Пепел чужих костров

Стена из слов

Госпожа Кирихе, а вы уверенны, что они съедобны? — Подцепив ложкой кусочек источающего пар гриба, Эддард осторожно поднес его к носу и втянув тонкий пряный аромат снова принялся его с подозрением разглядывать. — Пахнет, конечно, очень вкусно. Но… Я не знаю таких грибов. Мы не отравимся?

— Их называют горными шатрами. Здесь, на севере, они считаются едой королей. — белозубо улыбнулась травница и положив миску со своей порцией на колени подняла взгляд на раскрашенное розово-алою пастелью, заходящим солнцем, небо. Нам везет, не правда ли? Дождя сегодня не будет.

— Это несправедливо. — Осторожно положив чем-то напоминающую сморщенную медузу, грибную шляпку, себе в рот ученый медленно разжевал лакомство и невольно замычав от удовольствия зачерпнул следующую порцию.

— О чем вы, господин Абеляр? — Еле заметно улыбнувшись, красавица провела кончиками пальцев по воротнику платья и оправив чуть сбившийся узел затягивающих его тесемок улыбнулось лишь уголками губ.

— Я имею в виду все… это. С плохо скрываемой брезгливостью кивнув на лежащий у ног так и не распечатанный футляр с лицензией, ученый ссутулил плечи. — Я работал всю жизнь. Просиживал в библиотеках от зари до зари. Стирал руки в кровь на фехтовальной площадке. Не доедал и не досыпал. Не ходил, как остальные по кабакам, не напивался, не танцевал и не веселился. Не писал памфлетов и любовных писем, не волочился за юбками, и не ударялся в загул с друзьями. Бесы, да у меня то и друзей никогда не было. Книги, фехтовальная площадка, работа в архивах, экспедиции и снова книги. Мне уже больше сорока, а я был с женщиной только дважды. Я потратил большую часть жизни на то, чтобы стать действительным лектором университета. А теперь… Теперь, все это разрушено, потому что кто-то из власть имущих просто нашел меня… полезным. — Болезненно сморщившись, Эддард ссутулившись над своей миской покачал головой. — И растоптал все над чем я трудился все эти годы. Нет, даже не растоптал. Снес ее словно лошадь, наступившая копытом в муравейник, даже не обратив внимания на подобную мелочь. Всю мою гребаную жизнь. И даже милостиво дал мне выбор. Выбор. Ха! — Прикусив губу Эддард испустил тяжелый вздох. — Как будто есть выбор, когда нет выбора. — Стать изгоем, разыскиваемым преступником, прятаться где-то на задворках цивилизации, чтобы все равно рано или поздно закончить жизнь на костре или в петле… или согласится быть псом инквизиции. Тоже мне, милость… Этот… Ворон… Даже самый безграмотный серв поймет, что это чудище плод запрещенной магии. Этот, мать его, якобы святой человек, он использует еретические заклинания. Измененных существ. А теперь я это знаю. И вы знаете. Прислав к нам ворона, архиепископ дал нам понять, что мы на крючке. На его крючке. И будем жить, только пока пляшем под его дудку. Что теперь мы посвящены в такие тайны, что откажись от его… — Запнувшись на мгновение явно с трудом сдержавший очередное ругательство ученый пристукнул по колену кулаком с зажатой в ней ложкой. — Милости… Нам точно не сносить головы. А что будет, если когда мы окажемся ненужными? Вы ведь знаете поговорку про ловчих, да?

— Люди с крепким мечом, острым словом и короткой жизнью. — Глухо проронила Майя и подобрав из сложенной у тлеющего костерка кучи небольшой прутик принялась задумчиво перекатывать угольки под котелком. — Вы это хотели услышать? Я не знакома с его преосвященством. Никогда его даже не видела. Хотя знаю что власти на севере он имеет больше чем бургомистр Ислева. Потому не смогу ответить вам на ваши вопросы. Но судя по рассказам Сив, архиепископ неплохой человек.

— Неплохой?! — Вскинулся было ученый, но тут же сев обратно снова тяжело вздохнул. — Извините. Обычно меня трудно вывести из равновесия. Но сейчас я злюсь. Не на вас. На… скажем так… ситуацию.

— Я это понимаю. — Отложив в сторону миску, женщина принялась крутить в руках обгоревшую на конце ветку. — Я тоже раньше много злилась. Когда вылечив кому-то хворь, через некоторое время узнавала, что человек разносит обо мне мерзкие слухи. Когда женщины, которым я ничего не сделала, плевали мне если не в лицо, то в след, только потому что их мужья посчитали меня привлекательной. Когда плебан, отговариваясь добрососедством и духовным окормлением своей паствы, приглашал меня на очередную беседу или исповедь, и они превращались почти что в допрос. Когда одни имеющие власть убили моего ребенка и мужа, а другой имеющий власть откупился мной словно я корова или овца а не живой человек. Когда мне пришлось уезжать из мест, где я родилась. Сначала на север, а потом сюда, за Вал в дикий край, и в очередной раз начинать все сначала. Когда в поселке, где я построила дом, завела хозяйство и решила, что жизнь если не налаживается, то входит в какую-то стабильную колею, откуда не возьмись появился настоящий иной и от моего дома и хозяйства осталось несколько обгоревших досок и десяток ведер углей. Я очень хорошо понимаю вас господин Абеляр. И скажу вам, что вы неплохо держитесь.

— Неплохо? — Несколько раз моргнув Эддард покачал головой зачерпнул ложкой истекающей топленым жиром смеси грибов и корня лопуха и тут же опустив ее обратно невесело рассмеялся. — Спасибо госпожа Кирихе. Спасибо, что напомнили мне, что я не пуп вселенной, а, взрослый мужчина, что сидит и ноет перед женщиной вдвое моложе него, а успела потерять вдвое от того, что у него когда либо было. Простите. Я постараюсь, чтобы такое не повторялось. Очень постараюсь. Честно.

— Во всяком случае, вы принимаете плохие новости лучше, чем это делает барон. — С громким треском отломив от прутика кончик, травница бросила кусочек дерева в костер. — И поверьте, то что я сказала, это не отповедь. Говорю вам как лекарь. Вы умеете принимать обстоятельства как есть. Один из моих наставников, наверное, единственный не только ученый, но и мудрый человек называл эту способность жизнестойкостью. Не вернуть все как было, но приспособится к обстоятельствам и жить дальше. В вас это есть. Вы не отлыниваете от работы. Сегодня вы помогли мне очистить курень от остатков мха, привели в порядок расшатавшиеся спицы на колесах воза, составили компанию в сборе грибов, присмотрели за лошадками. Одна я бы не справилась. И спасибо за комплимент насчет моего возраста. Поверьте вы не вдвое старше. В моем роду… — Травница вздохнула. — В моем родуженщины долго выглядят моложаво.

