалось абсурдным, может стать допустимым. И это главная опасность — не потеря души, а смещение моральных ориентиров.

Феликс нахмурился. Именно об этом он и беспокоился — не станет ли он слишком похож на Чжан Вэя? Не повторит ли его путь, пусть и с благими намерениями?

Но он вспомнил Елену, её глаза, когда она отпускала его утром, уверенная, что он вернётся. Её доверие.

— Я согласен, — наконец произнёс он. — Мы не можем позволить себе действовать вслепую против такого противника. Но я хочу, чтобы это… изменение было обратимо, когда угроза будет устранена.

Михаил наклонил голову:

— Я не могу гарантировать полную обратимость. Энергия изменит тебя, как изменила меня и этих существ. Но я обещаю помочь тебе найти равновесие после, если оно будет нарушено.

Феликс глубоко вздохнул, ощущая тяжесть решения. В прошлой жизни он рисковал деньгами, репутацией, иногда — физической безопасностью. Теперь на кону стояло нечто более фундаментальное — его восприятие реальности, возможно, сама структура его сознания.

Но в памяти всплыло лицо умирающей Елены, и сомнения рассеялись.

— Делай, что должен, — сказал он, выпрямляясь во весь рост. — Какова бы ни была цена, я заплачу её.

Михаил кивнул и сделал жест рукой. Светящиеся фигуры медленно двинулись к Феликсу, окружая его плотным кольцом. Печать на груди запульсировала быстрее, соприкасаясь с иной энергией.

— Готов? — спросил Михаил.

Феликс глубоко вздохнул и закрыл глаза.

— Да.

Существа одновременно прикоснулись к нему, и мир вокруг взорвался невидимыми прежде красками и линиями. Феликс ощутил, как его сознание расширяется, захватывая измерения, которых он раньше не замечал. Печать на груди вспыхнула, принимая этот новый источник энергии, трансформируя его, интегрируя в свою структуру.

Внутренние ощущения изменились. Тело стало одновременно легче и тяжелее. В висках пульсировала боль, в глазах резало, словно в них насыпали песка. Волна тошноты поднялась к горлу и схлынула.

Когда он открыл глаза, реальность выглядела иначе. Нити вероятностей больше не были просто золотистыми линиями. Теперь они напоминали живых существ — пульсирующих, дышащих, реагирующих на малейшие изменения окружающего мира. Некоторые извивались как змеи, другие расцветали подобно экзотическим цветам, третьи растекались подобно жидкому металлу.

И среди них он увидел тёмные искажения — следы скверны. Они больше не были просто размытыми пятнами. Теперь он различал их структуру: чёрные вихри, словно воронки, искривляющие окружающее пространство, втягивающие нити вероятностей и выворачивающие их наизнанку. Каждый вихрь оставлял следы — подобие паутины, но с обратным направлением течения.

— Теперь ты видишь, — голос Михаила доносился откуда-то издалека, хотя он стоял рядом. — Видишь то, что скрыто от обычного восприятия.

Феликс медленно повернулся, и движение вызвало каскад новых ощущений. Его собственное тело оставляло след в пространстве и времени — золотистый шлейф, переплетающийся с серебристыми нитями, тянущимися куда-то вдаль, к Елене. Сам храм был окутан тысячами голубых линий, связывающих его с защитным контуром мира. А печать на груди сияла, как мост между измерениями — не просто символ на коже, а живой портал, через который разные реальности соприкасались, взаимодействовали.

— Это… невероятно, — прошептал он, и его голос отозвался эхом вероятностей — десятками вариаций одной и той же фразы, произнесённой с разными интонациями в разных возможных мирах.

Феликс сделал шаг, и пространство вокруг задрожало, словно поверхность воды от брошенного камня. Он увидел, как его действие порождает цепь реакций в узоре вероятностей. Сотни путей разворачивались перед ним, некоторые тут же обрывались, другие разветвлялись дальше. И среди них были странные, искажённые линии, которые нарушали все законы причинности — петли, в которых следствие предшествовало причине, перекрёстки, где противоположные решения приводили к одному результату.

— Это скверна, — понял он, указывая на искажённые узоры. — Её след в ткани вероятностей.

— Да, — подтвердил Михаил. Его голос теперь звучал как сложная музыкальная гармония. — Теперь ты можешь отслеживать её движение, предугадывать её действия, потому что видишь мир через призму обеих реальностей.

Изменённое восприятие ошеломляло, но Феликс не мог игнорировать настойчивое желание исследовать изменения в самой печати.

— Мне необходимо понять, что произошло с печатью, — он поднял глаза на Михаила и коснулся пальцами золотистого узора на своей груди. — Я погружусь в медитацию.

Трансформированный мастер кивнул, его серебристая кожа мягко засветилась в полумраке храма.

— Это верное решение, — тихий металлический перезвон сопровождал его слова. — Только погрузившись в её сущность, ты сможешь полностью интегрировать эту силу.

Феликс опустился на каменный пол, принимая позу для медитации. Голубоватый свет отражался от стен, создавая подобие сумерек — не тьма, но и не свет, переходное состояние между мирами.

Закрыв глаза, он начал контролировать дыхание — плавно, равномерно, позволяя сознанию отделиться от внешних ощущений. Вдох, выдох… С каждым циклом он опускался глубже в собственную сущность.

Сначала он ощутил привычную пульсацию печати, теперь обогащенную новыми ритмами. Если раньше это была монотонная вибрация, то теперь она напоминала сложную симфонию — несколько партий, звучащих одновременно, создающих богатую гармонию противоположностей.

Углубившись в медитацию, Феликс смог визуализировать структуру печати до мельчайших деталей. Перед его внутренним взором развернулась сложная система символов — живой, пульсирующий организм, сотканный из энергетических линий. Золотые и серебряные узоры печати переплетались с тончайшими переливчатыми нитями, напоминающими масляную пленку на воде — элементы энергии Обратной Вероятности.

Но среди этого великолепия он заметил нечто неожиданное — скрытый в самом центре печати спящий символ, окруженный защитными контурами. В отличие от золотисто-серебряного сияния остальной структуры, этот элемент пульсировал темно-багровым, почти черным светом. Его линии были резкими, агрессивными, направленными внутрь.

Феликс мгновенно узнал его — первоначальный спиральный символ, созданный Чжан Вэем. Оригинальная печать, которую показывал Михаил в видениях — инструмент контроля и доминирования. Он не исчез, а словно ушел в глубину, стал частью фундамента, на котором построилась новая структура.

Феликс изучал этот символ со смесью любопытства и тревоги. Что если этот элемент не нейтрализован полностью? Что если он может активироваться при определенных условиях?

Эта мысль вызвала странный отклик внутри — не страх, а нечто более сложное. Тень узнавания, словно часть него знала об этом символе больше, чем должна была.

Влекомый непреодолимым желанием понять, Феликс потянулся сознанием к этому тёмному символу. Его внутренняя рука, сотканная из чистого намерения, медленно приблизилась к пульсирующему центру печати.

Когда его сознание коснулось древнего символа, время замерло. Пульсация печати остановилась. Тишина, абсолютная и бескрайняя, охватила его существо.

А затем тьма начала двигаться.