Наши уже не придут 6

Глава двенадцатая Благородный риск

*26 августа 1940 года*

— Держать не ниже семи с половиной тысяч! — выкрикнул майор Волков. — Любой ценой, сука!

Егор почти полностью абстрагировался от окружающего его мира — для него существовали только прицел, гашетка и Мессершмитт-109, пошедший на заход с превосходящей высоты.

Теперь, когда бомбардировщик снизился до 9000, истребители оживились, ведь их двигатели на этой высоте работают гораздо лучше. Они стали быстрее и манёвреннее, а Пе-11, наоборот, замедлился и начал терять высоту.

— Есть, твою мать!!! — радостно выкрикнул стрелок с верхней турели.

Богомолов отвёл глаза на доли секунды, посмотрел на жертву 30-миллиметровой автопушки и вернулся к прицеливанию.

Подбитый Мессершмитт лишился левого крыла, загорелся и полетел на встречу с землёй, крутя, при этом, повторяющийся пируэт.

«Да попади ты, сука!!!» — подумал выпучивший глаза Егор.

Трассеры никак не желали совмещаться с целью, но, наконец, совместились — минимум пять-шесть пуль попало в двигатель, а ещё пара-тройка в фонарь. «Худой» отвернул и помчался прямо в землю. Готов.

— Ха-ха!!! — порадовался за Богомолова стрелок сверху.

— Правый бортовой ранен! — сообщил штурман.

— Займи его место! — приказал майор Волков.

Егор вновь открыл огонь — ещё один Мессершмитт пошёл на заход.

Враг выделил для добивания четыре истребителя, но теперь их два, а это значит, что шансы бомбардировщика незначительно возросли.

За штурвалом нового «худого» был очень осторожный пилот, который не стал играть с Егором в азартные игры и дал короткую очередь, а затем отвернул.

Попал он куда-то в левое крыло, но сообщений от бортмеханика не поступило, поэтому можно сказать, что отделались без последствий.

— Двенадцать часов, верхняя полусфера! — предупредил стрелок из турели с автопушкой.

Орудие загрохотало, а Богомолов задрал стволы, чтобы поддержать его огнём. Но угла вертикальной наводки не хватило, поэтому попасть по новому противнику не представлялось возможным…

«Худой» шёл рискованно, нацелился поразить кабину, но тут засверкали толстые трассеры снарядов БЗТ (1) и ОФЗТ, (2) поэтому немец начал уклонение.

«Ой, зря…» — слабо улыбнулся Егор, когда увидел, куда именно начал уклоняться вражеский пилот.

Богомолов зажал гашетку и полоснул немца практически гарантированно смертельной очередью. Правда, непонятно было, попал ли он в кабину, но «худой» ушёл в штопор, из которого так и не выбрался.

«Три!» — подумал Егор. — «Целых три! И мы ещё живы!»

Оставшийся Мессершмитт сразу же бросил недобитка — решил, что игра не стоит свеч.

Он удалился и начал набор высоты, чтобы попытать счастья с истребителями сопровождения и остальными бомбардировщиками.

— Уходит! — сообщил стрелок верхней пулемётной турели.

— Выпутались! — сказал майор Волков. — Бортмеханик, что у нас с двигателями?

— Новых повреждений нет, но топливо течёт! — ответил старшина Бернацкий. — Утечка из дополнительных баков!

— Сколько потеряли⁈ — обеспокоился командир экипажа.

— От 300 до 500 литров! — ответил бортмеханик.

— Сука, плохо, твою мать! — воскликнул майор. — До Лодзи дотянем?

— Повезёт, если дотянем до линии фронта, — сказал на это старшина.

— Штурман, сколько нам лететь? — спросил Волков.

— Час пятнадцать — до линии фронта, — ответил Теодоряну.

— Ладно, попробуем дотянуть, — вздохнул командир экипажа. — Как немцы отцепятся, сбрасываем всё лишнее!

То, что пробит дополнительный бак — это плохо, но то, что ничего не загорелось — это хорошо. Встроенная система пожаротушения работает очень плохо, так как её разработали вместе с самолётом и это первая встроенная система пожаротушения в истории авиации. Тушит она ненадёжно и уже были случаи, когда самолёт сгорал даже после её срабатывания.

