Наши уже не придут 6

Глава пятая Шведский корпус

*26 июня 1940 года*

— Охоту? — переспросил Леонид, разглядывающий стакан с виски. — Если быть откровенным, то я не любитель охоты. Более того, я не одобряю напрасное убийство беззащитных животных. Вот если бы у кабанов и косуль тоже были ружья…

— Ха-ха-ха! — засмеялся Рузвельт, сидящий в кресле напротив него. — Интересная мысль!

Курчевский изначально не имел интереса к охоте на животных, но он не участвовал в увеселениях подобного рода не только поэтому. Ещё существовал прямой запрет от Центра, который строго регламентировал, где он может развлекать себя, а где не может.

Резон был веский: американские, и не только, бизнесмены, аномально часто погибают на охоте…

«Несчастные случаи» на охоте — это очень древний способ устранения конкурентов, поэтому Курчевского никогда не видели в дикой природе с ружьём наперевес.

Вдобавок, после всего, что он пережил, даже сама мысль, что его может порадовать охота на животных, не вызывала в нём ничего. По сравнению с тем накалом эмоций, испытанным в битве с наёмниками мафии, которых он убивал прямо у себя дома, на острове…

«Нет лучшей охоты, чем охота на человека, и те, кто вкусил её и полюбил, никогда больше не захотят ничего другого», — вспомнил он слова Эрнеста Хемингуэя.

Он очень хорошо поговорил с ним в «Клубе Игроков», куда Леонида пригласил Джон Дос Пассос, хороший друг Хемингуэя.

В этом литературном клубе Курчевский также познакомился с Дороти Паркер, которую нанял для написания сценария к фильму с названием «Опустевший город». Идея пришла ему как-то спонтанно, после бесед с Марией Константиновной Бострем, переживающей сейчас период хандры — ей очень скучно и грустно, а единственным понимающим её человеком она считает Леонида.

Идея будущего фильма: Двое незнакомцев, мужчина и женщина, существующие будто бы в двух разных мирах, живут в большом городе. Он — архитектор, когда-то мечтавший строить города будущего, но теперь проектирующий лишь безликие здания, ставшие символами чуждой ему эпохи. Она — журналистка, разочаровавшаяся в своей работе, где слова больше не имеют веса, а репортажи — пустая формальность. Эти двое случайно встречаются несколько раз, а затем у них завязываются дружеские отношения — они беседуют, всё лучше и лучше узнавая друг друга, и чувствуют, что высасывающее их души одиночество постепенно развеивается. Но город не любит тех, кто ищет смысл за его пределами. Обыденность тянет их назад: работа, обязательства, социальные рамки. Чем ближе они становятся, тем больше кажется, что этот город живёт, питаясь одиночеством своих жителей. Как будто он не отпустит их. Им остаётся один выход — либо смириться с пустотой этого города, либо попытаться сбежать из него вместе… но куда, если все дороги ведут обратно?

Вот такую вот аннотацию Леонид показал Дороти и та сказала, что задел хороший, тема актуальная, но 5000 долларов. Это для Курчевского не деньги, поэтому он направил к ней своего юриста, чтобы заключить официальный договор.

Скоро будет готовый сценарий, над которым поработают на его студии и решат, можно ли снять по нему фильм.

Хемингуэя он тоже «озадачил» — сейчас Эрнест пишет сценарий к военному фильму на тему Гражданской войны в Испании. Американской публике очень нравятся военные фильмы, даже несмотря на то, что идёт большая война…

Леониду было очень больно от того, что он вынужден делать — он помогает Германскому рейху воевать против Родины. Заводы строятся, новая техника производится, а деньги текут рекой. Но радости от этих денег Курчевский не получает.

Его лишь слегка примиряет с происходящим то, что Центр получает бесценную информацию о том, сколько бронетехники производят заводы рабочей группы, а также сведения о примерных масштабах производства всей германской бронетехники.

Гитлер дорожит отношениями с Леонидом и очень сильно ревнует его к Муссолини. С Бенито у Курчевского общие дела — проект строительства одного танкового завода, на котором будет производиться перспективный чехословацкий танк ST vz. 40.

Новый танк предполагается оснастить новой пушкой, названной «7,5 cm kanon vz. 40» — это лицензионная копия перспективной немецкой KwK 40, показавшей достаточную эффективность против советских танков.

