Метла

Глава шестнадцатая. Соня знакомится со Странником

1

С метлой наперевес и кульком с пирожками в дом стремительно запорхнула раскрасневшаяся и несколько растрепавшаяся от полёта Соня. Она с удивлением посмотрела на диван, где тревожно посапывал Сергей Петрович, и перевела вопросительный взгляд на Лешего.

— Привет, — для начала произнёс он, — я рад, что тебе удалось выбраться.

— Ты же позвал, как я могла не прилететь? А это...

Соня кивнула на спящего Сергея Петровича.

— Это, собственно, и есть наша сегодняшняя загадка, — Леший насмешливо посмотрел на неё. — Но ты, наверное, как всегда, голодна после полёта?

Соня торжествующе махнула пакетиком с пирожками.

— Я подготовилась.

Она шмякнула пакетик с пирожками на стол, юркнула в кресло, повозилась немного, уютно устраиваясь, закуталась в плед и строго сказала Лешему:

— Рассказывай.

Пустынная улица перед домом заливалась первыми лучами солнца. По ней неторопливо, но уверенно и с достоинством шествовал слепой пёс Флик, очевидно, возвращаясь с какого-то важного дела.

Иногда он чуть порыкивал в пустоту, словно строжился над кем-то невидимым никому, кроме него. Заливались первые птицы, встречая рассвет. Остановившись перед изгородью, за которой скрывалась антикварная лавка, пёс отрывисто и одноразово рявкнул. Прислушался к состоянию по ту сторону забора, склонив седую голову набок. Когда из-за ограды послышался неистовый гневный лай, он удовлетворённо повёл носом. Оставив Агасфера бесноваться самому по себе, Флик привычно толкнул носом калитку в свой двор и удалился вглубь сада.

Практически следом за ним на улице появилась Жанна. Она шикнула без особого результата на запертого, а оттого негодующего Сфера, и тоже направилась к дому Лешего. В отличие от целеустремлённого Флика, Жанна топталась и мялась перед домом, вся в переживаниях за Сергея Петровича. В раздумьях то открывала, то закрывала калитку.

С одной стороны, ей было неудобно тревожить людей в такую рань, с другой — она видела в окне силуэты. И хотя не могла издалека рассмотреть, кто именно маячит бодрой тенью за окном, считала своим долгом участвовать в волнующих событиях, которые стали происходить в её любимом городе. Всё-таки врожденная вежливость победила, и, немного постояв перед калиткой соседа, Жанна развернулась и пошла домой.

Только она удалилась, на улице появился Альфред. Всё — и его цепкий взгляд, и вкрадчивые движения, и глубокомысленная походка — говорило о том, что антиквар вышел на слежку за Жанной. Буквально по её недавним следам он подошёл к калитке, глубокомысленно полюбовался на светящееся окно, многозначительно крякнул, повернулся и отправился прочь.

Но те, которые отсвечивали бодрствующими силуэтами в популярном этим утром окне, даже не догадывались о параде людей и зверей перед домом. Когда Леший закончил рассказывать Соне историю Сергея Петровича, она уже успела съесть три пирожка. Или четыре... Она не считала.

— Посмотри внимательно, ты его не узнаешь? — тихо кивнул Леший на спящего. Соня старательно посмотрела на Сергея Петровича. От взгляда он как-то тревожно заворочался, зашлёпал губами, даже во сне забеспокоился. Соня быстро отвела глаза.

— Может, и видела, когда… Но не помню. Внешность у него такая… типичная.

— Ты должна быть с ним как-то связана, — упрямо и убеждённо сказал Леший. —Явно он по твоим следам сюда прорвался.

Соня задумалась, но память её все так же молчала:

— А почему он у тебя спит? Он же здесь дом купил…

— Наотрез отказался идти туда. Все, что связано с посудной лавкой, вызывает у него панический ужас.

Соня посмотрела на Сергея Петровича с жалостью:

— Где-то я его понимаю.