«Когда как — раз на раз не приходится», — подумал Богомолов.

Немцам стало не до бомбардировщиков, так как прибыла вторая эскадрилья сопровождения. Она сразу же вступила в бой, но немцы решили, что на сегодня хватит и пора домой.

Тем не менее, один Мессершмитт был сбит и оставил после себя чёрный дымный след.

Бомбардировочная эскадрилья летела выше и впереди — она удалялась всё дальше…

Бомбардировщик дребезжал металлом и чувствовалось, что ему сегодня крепко досталось. Но они ещё живы и летят, а это было хорошим знаком.

— Что со стрелком? — спросил командир экипажа.

— Ранение в живот, — ответил штурман. — Осколок, судя по всему, не проник — пластина удержала. Жить будет!

Это очень частое ранение среди лётного состава. Крупный осколок врезается в пластину, гнёт её и загоняет в плоть, но сам не проходит.

Когда небо полностью очистилось от вражеского присутствия, начался сброс всего, что только можно.

Сиденья были демонтированы и выброшены в бомбовый отсек, створки бомбового отсека тоже были отсоединены и улетели в неизвестность, за ними боеприпасы к пулемётам, а затем была отсоединена шаровая турель, сразу после того, как из неё вылез стрелок.

Кормовую пушку тоже отсоединили и вышвырнули за борт, как и боеприпасы к ней.

Оставили только верхнюю и нижнюю пушечные турели, на случай, если немцы не забыли о недобитке…

Впрочем, рядом летело звено истребителей сопровождения, выделенных для поддержки, так что врага будет, кому и чем встретить.

Облегчение бомбардировщика должно выиграть хотя бы пару десятков километров. Возможно, критические пару десятков.

— Что по топливу⁈ — спросил майор Волков спустя примерно час с лишним напряжённого полёта.

— Почти на дне! — ответил бортмеханик. — Осталось около пятидесяти литров в расходном баке! Похоже, что не дотянем до линии фронта!

— Твою мать… — ругнулся командир экипажа. — Штурман, ищи площадку для посадки!

Какой-то из двигателей начал отчётливо чихать.

— Снижаемся на 2000 метров, — произнёс Теодореску. — Есть открытая местность впереди! Ох…

Егор посмотрел на причину вздоха. Это линия фронта. Немецкая полевая ПВО открыла огонь.

— Выхода нет! — ответил на это майор Волков. — Протянем как можно дальше и садимся!

— Топливо кончилось! Двигатели встали! — доложил бортмеханик.

Скорость упала и самолёт начал планировать.

— Зафиксировать турели! — приказал майор Волков. — Всем закрепиться! Раненого — в хвост!

Помимо сидений, есть спинки для фиксации на стенах. Егор закрепился и затянул ремни. Посадка на планирующем бомбардировщике — это смертельный номер.

Немецкие зенитчики несколько раз попали, но это незначительная мелочь, на фоне того, что будет дальше…

— Выпуск шасси! — приказал командир экипажа.

Бортмеханик метнулся к механическому выпуску. Электричества, по причине отсутствия топлива, нет, поэтому он должен прибегнуть к механическому выпуску — времени мало, но он успевает.

Шасси были успешно выпущены, но сильно на них лучше не рассчитывать, так как посадка будет просто на грунт. С шасси лучше, чем на брюхо, но хорошего тоже мало. Любой случайный валун — и всё…

Бомбардировщик уже практически падал, но, к счастью, не на линию железобетонных надолбов, а сразу после неё.

Наконец, случилось то, к чему пытался приготовиться Богомолов.

Удар!

Колёса шасси коснулись земли и пошли юзом по мягкому грунту. Фюзеляж завибрировал, резкие удары передавались через каркас.

Грохот металла, скрежет, куски обшивки отрываются от корпуса, создавая дополнительные пробоины. Егор начал видеть в пробоину перед собой стремительно мчащуюся мимо зелень.

В один момент раздаётся резкий хруст — одна из стоек ломается.

Бомбардировщик мгновенно заваливается на левое крыло, а затем происходит резкое вращение.

