Метла

Глава десятая. Скромное появление стража химер

1

— Ну и где ты шляешься, Клод? Только не говори потом, что лежал сбитый машиной на окровавленном перекрёстке, — зло сказала Лёля тянущемуся долгими звонками телефону. Она ждала Клода в сквере около памятника уже битый час. Они собирались идти на открытие выставки какого-то друга Клода, он сам предложил ей и даже уговаривал, расписывая яркими красками, как там будет замечательно. А теперь она стояла под равнодушным небом, собирающимся вот-вот разразиться холодным дождём, уставшая и голодная после работы.

Где-то там уже начинался фуршет. Красивые, пахнущие духами мужчины и женщины ходили в большом тёплом зале от картины к картине с бокалами игристого шампанского в руках, звучала настраивающая на прекрасное негромкая музыка. Где-то там, где-то там…

Лёля ещё раз набрала номер мобильного Клода, послушала гудки, крикнула очередное ругательство на голосовую почту и принялась высматривать свободное место на лавочках. Ей очень захотелось хотя бы сесть, гудели ноги, на которых она отстояла восемь часов за окошком с надписью «без рецепта». Лёля попыталась вспомнить смешные случаи, которые произошли с ней на работе, она всегда так делала, чтобы поднять себе настроение, но день был на удивление сер и неинтересен.

Пытаясь найти свободную скамейку, Лёля встретилась взглядом с мужчиной средних лет. Рядом со счастливым единоличным обладателем лавочки стояла большая тележка с покупками из супермаркета. Из тележки, заваленной пакетами, смешно торчали уши плюшевого зайца. Мужчина кивнул:

— Садитесь, я скоро уйду. Жду одного человека. Она скоро должна подойти.

Лёля села на свободный краешек, поправила объёмный вязаный шарф.

— Человеку пять лет, — зачем-то решил уточнить незнакомец. Она, не желая быть невежливой, молча кивнула. Заводить разговор Лёле совсем не хотелось, но мужчина продолжал:

— Дочка моя. Жена бывшая должна привести.

Он вздохнул, кивнув на заячьи уши:

— Если бы все оставались на всю жизнь такими, как дети... Мир был бы другим.

— Это только кажется, — нехотя произнесла Лёля. — Я встречалась с людьми, которые на всю жизнь оставались как дети. Они милы, очаровательны, но никаких долгих дел иметь с ними невозможно.

— Почему? — ошарашено спросил её собеседник.

Лёля пояснила:

— Нет чувства ответственности. Того, что делает нас взрослыми. Сначала всё очень весело и интересно, а потом начинает напрягать.

— Вообще-то, да, — вспомнил о чём-то своём обладатель ушастого зайца. — Но в остальном...

— Поверьте мне, — Лёлю задело за недавнее живое, — остальное не важно, когда вас пару раз мило кинут с детской непосредственностью. Не со зла. А просто потому что. Особенно, когда вы этого не ожидаете.

— Но ведь, — вскинулся было незнакомец, чтобы поспорить, но не нашёл доводов и молча согласился с Лёлей.

Этот человек очень напоминал ей Аркадия. Тембром голоса, рассеянным близоруким взглядом, словно сосредоточенным на явлении, невидимом остальными. Так смотрит Лёлин муж — сквозь людей и предметы — когда погружается в свои формулы и расчёты.

— Вы, случайно, не математик?

Он радостно ответил:

— Был им. Давно. Меня, кстати, Давид зовут.

Лёля промолчала. Несмотря на симпатию, которую вызывал в ней человек, похожий на Аркадия, имя своё она ему сказать не рискнула. Он понял, усмехнулся.

— Понимаю… Каждый вправе охранять своё пространство.

На соседней лавочке сидела женщина с коляской. По потемневшему асфальту голуби гоняли воробьёв, воробьи из-под самого их клюва утаскивали самые лакомые куски хлеба. Хлеб птицам бросала весёлая бабушка с короткой стрижкой ёжиком и одной большой серьгой в ухе. Розовощёкий младенец из коляски тянулся к серьге. Он не хотел никакую из погремушек, напиханных рядом, а жаждал именно серьгу, которую не мог получить.

Мир вокруг Лёли и Давида жил по своим давным-давно установленным правилам, и если и происходили в нём изменения, то происходили незаметно, день за днём, словно кто-то постепенно приучал людей к ним. Лёле эта мысль показалась занятной. Она повернулась к Давиду, чтобы поделиться этим откровением, но он первый огорошил её очень неожиданным вопросом:

— А вы когда-нибудь встречали ангела или демона?

Лёля фыркнула:

— Если вы спрашиваете меня буквально, то определённо нет.

— Ну да, ну да, — рассеянно произнёс Давид. — Это совсем не для вас… Такие встречи.

