Деревья здесь были высокими и густыми. Их кроны склонялись, смыкались друг с другом, образуя узкий туннель. Протянулся этот туннель достаточно далеко — конца и края ему не было видно, и даже солнечный свет туда пробивался с большим трудом. Большекрылым птицам там было не разгуляться, тем не менее мы еще некоторое время летели во весь опор, опасаясь преследования.
Карета была видна впереди, и отставать от нее не хотелось. Но вскоре, видимо, кучер и сам понял, что опасность миновала, и сбавил скорость. Потом он и вовсе остановился. Соскочив с козел, внимательно, с опаской осмотрелся и принялся проверять колеса.
Когда мы к ним подъехали, одна дверца кареты распахнулась, и на дорогу соскочил обер-вахмистр с обнаженной шпагой в руке. Он смотрел нам за спины, опасаясь, видимо, что нас могут преследовать птицы.
— Большая удача, что нам удалось оторваться от этих стрижей, — сказал он, когда я соскочил с коня.
Я задержал на нем недовольный взгляд.
— Так это были стрижи⁈ Сытные, должно быть, харчи в княжестве Сагарском, коли здесь стрижи размером с барана!
— Это сагарские плотоядные стрижи, — качая головой пояснил Глапп. — Они обитают только по эту сторону Зильберхали. Рассказывают, такая птичка с легкостью может оторвать человеку голову. Я слышал также, что вожак такой стаи может утащить и лошадь.
— Да ну? — сказал я с усмешкой. — Целую лошадь? Быть того не может! А я думал, они только лакеев способны воровать!
Я стянул тело мертвого лакея с лошади, перенес его на обочину дороги и уложил на траву. Ко мне несмело приблизился кучер, глянул на покойника и принялся отчаянно креститься.
— Бедный Бернард! — воскликнула бесшумно подошедшая герцогиня. — Нужно будет отписаться его старой матушке и выслать ей немного денег. Он всегда делился с ней своим жалованием!
— А еще он до жути боялся змей, — добавила Фике. — И кто бы мог подумать, что его убьет птица? Ведь птиц он не боялся.
Их служанка тихонько всхлипывала, утирая слезы.
— Никто не может знать, отчего он умрет, — философски заметил Кристоф.
— Я знаю! — не согласился с ним обер-вахмистр со всей серьезностью. И пояснил: — Еще в молодости одна старая цыганка нагадала мне, что жить я буду до глубокой старости, но умру страшной смертью: меня четвертуют.
— В самом деле⁈ — удивленно воскликнула герцогиня. — Это просто ужас! Какое же преступление вы совершите на старости лет, Генрих, что вас приговорят к такой жуткой казни⁈
Обер-вахмистр пожал плечами.
— Этого цыганка мне не сказала. Только добавила, что смерть моя будет страшной, и она мне не завидует, хотя сама страдала от сильных болей в животе и долго после этого не протянула.
— Это все, конечно, очень увлекательно, — сказал я, — но я все же предлагаю похоронить беднягу и отправляться дальше в Аухлит… Дружище! — обратился я к кучеру. — У тебя найдется лопата? Лопата… — Я жестами изобразил копающего человека. — Ферштеен?
Глапп кашлянул и что-то сказал по-немецки кучеру. Тот сразу кинулся к карете и вскоре вернулся с лопатой в руках. Тут же принялся рыть могилу прямо на обочине. Земля поддавалась плохо, здесь сплеталось множество корней, и их то и дело приходилось перерубать. Тем не менее вскорости ему удалось выкопать яму глубиной почти ему по пояс.
Запыхавшись, он выбрался из ямы, затем мы с обер-вахмистром взяли несчастного лакея за руки-ноги и опустили его в могилу. Быстро закопали, земли хватило даже на небольшой холмик. Затем кучер изготовил из толстых веток крест и воткнул его в изголовье — по лютеранскому обычаю. С минуту мы еще постояли вокруг могилы, опустив головы, потом дружно перекрестились и двинулись дальше в дорогу.
По расчетам Глаппа до Аухлита было не менее трех часов пути, и почти весь его предстояло проделать через лес.
— Странно, что сагарские плотоядные стрижи не залетают в русские земли, — задумчиво сказал Кристоф, когда мы уже несколько отдалились от могилы несчастного Бернарда, имя которого нам стало известно только после его смерти. — Интересно, что им мешает перелететь Серебрянку и поселиться на русском берегу?