ST vz. 40 разрабатывается по образу и подобию Т-14АМ-2, произведшего фурор среди западных конструкторов.

Леонид, например, понял для себя, что этот танк превосходит всё, что было создано до этого, на несколько голов. Чехословацкие танки уступают ему практически во всех аспектах, от орудия до подвески. Всё, что считалось опережающим прогресс, стало морально устаревшей ерундой в один миг — сразу после обстоятельного изучения первых трофейных танков.

— Охота, да… — произнёс Рузвельт с сожалением.

Ему тоже нельзя на охоту, но не по причине каких-то запретов, а из-за частичного паралича ног.

— А как у тебя продвигается в Германии? — поинтересовался президент.

— Неплохо, — ответил Леонид. — Советские танки стали ушатом ледяной воды для всех. И для меня тоже.

— Думаешь, сможешь превзойти коммунистов? — спросил Рузвельт. — Я слышал, что они построили танк, опережающий аналоги, минимум, на одно поколение. Эксперты сообщают мне, что это танк новой эпохи.

— Не такой уж он опережающий, — сделал вид, что ему не нравится услышанное, Леонид. — Мы можем создать танк гораздо лучше. Просто не было такого запроса от армии.

— Я хорошо тебя знаю, но должен спросить: вы, действительно, можете сконструировать танк лучше? — спросил Рузвельт.

— Да, — уверенно заявил Леонид, но мысленно добавил: «Только на некоторое время».

Ему не сообщали, но он и сам уверен, что советское руководство показало только малую часть задела, который успела заложить в предвоенные годы. А США находятся в статусе догоняющих — но даже не для конструкторов СССР, а для конструкторов Чехословакии, кормящих американских коллег оседающей пылью.

Он уже сильно занят тем, что налаживает производство ST vz. 37, как всем очевидно, уже морально устаревшего. Более мощное орудие на него не поставить, ввиду ограничений компоновки, броню не нарастить, ввиду ограничений подвески, а более мощный двигатель не установить, ввиду ограничений размеров двигательного отсека.

«Если бы меня спросили о его сильных сторонах, я бы сказал, что он силён в ограничениях», — подумал Леонид. — «А ведь меньше месяца назад он считался передовым танком для Армии и Корпуса морской пехоты США».

Но теперь даже японцы сняли заказ на поставку 500 ST vz. 37 — они согласны рассмотреть будущий vz. 40, но только после того, как он пройдёт войсковые испытания у какого-нибудь другого заказчика.

СССР нанёс ущерб его репутации ещё до его появления. ST vz. 37 больше не выглядит танком, на котором выигрываются сражения…

Зато с броневиками всё обстоит отлично: бронетранспортёр M-8, разработанный «K-Ground», очень хорошо продаётся по всему миру, но ещё лучше он начал продаваться, став своеобразным «хитом» этого лета, после первых новостных сводок.

М-8 видят аналогом советского БТР-3, однако, компоновка и общая идеология конструирования у них совершенно разные. М-8 — это идеологический наследник легендарного М-1, в нём легко угадываются очертания прародителя, а ещё он вмещает не десять человек десанта, а восемь, но зато лобовое бронирование у него толще на 1,5 миллиметра.

Основным вооружением истинно американского броневика выступают два крупнокалиберных пулемёта Браунинга М2. На такой шаг пришлось пойти по причине того, что 20-миллиметровая автоматическая пушка М2, в девичестве Хиспана-Сюиза HS.404, не готова и вряд ли сможет поступить в войска раньше следующего года.

Проблем у этой пушки очень много, причём многих из них у оригинального орудия не замечено. Причиной большинства проблем служит изменение системы подачи боеприпасов — эти изменения вносила фирма «Hispana-Suiza Aircraft Company», являющаяся американским филиалом французской «Hispana-Suiza».

«Лучше никому не знать, чем думали их конструкторы», — подумал Курчевский. — «И самое паршивое — мы уже давно используем оригинальную версию, которая дороже, но, хотя бы, стреляет безотказно…»

Американские производственные стандарты сильно отличаются от французских, поэтому местные конструкторы допустили ряд ошибок, из-за которых возникли проблемы с возвратной пружиной: они не учли разницу в стандартах обработки металла и использовали менее упругие стали, что привело к очень частому заклиниванию из-за неполного возврата затвора, что, в свою очередь, уменьшило темп стрельбы примерно на 100 выстрелов в минуту — американская версия стреляет всего 600 выстрелов в минуту. Для 30-миллиметрового орудия этого было бы достаточно, но для 20-миллиметрового — это очень мало.