Лёля согласилась с ним, что в её устоявшейся системе нет места ни ангелам, ни демонам. Вот только если…

— Вот только если в переносном смысле, — сказала она. И вдруг, неожиданно для самой себя спросила. — Скажите, если вдруг объявляется человек, с которым вы когда-то были очень близки, и говорит, что всю жизнь ждал только тебя, это что?

Кажется, её вопрос расстроил Давида:

— А вы думаете, он кто — ангел или демон?

— Определённо не ангел, — грустно ответила Лёля. — Даже рядом не стоял…

— Вам стало радостнее, когда он появился?

Она покачала головой:

— Вот уж совсем наоборот…

— Значит, это не нужно вам, — очень серьёзно ответил Давид. — Если он не вспоминал о вас раньше… Ведь не вспоминал, да? Просто у него сейчас наступили плохие времена, и ему нужно на кого-нибудь опереться. Не нужно вам это, не нужно.

— Не нужно, — повторила Лёля и вдруг, засмущавшись отчего-то, резко вскочила.

— Ладно, всего хорошего. Мне пора.

Давид успокаивающе махнул рукой:

— Я три минуты поговорил с вами, и мне стало легче на душе. Отдохнул с вашим чётким и правильным сознанием. Меня с некоторых пор окружают только химеры, и я счастлив встретить кого-то, не создающего сонм иллюзий. До свидания.

— Меня Ольгой зовут, — почему-то ей сейчас захотелось назвать своё имя.

Лёля уходила в сторону памятника давно умершему поэту, мимо лавочек, на которых сидели люди, люди, много людей, мимо ларьков со свежей выпечкой и ночными рубашками. Она шла в сторону метро, потому что машину оставила на парковке возле своей аптеки. Собиралась же на фуршет с шампанским, на праздник, который ей обещал её личный демон, но так и не попала на него.

На площади стало заметно малолюднее. Давно угрожающий дождь проявился для начала редкими каплями. Сначала с лавочек смело мам и бабушек с колясками, затем устремились к метро парочки и семьи с покупками из ближайшего торгового центра, последними поднялись и улетели воробьи. Впрочем, голуби остались, как всегда, понадеявшись, что все обойдётся.

2

— Нет, Магистр, не нашёл, — кричал в телефон Клод, — Никаких следов. Донор есть, я же говорил, что с ним проблем не будет. Но нет ни куклы, ни образа, ни одного намёка, где искать... Вы должны мне помочь, я вам заплатил полную сумму.

Клод, не похожий на себя, так как был абсолютно трезвый, собранный и подтянутый, сидел в парке на скамейке. Лёля была бы рада видеть его таким: в элегантном пальто, объёмном вязаном шарфе вокруг шеи, классических брюках и тщательно начищенных туфлях. Он словно собирался на какую-то чрезвычайно важную встречу. И хотя это был всего лишь виртуальный разговор, художник его так боялся, что несколько часов даже наводил внешний лоск.

Вечерние фонари заливали светом осеннюю улицу. Шелестели листья. Тихо. Только ветер и шелест листьев. В этой тишине Клод говорил по телефону:

— Вы обязаны! Больше я ждать не могу, — он достиг такого отчаяния, что голос его сорвался на визгливый крик.

…

Поморщившись от голоса Клода Гринат (его бы сразу узнала Соня, видевшая тёмного размытого человека в видениях Зрети), прерывая ставший совершенно невыносимым разговор, положил трубку на старинный телефон с «вертушкой». Он устало откинулся на спинку кресла, и выдохнул сигаретный дым прямо в лицо странному существу, похожему на человека без рук и ног, словно висящему в прозрачном коконе-авоське перед ним. Существо еле заметно поморщилось от дыма, но промолчало. Гринат процедил сквозь зубы:

— Этот сумасшедший художник со своей потерянной любовью совсем заистерил. Заложил всю свою жизнь ради тупой девки, которая сама не знала, что ей нужно, а теперь пытается сложить на кого-то ответственность за глупость и инфантильность... Ладно, что у тебя?

Существо заелозило на месте, пытаясь просительно заглянуть ему в глаза:

— Осталось два дня, Магистр. Я выполнил все ваши условия. Двадцать лет, два месяца и две недели я работал на вас.

В голосе Грината появились ноты угрожающего рычания тигра:

— Ты чем-то недоволен, Обрубок?

Существо затрепетало:

— Нет, нет, что вы... Просто я хотел напомнить вам, что осталось два дня…

— Ты же знаешь, — примирительно сообщил Гринат, — что я всего лишь специалист по внешним связям. Решать будут там.

Он несколько даже пренебрежительно показал рукой с сигарой вверх. Обрубок с благоговением проследил за вознесением сигарного дыма.

— Вы просто очень скромны, я знаю, что вы имеете большое влияние... И вы можете хотя бы намекнуть мне, какое собираются принять решение.