«Сука… Сука… Сука…» — набатом звучало в голове Богомолова. — «Сука… Сука… Сука…»

Самолёт тащило и кружило инерцией, примерно, метров двести или даже триста. А затем он почти плавно остановился.

Егор, вырвавшийся из оцепенения, повернул голову налево. В фонарь кабины затащило молодую ель. Он сразу вспомнил звук разбившейся бутылки, который раздался в ходе этого замысловатого волочения самолёта…

Нос щипало запахом гари. Жжёная резина, масло, пары бензина…

— Все живы⁈ — вопросил Волков.

— Горючего нет, пожара нет! — доложил бортмеханик.

— Вооружиться и на выход! — скомандовал командир экипажа. — Живее!

Богомолов открыл секцию хранилища и извлёк АГ-37С. Эта версия отличается от армейской лишь тем, что оснащена складным прикладом, без компенсатора отдачи.

Егор подпоясался ремнём с подсумком на четыре магазина, вставил один из магазинов в штурмовую винтовку и взвёл затвор.

— На выход! — скомандовал майор Волков. — Быстрее — мы на вражеской территории!

Вся территория до начала советской линии является вражеской. Нужно добраться до линии колючей проволоки, пересечь её и можно вздыхать спокойно.

— Нам страшно повезло, что мы приземлились здесь, — сказал Аркадиуш Теодореску. — Примерно семь километров до наших.

— Бегом! — приказал командир экипажа.

И они помчались на восток.

Бомбовый прицел Егор уже, фактически уничтожил — противник не должен получить самую секретную часть самолёта.

Это электронно-механическая ЭВМ, делающая прицеливание тривиальной задачей — она получает данные о высоте, скорости и курсе самолёта от специальных датчиков, и автоматически корректирует прицел, на бумаге, обеспечивая точность 5–10 метров кругового рассеивания при сбросе с 3000 метров. С высоты 10 000 метров он должен давать рассеивание около 40–50 метров, но в реальности оно составляет 600–800 метров. Это значит, что о прицельном бомбометании высокой точности можно только мечтать и остаётся только бомбить стратегические объекты по площадям.

Тем не менее, в руки врага это устройство попасть не должно, поэтому есть инструкция: активировать пятисотграммовый заряд тротила, который просто разорвёт и измельчит не только ЭВМ, но и все специальные датчики и прицельные приспособления.

— Нужно поторопиться! — сказал Егор, бегущий по полю. — До взрыва три минуты!

В небе промчались истребители сопровождения. Ведущий покачал крыльями, а двое ведомых взяли острый угол атаки и открыли огонь по кому-то на западе.

За спиной Егора раздался взрыв — это сработал ликвидационный заряд, уничтоживший кабину бомбардировщика.

Если бы их подбили, и нужно было прыгать с парашютом, пришлось бы задействовать его в воздухе. Всё ради сохранения государственных секретов.

Ни один член экипажа не знает, как именно работает бомбовый прицел и это называется защитой неведением — в плену, даже под пытками, невозможно рассказать того, чего не знаешь.

Корректировками прицелов занимается специальная группа из техперсонала аэродрома и говорят, что это люди из КГБ. Также они следят, чтобы пломбы на прицелах были нетронуты, и за тем, чтобы никто, кроме экипажа бомбардировщика, к ним не приближался.

— «Снегирь-1» на связи! — сообщил радист.

— Давай его сюда! — подошёл к нему майор Волков. — «Снегирь-1», «Клин-1» на связи! Приём!

Командир звена сопровождения сказал что-то.

— «Снегирь-1», «Клин-1», принято, — ответил майор. — Конец связи.

Он вернул наушники радисту.

— За нами погоня — три бронетранспортёра мотострелков и три мотоцикла, — сообщил Волков. — Уже вызвано звено штурмовиков, которые размочалят этих немцев, но лучше бежать быстрее. У кого красные дымовые шашки? Нам нужно пометить себя, чтобы штурмовики не ошиблись.

— У меня, — ответил Теодоряну.

— Зажжёшь её по сигналу, — кивнул майор. — Вперёд.