Как инженеры американского филиала пытались решить эту проблему? Они неверно поняли причину неполадок и применили ещё более жёсткую возвратную пружину, что сделало невозможной ручную перезарядку, но это ладно, ведь проблема от этого никак не решилась.

Затем они подумали, что всё дело в неправильной конструкции канала подачи патронов — до этого они её переработали под требования Армии США, а теперь подумали, что это она виновата. Но это тоже не помогло.

А в начале этого года Леонид выкупил «Hispana-Suiza Aircraft Company». Он уволил высший конструкторский состав, поставил на должности своих конструкторов, которые два месяца потратили просто на то, чтобы понять, что навертели тут их предшественники…

Его конструкторы как-то сразу поняли, что дело в возвратной пружине и марках металла, применяемых для изготовления пушки.

Поступают обнадёживающие доклады, в которых говорится, что удалось достигнуть бесперебойной стрельбы на 100 одиночных выстрелов подряд. Это значит, что пушка почти работает — как только удастся добиться бесперебойной стрельбы очередями, дело будет сделано.

В итоге, пушка просто не успела к новому бронетранспортёру, но Леонид не сильно расстроился, так как Армия США посчитала, что два Браунинга М2 будут сильно лучше, чем ненадёжная заморская автопушка.

Конструкторы Курчевского извернулись и изготовили относительно компактную сдвоенную установку, пригодную для монтажа в башенку нового бронетранспортёра. Правда, для человека там места не осталось, но неожиданную проблему решили элегантно — была позаимствована система с оптическим прицелом и перископом с кормовой турели бомбардировщика K-25. На этом бомбардировщике применена новая система дистанционного управления огнём, которую просто передрали и упростили под броневик.

Это сразу же навело Леонида на мысль, что было бы неплохо сделать точно так же с танком, но его запал быстро остыл, так как столкнулся с реальностью: необитаемая башня, как он назвал эту идею, оказалась нежизнеспособной — никак не решить проблему перезарядки орудия.

Но он не сдался — ведь он не из таких людей. Ему эта идея очень понравилась, поэтому он бился до конца и поручил конструкторскому бюро в Литл-Рок начать разработку первого в мире танкового автомата заряжания. Его озарило этой идеей, когда он отдыхал на Гавайях — она просто появилась в его голове, когда он побывал на борту линкора USS «Западная Вирджиния». После внимательного рассмотрения элеватора подачи монструозных снарядов, он крепко задумался…

Собственно, его идея — механизированная подача снарядов в казну орудия. Он велел литлрокским конструкторам пофантазировать на тему и они, через две недели, выдали ему, что можно сделать автомат заряжания, но он будет не совсем таким, как на линкоре.

Единственным реалистичным вариантом им видится барабан, наподобие револьверного, точнее, два барабана — в каждой «каморе» барабана будет содержаться унитарный снаряд, который будет толкаться специальным досылателем.

Если танк получит 57-миллиметровую пушку, то объём одного барабана составит 8 снарядов. Танк сможет отстрелять 16 снарядов подряд, с технической скорострельностью 15–18 выстрелов в минуту, что, само по себе, неплохой результат.

Один из конструкторов в Литл-Роке написал критическое замечание к самой идее — он сообщил, что ближайшие аналоги стреляют с близкой скорострельностью, поэтому в автомате заряжания нет никакого смысла. Курчевский заткнул этого недоумка аргументом, что этот автомат заряжания является предтечей автоматов, заряжающих снаряды более крупных калибров и за автоматами заряжания будущее. И ещё он добавил, что это он тут общепризнанный визионер и новатор, а не какой-то жалкий конструкторишка из Литл-Рока…

Серьёзнее всех его слова восприняла Армия США. Генерал армии Джордж Кэтлетт Маршалл-младший, начальник штаба Армии США, в официальном письме, сообщил Курчевскому, что вооружённые силы полностью поддерживают его новаторскую идею и ждут первых результатов.

После этого письма Леонид приказал разрабатывать автомат заряжания для нового 75-миллиметрового орудия, а также выработать теоретические выкладки для потенциального применения автомата заряжания в танке или САУ, вооружёнными 90-миллиметровым орудием. Литл-Рок сказал, что это технически возможно и никаких проблем он не видит.