— Возможно, они не могут жить там, где преобладает магия Синий Линии, — предположил я. — А может Прохор Султанов разоряет их гнезда на том берегу, и они опасаются там селиться. Кто знает, Кристоф, кто знает?
— С другой стороны, мсье, вы уверены, что вчера на ужин нам подавали именно индюка? Уж больно схожи в него перья с этими стрижами-людоедами…
Так, болтая ни о чем, а в основном же просто двигаясь молча, мы преодолели около версты, когда дорогу нам неожиданно перегородило поваленное дерево. Мы с Кристофом легко могли бы объехать препятствие или же и вовсе перескочить через него, но не могло быть и речи о том, чтобы карета смогла проделать то же самое.
Дерево необходимо было оттащить в сторону, и для этого нам с Кристофом пришлось спешиться. Подошли и кучер с Глаппом. Но едва мы взялись за тонкую часть ствола и попытались сдвинуть его в сторону, как из-за деревьев вдруг показалась фигура в длинном плаще с капюшоном. Плащ был серый и старый, весь в пятнах заплаток. Человек был высок ростом и широк в плечах, а вот лица его из-под низко натянутого капюшона почти не было видно — только острый щетинистый подбородок и прямой рот с губами землистого цвета. В руке человек держал кривой сучковатый посох, на который усердно опирался, когда выходил из чащи на дорогу.
— Бог в помощь! — громко произнес он, остановившись на обочине.
Это было странно, но говорил он по-русски. Видимо, река здесь не столь уж сильно разделяла берега, и связывал их не только мост с двумя постами охраны.
Я сразу отпустил толстый сук, за который удерживал ствол. Остальные сделали то же самое, и дерево со вздохом опустилось обратно на землю.
— Спасибо, путник, — громко отозвался я, пытаясь заглянуть под капюшон. — Назови свое имя и скажи куда держишь путь.
— Путь мой долог, иду я из далеких земель, и домой вернусь не скоро, — сказал человек, не двигаясь при этом с места. — А вот что за нужда занесла в эти места вас?
От меня не ускользнуло, что имени своего он так и не назвал, но настаивать не стал. Мало ли почему человек хочет скрыть свое имя от незнакомых людей в незнакомом лесу? Тем не менее я весьма демонстративно положил руку на эфес шпаги, чтобы незнакомцу стало ясно, что мы не столь уж беззащитны, как это могло показаться ему из чащи леса.
Было у меня подозрение, что совсем не случайно повстречался нам здесь этот человек, именно в тот момент, когда дорогу нам перегородило поваленное дерево. На Руси разбойнички тоже не чураются таких приемов. Кинут поперек дороги спиленную сосну, остановят экипаж и обчистят до нитки. А слугам так еще и бока намнут, потому как и взять с них особо нечего.
— Мы едем с русского берега в город Аухлит, что всего в двух-трех часах езды отсюда, — ответил я, разминая пальцы на рукояти шпаги. — Совсем рядом.
А сам между делом поглядываю по сторонам: не видать ли где поблизости сообщников этого господина? Не блеснет ли где в зарослях ствол ружейный?
Да нет, не видно и не слышно. Ничего и никого. Странно даже.
— В Аухлите нынче очень шумно, — сказал человек и приблизился к нам еще на пару шагов. Остановился. — Князь Ульрих там с визитом, ждет невесту свою, принцессу ангельтинскую. Жениться он нынче удумал. В седьмой раз.
Я слегка опешил, даже остолбенел.
— В каком это смысле — «в седьмой»? — не понял я. — Уж не путаешь ли ты чего часом?
— Путают лешие да кикиморы в том залесье, откуда я путь держу, — с усмешкой произнес человек. — Я же вас просто извещаю о том, о чем вскорости вам и так предстоит узнать. Или же вы ничего не слышали о глупой ангельтинке и ее мамаше?
Отвечать ему я не торопился. Искоса глянул сперва в одну сторону, затем в другую. Мои спутники смотрели на этого человека, открыв рты, и тоже ничего не могли вымолвить. Тогда я сказал холодно:
— Нет, нам ничего об этом не известно. Мы направляемся в Аухлит по делам службы и долго задерживаться там не намерены… Тем не менее, ты ошибаешься. Все знают, что Великий князь Ульрих никогда ранее не был женат.
— Это вы так думаете, — возразил человек, и я увидел, как он ухмыльнулся под капюшоном.
Тогда я вновь демонстративно помял рукоять шпаги.