Они вновь побежали. Истребители «отработали» по преследователям ещё несколько раз, но это их, судя по радиосообщениям, не остановило.

Немцам очень важно догнать их и взять в плен. Экипаж тяжёлого бомбардировщика — это очень ценная добыча, стоящая дороже, чем возможная потеря всего мотострелкового взвода.

Старший лейтенант Богомолов учился в лётном училище пять лет — если он просто умрёт, то это будет дорогостоящая потеря для ВВС СССР. Пусть подготовят новых, пусть это не скажется на активности советской авиации на фронте, но если систематически выбивать лётный состав, то это, рано или поздно, начнёт оказывать своё влияние.

Нацисты действуют последовательно, поэтому тщательно ищут сбитых лётчиков и стараются брать их в плен. Ведь захваченный лётчик — это не просто потеря для врага, а ещё и ценные сведения об аэродромах, методах обучения, какие-нибудь актуальные данные о задействованных на фронте силах и так далее.

В плен попадать никак нельзя, умирать тоже, поэтому они бегут в самом важном забеге их жизни.

— Два километра и настигнут! — сообщил радист. — Противник вызвал авиаподдержку — радары засекли группу, летящую со стороны Вроцлава. Штурмовики будут через десять минут.

— У нас минут пять — это максимум! — произнёс майор Волков. — Оружие к бою — занимаем оборону у той балки. Огонь по сигналу!

«Это плохо», — подумал Егор, залегая за поваленным деревом.

— Ульянова в овраг! — приказал майор Волков. — Дайте ему пару гранат, на всякий случай!

Богомолов с Теодоряну взяли носилки и отнесли раненого младшего сержанта на дно заросшего бурьяном оврага.

— Держи, Саша, — вручил ему гранаты молдаванин. — Надеюсь, не пригодятся!

— Идите уже… — улыбнулся раненый.

Броню никто не снимал. Это замедляет их бег, но взрывы осколочных гранат и пули на излёте в защитном комплекте менее опасны, чем без него. А ещё Богомолов слышал, что пистолетные пули ему тоже нипочём.

Когда Егор вновь залёг за деревом, послышался громкий рёв мотоциклетных двигателей.

Три мотоцикла с люльками выехали из-за рощи. Дистанция — примерно метров двести.

— Огонь! — приказал майор Волков. — Убейте пулемётчиков!

Егор прицелился в пулемётчика, сидящего в люльке мотоцикла, и дал короткую очередь. Мимо.

Зато Теодоряну попал в «десятку» — убил мотоциклиста и тот крутанул руль влево, из-за чего мотоцикл развернулся боком, уведя сектор обстрела пулемётчика совсем не туда.

Второй очередью Егор, как ему показалось, попал — пулемётчик завалился налево и задрал пулемёт в небо.

Оставшиеся мотоциклисты также были убиты концентрированным огнём из девяти штурмовых винтовок.

Стрелки из членов лётных экипажей, как правило, посредственные, ведь перестрелки в ближнем бою в их постоянные функции не входят, но вот турельные стрелки имеют богатый опыт стрельбы из стационарных пулемётов и орудий.

— Отставить стрельбу! — приказал майор Волков. — Перезарядить оружие бронебойными и сменить позиции!

Он действовал в соответствии с коротеньким боевым уставом, предусмотренным для лётных экипажей ВВС СССР на случай наземных боестолкновений.

Только Богомолов сменил стрелковую позицию, как через рощу проехали два немецких бронетранспортёра, а за ними показалась спешившаяся мотопехота в количестве около двадцати человек.

Вероятно, третий «Ганомаг» был уничтожен истребителями, поработавшими не по профилю…

— Это всё… — произнёс Егор.

Средств для борьбы с броневиками у них, считай, нет. Стреловидный патрон 6×40 миллиметров в войсках признан малоэффективным даже против легкобронированной техники противника. Но лучше так, чем вообще никак.

— Огонь по пулемётчикам и двигателям! — приказал майор Волков. — Остановить броню и переключить огонь на пехоту!

Богомолов сразу же открыл огонь по еле виднеющейся каске пулемётчика, спрятавшегося за пулемётным щитком. Тот тоже начал стрелять сразу, как заметил вспышки среди кустов и травы.

