Мы будем первыми! Родное небо

Глава 20 Полет

— Как думаете, куда нас отправят? — задумался Лёха, когда мы всем блоком собрались на кухне завтракать перед первым днём практики.

— Лишь бы не заторы на речке убирать, — шумно выдохнул Артём. — Мне прошлого раза с головой хватило. Я на следующее утро после этой вылазки руки не мог разогнуть.

Я помнил выездную волонтёрскую акцию к реке Белая этой весной. Мы здорово потрудились там и сцепились с Меркуловым, а на следующий день у меня ныли все мышцы, хоть я и старался поддерживать себя в хорошей физической форме. Руслан даже ухом не повёл и чувствовал себя как ни в чём ни бывало, а вот Тёма едва с кровати слез и опоздал на пары, поэтому я отлично понимаю почему он не хочет повторения.

— Держите нос выше! Думаю, мы отправимся смотреть аэропорт. И потом, нам скоро летать. Нужно хоть в глаза увидеть эти самолёты, взлётно-посадочную полосу и проникнуться мыслью, что скоро поднимемся в небо.

— Мих, тебе бы стихи писать, а не ракеты проектировать, — произнёс Абрамов, не разделяя моего оптимизма.

— Да что гадать? Скоро узнаем, — оборвал нас Руслан.

Беседа заглохла, и остаток завтрака мы провели погружёнными каждый в свои мысли.

Мои догадки подтвердились, стоило нам прибыть в академию. Рязанцев и Смирнов загадочно улыбались, а потом пообещали устроить нам экскурсию на аэродром. Немного позже, когда за нами приехал транспорт, стало понятно веселье наших наставников.

— Знакомьтесь, молодёжь, легендарный ЗИЛ-157 с бортовым кузовом, — торжественно произнёс Рязанцев, осматривая старичка, которого я застал ещё в прошлой своей жизни. Если бы не горящие от радости глаза декана лётчиков, я бы решил, что он издевается. — Именно на таких мы с Иваном Степанычем в бытность курсантами ездили на аэродром. Вот, откопали для вас раритет, чтобы вы прониклись духом ушедшей эпохи. Пусть это будет маленькой традицией.

— А эта штуковина точно до аэродрома доедет? — поинтересовался Коля Золотов, скептически разглядывая трёхосный грузовик.

— И не только до аэродрома, он всю нашу необъятную страну пропахал. У этой машины пробег, чем на машинах у ваших отцов. Всё, хватит языками чесать, запрыгивайте!

Рязанцев устроился в кабине рядом с водителем, а Смирнов полез в кузов вместе с нами. Казалось, Иван Степаныч ненадолго забыл о своём статусе и снова вернулся в годы своей молодости, потому как всю дорогу отпускал шуточки и болтал без усталости. Лишь когда впереди замаячило здание новенького Ворошиловградского аэропорта, Смирнов взял себя в руки и напустил на себя важный вид.

Поездка на стареньком ЗИЛе стала хорошей проверкой нашего вестибулярного аппарата, которую прошли далеко не все. Двух девчонок немного подташнивало после поездки, поэтому пришлось усадить их на стулья и подождать, пока они придут в себя, прежде чем продолжить экскурсию.

Но ожидание стоило того! Вдали от аэропорта был оборудован отдельный аэродром со своими взлётно-посадочными полосами и ангарами. Здесь же стояли самолёты, на которых нам предстояло полетать: четыре красавца Л-39. Да, пусть они были далеко не новенькими, но выглядели безупречно. Иначе и быть не может — не соответствующий требованиям самолёт просто не допустят к полётам.

— Сегодня вы можете осмотреться, но за штурвал вас не пустят, — пояснил Смирнов. — Зато можете посмотреть как летают ваши сверстники. Думаю, если вы увидите как они успешно справляются с заданием, у вас отпадёт страх перед полётами, ведь сомнения тольуо у вас в сознании. Всё, что нужно, вы уже получили на занятиях.

На взлётно-посадочной полосе толпились лётчики, ожидая приказа. Среди них я заметил и Макса Фомина, который махал мне рукой. Рязанцев умчался руководить полётами, а к нам присоединился куратор. Именно Быкову предстояло следить, чтобы мы никуда не влезли пока Иван Степанович и Лев Михайлович готовят лётчиков.