Эксперименты всё подтвердили — автомат заряжания реален и теперь осталось лишь доделать новый танк.

57-миллиметровое орудие разработано в «Рок-Айлендском арсенале», по заказу Армии США. Это было орудие ПТО, но обнаружилось, что его легко можно переделать под установку в танк или САУ.

Курчевский даже предположить не мог, что в СССР разработали удачное 57-миллиметровое орудие, поэтому тот факт, что в США приняли на вооружение орудие идентичного калибра — это просто совпадение. И оно было очень удачным, подтверждающим правильный выбор обеих сторон.

— Я наслышан о страстях, бушующих вокруг твоих смелых проектов, — улыбнулся Рузвельт. — Но я тебя знаю — ты создал своё имя на смелости.

— Легко быть смелым, когда точно уверен, что идёшь по верному пути, — усмехнулся Курчевский и сделал глоток виски.

— Кстати о верном пути, — произнёс посерьёзневший Франклин. — До меня дошли сведения, что у тебя появились тесные связи с итальянскими компаниями «Фиат-Ансальдо», «Бреда» и «Реджиане»…

— Да, — спокойно кивнул Леонид.

Адольф Гитлер почти открыто ревнует его к Муссолини — от рейхсканцлера пришло целых три письма на тему расширения сотрудничества в вопросе авиастроения и его контактов с представителями компании «Реджиане». Гитлер выражал озабоченность тем, что Леонид согласился с итальянским предложением о сотрудничестве, тогда как к аналогичным предложениям с германской стороны он отнёсся прохладно.

Но Курчевский ни от чего не отказывался, он просто ждал сигнала из Центра…

Да и сами немецкие авиастроители, на местах, очень прохладно относятся к идее сотрудничества с «американцем», да ещё и русским. Они опасаются, что Гитлер отдаст предпочтение иностранным двигателям и самолётам, что оставит их без последнего куска хлеба.

— Я закрываю глаза на твои дела с Италией, — произнёс президент. — Но твои «шведские проекты» вызывают у меня нешуточное беспокойство.

— Там ничего серьёзного и всё в рамках законодательства, — развёл руками Курчевский.

— Американская техника воюет с русскими, — покачал головой Рузвельт. — И если это было допустимо в Парагвае, Испании, Мексике и в Китае, то сейчас ситуация намного серьёзнее.

«Шведские проекты» Курчевского — это непрямые поставки вооружений Вермахту, а именно, добровольческому корпусу «Густав II Адольф», не имеющему никакого отношения к нынешнему королевскому двору Швеции.

Это добровольцы из граждан Швеции, содержащиеся за счёт объединения шведских промышленников, неравнодушных к «судьбе нордической расы».

Фактически, добровольцев примерно двадцать человек и базируются они в Киле. Вся их работа — это принимать поступающее из Швеции вооружение, маркировать его на немецкий лад, списывать, как выбывшие из строя в ходе транспортировки, и отправлять на фронт.

Они поставляют этим двадцати с лишним добровольцам «истинно шведские» танки «Stridsvagn M/37» — на самом деле, это ST vz.37, произведённые в США и поставленные морем в Швецию, броневики Terrängbil m/36 — в реальности это американские броневики М-6.

Помимо бронетехники, неравнодушные шведы поставляют своим «героическим воинам» бомбардировщики Saab 23 и 24 — американские K-23 и K-24, соответственно, и истребители Saab 3 и Saab 4 — американские K-3 и K-4.

На такую аферу и немцы, и шведы, и американцы смотрят сквозь пальцы. Вернее, смотрели.

— Деньги, конечно же, не пахнут, — продолжил Рузвельт, — но как только русские захватят хотя бы несколько образцов нашей техники, нас ждёт дипломатический скандал.

— Но это же всё официально производится по лицензии! — ответил на это Леонид.

— А пулемёты и пушки тоже? — спросил президент. — И снаряды к ним тоже? А ты не задумывался, что у них нет ни одного завода, производящего наши крупнокалиберные патроны и снаряды?

Это было самое узкое место плана. Несмотря на то, что он лично прилетал в Стокгольм, ничего путного заключить не удалось — шведы не хотели тогда американского оружия и больше склонялись к советскому.