— Если бы я ничего не делал… Сидел и обдумывал все… это, то наверное сейчас просто сошел бы с ума. — Беспомощно развел руками ученый и снова рассмеялся. — Работа отвлекает. Просто сейчас… опять навалилось.

— Ну… — В улыбке женщина появилась тень лукавства. — В таком случае, мы можем придумать что-то еще. — Например, опять смазать оси фургона, перебрать еду, развести костер побольше, чтобы попробовать просушить этот дурацкий шалаш… В крайнем случае можете натаскать камней от ручья и расширить костровую площадку. Или вы можете показать мне свой журнал записей, который, если верить господину Вернстрому, все больше напоминает собрание пахабных картинок для развлечения черни.

— Я… Ну… Да. Господин Август интересовался… — Заметно покраснев, ученый смущенно поскреб изрядно отросшую за последние дни бороду.

— Вернее было бы сказать, заглядывал через плечо при каждом удобном случае. — Рассмеялась травница. — И кривился будто увидел таракана в супе.

— Да. — Вернув Майе улыбку Эддард рассеянно помассировал бок и покачал головой. — Можно сказать и так. Просто, сейчас я веду записи об отношении северян к одежде. И естественно делаю множество зарисовок. А учитывая, что у меня только одна… модель. Ну, сами понимаете. Мне кажется это очень занятным. Не покрой, мода и прочее. Именно отношение. Казалось бы небольшое различие между нами. Кто-то найдет его пикантным, кто-то посмеется, но мне кажется это довольно важная черта образа мысли северян. Сив не стремится прикрыть наготу, не считает ее чем-то постыдным. Для нее одежда это утилитарная вещь. Инструмент. Я знаю, что в фургоне у нее лежат сапоги, но она в основном ходит босиком потому, что сейчас по ее мнению недостаточно холодно. А когда мы выходим на каменистые участки, обматывает ноги кожаными лентами потому, как они защищают ступни от ранений, но не мешают лазить по скалам. А ее плед это по большому счету палатка, и способ хранения личных вещей. И рубахи она тоже явно бережет. И так во многом другом. Получается, что северяне…. — Перехватив взгляд травницы Абеляр осекся на середине фразы. — Извините. Опять меня занесло.

— Ну что вы, господин Абеляр. — Немного подумав покачала головой травница. — Я давно не встречала увлеченных своим делом людей. То, что вы говорите довольно поучительно и во многом правда. Добавлю только от себя еще пару вещей. Одежда служит северянам не только защитой от непогоды, она указывает их статус. Буде попали мы в какое ни будь поселение северян, или в город, где, ей могут встретиться кто-то из кланов, Сив, несмотря ни на какую жару, подвела бы глаза углем, заплела в волосы шелковые ленты, надела самую красивую рубаху, натянула сапоги и нацепила на себя столько золота сколько у нее есть, только ради того чтобы кто-то не посчитал ее плохим воином или чьей-то служанкой. Я это знаю, потому, как мой супруг Стархедве тоже был северянином. То, что она разрешает себе показываться перед нами без одежды и украшений, это знак доверия. Она этим как бы говорит «Вы меня знаете. Знаете, кто я такая и чего стою. Я не буду носить оружие в руках, не буду похвалятся золотом, и даже позволю ему лежать где ни будь, потому что я знаю, что вы мои друзья.»

— Хм… — Задумчиво причмокнул глазами Эддард. — Получается, мы не так уж и различаемся.

— Когда-то я слышала, что внутри все люди едины. — Изящно поведя плечами Майя отломила от прутика еще один кусочек. — И вы правы. Готова спорить, что у господина Августа, когда он владел замком, была шикарная шляпа с разноцветными перьями.

— Ха… Ха-ха-ха-ха! — Громко рассмеявшись ученый хлопнул себя по бедру. — Да уж. Ну… Если вам интересно то вот… Как я и говорил, я делаю наброски того, что вижу, отложив миску в сторону Эддард запустив руку за пазуху, извлек пергаментную тетрадь и раскрыв ее на одной из страниц повернул к травнице. Здесь есть и ваши наброски. Вот это вы при нашей первой встрече. Готовите рыбную похлебку. А здесь мои соображения.

— Я умею читать господин Абеляр. — Сухо усмехнулась женщина. — И на зрение не жалуюсь. В конце концов, я дипломированный маг.

— Простите. Не хотел вас обидеть. — Смутился ученый и привстав протянул журнал женщине. — Можете посмотреть. Если найдете что-то оскорбительное для себя, я это вымараю.

Молча приняв тетрадь, Майя принялась медленно перелистывать страницы.

— Вы… Похоже, это мне нужно просить прощения, господина Абеляр. — Произнесла она после некоторого молчания. — Вы обладаете редким талантом живописца. А то, что вы про меня написали… довольно лестно.

— Просто стараюсь придерживаться того, что вижу своими глазами. Стараюсь быть откровенным с будущими читателями.

— Это… — Склонив голову на бок, красавица окинула Абеляра задумчивым взглядом. — Смущает… Вы назвали меня образцом гармонии, скромности и красоты настоящей гражданки империи. Пишете, что только мой голос мира сохраняет в нашей кампании равновесие, и способен унять, как разрушительное пламя северной натуры, так и упрямую гордыню старых имперских родов. Пишите, что подобному образцу смирения и непреклонной воли стоит подражать каждому гражданину нашей родины. Вы действительно так считаете?

— Госпожа Майя, — Тяжело вздохнув, ученый устало покачав головой, скрестил на груди руки, — Я записываю в журнал лишь свои наблюдения. Свое виденье. Я не могу претендовать на истину, но мне, как историку критически важно быть объективным. И поверьте, если бы я воспылав к вам некоторыми сердечными чувствами решил бы исказить увиденное, то наверняка использовал бы другие выражения. Вы красивы. Умны. Притягательны. Спору нет. Я восхищаюсь вашими поступками и образом мыслей, и это тоже правда. Но я не позволю своим эмоциям исказить суть.

Окинув ученого долгим, задумчивым взглядом, Майя кивнула. Уголки губ женщины чуть заметно дрогнули.

— Исказить суть… Вы не похожи на других.

— Других? — Непонимающе нахмурился Эддард.

— Благородных. — Пояснила травница и закрыв тетрадь протянула ее ученому. — Обычно они считают окружающих… как бы сказать… немного хуже себя. А здесь в журнале, описывая битву с гибридами, вы уделили себе лишь малую роль.