Егор не был уверен, что это он снёс пулемётчику голову, но факт остаётся фактом — пулемётный щиток был пробит в десятке мест, а сам пулемётчик мёртв.

Началась ожесточённая перестрелка. Мотострелки немцев залегли за бронёй и естественными укрытиями.

— Теодоряну! — выкрикнул Волков. — Сигнал!

Штурман взвёл дымовую гранату и уронил её где-то позади себя.

Немцы определили позиции стрелков и начали обстрел из винтовочных гранатомётов. Кто-то из выживших вновь занял пулемёт на «Ганомаге» и начал подавлять лётчиков огнём.

Ситуация резко стала очень паршивой.

— Ай, мать твою!!! — выкрикнул старшина Бернацкий. — Я ранен! Правая рука!

— Ползи к Ульянову! — приказал майор Волков.

Немцы решили, что нужно сократить дистанцию и применили дымовые шашки. Они накидали их штук десять-двенадцать и, когда завеса установилась, совершили, под прикрытием пулемёта, стремительный бросок.

Вооружены они большей частью — пистолетами-пулемётами MP 35, а меньшей частью — карабинами Kar98k, поэтому им выгодна перестрелка на ближней дистанции.

Из дыма полетели винтовочные гранаты. Одна из них взорвалась опасно близко к Егору, заставив того вжаться в землю.

В этот момент издалека донёсся звук работы мощных авиационных двигателей, а сразу за ним пушечные раскаты.

В дымовой завесе начало разрываться множество 30-миллиметровых снарядов.

Немцам сразу поплохело и они вновь залегли. Бросок их был сорван, поэтому продолжилась затяжная перестрелка.

Богомолов израсходовал остаток бронебойных патронов и зарядил в штурмовую винтовку предпоследний магазин.

— Отходим! — скомандовал Волков. — Богомолов, Теодоряну — огонь на подавление!

Егор начал палить напропалую, как и штурман. В таком режиме пули растрачиваются, как деньги в увольнительной, зато создаётся неплохое огневое прикрытие.

Исчерпав боекомплект, они с Аркадиушом поспешили за остальной группой, а на их позиции снова начали падать винтовочные гранаты.

Больше их никто не преследовал, хотя в небесах развернулся воздушный бой.

Отчаянный бег с раненым на руках закончился только на первой линии колючей проволоки, где их встретил мотострелковый взвод.

— Всё, выжили… — произнёс Богомолов.

— Не говори… — выдохнул Теодоряну.

*30 августа 1940 года*

— Мы уже располагаем сведениями о действиях Гоминьдановской армии, — кивнул Андрей Андреевич Громыко.

Его стремительный карьерный взлёт, с должности посла СССР в США до непосредственно начальника Народного комиссариата иностранных дел, вызвал удивление не только у него самого, но и у ряда народных комиссаров.

Все пророчили на эту должность Вячеслава Михайловича Молотова, говорят, сам Сталин хотел, чтобы тот стал наркоминделом, но Верховный Совет решил, что нужна «свежая и молодая кровь» — Громыко сейчас полный тридцать один год.

Верховный Совет и Партия возложили на него большую ответственность, которую ни в коем случае нельзя не оправдать. И он старается изо всех сил.

Для начала, он решил не повторять ошибок снятого с должности Максима Максимовича Литвинова, отправленного послом в Эфиопию, к негусу негесту Хайле Селассие.

— Тогда вы должны понимать, что эти действия уже можно расценивать, как враждебный акт в сторону Советского Союза, — произнёс новоиспечённый министр иностранных дел Японской империи Ёсукэ Мацуока.

До него этот пост занимал министр Хатиро Арита, которого недавно сняли с должности и отправили в Корею. Ходят слухи, что это напрямую связано с его проамериканскими взглядами, а такие взгляды больше не соответствуют генеральной линии императорской политики…

Министр Ёсуке же строго придерживается линии сближения с СССР и создания «Великой восточноазиатской сферы сопроцветания».

Только вот сближение с Японией не входит в интересы Советского Союза, что Громыко однозначно объяснили на закрытом заседании Президиума Верховного Совета.