Парни явно волновались перед первым полётом в своей жизни, хоть и пытались сохранять лицо и не показывать волнения. Самолёт, на котором Рязанцев взлетел с первым студентом, провожали глазами абсолютно все. Ничего особенного они не делали, просто поднялись в небо, сделали три круга и приземлились обратно. На всё ушло не больше получаса. В принципе, для первого раза и этого достаточно.

Когда парень выбрался из кабины пилота и направился к нам, его обступили плотным строем.

— До сих пор руки трясутся! — поделился впечатлениями лётчик.

— Как всё прошло? Как ощущения от полёта?

— Шея затекла просто невероятно. Летать на симуляторе и на реальном самолёте — совершенно разные вещи. По крайней мере, ощущения совсем другие. Тебя буквально вдавливает в кресло пилота, хоть самолёт и не шибко мощный.

— Рязанцев часто брал на себя управление? — интересовались остальные.

— Во время взлёта пару раз вмешивался, чтобы мы нормально взлетели, и во время посадки немного помог справиться, а в остальном я всё время управлял сам.

Минут через пятнадцать приземлился второй самолёт, на котором инструктором был Смирнов, и толпа обступила нового героя.

Когда настала очередь Фомина, Макс надкусил яблоко и протянул его мне.

— На, поффеши! — прошамкал Рыжий.

— Чего?

— Подержи, говорю! — ответил Фомин, проглотив кусок. — Примета такая. Нужно надкусить что-нибудь, а доесть, когда вернёшься из вылета.

— Макс, ты ещё за штурвал даже не сел, а уже приметами обзавёлся, — осадил я бывшего однокашника.

— Это база, брат. С неё всё начинается. Ладно, мне пора!

Фомин уверенно устроился в кабине вместе с Рязанцевым и отсалютовал нам рукой. Их самолёт медленно покатился по полосе и начал брать разгон. Слишком медленно. Макс явно не спешил и заставил нас волноваться.

— Не успеет набрать высоту! — выкрикнул кто-то, не в силах сдерживать эмоции.

— С Михалычем всё успеет, не дрейфь! — успокоил всех Смирнов, который ждал времени своего вылета, а сейчас наблюдал за взлётом.

Видимо, Рязанцев взял управление на себя, потому как самолёт плавно оторвался от земли и пошёл вверх. А на посадку Фомин явно заходил сам, потому как сделал широкую дугу и делал всё очень дёргано, за что получил массу критики от Рязанцева после полёта.

Остальные улыбались и отпускали шуточки в адрес Фомина, но Лев Михайлович осадил особо острых на язык:

— Я на вас посмотрю, когда вы за штурвал сядете!

Ребята мгновенно затихли, а затем переключились на самолёт, которым управлял Смирнов. Мы проторчали на аэродроме больше четырёх часов, но никто даже не заметил как пролетело это время. Казалось, мы попали совершенно в другой мир, в котором есть только небо, самолёты и взлётно-посадочная полоса. И только когда полёты закончились, навалилась усталость и желание перекусить.

— Макс, как ощущения? — поинтересовался я у друга, когда мы шли обратно к автобусам. К счастью, ЗИЛ куда-то отогнали и ехать обратно нам предстояло с комфортом.

— Здорово! Хотелось бы ещё полетать, но придётся подождать, пока остальные группы отлетают по первому разу. Рязанцев, конечно, выписал по первое число, но в целом похвалил. Правда, самому полетать нескоро выйдет. Дай бог, в следующем году доверят. Сказали, что нужно минимум двадцать часов налетать по кругу, а за летнюю практику у меня всего шесть выходит.

— Слушай, а почему самолёта четыре, а летают только Рязанцев и Смирнов?

— Так ведь некому больше! Только у них разрешения на полёты с курсантами есть. Говорят, кто-то ещё из академии получает разрешение, а к следующему году ещё людей попытаются найти.

— А что с Меркуловым? Что-то его не видно.

Я интересовался не из-за праздного любопытства. После того, как его отца арестовали по моей наводке, Константин мог затаить смертельную обиду и готовить какую-нибудь подлость.

— А ты разве не знаешь? — удивился Макс. — Перевёлся Меркулов!

— Как это? Куда?

— В Воронеж. Как только случилась вся эта история с отцом, он смекнул, что больше ему в академии делать нечего: отца, который бы решал его проблемы, рядом нет, а репутацию среди парней он порядком испортил. Так что теперь Константин начнёт с чистого листа. Правда, сразу попадёт на второй курс, ведь сессию у нас он закрыл.