— Возможно дело в том, что из благородного во мне только имя. — Облегченно рассмеявшись, Абеляр спрятал кипу листов обратно за пазуху. — Мой отец получил дворянство всего за несколько месяцев до моего рождения. Большую часть жизни он был обычным конезаводчиком. Не слишком известным, кстати. А к приставке «Цу» в фамилии не прилагалось, ни земель, ни золота ни слуг. Ничего кроме пары украшенных императорской печатью свитков да записи в реестре родоначалия. Так что большую часть детства я выгребал навоз, таскал воду и присматривал за лошадьми. Я и дом-то покинул после того… — Осекшись, Эддард тяжело вздохнул. — Госпожа Майя. Что бы ни сказало это крылатое чудовище… Я не убивал своего брата. Это был несчастный случай.

— Я верю. — Скупо кивнула травница и сложив руки между колен, снова принялась крутить между пальцами обгорелый прут.

— Нет. — Распрямив спину Эддард взглянув в лицо женщине нервно огладил штаны и с хрустом покрутив шеей зажмурился, будто готовясь прыгнуть в холодную воду. — Если позволите… Я должен рассказать. Между нами не должно стоять это. Просто выслушайте меня, а потом решите какие у меня скелеты на конюшне. Так или иначе, мы сейчас в одной упряжке, а я не хочу, чтобы вы думали обо мне как о злодее или скрывающимся от правосудия преступнике.

— Когда вы волнуетесь вы действительно говорите как сын конезаводчика. — Разломав прутик красавица отправила его в костер. — Но я понимаю. Иногда хочется облегчить душу. Немного откровенности вряд ли повредит. Так что если хотите…

— Не знаю. Наверное. Хотя, скорее не хочу. Просто понимаю, что должен. — Сжав кулаки, ученый поджал губы и надолго замолчал. — Наверное, стоит начать сначала. Это было… чуть больше тридцати лет назад. Мне было девять. Агнусу тринадцать. И мы терпеть друг друга не могли. Сейчас, я думаю все дело в том, что каждый из нас считал, что отец и мать уделяют другому намного больше внимания, чем ему. Конечно, это было не так, но в наших играх я частенько оказывался битым. Случайно и не очень. Жизнь за пределами большого города обделена развлечениями. А кони не могут расти в предместьях. Им нужен простор. Так, что, так или иначе, жизнь наша проходила на отшибе и никакой другой кампании выбирать не приходилось. А в полулиге от нашего дома стояла башня. Остатки полуразвалившейся крепости времен первого Императорского похода. Эдакий каменный палец, торчащий посреди поля. Родители запрещали туда ходить. Но разве какие-то запреты могут удержать двух мальчишек? Это было весело. Прятаться меж камнями и полуразрушенными стенами, биться деревянными палками представляя себя то атакующим крепость варваром то стойким ее защитником. Или спускаться в подвалы, будто ты бесстрашный охотник за древними сокровищами или ловчий инквизиции. И хотя я часто оказывался, бит мне это все равно нравилось. И вот. Однажды Агнус предложил забраться на самую верхушку башни. Мы никогда так не делали. Лестница большей частью обвалилась, а с зубцов, поднимись ветер, частенько падали камни, так что это было действительно опасно. Но Агнус сказал, что где-то наверху спрятан сундук с сокровищами и я полез. Не знаю, как это получилось, сейчас я такой подъем повторить не решился, даже если бы кто-нибудь угрожал мне перерезать горло. Но девятилетний мальчишка смог. Цеплялся за лозы вьюна, втискивал пальцы в трещины, пару раз чуть не упал, но смог. Брат, конечно же меня опередил и забрался туда первым. И спрятался меж обвалившихся камней. Может он хотел меня только напугать, или пошутить. — Судорожно выпустив воздух Абеляр хрустнул костяшками пальцев. — Я не знаю. Но стоило мне подняться он набросился на меня со спины и начал молотить чем ни попадя. Сейчас я думаю все дело было в лошадке. Да… В деревянной лошадке, что вырезал мой отец. Это была его игрушка. Но за пару дней до нашего подъема мать отдала ее мне сказав что Агнус слишком взрослый для такого. Потому сейчас я думаю, это была месть. Он затащил меня на вершину башни, чтобы никто не услышал, что он со мной делает. Не знаю, что на него нашло. Он бил меня так, будто хотел сломать все кости. Я был меньше, младше, слабее. И мог только защищаться. Но когда он ударил меня по голове камнем… — Ученый испустил очередной полный муки вздох. — Меня как молнией пробило… И я разозлился. А потом чернота. Помню только, что вскочил на ноги. А потом как я стою уже внизу. Как пытаюсь растолкать Агнуса. А из его рта течет кровь. Большой камень вывалился из кладки. И он упал. Вниз. С пятидесяти шагов. Вместе с камнем. Я не толкал его с башни. Не бросал камень вслед. Чтобы сдвинуть такую глыбу нужно не меньше шести взрослых мужчин. Я это знаю. Видел своими глазами как отваливали клятый камень. Просто потолок обвалился, а глыба переломала ему все ниже пояса. Пока я бежал домой, пока звал отца… Агнус… умер. Мне конечно крепко досталось. А потом ни отец, ни мать никогда не смотрели на меня как раньше. Никогда. Наверное, потому я и ушел из дома как только мне стукнуло пятнадцать. Чтобы не видеть их взглядов. Не слышать их молчания. Но я не мог его убить. Это был несчастный случай.

— И ворон откуда-то знал об этом. — Медленно кивнув, красавица поднявшись подошла к ученому и присев рядом положила руку ему на плечо. — Я не верю этой твари господин Абеляр. И я думаю, вы догадываетесь почему.

— Потому что вы не ведьма. — Подняв голову, утвердительно произнес Эддард. — Что бы ни сказал крылатый этот монстр, вы не ведьма.