На этом, собственно, и «погорел» Литвинов — он, по недальновидности или собственному тщеславию, решил собственноручно организовать военный союз с Японской империей, так как считал, что это позволит разделить Юго-Восточную Азию на сферы влияния и обезопасить восточные границы.

Только он не желал видеть все последствия такого союза. Японская империя, за прошедшие годы, стала естественным соперником США в Тихоокеанском регионе, поэтому, в долгосрочной перспективе, это обязательно создаст почву для конфликтов между СССР и США. В условиях войны против всей Европы, это совершенно излишне и не нужно.

Сам Андрей Андреевич был послом СССР в США с 1938 года и не понаслышке знал, насколько реально напряжены отношения Советского Союза и Соединённых Штатов…

Какие-то силы в США, с активным применением административного ресурса, ведут агитацию и пропаганду против СССР.

Пропаганда заявляет, что в Советском Союзе никакая не настоящая прямая демократия, а охлократия, то есть, вырожденная форма демократии, которая ведёт советских граждан прямиком в пропасть. Также заявляется, что эта деспотическая охлократия, соблазнительная для разного рода люмпенов и маргиналов, коими, по мнению инициаторов этой политической акции, являются первые руководители СССР, представляет истинную опасность для «настоящей демократии».

Эти неизвестные политические силы, начавшие эту пропаганду, сумели использовать даже наделение Немирова и Сталина чрезвычайными полномочиями. В их выступлении опускается полная формулировка, определяющая временность этих полномочий и конкретный срок их окончания — они говорят, что это закономерный итог того, когда «демократией пытаются заниматься некомпетентные люди». В их представлении это два демагога, взявшие под свой контроль слепую и глухую толпу, и проводящие диктаторские полномочия.

Громыко даже не надо было быть послом, чтобы понимать, что полномочия у Сталина и Немирова очень сложно назвать диктаторскими, но за океаном это никого не волнует.

— Пока преждевременно так утверждать, — произнёс Андрей Андреевич. — Провокаций не было, а диппредставительство Китайской Республики прислало объяснение происходящему — это учения.

Гоминьдан начал стягивать войска на границе с Китайской ССР. Там уже находятся восемь танковых дивизий, но они там дислоцируются уже год и раньше это не вызывало никакого беспокойства, а теперь, когда туда стягиваются пехотные и кавалерийские дивизии, в свете идущей на западе войны…

Верховный Совет проявил обеспокоенность, диппредставительство СССР послало запрос в Нанкин и получило весьма однозначный ответ — волноваться не нужно, это лишь учения.

— Говоря откровенно, мы считаем, что это просто прикрытие, — произнёс мининдел Ёсуке.

— Как знать? — слабо улыбнулся Громыко. — В любом случае, от лица Совета Народных Комиссаров, благодарю вас за предоставленную информацию.

— Это ещё не всё, — не пожелал заканчивать встречу японец. — На случай, если вы не пожелаете воспринимать эту ситуацию серьёзно, я должен сообщить вам, что по неофициальным дипломатическим каналам верховное руководство Китайской Республики предложило нам обсудить возможность сотрудничества в этой сфере.

— В какой сфере? — не понял его Андрей Андреевич.

— В «Великой восточноазиатской сфере сопроцветания», — улыбнулся министр иностранных дел Японской империи. — Где основным препятствием, с точки зрения китайского верховного руководства, являетесь вы.

— Ах, вот вы о чём, — кивнул Громыко.

Ему известно о британских и немецких «ушах», торчащих из гоминьдановской активности последних лет в сфере перевооружения и модернизации армии и флота.

Ещё до войны Германский рейх передал Гоминьдану много военной амуниции и вооружения. Новые истребители, танки и САУ, лицензии на производство, подготовка заводов — всё это поставлялось и раньше, но предвоенные два года отличались особой интенсивностью грузоперевозок.

Великобритания же, «с барского плеча», передала два эсминца — HMS Spitfire и HMS Lance, а также новый шлюп HMS Egret. Это совершенно ничто против японского императорского флота, но дипломатический посыл этого действия был понятен всем. Также англичане щедро снабдили китайских националистов устаревшими танками и артиллерией, включающей гаубицы и миномёты.