Однако, несколько неравнодушных граждан из рядов промышленников, в частном порядке, закупили ряд лицензий на производство, но производство так и не началось. И ни один из них не покупал лицензии на пушки и снаряды, поэтому Швеция не может, де-юре, поставлять кому бы то ни было «лицензионные» пушки и пулемёты с боеприпасами.

— Ты думал, что этого никто не заметит? — поинтересовался Рузвельт.

— Бизнес есть бизнес, — улыбнулся Курчевский. — Все ошибаются.

— Не заходи в своей ненависти к бывшей Родине слишком далеко, Леон, — попросил его Рузвельт. — Ситуация очень нестабильная, поэтому «лавочку» с добровольческим корпусом нужно закрыть. Или, хотя бы, организуй юридическую правомерность всего происходящего. Гувер выкопал всё, что связывает тебя с этим делом и другими. Мне стоит большого труда сдерживать его от опрометчивых действий. Например, он хочет допросить тебя о статусе вооружений Вермахта и Королевской Армией Италии.

— Я займусь этим, — пообещал Леонид. — И всё исправлю.

— Постарайся, — попросил президент США. — Многие обеспокоены тем, что я пригрел на своей груди настоящего фашиста. Им не объяснить, что ты не фашист — ты бизнесмен…

Он посмотрел на часы.

— Уже три минуты, как должен был прийти генерал Паттон… — произнёс он задумчиво. — Я попросил его составить беспристрастную сводку реального положения дел в Европе. Посмотрим, как он справится.

Спустя минуту, в дверь постучали.

— Войдите, — разрешил Рузвельт.

Генерал вошёл в кабинет, сделал три строевых шага, резко и энергично отдал честь и доложил:

— Сэр, генерал-майор Джордж С. Паттон докладывает!

— Вольно, генерал, — улыбнулся Франклин Рузвельт.

Он сам повысил Паттона после начала Второй Великой войны — сейчас выяснилось, что бронетанковые войска были сильно недооценены и Паттон всё это время был прав.

— Здравствуйте, господин Курчевский! — улыбнулся Паттон Леониду.

Их объединяла взаимная симпатия. Паттон горячо поддерживает абсолютно все идеи Курчевского в области развития бронетехники США. А Леониду он нравился за прямолинейность, настойчивость и мужскую простоту — он видел в нём некий военно-американский аналог себя.

— Здравствуйте, — улыбнулся ему Леонид.

— Докладывайте, генерал, — попросил Рузвельт.

— Начну с главного, господин президент, — начал Джордж Паттон. — Комми насовали «Оси» полную корзину шишек за воротник. Любому военному, дружащему со своими мозгами, это уже очевидно — так называемая, «молниеносная война», которую нормальные люди называют манёвренной войной, а чуть менее нормальные «стратегией Алексеева», провалилась.

— Хм… — удивлённо хмыкнул Рузвельт.

— Я не могу заглянуть в голову Адольфа, но, проанализировав его действия, могу описать возможный план, — продолжил генерал-майор. — Они вгрызлись в Линию Ленина, кое-где даже глубоко обточив её об себя, и остановились. Они задумали главный удар на юго-восточном направлении, что, в случае успеха, дало бы им плацдарм для расширения на запад и восток. На запад — для удара в тыл Линии Ленина и её уничтожения, а на восток… Ну… Это… Стратегические цели, самая мякотка…

— Я понимаю, — улыбнулся Франклин. — И господин Курчевский тоже всё понимает. Но что дальше?

— А дальше случилось самое страшное для любого военачальника — встречное наступление, — ответил Паттон. — Немцы этого не ожидали, а вот русские, как я думаю, осознанно пошли на это, понимая все риски…

— А что за риски и почему «осознанно пошли на это»? — перебил его Рузвельт.

— Встречное наступление — это высший пилотаж для любой армии, — начал он, выпрямляя спину. — Это как два поезда, идущие навстречу друг другу на полном ходу. Если ты хотя бы на секунду ошибся с расчётом — всё, ты проиграл.

— Так, — кивнул президент.

— Когда обе противоборствующие армии наступают одновременно, линия фронта размывается, — продолжил Паттон. — Обычные оборонительные ориентиры исчезают, войска смешиваются, логистика рушится. Командование может потерять контроль над ходом сражения, потому что карта фронта меняется буквально каждый час. Но хуже всего не это.

— И что же «хуже всего»? — спросил президент.