— Я думаю, что тебе следует идти, куда шел. И не нарываться на неприятности.
Я все еще то и дело поглядывал по сторонам, но по-прежнему не видел ничего подозрительного. Если у этого странного типа и были какие-то сообщники, то они сидели сейчас очень тихо и не высовывались.
А быть может, они еще не успели подойти, и он просто тянет время, чтобы задержать нас здесь до их прибытия?
Тогда это очень странные разбойники…
— Пошел прочь, — холодно сказал я, приготовившись выхватить шпагу.
Но незнакомец и не думал нападать. Вместо этого он откинул с головы капюшон.
Я был готов ко всякому. Что увижу сейчас душегуба со шрамом через всю морду, или одноглазого пирата. Черт возьми — я бы не столь удивился, даже если бы это оказался сам светлейший князь Черкасский собственной персоной!
Но вместо этого под капюшоном не оказалось ничего. Как будто голова у этого типа вдруг исчезла вместе с капюшоном… Но я же был уверен, что видел его небритый подбородок, видел, как двигаются его губы, когда он говорит. Однако сейчас там не было абсолютно ничего!
А мгновение спустя и весь плащ вдруг осел на дорогу, подняв легкую пыль. Кривой посох постоял немного, уже никем не поддерживаемый, а потом и он со стуком упал на землю.
Я медленно вытащил шпагу из ножен. Мне было не по себе.
— Что за чертовщина⁈ Вы это видели? — спросил я.
— Видели… — почему-то с восхищением в голосе отозвался Кристоф. — Какая девушка! Просто красавица! Жаль, что она так быстро ушла…
Я напрягся. Глянул на него, сдвинув брови.
— Друг мой, вы о чем? Какая девушка? Это был мужчина в плаще!
Кристоф рассмеялся, запрокинув голову назад.
— Ну что вы, мсье! Это была прекрасная деревенская девица лет семнадцати! Она как раз шла из Аухлита в свою деревню. Жаль, что ей пришлось уйти столь поспешно! Она даже имени своего назвать не успела…
Последние слова Кристоф договаривал, сильно изменившись в лице. Блаженной улыбки на нем уже не было, и лицо теперь приобрело озадаченное выражение. Он сосредоточенно потер лоб, а потом встряхнулся всем телом, словно сбрасывая оцепенение.
Обер-вахмистр напряженно смотрел то на меня, то на Кристофа, но ничего не говорил. Однако я заметил, что руку он положил на эфес своей шпаги.
— А вы что скажете, Генрих? — мрачно спросил я. — Вы видели мужчину или же юную девицу?
Обер-вахмистр оглянулся, осмотрел лес за спиной, а затем покачал головой.
— Это была цыганка, — ответил он наконец. — Я не могу утверждать с уверенностью, но мне показалось, что она была той же самой, о которой я вам рассказывал. Той самой, что нагадала мне смерть от четвертования… Я понимаю, что этого быть не может, что она уже давно померла, но уж больно была похожа!
Тут в зарослях что-то отчетливо хрустнуло, и Генрих сразу обернулся, выхватив шпагу. Подошел к кустам, раздвинул ветви и вгляделся вглубь зарослей. Потом полез напропалую сквозь них, что-то бормоча по-немецки.
— Генрих! — окликнул я его. — Вам не стоит отходить далеко от дороги! Мне все это очень не нравится!
Обер-вахмистр ничего не ответил. Я подошел к тому месту, где он только что стоял, и тоже раздвинул ветви. И не увидел его. Заросли были столь густыми, что пройти сквозь них не представлялось возможным.
Но я был уверен, что обер-вахмистр исчез из вида именно здесь! Черт побери…
— Мне все это очень не нравится, — повторил я свою последнюю фразу.
Потому что мне и в самом деле все происходящее очень не нравилось.
— А где кучер? — спросил вдруг Кристоф.
Я развернулся к нему. Неофит потеряно осматривался вокруг. И тут я понял, что тоже не вижу кучера, который все это время стоял рядом с нами, помогая оттаскивать поваленное дерево.
— Он же был здесь! Я прекрасно помню, как он держался вот за этот сук…
Кристоф пошел в обход дерева, будто всерьез полагал, что кучер спрятался от нас за его стволом. Но никакого кучера там, понятно, не было, в чем Кристоф вскорости убедился воочию. И остановился в нерешительности.