Франция тоже поучаствовала в оснащении Гоминьдана, но ограничилась исключительно танками и самолётами.

Это вооружение недружественного режима проводилось с конкретной целью — повысить боевой потенциал армии националистов, уже покончившей с кликами и консолидированной вокруг Чан Кайши.

— На этом предлагаю завершить нашу первую встречу, — произнёс Андрей Андреевич. — Предлагаю встретиться сразу после того, как я проведу необходимые консультации. Я свяжусь с вами завтра — с вашей стороны мне потребуются веские доказательства того, о чём вы сообщили.

*3 сентября 1940 года*

— Отправьте ноту в Стамбул, — приказал Сталин. — Инёню зарвался и это не останется без ответа.

Военные суда тоннажем до 30 тысяч тонн могут пересекать Босфор только по усмотрению турецких властей — таков был пункт Цюрихского договора 1926 года. После заключения этого договора, между СССР и Турецкой республикой было достигнуто соглашение, что в военное время турки не должны пропускать ни один военный корабль. И в начале войны эта договорённость соблюдалась.

Но вчера ночью в Чёрном море оказались москитные суда, эсминцы, лёгкие крейсеры, один линкор и подводные лодки Итальянского флота. Это значит, что президента Инёню продавили и принудили выбирать сторону. И он выбрал совсем не ту…

— Придётся разбираться с Турцией, — произнёс Калинин. — Товарищ Немиров, что думаете?

— Придётся, — кивнул Аркадий. — Но сначала нужно разобраться с тем, что задумали немцы.

А задумали они масштабное комплексное наступление по всем фронтам.

Итальянцы вошли в Чёрное море и сражаются против Черноморского флота. Силы не равны, у итальянцев есть целый линкор, поэтому черноморцы утратили инициативу и медленно уступают акваторию.

Немцы начали наступление на Юго-Западном фронте, на Западном фронте, а также ввели весь свой флот в Балтийское море, начав беспрецедентную морскую высадку в Литве. С укреплениями там дела обстоят не очень, поэтому Кригсмарине преодолела сопротивление Балтийского флота и обеспечила успешную высадку в Клайпеде и Паланге.

Последнее стало возможно, вероятно, благодаря неким договорённостям, достигнутым на встрече в Брюсселе.

Теперь Гитлер уверен, что Франция и Великобритания не нанесут ему удар в спину, а это значит, что можно бросить все силы, без оглядки, на одну ставку.

— Каково положение дел на фронтах? — поинтересовался Иосиф Виссарионович.

— На Северо-западном фронте, пока, держится и расширяется немецкий плацдарм, — сообщил генерал армии Шапошников. — Я направил туда генерала Конева с пятью танковыми дивизиями. Этого должно быть достаточно, чтобы не дать плацдарму расшириться до опасных размеров. Всё осложняет морская поддержка.

— Скоро это перестанет быть проблемой, — пообещал Немиров.

— Западный фронт — ситуация стабильна, — продолжил Борис Михайлович. — Линия держится, несмотря на колоссальное давление. Как вы помните, у нас там самые боеспособные части. Никаких сюрпризов там не ожидаю.

Он подошёл к карте, висящей на стене между книжными шкафами.

— Прошу обратить ваше внимание на Юго-Западный фронт, — взял он указку. — По результатам операций «Скрипач» и «Мамонт», мы получили очень ценный плацдарм, на территории Румынии и Болгарии. Но демарш Турции и проникновение итальянского флота в Чёрное море, поставили под угрозу те силы, что сейчас находятся в Болгарии и, частично, в Румынии.

— Почему «частично»? — уточнил Калинин.

— Наши войска из Румынии могут успеть отступить, — ответил Шапошников. — Но группа армий южнее Дуная может оказаться в окружении. При условии, что итало-немецкая морская высадка завершится успехом.

— Почему она ещё не началась? — спросил Сталин.

— Она уже началась, — покачал головой генерал армии. — Но первая была безуспешна. Теперь же, в связи с оттеснением Черноморского флота от побережья, к Одессе и Крыму, итальянцы пробуют на зуб наши позиции в Констанце и Варне. Вот здесь я предлагаю отступить, а не принимать бой.