— Обороняющаяся сторона, как оно обычно бывает, заранее подготавливает тылы, укрепляет склады и налаживает маршруты снабжения, — пояснил он. — Наступающая же сторона вытягивает коммуникации, делает их длинными и уязвимыми. А когда наступают обе стороны, они сталкиваются с этой проблемой одновременно. И это добавляет щедрую жменю хаоса в, и без того буйную, неразбериху. Из этого следует, что встречное наступление требует идеальной координации между штабами всех уровней. Это не просто план — это игра в шахматы, где ты должен предугадывать ходы противника и успевать реагировать на его манёвры. Я могу назвать лишь несколько генералов в нашей армии, способных справиться с чем-то подобным.

— А себя назвать таким генералом вы можете? — спросил президент.

— Я хороший генерал, но даже я бы не взялся за такую штуку без бутылки, а то и двух, крепкого виски и батальона отличных штабистов, сэр! — ответил Паттон, после недолгого раздумья.

— Хм… — задумчиво хмыкнул Франклин Рузвельт. — Но почему тогда русские решились на это?

— Потому что они верят в свою систему управления боем, — ответил генерал-майор. — Они умеют бросать массы солдат и техники в наступление, даже когда ситуация неустойчивая. Они умеют рисковать, когда нужно, и не боятся потерь, если это приведёт их к победе. Это алексеевская стратегия, преподаваемая во всех военных академиях США. Генерал Алексеев, как её родоначальник, наверное, смог бы лучше, но у русских хватает компетентных генералов, а их офицерский корпус крайне силён, если судить по результатам контрнаступления.

— А как проявляется эта стратегия? — поинтересовался Рузвельт. — Если верить газетам, там была настоящая мясорубка…

— Эти ребята не просто бросают людей в мясорубку, — энергично мотнул головой Паттон. — Они знают, где и когда ударить, чтобы парализовать противника. Они бьют в слабые места и давят до конца — как в начале 1918.

Леонид вспомнил, как читал об успехах Красной Армии из газет — она и тогда жестоко била немцев, без неуместной жалости и ненужного милосердия…

— И это было совершенно не похоже на стратегию бриташек, лягушатников и, к сожалению, нашу стратегию тех лет, — с искренним сожалением вздохнул генерал. — Сейчас же весь мир смотрит, наложив в штаны и жалобно позвав мамочку, на закономерное развитие стратегии генерала Алексеева.

— Надеюсь, тебя не смущают словесные обороты генерала, Леон… — улыбнулся Рузвельт.

— О, нет, — ответил улыбающийся Курчевский. — С Джорджем я хорошо знаком и очень ценю его прямолинейность.

Паттон довольно улыбнулся — ему нравится нравиться людям…

— Каково, по твоему мнению, положение «Оси», исходя из всего вышеозначенного? — спросил президент Рузвельт.

— Очень поганое, сэр! — без раздумий ответил Джордж С. Паттон. — Окажись я на месте германского генералитета… Я думаю, что я бы попытался пробить Линию Главного Комми. Это будет стоить очень дорого, очень многие умрут при этом, а если учитывать, что русские могут вновь броситься во встречный бой… Нет, вряд ли они пойдут на такое, им это невыгодно и генерал Немиров не настолько рисковый парень. Я думаю, они просто дадут немцам умереть, а затем, когда их наступление потерпит провал, затеют новую контратаку, чтобы добраться до Берлина и надрать Гитлеру задницу прямо в Рейхстаге.

— М-хм… — задумчиво хмыкнул президент.

— Если вам интересно моё мнение по, кхм-кхм, политике, сэр, — вдруг сказал Паттон. — Немцы не признаются в этом никому, даже себе, но им очень нужна помощь. И я бы всерьёз рассмотрел возможность помочь им. Если они проиграют, а к этому всё и идёт, то можно даже не ходить к гадалке, чтобы понять, за чью задницу комми возьмутся следующей.

— Франция? — предположил Рузвельт. — Я верно понимаю?

— Верно, сэр, — ответил генерал. — Главный комми солгал всем нам. Он сказал, что не рассматривает западные страны в качестве цели для атаки, если я ничего не забыл.

— Вы забыли, что Германский рейх напал на СССР, а не наоборот, — усмехнулся Рузвельт. — И, если исходить из ваших слов, генерал-майор, это было большой ошибкой…

«Сведения, которые стоят того, чтобы передать их Центру», — подумал Леонид.