— Возможно. — Отняв руку от плеча ученого словно обжегшись, женщина подошла к костру и перекинув на грудь косу принялась смотря в огонь невидящим взглядом неловко перебирать волосы. — Я выслушала вашу историю, а теперь извольте выслушать мою. Мой отец был аптекарем. Матери я не знала. Она умерла родами и отец, видимо посчитав, что должен теперь давать мне всю заботу, которая у него есть, очень старался, чтобы я получила хорошее образование. Так, как он это понимал, естественно. Потому, в четыре я уже научилась читать. В шесть разбиралась в травах достаточно, чтобы приготовить несложную примочку или зелье от мужской немочи. В восемь вполне пристойно зашивала раны. Отец был небогат, но иногда мы недоедали только ради того, чтобы пригласить на ужин и беседу какого-нибудь именитого медикуса. Он знал что я никогда не получу диплом. Женщин не учат медицине в университетах. Но… Он был настойчив. А в десять. В десять я впервые увидела. У меня был кот. Знаете такой рыжий здоровый бандит, что переловив в доме всех мышей считает, что имеет право уйти на седмицу, чтобы вернутся с порванным ухом или подранной спиной. Мы жили в небольшом городке, и возможно я бы могла найти себе друзей и подруг по возрасту, но книги заменяли мне все, а моим единственным другом стал этот кот. Он никого не подпускал к себе кроме меня. Спал у меня в ногах, а когда я заболевала приносил пойманных в лавке мышей к моей кровати. Но однажды… Однажды он умер. Он был старый. Очень старый. Вы никогда не видели, чтобы кот седел? Я видела. Под конец жизни на его спинке было больше белых волос, чем рыжих. Он уже не мог ловить мышей и с трудом запрыгивал на кровать. Отец все грозился его выкинуть… — Губы травницы изогнулись в горестной гримасе. — А потом он умер. Отец отправил меня на рынок за овощами, а когда я вернулась… Он уже коченел. Я плакала три дня. Похоронила его во дворе… А потом… — Подобрав еще один прутик женщина принялась ломать его на мелкие кусочки. — А потом он вернулся. Молодой. Как я его помнила в самом раннем детстве. Он приходил ко мне ночью, ложился на грудь и я чувствовала его тяжесть. Его тепло. И с каждой ночью, что он лежал рядом я чувствовала, что со мной что-то происходит. Я начала видеть. Видеть какая из казалось бы годных трав не годна в настой, какой цветок несет в себе больше полезной эссенции, как и где нарушен обмен жидкостей у обратившегося к отцу. Начала понимать, что думают соседи, и что живущий в паре домов от нас господин не просто богатый старик с причудами, а в его доме происходит что-то странное. Это было, как будто кто-то привязал к моему позвоночнику струны и играл на них как на арфе. А потом этот старик пришел к нам в дом и о чем-то долго говорил с моим отцом. И уже через пару седмиц, я оказалась в магической академии. И там меня учили. — Криво усмехнувшись, женщина покачала головой. — Восьмой уровень силы. Это значит, что в хороший день я смогу зажечь свечу потужившись минут пять. А потом буду чувствовать себя так, будто родила тройню. Проще сделать это кресалом и огнивом, не правда ли? Это подобно пытке, господин Эддард. — Женщина снова вздохнула. — Тонкой и изощренной. Умирающий от жажды видит родник, может даже опустить в него руки, но не может зачерпнуть из него больше чем пару капель. Таким, как я остается ритуальная магия. Копить силы в амулетах, заговаривать четки и бусы. — На мгновение коснувшись пальцами плетеного пояска женщина издала короткий смешок. — А кот. Мой кот перестал приходить. Учителя и наставники объяснили, что он всего лишь плод моего воображения. Что мой детский разум был не в силах понять, что с ним происходит и выдумал этого кота. Что нельзя видеть душу. Что у животных нет души а буде даже она была, то всякая душа отправляется либо к создателю либо в ад изнанки мира. И я им поверила… После окончания академии я вернулась домой, но… Отец. — Губы травницы сжались в тонкую линию. — Он женился повторно. И у него появились другие дети… и заботы. Я почувствовала себя лишней. И ушла. Узнала, что переселенцам на север дают достаточно большие подъемные, чтобы попытаться открыть свое дело. Маг восьмого уровня в городе, даже провинциальном, это ничто. Но травник-маг в деревне это очень и очень неплохо. Это были счастливые годы. Я нашла того кого полюбила всем сердцем. У нас родилась дочь. А потом случилось… плохое. Много плохого. Мне пришлось уйти и начать все сначала. Заниматься… разным. Это был… не лучший период моей жизни. И я не буду утомлять вас подробностями. Скажу лишь так. Пару месяцев назад в мой дом захотел пролезть демон. Настоящий. Тварь с иной стороны нашедшая дорожку в наш мир. И в самый критичный момент, когда я думала, что всем нам конец… мой кот… он вернулся. Прыгнул твари в лицо. Мое охранное заклинание было для демона не плотнее чем паутина. Но Стафф… Он дал ему мощь, сделал из заклятье то, на что способен боевой маг не ниже третьего уровня силы. А потом я их увидела. Снова. Души. Души тех, кто погиб в деревне. Душу того… — Женщина покачала головой — И я поняла, что они всегда были рядом. Я просто не хотела их замечать. Отворачивалась от моего дара. Предавала саму себя. И их. — С хрустом сломав очередную ветку женщина поглядела на Эддарда полными боли глазами. — Тот шаман… Бердеф. Он объяснил мне кто я такая. Показал немого из того, что умеет сам. Чтобы привязать духов, северяне используют боль, кровь, особые грибы, ритуальные танцы и песни. Рискуют собственным посмертием, чтобы подчинить себе малых существ изнанки и тех, кто умер, но не ушел слишком далеко. Мне же… Мне же достаточно попросить их мне помочь. Не приказать. Просто попросить. Дать им немного своего тепла. Хотя я знаю, что они не смогут ослушаться моего приказа. Не смогут, не подчинится такой… как я. Людей с моим даром называют душеловами. Проклятыми. Даже кровавые колдуны-демонопоклонники окраины моря Павшего, считают, что таких как я надо душить в колыбели. А в глазах церкви… Я зло. Чистое зло… Но клянусь собственным сердцем, я не заключала договора с той стороной, чтобы получить этот проклятый дар.

— Вы… — Эддард облизнул губы. — Я не вижу в этом ничего плохого, госпожа Майя. Я не видел, чтобы вы творили зло или использовали колдовство кому-то во вред. Мне кажется это важнее… чем какая то… способность.

Майя застыла. Молчание все длилось и длилось и казалось травница замолчала навсегда.

— Вы очень добры, господин Абеляр. — Только прошу. Не говорите об этом остальным. Особенно господину цу Вернстрому.

— Теперь я понимаю, почему вы обрадованы патенту. — После некоторого раздумья протянул ученый. — Индульгенция.

— Да. — Резко дернув головой Кирихе поджала губы. — Именно так господин Эддард. Последние дни я только и думала, что я буду делать дальше. Насколько долго смогу скрывать эту свою… особенность. Что же. Пусть я чудовище. Но теперь я чудовище на службе церкви. Очередное. И никто меня в этом не сможет упрекнуть.

— Я никому не скажу госпожа Кирихе. Встав, цу Абеляр, прижав руку к сердцу отвесил женщине глубокий поклон. Клянусь всем, что у меня есть.