— Не могу согласиться, — покачал головой Аркадий. — Скоро будет выработано решение.

— Я верно всё понимаю? — нахмурил брови Шапошников. — Вы имеете в виду «Спираль»?

— Да, — подтвердил Немиров.

— Если она не окажет ожидаемого эффекта, то мы рискуем получить на севере крупный прорыв, на юге же мы можем потерять связь с армиями Южного фронта, — предупредил его генерал армии. — Не советую уповать на одно непроверенное в реальных боях средство.

— Какие предложения? — поинтересовался Аркадий.

— Первое — Южный фронт должен отступить на исходные, — начал Шапошников. — Второе — поэтапно задействовать резервы на севере и юге, готовя последовательные контрнаступления.

— Что думаете, товарищи? — спросил Аркадий, посмотрев на Калинина и Сталина.

— Я ничего не думаю! — сразу же ответил Михаил Иванович. — Но терять освобождённые кровью территории не хотелось бы…

— Это стратегическая необходимость, — покачал головой Шапошников. — На случай, если инновационное оружие не возымеет эффекта. Это риск — ставить всё на один удар.

— В целом, наша армия боеспособна, — произнёс Сталин. — Я не вижу никакого смысла отводить войска. Иначе получится какое-то бессмысленное перетягивание канатов.

— Предлагаю следующее, — заговорил Аркадий. — Южный фронт не трогать, но подготовить резерв в районе Браилы, на случай внезапных осложнений. На севере же необходимо концентрированным контрударом ликвидировать плацдарм. Эти удары нужно наносить одновременно с реализацией «Спирали».

— Всё равно, слишком рискованно, — покачал головой Шапошников.

— Это война, товарищ генерал армии, — произнёс Сталин. — Иногда приходится сильно рисковать. И мы рискнём.

Примечания:

1 — БЗТ — это бронебойно-зажигательный трассирующий снаряд. Внутри такого снаряда имеется бронебойный сердечник, а за ним расположен зажигательный состав (термит, фосфор, магний или какая-нибудь хитрая смесь). Как только сердечник пробивает обшивку, зажигательный состав, вследствие разрушения твёрдого, но хрупкого корпуса снаряда, оказывается на свежем воздухе и мгновенно воспламеняется. Часть состава проникает в образованное снарядом отверстие и поджигает всё, что там находится. В случае если попадание было в бак с высокооктановым бензином, что вполне возможно в воздушном бою, топливо, с высокой вероятностью, загорится и создаст жертве кучу проблем, которые не решить почти никак. Сейчас существуют бронебойно-зажигательные снаряды со встроенным взрывателем, который имеет характеристику чувствительности к преграде, что позволяет снаряду детонировать уже внутри, что сильно увеличивает шансы на успешный поджог. А трассёр — это состав, размещаемый в основании снаряда или пули, представляющий собой какую-либо смесь с магнием или иным веществом, которое либо ярко горит, либо оставляет отчётливый дымный след. Нужна эта штука для визуального наблюдения траектории полёта снаряда или пули.

2 — ОФЗТ — это осколочно-фугасный зажигательный трассирующий снаряд. Эта штука представляет собой толстостенную капсулу, наполненную взрывчатым веществом (мейнстрим — тротил, но в случае с 30-миллиметровыми снарядами — гексал или гекфол, или ещё что-нибудь позабористее), а также некоторым количеством зажигательной смеси, ну и трассирующим составом на донышке. Тут всё работает иначе, чем в предыдущем случае: на носу снаряда размещён взрыватель, который имеет сравнительно высокую чувствительность и склонен взрываться прямо при контакте с какой-либо поверхностью. В случае авиационного боестолкновения, ОФЗТ может сильно повредить фюзеляж, испортить или вовсе оторвать элементы управления летательным аппаратом или повредить двигатель осколками или бризантным действием. В общем, для любого лётчика важно, чтобы в него такие штуки не попадали. Если бронебойный снаряд может просто пролететь фюзеляж насквозь, то этот снаряд без ощутимых последствий не пролетит.