— Выходит, Воронеж настолько его впечатлил во время поездки, что Меркулов решил туда перевестись.

— А я думаю, что у него просто не было иного пути, — высказал своё мнение Макс. — Костя бежал не куда, а откуда.

— И это может быть, — согласился я. — Да и пёс с ним, с тем Меркуловым. У нас впереди полёты, и я не могу дождаться, когда сам сяду за штурвал самолёта!

Проторчать всю практику на аэродроме за просмотром полётов нам не дали. Следующие три дня мы провели за изучением двигателей самолётов. Просмотрели техническую документацию, посмотрели на работу диспетчеров, а затем пустили в святая святых — ангар, где пассажирские самолёты дожидались своего часа. Здесь за их состоянием следили механики. Именно эти ребята многое рассказали нам о двигателях и фюзеляже. Мне здорово пригодились знания по аэродинамике, авиационным приборам и воздушной навигации, чтобы понять о чем идёт речь, но я видел, что многие студенты не понимают и половины сказанного.

Здесь же столкнулись теория и практика, когда Быков, имеющий учёное звание доцента, заваливал вопросами механиков со средним специальным образованием, а они находили что ответить нашему куратору. Да так, что тот иногда терялся, а мужики широко улыбались, искренне радуясь, что заткнули за пояс любопытного выскочку.

В перерывах между занятиями я пытался выманить Дашу погулять, но девушка отказывалась, ссылаясь на усталость после практики. Чем же они там занимаются, что у неё нет сил даже на вечернюю прогулку? Может, у неё появился другой кавалер, а мне она просто не хочет об этом говорить? Тогда вдвойне обидно, ведь это она вилась вкруг меня целый год, а теперь остыла.

На пятый день практики нам снова позволили присутствовать на полётах, но время поставили на два часа дня. Перед нами должны были по второму кругу пройти полёты с инструктором у лётчиков, поэтому я примчался на аэродром с самого утра и с удивлением обнаружил здесь с дюжину ребята с моего курса. Выходит, им тоже было интересно что здесь происходит.

Несмотря на значительно больший опыт, лётчики тоже волновались. Правда, уже перед взлётом волнение отступало, и всё происходило как по маслу. Сказывалась и поддержка инструкторов, которые своими шутками разряжали атмосферу. Их уверенность передавалась и студентам.

— Всё просто, вы же на тренажёрах проходили обучение! — подбадривал Иван Степанович. — Вот тоже самое, только в кабине самолёта. Тем более, по разу уже летали.

Один за другим лётчики нарезали положенные полчаса и освобождали места следующим. Одним из последних лететь предстояло Фомину. Макс особенно много шутил сегодня и не замолкал. Он всегда был балагуром, но в этот раз в нём говорило волнение. Явно было заметно, что после первого не совсем удачного полёта ему хотелось исправиться.

— Ну, мне пора! — произнёс Рыжий, когда Смирнов направился к их самолёту.

— Удачного полёта! — ляпнул кто-то из наших, выведя Макса из себя.

— Дурак что ли? — взбесился он. — Нельзя желать лётчику удачного полёта — беду накличешь.

Фомин покрутил пальцем у виска и направился на взлётно-посадочную полосу, где его уже дожидался Степаныч. Похоже, некоторые приметы всё-таки имеют свойство сбываться, потому как уже на взлётной полосе Ивана Степановича с Максом ждал неприятный сюрприз. Стоило им открыть кабину самолёта, оттуда выпорхнул голубь.

— Кто следил за подготовкой самолёта? — прокричал Смирнов. — Этот самолёт на диагностику!

— Чего это Степаныч так заволновался? — удивился Ткачёв, наблюдая за тем, как инструктор и курсант шагают к другому самолёту.

— Примета плохая, — пояснил Коля Золотов. — Если птица залетела в кабину самолёта, жди беды.

— И только из-за этого поднимать кипиш и менять самолёт?

— А откуда вы знаете что эта птица там натворила? — вступился я за Смирнова. — Вдруг пометила приборную панель, или разорвала контакты? Согласитесь, не хотелось бы посреди полёта узнать, что у тебя не работают какие-то датчики, или отказало шасси.

— Да и задыхаться в кабинет от ароматов птичьего помёта — то ещё удовольствие. На большой высоте кабину не откроешь, — пошутил Золотов, разрядив обстановку шуткой.