Гринат удивился:

— Неужели ты думаешь, что там только и говорят, что о тебе? О презренном обрубке, когда-то направо и налево раздававшим клятвы, которые он постоянно нарушал?

Существо затараторило, боясь, что опять рассердит патрона:

— Конечно, конечно, нет. Я и не смею так думать. Но напомните, пожалуйста, если будет случай. Прошу вас.

— Скажу по секрету. Думаю, что твой вопрос решится положительно. Только в какой мере...

Обрубок понял с полуслова:

— Вы хотите, чтобы я ещё что-то сделал для вас?

Гринат улыбнулся:

— Ты догадлив. Пожалуй, я подсуну твоё дело вне очереди.

— Прошу, прошу вас... Я… всё… Всё, что угодно, — Обрубок задохнулся от волнения.

3

Не подозревая, какие демоны одолевают Клода, Лёля, борясь со своими страстями, собиралась на работу, первый раз в жизни на неё опаздывая. Это только усиливало нереальность происходящего, внося в её жизнь новое понятие под названием суета. Она бегала из кухни в комнату, спешно одеваясь. Схватив чашку кофе из-под кофеварки, на ходу попробовала отхлебнуть, но обожглась. Громко выругавшись от обиды, Лёля схватила карандаш для глаз, и начала рисовать стрелку на левом веке. Тут её застал стук в дверь, интеллигентный, но беспощадный.

— Нет, ну как не вовремя, — Лёля с одним подведённым, а другим природным глазом подскочила к двери, распахнула её и чуть не завыла от отчаянья, когда увидела на пороге соседку-инопланетянку. Несмотря на свой очередной нереально блестящий наряд, Алёна Фёдоровна выглядела расстроенной, и это спасло её от немедленного изгнания.

— Здравствуйте, Алёна Фёдоровна, — готовая в любой момент сорваться и бежать сказала Лёля, — извините, но я очень тороплюсь.

— Лёлечка, прости, но я просто не знаю, что делать, — чуть не плача прошептала соседка. — Мой толстенький пропал...

— Алёна Фёдоровна, — чётко, как ребёнку, продекламировала Лёля, — мы одни в квартире, не считая Пончика. Можете говорить громко. Ещё раз: что случилось?

— Этот, мой… Я же вам говорила... Толстенький. Пропал.

Лёля начала терять остатки терпения, которое она мужественно собрала перед этим разговором:

— Откуда пропал?

— Отовсюду, Лёля. Не звонит, не приходит. На звонки тоже не отвечает. Недоступен.

— Давно?

— Да уже больше недели, — всхлипнула соседка. — Боюсь, Лёлечка, что я его того...

— Что вы его, Алёна Фёдоровна, того? — не поняла Лёля.

Соседка-инопланетянка покраснела, засмущалась, но выдохнула:

— Переворожила. Я хотела немножко, чтобы интерес не потерял. А потом увлеклась как-то…

Лёля удивилась:

— Вы же говорили, что он вам не нравится?

— Говорила... Кокетничала я, — призналась сквозь жгучий стыд Алёна Фёдоровна.

— Извините, Алёна Фёдоровна, я, действительно, очень спешу. Давайте вечером все обсудим?

Лёля виновато улыбнулась соседке и закрыла перед ней дверь.

Алёна Фёдоровна ещё немного потопталась на лестничной площадке, вздохнула, обращаясь к закрытой двери:

— Такая вот беда…

Слабенькое, еле дышащее эхо, жившее в их подъезде, чуть подхватило её вздох, и сразу же оборвало. Хлопнула входная дверь где-то внизу. Снизу на лестнице послышались знакомые тяжёлые шаги, грузная поступь, перешла в напряжённое дыхание и вскоре внизу показалась голова завуча Светланы Николаевны, которая шла к ней. Чтобы облегчить страдания и одиночество. Алёна Фёдоровна сразу обрадовалась, и тут же широко распахнула свою дверь. И сердце. И холодильник.

Чаепитие двух благопристойных дам проходило на достойном уровне. Причём со стороны Светланы Николаевны стояла чашка с почти выпитым чаем и блюдце с почти съеденным куском торта. На другой стороне стола ни чай, ни даже аппетитный кусок шоколадного бисквита, щедро пропитанный воздушными сливками, были абсолютно нетронутыми, потому что Алёна Фёдоровна ходила по комнате в весьма растрёпанных чувствах, в коих пребывала уже несколько дней.

Светлана Николаевна ей очень сопереживала.

— Алёна Фёдоровна, да не волнуйтесь вы так, — говорила Светлана Николаевна. — Мало ли какие причины могут быть у человека.

— А вдруг под машину попал? Или ещё хуже… — Алёна Фёдоровна даже задохнулась от ужасного предположения, — ...кто-нибудь у него появился?