И, полная понимания и сочувствия, опять потянулась к пирожкам.

— Так посмотри. Ты же можешь…

Соня скорчила недовольную гримасу, из которой Леший должен был вынести её мнение относительно своего предложения. Он ничего не вынес, а только легонько ударил её по руке с пирожком:

— Соня, ведьмы не должны толстеть. Они злые и худые.

— Какие у тебя есть предложения?

— Ты быстренько вспоминаешь, откуда можешь знать Сергея Петровича, а я делаю тебе замечательный сюрприз.

Она оживилась:

— Насколько замечательный?

Леший развёл руки в разные стороны.

— Вот настолько!

Соня вздохнула. Надежда на то что, по крайней мере, сегодня, её не заставят подглядывать в замочную скважину на личную жизнь совершенно чужих ей людей, умерла. Соня всегда боялась, что она может увидеть что-нибудь уж совершенно не предназначенное для её глаз. И очень не хотела лишний раз бросать вызов судьбе.

Тем не менее она вытерла руки, осторожно подошла к спящему Сергею Петровичу. Стараясь не потревожить его, запустила ладони в диванные подушки и достала Зреть. Лешему не нравилась эта её привычка перед уходом прятать шар с глазом между валиками и думками, но ничего поделать он не мог. Что-то в Соне твёрдо было уверено: место Зрети, пока они разлучены, именно там. Кроме того, глаз хорошо высыпался в темноте и упругой мягкости.

Зреть сегодня была настроена добродушно. Она не стала делать непонимающий вид, чего от неё хотят, и добросовестно показала историю любви Сергея Петровича и Алёны Фёдоровны. Остановилась как раз на том месте, где прекрасная ворожея на лестничной площадке уставилась на захлопнутую Лёлей дверью.

Соня удивилась, но честно всё передала Лешему.

— Значит, здесь замешана твоя подруга?

— Да как она замешана? Просто её знакомая воздействовала на этого типа. — Соня кивнула на Сергея Петровича. — По-моему, любовная магия. Хотя я и не понимаю, зачем... Не орёл.

Желая убедиться в своей правоте, посмотрела на него ещё раз:

— Нет, точно не орёл.… В общем, по нему ментально долбанули со всей дури. К бабке не ходи, все проблемы от этого.

2

Сергей Петрович проснулся с какой-то непонятной надеждой, что ему только что приснился плохой сон, а когда он откроет глаза, то окажется, что всё это так и осталось просто ночным кошмаром. Пусть даже ужасным и невероятным, но только сновидением.

Увы. Перед глазами проснувшегося Сергея Петровича была все та же совершенно незнакомая комната.

За столом сидела, уминая пирожки, незнакомая ему, немного растрёпанная и чуть безумная женщина, а перед этой незнакомкой взад-вперёд, вытягивая длинные ноги, как циркуль, ходил его недавний собеседник со странным именем. Сергей Петрович обречённо закрыл глаза опять, притворяясь спящим. Он не хотел ни думать, ни с кем-либо говорить сейчас, но сквозь печаль и одиночество до него все равно доносились их голоса.

— Всё, что тебе нужно, — увещевал Леший, — найти эту горе-приворожительницу, и попросить её дать обратный ход. А потом одолжить метлу на пару часиков.

— Да бери ты метлу хоть насколько, — тараторила любительница пирожков. — А вот что я с его пассией буду делать? Допустим, я её найду…

Возникла пауза.

— Леший, — женский голос стал строгим, — не радуйся, я сказала — допустим. И что я ей скажу? Есть какая-то иная реальность, куда я летаю на метле, и предмет ваших воздыханий сейчас находится именно в этой другой реальности? Ты представляешь, что она обо мне подумает?

Голос Лешего сделал предположение:

— Можно сочинить легенду поправдоподобнее.

— Врать нехорошо, — перебил его женский голос. — И мыслей у меня на этот счёт никаких не имеется.