Ребята приняли мои доводы и угомонились, а как только лётчики поднялись в воздух на другом самолёте, уже и позабыли за недавний инцидент. В этот раз Макс действовал куда увереннее, и поднял самолёт в воздух без происшествий. Они описали два круга в небе и заходили на третий круг, когда за самолётом потянулся длинный чёрный шлейф дыма.

— Самолёт горит! — закричал Куприянов.

— Спокойно! Иван Степанович не первый раз летает, и знает что делает, — заверил нас Рязанцев, но сам не спускал глаз с горящего самолёта. Явно нервничал, но всем видом старался этого не показывать.

Мысли десятков студентов были прикованы к горящему самолёту, а переговоры с диспетчером транслировались на приёмник Льва Михайловича.

— Земля, вижу задымление в двигателе, в салоне тяжело дышать, — закашливаясь, пробормотал Смирнов. — Принял на себя управление самолётом и попытаюсь совершить аварийную посадку.

Судя по тому, что шлейф удлинялся, они могли не дотянуть до земли. Буквально через минуту, когда самолёт вроде бы удалось повернуть в сторону посадочной полосы, он начал стремительно падать, а Степаныч снова вышел в эфир:

— Земля, говорит борт номер четыре! — послышался взволнованный голос Смирнова. — Отказал двигатель, уводим самолёт от аэродрома, будем катапультироваться!

Счёт шёл буквально на секунды. Я замер и следил за чёрной кометой, которая стремительно приближалась к земле, а внутри находились мой друг и наставник. В повисшей тишине я чётко слышал как бешено стучит сердце. Четыре удара, и вот «фонарь» отлетает в сторону, а затем одна за другой кабину покидают две крошечные точки. Успели!

Но радоваться ещё рано. Высота пусть и не критическая, но уже не самая большая. На глаз было сложно понять как далеко от земли находились лётчики. Может, метров семьсот, а может и меньше. Парашюты сработали справно, и оба начали плавно спускаться. В это время где-то за чертой видимости произошёл взрыв. Самолёт достиг земли и взорвался. От города было далеко, поэтому есть шанс, что никто не пострадал.

— Всем студентам оставаться на территории аэродрома! Полёты прекратить до выяснения причин неисправности самолёта! — распорядился Рязанцев, а сам помчался к машине, которая уже ждала его.

Нам оставалось только гадать что произошло с самолётом и с пилотами. Их отнесло ветром на почтительное расстояние, поэтому мы не видели их приземления. Буквально минут через пять по дороге мимо аэродрома промчались две машины скорой помощи.

Рязанцев на аэродром так и не вернулся, а Быков отпустил нас по домам. По официальной версии, которую нам сообщили, у самолёта загорелся двигатель, и пилоты приняли решение направить его подальше от города и катапультироваться.

— И такое бывает в практике, — заявил Быков, покачав головой. — Кстати, я созвонился со Львом Ивановичем. Оба пилота живы, но сейчас их везут в первую городскую больницу на обследование. Состояние их здоровья не уточняется.

— А когда можно будет проведать? — немедленно поинтересовался я.

— Чудинов, не торопите события! Дайте медикам сделать их работу, а потом уже узнаем на счёт посещений.

На сегодня занятия отменили, а нас отпустили домой. Вещи Фомина забрал Быков, потому как ни он сам, ни Смирнов, ни Рязанцев не вернулись на аэродром, а мне их не доверили.

— По регламенту не положено, — развёл руками Валерий Дмитриевич.

Весь день я не мог себе места найти, а с самого утра отправился в больницу. Благо, сегодня была суббота. От академии ехать было всего три остановки, но я решил пройтись пешком, чтобы по пути заскочить в магазин и взять гостинцев.

Попасть в стационар оказалось не так-то и просто. Проверка документов — это ещё ерунда. Мне разрешили пройти только после того, как замеряли температуру и осмотрели горло.

— Вам на третий этаж, — произнесла девушка в регистратуре.

Я поблагодари её и помчался вверх по лестнице, перескакивая сразу по две ступеньки. Лишь перед входом остановился и взял себя в руки. Макс со Смирновым уже никуда не денутся, а мне нужно быть осмотрительнее, иначе растянусь тут на ступеньках и попаду в соседнюю палату. Этого ещё не хватало!