— Спасибо, господин Абеляр. Хотя… Знаете как называют подобную исповедь северяне? Стена из слов. Стена, что позволяет… Осекшись на полуслове женщина нервно облизнув губы заозиралась вокруг. — Господин Эддард… — Напряжено произнесла она и указав в сторону залитой закатным солнцем седловины опустила руку на пояс. — По моему, вам следует сходить за луком.

— Вот бесы. — Проследив взглядом за рукой травницы ученый опрометью кинулся к обозу. В долину, безжалостно сминая кусты, въезжала кавалькада закованных в сверкающую сталь всадников.

— А неплохо получилось. — Хлопнув юношу по плечу дикарка с одобрением оглядела кривобокое сооружение и сложенную перед ним кучку дров довольно кивнув слегка подергала юношу за рукав камзола. — У тебя прямо талант, барон. А теперь снимай эту штуку.

— Зачем? — Удивленно моргнув, Август уставился на великаншу.

И что она задумала на этот раз?

— Набьем ветками и засунем в шалаш. — Устало закатила глаза явно недовольная непониманием юноши Сив. — Будет выглядеть, как будто кто-то там спит. А когда совсем стемнеет, зажжем костер.

«Вот зачем»

— Ловушка? — Нахмурился цу Вернстром. — Ты хочешь поставить приманку?

Смерив юношу с ног до головы оценивающим взглядом дикарка снова подергала его за рукав.

— Вы, южане называете это осторожность. Я помню, как эта змея стреляет из арбалета. Не хочу проснуться со стрелой в заднице.

— Я замерзну. Мы замерзнем. Без костра. — Немного поколебавшись цу Вернстром принялся медленно расстегивать пуговицы.

— Костер будет. — Кивнув в сторону вырытой ей неглубокой, не больше пяди, но длинной и довольно широкой, чем то напоминающей грядку, окруженной валом и кусочками дерна земли, ямы, северянка пожала плечами. — Недолго. А потом завернемся в мой плед. Не бойся, барон. Я тебя согрею. Будет тепло. Главное чтобы жарко не стало. — Отразившееся в глазах северянки почти скрывшееся за горами солнце зажгло в их глубине алые угольки. Давай, пока хвороста еще натаскаем.

Как это у дикарки получилось было совершенно неясно, но покрывающий дно ямы слой веток, прутиков и нарубленных секирой на мелкие куски сушин вспыхнул почти сразу, давая невысокое, и совершенно бездымное пламя. Блаженно жмурясь под волнами идущего от костра и отражающейся от высящихся за спиной камней тепла Август поплотнее закутался в пусть и слегка пахнущий жиром, потом, и почему-то горными цветами, но оказавшимся удивительно сухим и жарким плед и благодарно кивнув, принял протянутый горянкой кусок разогретой на углях, слегка испачканной сажей, лепешки.

Еще пару месяцев назад я такое бы и в рот не взял, а теперь считаю горячую, пусть и чуть присыпанную пеплом, еду чуть ли не роскошью.

Духи говорят, что тебе надо мне что-то сказать. — Устроившаяся рядом, чуть не засунувшая в костер босые ноги горянка откусила от своей лепешки маленький кусочек и довольно кивнув начала ее пережевывать. — Мука, вода, немного соли и чуток сыра. Как у нее так получается?

— Да. Вкусно. Майя просто здорово готовит. — Согласно кивнул юноша и не выдержав подвинулся немного ближе к огню. — Только. Не обижайся, Сив, но твои духи ошиблись. Я не знаю о чем говорить.

— Например о том, что эти твари выкололи тебе глаз и снасильничали. Или что ты хотел проткнуть меня своей зубочисткой пока я смотрела, что в лисьей норе. — Откусив следующий кусок от лепешки великанша покачала головой. — Ты видел вокруг шалашей стену из камешков? Она нужна, чтобы защитить жилище от ветра. Иногда нужно поставить стену из слов. Сказать что внутри, чтобы защитить сердце от того, что снаружи… Знаешь… Когда я сбежала из гнезда… Мне тоже было больно. Мне тогда хотелось бы, чтобы меня кто-нибудь выслушал. Когда мне становилось совсем плохо я говорила с деревьями, ветром и духами, но это было… На мгновение великанша замялось. Это помогало, но все равно было не то… С живыми стена слов выходит крепче…

— А сейчас? Сейчас тебе хочется рассказать?

— А сейчас я понимаю, что все в прошлом и я жива. — Пожала плечами дикарка. — Раны зарастают. Даже те, что внутри. Особенно те, что внутри.

— Мне кажется со мной этого никогда не случится… — Тяжело вздохнув, юноша опустил лепешку на колени. — Отец от меня отказался.

— И тебе не зачем отправляться в Лютеций. — Медленно кивнула горянка и ткнув пальцем в костер искривила рот в невеселой ухмылке. — Это больно. Когда некуда возвращаться. Но… Это тоже… проходит.

— Он хороший человек. Мой отец. — Слова дались Августу нелегко, это было все равно, что проталкивать через горло мельничный жернов, но в коне концов ему удалось. — Просто… для него честь и благополучие рода превыше всего. А у меня есть братья. И сестры.

— Ты по ним скучаешь… — Наполовину утвердительно произнесла великанша и вскинув бровь покосилась на юношу.

— Нет. — Покачал головой Август после долгой паузы. — Это наверное неправильно, но нет. Когда ты живешь в большой семье и надо делить наследство, когда всеми силами борешься за внимание главы рода… это не слишком способствует… теплым отношениям.

— Бывает. — Немного подумав, кивнула Сив.

— Ты считаешь это неправильным? — Снова вздохнув юноша оторвал от лепешки кусок и сунув его в рот принялся ожесточенно перемалывать его челюстями.

— Не знаю. — Перекинув на грудь косу дикарка принялась задумчиво перебирать вплетенные в волосы косточки бусины и кольца. — Здесь, в горах, принято держатся за род. Никто кроме семьи не сможет защитить тебя если тебя хотят обидеть. Но… все бывает по-разному.

— У меня пальцы болят. Тех, которых нет. Как будто я их сжимаю. Со всех сил. А глазом… я понимаю, что так быть не должно, но иногда я вижу свет. Вспышки. Яркие, как солнце.

Хмыкнув, дикарка поворошила рукой угли костра.

— У одного моего знакомого так было. Ему руку топором отрубили. Говорил, как будто постоянно чувствует свой кулак крепко сжатым. — Наконец произнесла она задумчивым тоном. — Шаман подсказал ему представлять, как будто раскрывает и расслабляет ладонь. Ему помогало.

Над костром установилось долгое молчание.

— Та… птица сказала… вы с Ллейдером. Вы должны были меня убить.