Сергей Петрович не в силах больше терпеть свалившийся на него ужас бытия, приподнялся на диване и произнёс голосом полным страданий:

— Так, значит, всё-таки другая реальность? О, боже! Теперь я точно знаю, что сошёл с ума...

С жалобным стоном и без сил он опять опустился на диван и закрыл глаза.

***

Соня посмотрела на него с удивлением, затем перевела взгляд на Лешего и, вспомнив кое-что приятное, потребовала уже строго:

— А кстати, где сюрприз?

Леший приложил палец к губам и потянул её на веранду во внутренний дворик.

Это был самый странный человек из всех, кого Соня когда-либо встречала в жизни. Во-первых, у него видна была только одна половина лица, потому что вторую закрывала длинная, совершенно седая чёлка. Чем-то он напоминал Флика. Только один прозрачно-бирюзовый глаз смотрел на мир отстранённо из-под густой, лохматой брови. Голос у него тоже был какой-то непричёсанный, лохматый, и только он начинал говорить, сразу один только тембр внушал неясную тревогу, которая росла по мере проникновения разума в сказанное им.

Он сидел на веранде с внутренней стороны двора, в старом плетёном кресле, в самом тёмном углу под навесом из подсохшей виноградной лозы, практически невидимый.

— Знакомься, Соня, это мой хороший знакомый — Странник. Он изредка навещает меня, когда бывает в наших краях, — сказал как-то очень значительно Леший, — А это, Странник, моя хорошая знакомая Соня. Не только симпатичная, но очень даже неглупая ведьмочка.

Лохматый Странник что-то промычал себе под нос, видно не ожидая застать такую толпу всякого разного народа у Лешего. Наверное, он явился, чтобы скоротать ночь в дружеском приятном общении с кружкой знаменитой сливовицы.

— Вы издалека к нам? — вежливо спросила Соня, которой тоже сегодня не очень понравилось перенаселение у Лешего.

— Соня, Странник бывает в таких местах, что тебе и не снилось. Он может рассказать очень многое. Жалко, что он, в основном, молчит.

Странник опять странно замычал. «Да он немой!», — поняла вдруг Соня.

Она потянула Лешего обратно в дом, тихо спросила:

— А кто он вообще такой?

— Душа. Очень редкая душа, которая все время проводит в странствиях, и нет для неё правил. И он может ответить на некоторые твои вопросы. Есть теории, что души перерождаются, в каких-то религиях они уходят в ад или рай, а его душа — всегда то, что есть. То ли забыли о нём, то ли рукой махнули. Такая вот ошибка природы. Перебирается из одного мира в другой, нежится во вневременных потоках, телепается неспешно в безвоздушном пространстве. Ты представь, что у него за плечами мириады звёзд, несметное количество миров. А то, что он странный, так и имя ему — Странник.

— Но почему он не говорит? Мычит, порыкивает, как Флик?

— А это и есть проклятие вечного Странника — молчание. Видел множество миров, а рассказать никому не может. Не может ни с кем поделиться.

Соня уже с интересом с веранды рассматривала важного гостя. Тот сидел, набычившись, бормоча что-то сам себе.

— А что, написать он об этом не может? Или нарисовать? Или спеть, на худой конец?

— Не может, Соня. Только ты со своим невероятным внутренним зрением можешь вместе с ним много чего увидеть. Но если хочешь что-нибудь от него узнать, ты должна поклясться ему самой страшной клятвой, что никогда никому не расскажешь! Ни под каким видом не расскажешь то, что узнаешь. Сможешь выдержать? Всё дело в том, что клятва твоя будет не пустой. Если нарушишь, то сто процентов, всё, чем клялась, исполнится.

Соня была истинной женщиной, а значит, нисколько не сомневалась, что уж она—то точно умеет хранить секреты.

— Ну, я вижу на твоём одухотворённом лице полную решимость. Что ж, пошли.

Они вышли на веранду, где сидел мрачный и погруженный в себя Странник, нисколько не обеспокоенный их шептанием в коридоре.