Найти сестринский пост не составило особого труда, он располагался всего метрах в дщесяти от входа в отделение. Я заметил женщину в белом халате, сидящую за столом, а рядом с ней, спиной ко мне, стояла стройная темноволосая девушка в розовом медицинском халате и такого же цыета штанах.

— Ирина Павловна, можно нам идти? Полы в хирургии мы уже домыли, коридор тоже прошлись.

Я невольно замер на середине пути, потому как узнал голос Даши. Девушка была повёрнута ко мне спиной, поэтому не заметила меня. Вот какая у неё практика в больнице.

— А остальные где? Домой разбежались?

— Нет, тряпки развешивают и воду в вёдрах меняют.

— Не торопитесь, спуститесь в операционную и узнайте нужна ли ваша помощь там. Если Светлана Александровна отпустит, сегодня можете идти.

Даша кивнула и круто повернулась, едва не уткнувшись в меня лицом.

— Дарья Игоревна, какими судьбами? — поинтересовался я, глядя на Павлову.

Девушка заметила меня, густо покраснела и отвернула взгляд.

— Практику прохожу, — пробормотала она. — Извини, мне нужно идти.

— Молодой человек, а вы что хотели? — послышался строгий голос той самой Ирины Павловны, которая всего минуту назад выдавала задания Даше, а теперь явно была не в восторге от присутствия посторонних в отделении.

— Проведать Фомина и Степаныча… То есть, студента воздушно-космической академии Максима Фомина и преподавателя академии Ивана Степановича Смирнова. Они поступили к вам буквально вчера…

— Ах, да, помню! Смирнов в четвёртой палате, Фомин в шестой, но к ним я вас не пущу. Если хотите, позову сюда. Нечего мне по отделению ходить, ещё и без бахил.

— Так ведь я с бахилами! — выудил из кармана пластмассовый шарик с бахилами, который парой минут ранее мне выдал автомат, и показал медсестре.

— Всё равно не пущу! — встала в позу женщина.

— А если сильно попросить? — достал из кармана шоколадку и протянул её дежурной медсестре.

— Ладно, проходите, — смягчилась женщина и спрятала шоколадку в выдвижной ящик стола. — Только недолго, по пять минут у каждого. И бахилы наденьте!

— Разумеется!

Через пару минут я был уже у Макса и протянул ему пакет с фруктами.

— Держи, тут тебе апельсинки, бананы, яблок ещё купил.

— Есть чего сладенького? — поинтересовался Рыжий, нырнув носом в пакет. — О, конфеты!

— А тебе можно? — забеспокоился я, понимая, что содержимое пакетов у меня не проверяли на посту.

— Даже нужно! — отозвался Макс и зашелестел обёрткой.

— Как ты тут вообще?

— Как сыр на дверце холодильника, — отозвался парень. — Лежу, покрываюсь плесенью. Правда, периодически приходят уколы ставить, мерить давление и выдавать лекарства. Кста-а-ати! Знаешь, кого я видел?

— Павлову? — догадался я.

— Ага! Когда врач приходил с обходом, с ним целый отряд пожаловал. Молоденькие врачихи практику проходят. Тут такие кадры есть — давление зашкаливать будет. Вот только уколы ставить я им не разрешил, и так задница болит уже. Так то профессионалы ставят, а после студенток вообще на спину не лягу.

— А что врач говорит?

— Да ничего особенного! Привезли сюда, провели обследование. Кажется, отделался одними ушибами. А вот у Степаныча какая-то проблема с позвоночником всплыла и во время приземления повредил обе ноги. Ты уже был у него?

— Нет, к тебе первому заглянул. Сходим вместе?

Только мы добрались до выхода из палаты, в дверях появился лечащий врач Макса.

— Фомин, вы куда собрались?

— Так ведь в четвёртую, Смирнова проведать.

— Возвращайтесь в постель, вам нельзя болтаться без дела.

— Станислав Яковлевич, когда меня выпишут?

— Когда нужно будет, тогда и выпишут, — успокоил меня врач. — Нужно провести комплексное обследование. Знаете ли, катапультирование с горящего самолёта — это не шутки.

— Так я ведь абсолютно здоров, какой смысл меня тут держать?

— В наше время здоровый человек — это не находка, а результат плохой диагностики. Так что, голубчик, оставайтесь пока в стационаре, а мы на вас хорошенько посмотрим.