Великанша болезненно поморщилась.

— А-а-а… Так вот чего ты за свой ножик хватался… Духи сказали, что ты об этом спросишь. Ладно… Приходил один. Жирный как боров. Весь в перстнях и цепочках, одежда из шелка и золота, если хоть одну цацку содрать — большой клан дюжину лет кормить хватит, а к шапке будто целое птичье гнездо приколотили. Мы тогда без заказов совсем сидели. Почти месяц. Он показал мне и Ллейдеру твой портрет. Сказал, что если с тобой что-нибудь случится, то заплатит каждому по две марки. Мы отказались. Что бы ты там себе не думал, мы не убийцы. А через седмицу мы Гарриса встретили. И он нас нанял. Я тебя не сразу узнала. На портрете ты был…

— Красивей? — Криво усмехнулся Август и коснувшись прикрытой веком пустоты невольно поморщился.

— Моложе, что ли. — Покачала головой горянка. — Как подросток. И радостней. Дай сюда плед. — Пододвинувшись поближе Сив выдернула из рук цу Вернстрома конец одеяла и расправив накинула себе на плечи. — Нам и двоим тут места хватит.

Плечо великанши оказалось удивительно горячим.

— Две марки. — Покачал головой юноша. И пододвинувшись поближе под источающий приятное живое тепло бок дикарки сгорбился над остатками лепешки. — Отец любил говорить, что всегда полезно знать, сколько ты стоишь.

— Это север. — Погрузив руку в огонь, Сив подхватила из костра рдеющий уголек и принялась катать его на ладони. — Здесь не важно, кто были твои предки, в каком большом каменном доме ты живешь, и сколько у тебя слуг и золота в сундуках. Кому-то нужны деньги. И чтобы их добыть он просто срубает тебе голову. Мы тогда отказались тебя убивать потому, что подумали что ты еще ребенок. Это гнусно — убивать детей… А Гретта? Она хорошо трахается?

— Сив…

— На с6евере есть старый обычай. Перед огнем нельзя лгать. — Отбросив пригасший уголек обратно в костер, дикарка устремила на Эддарда задумчивый взгляд. — Духи обидятся.

— Я… я не помню. Я был болен. И пьян.

— Ладно… Мне плевать… — Прищурившись словно сытая кошка дикарка шумно почесалась и поерзав пододвинулась еще ближе. — Просто спросила, чтобы узнать, не наделаешь ли ты глупостей, когда мы ее догоним.

— А мы догоним? — Повертев в руках лепешку цу Вернстром протянул ее Сив. — Хочешь? Мне как-то… не лезет.

— Оставь на завтра. — В голосе горянки звучала тоска и усталость. — У нас не так много еды.

Они еще немного помолчали. Последний луч солнца скрылся за горизонтом забирая у неба краски.

— Ты ведь знаешь, кто я такая на самом деле? — Нарушила наконец молчание великанша.

— Сейчас ты скажешь, что ты дочка местного горного царя? — Позволил себе улыбку юноша и тут же смутившись вскинул руку в жесте примирения. — Извини. Дурацкая шутка.

— Не хуже и не лучше других. — Тяжело вздохнув, покачала головой дикарка. Я Сив Энгинсдоттир. Энгинсдоттир на языке гор значит ничья дочь. Меня нашли в горах. Младенцем. А клан что меня вырастил… Погиб.

— Война? — Сжав губы несмело поинтересовался Август. — Кровная месть.

— Что-то вроде. — Отведя взгляд в сторону буркнула великанша. — Но сейчас не об этом. Ты знаешь, что я разговариваю с духами. Знаешь, что я иногда перекидываюсь. Ты считаешь меня благословленной? Или одержимой демоном?

— Я считаю тебя… наверное… другом. — Слова дались Августу необычайно легко. — Сначала ты меня раздражала. Потом я тебя возненавидел. Но когда меня схватили эти… чудовища… а ты пришла за мной… Не бросила… Я… смог разглядеть все с другой стороны.

Сив покачала головой.

— Тогда тебе нужно это знать. Когда меня судили жрецы белого бога… Решали убить меня или оставить служить… Я говорила с одним. Он был одарен зрением. Лучше чем любой колдун. У нас такое называют долгий взгляд. Он сказал, что на самом деле во мне нет духа, что одерживает меня в бою. Что я просто… неправильная. Сломанная. В голове. Что у меня две стороны. Как у ножа или монеты. Что такое иногда бывает, когда человек взваливает на себя больше чем может унести в одиночку. В моем народе, таких как я называют двусущными. И считают благословленными. Но на самом деле это просто болезнь. И горцы на самом деле тоже это знают. Потому никогда не пускают таких как я под крышу длинного дома. Благословленные живут вдали от людей. Им наносят шрамы и знаки, связывающих духов. Шаман учит их правильному дыханию и мыслям. Им воздают почести и уважение. Но все равно стараются держать достаточно далеко, чтобы случись им вдруг перекинуться, никто из родных не пострадал. Им носят пищу и пиво. Нужные вещи. А когда приходит время войны зовут, чтобы они первыми бросились в бой. Я считала себя особенной. Судьба благословленного нелегка, но это честь. Честь данная старыми богами… А белый жрец сказал, что это просто… Болячка. Что мой разум увечен. Как младенец родившийся с двумя головами. Он сказал, что мне нельзя быть ни с кем. Что я опасна и могу убить даже самого близкого. В любой момент.

— Хорошо, тогда, что мы не очень близкие, так? — Выдавил из себя улыбку юноша и чуть отодвинувшись от горянки заглянул ей в глаза. — Во всяком случае, ты до сих пор меня не убила.

— О-о-о… Ты не представляешь сколько раз я этого хотела. — Невесело хохотнув дикарка зло дернула себя за косу. — Особенно когда ты попытался снасильничать Майю.

— Я? — Поперхнувшись цу Вернстром открыл рот от удивления.

Несколько долгих мгновений великанша вглядывалась в лицо юноши.

— Духи говорят, ты действительно не понимаешь. — Заключила она и плюнув в начавший гаснуть костер прихлопнула ладонью по бедру. — А Майя объяснила мне, что это были остатки порчи демона. Что грязь другой стороны возбуждает в человеке самое плохое. Хотя… я думаю, что это южанская отрава просто взбаламучивает все дерьмо, что есть в человеке.

— Значит… — Пожевав губами Август болезненно сморщившись принялся массировать виски. — Боги. Я думал, что эти воспоминания бред. Остатки какого-то кошмара… Значит… во мне много дерьма. Больше чем я думал и больше чем мне бы хотелось. А вокруг много людей, которые его терпят.