— Она может поклясться, — сказал Леший. — Я её предупредил.

И повернулся к Соне:

— Вслух можешь не говорить. Просто подумай про себя.

Соня зачем-то набрала в лёгкие побольше воздуха, зажмурила глаза и подумала: «Если я расскажу кому-нибудь про Странника, то никогда больше не увижу Лешего, Жанну, Фреда. И Флика». Она открыла глаза:

— Готово.

Странник жестом показал ей на ещё один старый плетёный стул возле себя. Соня придвинула к нему кресло, села. Когда он взял её за руку, она невольно закрыла глаза. Руки его были мягкие и тёплые. Приятные такие руки. Светлые пятна на тёмном фоне, прыгающие лучи, что всегда появляются, когда опускаешь веки, сначала просто суматошно скакали где-то на дне глазного яблока, затем приобрели постепенно определённое направление. Они полетели светящимся каскадом куда-то в глубину самой Сони. За этой её глубиной, физически ощущаемой, открылось ещё одно пространство — тёмное, казалось, безграничное. Новая Вселенная рвалась из Сони в первозданный мир. Закрутились коридоры бесконечности, и Соню выбросило изначальной силой в беспросветную пустоту.

Вернее, Соня скорее догадалась, чем увидела, потому что все вокруг было никакое. Ибо ничего не было. Настолько, насколько может не быть ничего. Она закричала и, выкарабкиваясь из сгущающейся атмосферы, попыталась открыть глаза.

— Расслабься, ничего страшного с тобой не случится. Иди за мной, — раздался на удивление ясный и чёткий голос Странника. Соня постепенно обрела ощущение своей руки и успокоилась. Теперь уже, чувствуя поддержку, она парила в чём-то чернильном, обволакивающем. Словно в бесконечной кастрюле с чуть остывшем супом. Ненавязчиво наталкиваясь на бесформенные сгустки, на ощупь похожие на огромные куски плавающей в этой кастрюле картошки.

«Ассоциация типичной домохозяйки», — с горечью подумала Соня, — «Нет, чтобы проникнуться торжественностью момента, а я тут про суп думаю. Наверное, потому что так спешила, что поужинать не успела».

Странно, но ей даже в голову не пришло спросить Странника, куда, собственно, он вообще её сопровождает. Внутреннее зрение потихоньку привыкало к темноте. Сквозь неё, словно в вечерних окнах абажуры, зажигались тусклым рассеянным светом звезды. Не успела Соня привыкнуть к этому ощущению свободного парения, её мягко, но настойчиво завертело в невидимую спираль. Сначала лениво, а потом все быстрее и быстрее, стремительнее и стремительнее, она падала, увлекаемая все той же силой, на неведомое, но предполагаемое дно. Соня забарахталась было, но сразу поняла, что сопротивляться бесполезно, и, покорившись судьбе, сложила руки крест-накрест на груди. Впрочем, падение скоро кончилось.

И Соня увидела перед собой в туманной мгле пятно, от которого шло чистое сияние. Оно надвигалось на неё или она стремилась неудержимо к этому пятну — сложно было сказать. Хрустальный, безукоризненно белый шар падал на Соню, меняя свои очертания. Сияние уже достигло её лица настолько, что стало больно глазам. Соня поняла, что уши режет необыкновенная тишина. В этой тишине, прислушавшись, можно было даже уловить биение пульса. Пространство не было гладким, оно колебалось, изгибалось, выгибалось. И эти волны создавали изумительно прекрасную музыку. Музыку тишины.

И только тогда, прикрыв глаза от режущей белизны газообразного шара, она спросила Странника:

— Где мы?

— Смотри внимательно, — прозвучало в ответ.

И тогда Соня смогла увидеть на поверхности шара такие же чистые, белые силуэты. Они оказались невероятно огромными, и колыхались в немой белой чистоте, изо всех сил пытаясь удержать свою форму. Неясные очертания напоминали человеческие силуэты.