— Да куда он от вас денется? — деловито отвечала Светлана Николаевна, потянувшись за вторым куском торта. — А на крайний случай, есть у меня одна знакомая ясновидящая, она по фотографии весь расклад про человека может дать. Вы знаете, Алёна Фёдоровна, фото — источник сильнейшей энергетической информации. Вы ей даёте фото, называете имя и дату рождения человека. И все. Чётко формулируете вопрос, и она скажет, что вам нужно о нём знать...

Инопланетянка остановилась.

— Да я ж говорила вам, что не знаю точную дату рождения.

И добавила, чуть смущаясь:

— Мы ещё не настолько были с ним близки.

— Так что ж вы такие важные детали биографии упустили?

Алёна Фёдоровна ещё раз взглянула на фото Сергея Петровича, которое держала все это время в руке.

— Ну как же вы не понимаете, — произнесла в сердцах, что ей тут же и было многозначительно прощено. — А вдруг он бы в ответ меня спросил? И, кроме того, Светлана Николаевна, я уже к одной вашей гадалке сходила. Для прочности, так сказать. И что? После этого моего похода Сергей Петрович и пропал... По крайней мере, из моей жизни.

Светлана Николаевна дожевала кусок торта, шумно отпила уже остывшего чаю, и дамы горестно и задумчиво склонились над уже потрёпанным фото Сергея Петровича.

4

Лёлин день, полетевший к чёрту с самого утра, продолжал своё движение в том же направлении. Весь город решил именно сегодня, если не заболеть, то прикупить впрок чего-нибудь ненужного как раз в Лёлиной аптеке. Покупателей было так много, что к концу дня лица и названия препаратов уже смешались в её голове. Очередь же к окошку, за которым металась к стеллажам с лекарствами и обратно Лёля, не становилась меньше, а только все росла и росла.

Но самое ужасное ожидало Лёлю к концу рабочего дня, когда она уже потеряла бдительность, и решила, что все плохое на сегодня судьба ей уже выдала. Не тут-то было!

За полчаса до закрытия в аптеку пришёл Клод. Громко хлопнул входной дверью, растолкал очередь, продвигаясь к окошку. Он был непоправимо пьян, с ужасом осознала Лёля. Очередь негодовала, но наблюдала за происходящим с любопытством.

— Прекрасная аптекарша, а не хотите ли вы прогуляться? — он навалился на окошко и ту часть очереди, что стояла рядом. Говорил он хмельно и вязко растягивая слова. — Я покажу вам звёзды, и, может, достану с неба луну...

— Подождите меня, пожалуйста, вне зала, — строго сказала ему Лёля.

Клод пьяно заржал, видно считая себя в этот момент очень остроумным:

— Где, где? Вне чего?

У Лёли сдали нервы, и она рявкнула:

— На улице!

Очередь начала роптать уже не на шутку. Лёля отвернулась от Клода к покупателю, разговор с которым он прервал.

— Так, значит, вам левомицетин? — спросила, вспоминая.

Строгая женщина в сером берете произнесла раздражённо:

— Я же, наоборот, сказала, что ребёнок плачет, когда капаю. Я попробовала на себе, он очень болезненный. Неужели у вас нет аналогов для лечения конъюктивита? Не таких жёстких?

— О, у неё чего только нет! — тут же вмешался Клод в разговор. — Правда, Лёль? У неё такое есть!

Лёля взмолилась:

— Уйди, пожалуйста! Подожди меня на улице. Я очередь отпущу и выйду.

— Девушка, сколько я могу ждать? — совсем разозлилась строгая женщина в берете.

Клод состроил печальную физиономию:

— Мне скучно там будет одному.

Пьяно качнулся, удерживаясь, схватился за строгую женщину.

— Уймите вы уже своего кавалера... — взвизгнула она, отмахиваясь от него.

— Извините, минутку, — Лёля от разъярённой женщины повернулась к Клоду, — выпей кофе. Тебе не помещает.

— Это уже чёрт знает что, — отряхивая с себя пьяные прикосновения, пробурчала покупательница.

— Я пуст, — заныл Клод. — Всё отдал за невыполнимую мечту, теперь я пуст даже на чашку кофе.

Лёля быстро достала из-под прилавка сумочку, и сунула Клоду в окошко первую попавшуюся бумажку из кошелька. Купюра оказалась пятитысячной. Пьяный художник выхватил деньги из Лёлиной руки и направился к выходу.

— А не много будет? — закричала Лёля ему вслед.

— Я и тебе кофе возьму, — бросил небрежно через плечо Клод.

Когда он ушёл, в аптечном зале нависла многозначительная тишина. Вся очередь сочувственно уставилась на Лёлю. Она сквозь дикий стыд, растерянность и жалость к бездарно потерянным деньгам, попыталась прийти в себя.

— Так, значит, левомицетин? — в который раз спросила Лёля строгую женщину в сером берете.