— Ллейдер иногда давал мне виски с маковым молоком. Говорил, чтобы успокоить моего духа. Но сейчас я понимаю, что это было не так. Он просто хотел привязать меня к себе. Это была еще одна цепь. Как деньги или его обещания, что мы поедем на юг. Я знала, что он бросил семью. Но не знала, что у него есть дети.

— Четырнадцать. — Покачал головой Август. — Бесы, четырнадцать…

Магуты берут столько жен сколько могут себе позволить. — Пожала плечами Сив. — Надеюсь, большой жрец нашел всех баб которых он обрюхатил.

— Сив. — Август сглотнул. — А ты не хотела бы… Все бросить… У тебя не бывает так, что хочется просто… уйти от всего этого.

Великанша задумалась.

— Когда то я искала битв. Старалась всем доказать, что я лучшая. Ставила зарубки на рукояти топора. Бросила после того как сменила третью рукоять. А сейчас…

— Я о другом. — Отведя юноша сжал кулаки. — Ты никогда не думала чтобы… ну все закончить?

Великанша скривилась.

— А-а-а. Белый бог говорит, что убить себя самый большой грех. Не помогут ни индульгенции ни молитвы. — Проронила она наконец и уставилась в костер. — Терпи барон. Белый бог никогда не взваливает на человека больше, чем тот сможет вынести.

— Не понимаю, зачем ты со мной так возишься. Я бесполезен. — Ссутулив плечи цу Вернстром испустил тяжелый вздох.

— Думаю, завтра мы их нагоним. — В серо стальных глазах великанши блеснули отсветы костра. — Они недалеко. След свежий. Духи выведут нас прямо на них.

— Ясно. — Прикусил губу Август. — У нее может быть арбалет, помнишь? А еще ты сказала, что с ней еще кто-то. Тот, кто мучает белок.

Горянка усмехнулась.

— А меня ты не боишься, барон? Не боишься, что я перекинусь и откручу тебе голову?

— Ты сказала, что со временем поняла, что прошлое остается в прошлом. — Тяжело вздохнув Август сунул остатки лепешки в рот. — Я спросил тебя про самоубийство не потому что хочу с собой что-то сделать. Я уже понял что… не смогу. Но я понял еще одно. Что будущее еще не наступило. Пока ты еще этого не сделала. И я жив.

— Ясно. — Запустив руку за пазуху великанша, чуть слышно брякнув деревянными бусами сняла с шеи маленький полотняный мешочек и вложила его в ладонь Августа. — Духи не хотели, чтобы мы шли сюда. А теперь говорят, что завтра нельзя идти по следу. У меня тоже… что-то сердце щемит. Плохое предчувствие. Потому… Вот держи. Я это сама сделала. На всякий случай. Это опасно. Но если станет худо, может другого выхода не будет. Когда мы придем на место, держи это во рту. Если будет плохо — раскусишь.

— Что это? — Опустив взгляд на мешочек нахмурился юноша.

— Ворота перехода. Наши воины иногда пользуются таким. Когда… надо сражаться с благословленными. Или идти в последний бой. Черные грибы, красный мох, и некоторые травы запечатанные в воск. У меня было немного воска… Там внутри сидит дух грибов. Это сильный дух. Он путает разум. Но тело становится намного сильнее и быстрее. А красный мох и травы следят чтобы ты не совсем заблудился. Это ненадолго на пару свечей, а потом будет очень плохо, но ты… это даст тебе шанс победить. Или убежать.

— Я слышал что от этой смеси может остановиться сердце. — Немного поколебавшись юноша убрал мешочек под куртку. — А еще что она может работать… по-другому.

— Да. — Иногда дух грибов может и пошутить. Отнять те силы, которые у тебя есть. Подарит взамен зрение или мудрость. Но это очень редко бывает.

— Было бы неплохо — коснувшись дыры на месте глаза невольно усмехнулся Август. — Не отказался бы ни от того ни от другого.

Великанша негромко рассмеялась.

— В последнее время ты мне нравишься намного больше, барон. — Все еще хочешь поплыть на юг? Со мной?

— Не думаю, что его святейшество так просто нас отпустит. — Поджал губы Август. — После того, что я видел сегодня утром. Думаю, мы будем мотаться по этим горам и лесам до конца дней. Охотится на чудишь о которых никто в цивилизованном обществе и не слышал. Мерзнуть ночами, сбивать ноги в кровь, спать на земле и есть лепешки Майи. Пока нас не убьют или мы не перестанем быть… полезными.

Уголки губ Сив опустились. Что-то в глубине холодных глаз дрогнуло, будто трескалась корка покрывающего горное озеро льда и на мгновение Августу показалась, что рядом с ним сидит не гордая, несгибаемая воительница севера, а запутавшаяся и до смерти напуганная молодая женщина.

— Ты прав, барон. Я устала от этого. — Произнесла великанша тихим, лишенным эмоций, будто выцветшим, голосом. — Белый жрец был ко мне добор. Подарил мне надежду на новую жизнь. На спасение, когда я уйду на ту сторону. Но видят боги, я устала. Надоело охотиться. Надоело сражаться. Надоело убивать. Хочу увидеть море. Не здешнее, теплое. И золотые башни. Мне говорили, что в Ромуле живет пять сотен по сто человек, есть башни из золота, дороги выстланы каменными плитами между которыми и лезвие ножа не просунуть, а все дома каменные. И никто не голодает. Разве такое бывает? Разве человек может такое построить?

— В Ромуле живет не пятьдесят тысяч человек, а пятьсот. Пятьсот тысяч. — Невольно улыбнулся Август. — И в нем действительно есть башни покрытые золотом. А еще в каждый дом проведена вода. Акведуки. Вода с гор льется по трубам в каждое жилище. И на улицах стоят фонтаны. Это как родники, только сделанные из мрамора, а их струи бьют высоко в небо, чтобы не было так жарко. А на площадях стоят статуи. Самые прекрасные в мире. А еще, вокруг каждого дома растут оливы и виноград. А порт… Треть города стоит на столпах, на воде, и в порту ты можешь увидеть корабли со всего света. На рассвете это просто великолепное зрелище.

— Ясно. — Уныло вздохнув северянка громко засопела. — Порт. Корабли. Статуи… И пять сотен по тысяче клятых южан…

Ты ведь не хочешь с ними говорить? Не попробуешь взять живыми? Убедить пойти с нами?

— Последнее время мне очень холодно ночами. Я хотела спать с Эддардом, но он оказался. — Тихий голос дикарки сочился грустью. — В Ислеве, я ходила в бордель. Это неправильно, но иногда… мне очень одиноко. Когда спишь с кем-то даже за деньги… Чувствуешь себя нужной.