— Мсье… — он затравлено осмотрелся. — Я уже совершенно ничего не понимаю! Вы говорите, что видели здесь мужчину, но я уверяю вас, что это была девушка! Явно деревенская, веселая такая… Но знаете, что самое удивительное, мсье⁈
— И что же? — спросил я, все еще пытаясь разглядеть в чаще фигуру Генриха.
— Она говорила со мной по-польски!
Я сразу оставил попытки обнаружить пропавшего обер-вахмистра и уставился на своего неофита с удивлением.
— Постой… Ты хочешь сказать, что деревенская девчонка в сагарском приграничье говорила с тобой на чистейшем польском языке?
— Да! — с жаром воскликнул Кристоф. — Именно! Я тоже сначала сильно удивился, но потом мы с ней разговорились и выяснилось, что она…
Он внезапно замолчал. Уставился в пространство перед собой, глупо моргая.
— Что? — подстегнул его я. — Что именно выяснилось?
Кристоф помотал головой.
— Я не помню… — пробормотал он. А потом вскричал: — Я не помню, мсье! Мы говорили с ней некоторое время, но теперь я не могу вспомнить, о чем именно мы говорили!
— Тише, друг мой, тише, — подойдя, я похлопал его по плечу. — Мне кажется, что вы не помните этого разговора от того, что никакого разговора на самом деле и не было. Так же, как не было старой цыганки, о которой говорил нам герр Глапп, и того мужчины в плаще с капюшоном, которого видел я.
— Что вы хотите этим сказать⁈ — встревоженно, и даже с некоторым испугом спросил Кристоф.
— Я хочу сказать, друг мой, что на самом деле нам все просто привиделось.
— Думаете, это был морок?
— Думаю, это было бы неплохим объяснением…
Морок — обычная эфирная магия, в простейшей своей форме доступна даже новичкам. Нечто подобное я проделал с «охотниками на ведьм» около деревни, где проживал старый «тропун» Фальц, и еще раз немного позже, с тем разбойником на ночной дороге, который приставил нож к горлу Катерины.
Но морок должен был кто-то навести. А столь сильный морок, воздействующий одновременно на разных людей по-разному, мог навести лишь достаточно опытный маг. Вот только таковых я здесь не наблюдаю. К тому же, Приграничье — совсем не то место, где можно шутить с подобными вещами.
Пройдя вдоль поваленного дерева, я запрыгнул на ствол и посмотрел вокруг. Карета стояла все в том же месте, одна дверца ее была распахнута. Потерянный кучер сидел на козлах, но поза его вызывала недоумение — он завалился набок, низко свесив голову и закрыв глаза. Словно мертвый.
Я и припомнить не мог, когда он успел туда вернуться. Хотя теперь я сомневался, что он вообще с них слезал.
Дав знак Кристофу следовать за мной, я соскочил с поваленного дерева и подошел к карете. У козел остановился, осмотрел кучера и пихнул его в плечо. Он завозился, не открывая глаз и устраиваясь поудобнее, затем свесил голову на другой бок и снова затих.
— Он спит! — отчего-то шепотом оповестил меня подошедший Кристоф. — Как он может спать в такой момент⁈
— Под действием морока можно не только уснуть, но и вовсе богу душу отдать, — сказал я. — Все зависит от того, кто и для чего этот морок на нас навел. А, мсье Завадский? Какие мысли у вас на этот счет?
Должно быть, никаких мыслей на этот счет у Кристофа не было, потому что он мне не ответил, а подошел к открытой дверце кареты и заглянул внутрь.
— Наши дамы тоже спят безмятежным сном, — сказал он. — Надо бы убираться отсюда, куратор, покуда и нас вами сон не свалил. Еще неизвестно, чем это может закончиться.
Он хотел закрыть дверцу, но задержался, а потом извлек из кожаного кармана на ней пистолет Глаппа. Осмотрел его.
— Разряжен, – сообщил он.
Подойдя к нему, я тоже взглянул на пистолет, понюхал дуло и покивал.
— Действительно разряжен, — согласился я. — Из него недавно стреляли. И в этом нет ничего странного. Я отчетливо слышал, как как Генрих выстрелил в тех птиц-людоедов.
— Почему же он снова не зарядил его по дороге?
— В трясущейся карете? — недоверчиво наморщился я. — На лесной дороге? Не уверен, что сие было бы возможно проделать. На тех ухабах сложно было бы даже усидеть на одном месте. Уверен, что наших пассажиров так и бросало по всей карете… Однако здесь есть еще одна странность. И мне она очень не нравится!