— Это мой мир, — с нежной тоской сказал Странник, и голос его дрогнул. — Здесь я впервые помню себя. Самое начало, Соня. Рождение Расы Лунного света. Я появился в кристально-чистом мире, который ещё не ведает греха. Тени теней Богов, светлые, как ангелы. Начало человечества.

Белые и чистые как ангелы Тени теней в полной тишине вдруг повернулись в сторону Сони и Странника. Заколыхались в завихрениях туманности тонкие очертания рук, то ли отталкивая, то ли приглашая к себе.

— Они нас видят? — удивилась Соня.

— Обычного зрения у них нет. Но оно им не нужно. Так же, как и речь. Так же, как дыхание. И многое другое, без чего существование вас, их потомков, невозможно. Они существуют в совсем других обстоятельствах. Тени теней ещё несут в себе мудрость своих родителей, у них есть абсолютное знание. Пройдёт ещё даже невозможно представить, сколько времени, прежде, чем они познают материальный ад, искупительный грех, очищающее страдание. Тогда они, то есть вы, потеряете абсолютное зрение. Что взамен?

Он словно прочитал невысказанный Соней вопрос.

— Не скажу. Не обижайся, Соня, но ты счастлива своим неведением. Зачем тебе неизбывная тоска?

Странник потянулся в немом отчаяние в свой мир. От него исходили волны невероятной тоски по тому, что нельзя вернуть. Соня недоумевала: как можно так страдать по этому кристально белому газообразному шару без рек, деревьев, собак, пирожных, уютных вкусных кафешек? Разве это Земля? Бродить, расползаясь, все время собирая себя в форму, в полной тишине, среди таких же светящихся бесплотных моделей будущего человечества... Ни с кем не перекинуться шуткой, не поругаться, никого не полюбить? Она не понимала прелести этого холодного чистого мира. Без целей, желаний, любопытства. В придачу ко всему, отягощённой каким-то абсолютным знанием. На секунду Соне показалось, что запахло фурацилином. Или карболкой. Может, йодом. Стерильность родильной комнаты. Запах рождения человечества.

— А что было раньше? — спросила она у Странника.

— Раньше, не знаю. Меня не было раньше.

— Ну, Странник же... — протянула чуть капризно Соня, и тут пространство содрогнулось, словно большой пушистый ковёр встряхнули, как следует. Прорезая серую пустоту, к белоснежно—хрустальному Глобусу нёсся вихрь холодного огня, пожирая клочки туманов на своём пути.

— Это первый огонь. — С восторгом сказал Странник. — Это я точно помню. Сейчас с него спустятся Лунные прародители, и тут такое начнётся!

6

Очнулась Соня всё на той веранде. Рядом сидел Леший и смотрел на неё без всякого выражения на лице. Странника же не было.

— А где он? — выдохнула Соня первое, когда очнулась настолько, что смогла говорить.

— Ушёл. На то он и Странник.

— Леший, он мне свою родину показал. Почему? Я же для него совершенно чужой человек. А его тоска такая личная…

— Для него все чужие. Он решил, наверное, что ты сможешь понять его тоску.

Соня и Леший спустились с веранды на солнечные тропинки сада.

— Леший, — позвала Соня тихо и ненадолго замолчала.

— Леший, — опять начала она после паузы, — мы договорились, что я никогда об этом не спрашиваю и принимаю всё за сон или галлюцинацию, но все-таки...

Он поморщился словно от досады или боли:

— Воплощённые фантазии, Соня… Твои сбывающиеся химеры.

Она немного обиделась:

— Опять ты про химер и воображение. Можно подумать, что я совсем прямо идиотка... У меня, между прочим, универ за плечами. Правда, диплом обычный, вовсе не красный.

Леший засмеялся:

— И хорошо, что диплом. Значит, я могу тебе втюхивать про параллельные миры и входящие друг в друга Вселенные. Выбирай, что тебе ближе, и во что ты можешь поверить.