Рыжий вернулся обратно, а к Смирнову мне пришлось идти одному. В отличие от Макса, у Ивана Степановича было два соседа в палате. Когда я вошёл, они установили тумбочку между кроватями и всей палатой резались в домино. Заметив меня, один из соседей накинул газету поверх тумбочки, но Степаныч махнул рукой и успокоил товарищей:

— Спокойно, это наши люди! — заверил Степаныч и обратился уже ко мне. — Проходи, Миша!

Смирнов похлопал по своей койке и немного подвинулся, освобождая мне место.

— Это вам! — я протянул пакет и устроился на краю койки, стараясь не особо продавливать её своим весом. Беглого взгляда на перебинтованные ноги препода хватило, чтобы оценить его состояние. Хорошо, хоть не гипс.

— Вот придумщик! — выпалил Степаныч и отставил пакет в сторону, а затем проследил за моим взглядом. Пусть я быстро отвернулся, Смирнов всё понял. — Не волнуйся, летать смогу. Пусть и нескоро. Во время приземления меня занесло на камни, и немного разодрал кожу. Ничего серьёзного, кости целы! Как вы там?

— Отдыхаем! Нас, наверно, теперь нескоро к полётам допустят. Да и Лев Михайлович один много не успеет…

— Ну, ты Рязанцева плохо знаешь, — ухмыльнулся Степаныч. — Но я кое-что слышал, мне птичка с утра донесла. В общем, проведут экспертизу. Если авария произошла не по вине механиков, пролёты продолжатся, а меня временно заменит инструктор из Ейска. Рязанцев уже договорился обо всём, так что ждут официального разрешения. Не волнуйтесь, ребята, полетаете!

Смирнов оказался прав. Уже в понедельник полёты продолжились. Сегодня был особенный день! Я проснулся за час до будильника и никак не мог уснуть. Отчаявшись, отправился в душ, пока он ещё свободен. К тому времени, как соседи подтянулись на кухню, чайник уже вскипел, а на столе дожидались своего часа бутерброды с сыром.

— По какому поводу праздник? — поинтересовался Тёма, выудив на тарелке бутер.

— Не спится, — я пожал плечами, хоть и точно знал, что причина иная.

— Волнуешься? — поинтересовался Лёха.

— Ещё бы! Не каждый день садишься за штурвал и поднимаешься на высоту облаков.

— А мы летать будем только на втором курсе, — расстроился Руслан. — Вы вообще везунчики в этом плане.

— Ничего, ещё успеете! — успокоил я друга и засобирался.

После завтрака я заскочил в больницу и узнал, что Макса выписали, а вот Смирнову предстояло пролежать ещё три дня.

— Миша, сегодня ты полетишь! — с улыбкой произнёс Иван Степанович. — Не волнуйся, ты отлично показал себя во время учёбы, я уверен, что и в реальном полёте ты справишься. Хотелось бы мне с тобой полететь, да сам видишь как получилось. Но ничего, ещё поднимемся в небо!

От Степаныча я сразу направился на аэродром и застал крайние вылеты лётчиков. Да, мне бы тоже хотелось полететь с ним, а не с незнакомым человеком, или с холодным и строгим Рязанцевым, но назад не отыграешь, так что приходится мириться с тем, что есть.

— Чудинов, приготовиться! — ледяным тоном приказал Рязанцев, когда наша группа в полном составе собралась возле диспетчерской. Это значило, что мне предстояло лететь первым, а инструктором будет сам Рязанцев.

Волновался ли я перед полётом? Ещё как! По пути к самолёту я не чувствовал ног и сам не понимал как всё происходит. Казалось, будто всё это происходит не со мной, а я просто наблюдаю за происходящим, словно все действия выполняет другой человек. На миг мне даже показалось, что настоящий Михаил вернулся и перехватил контроль над телом, но это было не так, потому как тело полностью слушалось меня, пусть и движения были плавными.

Я делал всё на автомате и почувствовал необычную лёгкость, когда самолёт оторвался от земли и поднялся в воздух.

— На приборы смотри! — послышался голос Рязанцева.

Да, я совсем забыл о приборах и вертел головой, рассматривая окрестности. Очень скоро мы набрали высоту и зашли на первый круг. Тело было напряжено, давление вдавливало тело в кресло пилота, но я не мог сдержать восторга, ведь я поднялся в небо. Родное небо!