— А Ллейдер? — Осторожно подобрав выпавшую из костра палочку Август поворошил рдеющие угли костра.

— Жрец сказал, что я должна быть одна. А я не могу. Мне страшно, когда я одна. Я не хочу чтобы одна… — Дикарка медленно опустила руку топорище секиры. — Знаешь. Ты прав. Когда мы их найдем. Я не хочу говорить. Не хочу оставлять их живыми. Не тех, кто мучает белок ради забавы. Хватит с большого жреца и головы.

— А если он узнает?

— Наверняка разозлится. — В голосе северянки послышалась беспредельная усталость. — Как тогда, с караваном. Не даст денег. Может велеть отправляться в дом, где другие жрецы живут. Таскать воду да колоть камни.

— В монастырь?

— Да. Это слово. Просто забыла. Огладив рукоять секиры горянка прикусила губу. — Или еще что-то придумает. Он не плохой. Просто… большой жрец. Должен хранить порядок… У больших вождей не может быть мягкого сердца… А знаешь. — Вскинув голову Сив неожиданно улыбнулась. — Если он так сделает. Плевать. Бросим все и поплывем на юг. В Ромул. Все вместе, а? Ты, Майя, Книгочей… Плевать. Это мое последнее дело. Слишком я устала.

— Я думаю… это не такая уж и плохая мысль. — Согласно кивнул юноша. — Наймешься в охрану к какому ни будь караванщику. Тебя с радостью любой возьмет. Северяне в Ромуле редкость. А я устроюсь где ни будь писцом. Эддард будет детишек учить, а Майя лавку откроет…

— Духи смеются. — Огромная ладонь северянки медленно опустилась юноше на бедро. — Говорят сегодня хорошая ночь для сказок. И чтобы не быть одинокими.

Немного помедлив Август положил руку на источающее жар плечо горянки.

— Сив… Понимаешь я…

— Понимаю. — Коротко кивнув, великанша сбросила с себя руку цу Вернстрома и выпроставшись из под пледа принялась забрасывать костер землей. — Сейчас запалю огонь у шалаша, а ты ложись. Спи. Земля будет теплой. Я посторожу.

— Сив, я не хотел тебя оби…

Северянка медленно повернулась к юноше. Магия костра и лепешек развеялась. Молодая, уставшая, женщина куда-то исчезла, а на ее месте стояла жесткая как породившие ее скалы и холодная как зимняя стужи валькирия. Плоть от плоти и кровь от крови жестокого края ледяных озер, распарывающих небо гранитных пиков, и вездесущего холода.

— Спи, южанин. — Забросив секиру на плечо, великанша растворилась во тьме.

Три дюжины. Крепкие здоровяки в тяжелых железных панцирях верхом на рослых скакунах. Они не были похожи на бандитов. Одинаковая одежда, одинаковые доспехи, сверкающие начищенной сталью бацинеты, большие, широкогрудые, укрытые голубыми, словно весеннее небо, попонами, кони. И слишком уж согласованно они действовали. Бодро форсировали ручей, подняв целый фонтан брызг. Рассыпавшись полукругом, взяли лагерь путешественников в полукольцо, несколько всадников миновали костровую площадку, топча угли и нехитрый скарб разъехались в стороны отрезая немногочисленные оставшиеся пути бегства, еще пара устремились к обгладывающим кустарник лошадкам и подхватила из под уздцы. Остальные, слитным движением навели на, спрятавшихся за бортом фургона, Майю и Эддарда легкие кавалерийские арбалеты.

— Именем. Святой. Нашей. Матери. Церкви! — Откинув выдающееся вперед осадным тараном забрало зычным голосом проревел один из всадников — Настоящий гигант, на не менее огромном белом коне. Заглавные буквы в его словах слышались так ясно, что резали слух. — Бросайте. Оружие. И. Выходите. Из. Укрытия!

— Кто вы такие?! — Подавив в себе порыв, выглянуть из-за казавшихся сейчас такими хлипкими и ненадежными досок и отогнув край тента, чтобы еще раз осмотреться, крикнул Эддард. Вернее попытался крикнуть. Сжатые волнением связки подвели в самый ответственный момент и вместо властного голоса умелого оратора из его рта вырвалось нечто, больше напоминающее то ли придушенное воронье карканье то ли крысиный писк.

— Второй Разведческий Корпус Ордена Белой Длани! Седьмой Полк Шестая Рота! Младший Паладин Леменет Цу Гернхарт! — От рева всадника, казалось, дрожала земля. — Выходите и вам не причинят вреда!

Эддард и Майя обменялись короткими взглядами.

— То самое сопровождение? — Одними губами произнес ученый.

Тискающая в руках пригоршню бус Майя нервно пожала плечами.

— Мы ловчие конгрегации шестого круга доверия Эддард цу Абеляр и Майя Кирихе! Уберите самострелы и мы выйдем!

На этот раз голос не подвел. Конь, здоровенная, явно приученная к грохоту стали и шуму битве скотина, под всадником загарцевал и щелкнул зубами. Паладин усмехнулся и подняв руку сделал знак остальным. Арбалеты медленно опустились.

Вас-то мы и ищем. — Произнес паладин уже нормальным голосом и единым слитным движением спрыгнув на землю сделал несколько шагов по направлению к фургону. — А где остальные? Вы уже нашли… объект поисков?

— Остальные как раз этим и занимаются. — Охнув от прострелившей окаменевшую от напряжения спину боли, ученый, медленно разогнувшись, встал в повозке во весь рост. — Не потопчите, пожалуйста, нашу еду.

— А? — С удивлением взглянув под ноги здоровяк небрежно отбросил носком сверкающего сабатона перевернутую миску и белозубо улыбнувшись беспомощно развел руками. — Прошу прощения. Вам не стоит беспокоится. Мы на одной стороне. У нас есть еда, вино и мы с удовольствием ей поделимся. Следуя его знаку, остальные всадники принялись спешиваться и стреноживать коней. — Вам нужна помощь? Раненые? Может разослать группы на подмогу остальным?

— Мы в порядке. — Осторожно придерживая подол платья, травница, спрыгнув с телеги встала напротив паладина и устремив взгляд на его стиснутое с двух сторон сверкающей сталью, открытое честное лицо изобразила изящный поклон. — Благодарю за предложение господин цу Генхарт.

— Пустое. — С явным удовольствием оглядев травницу с головы до ног, кавалерист причмокнул губами и отстегнув шлем стянул его с головы. По закованным в тяжелое железо плечам рассыпалась густая грива каштановых волос. — Так, что насчет помощи в поисках?

— Темнеет. — Кивнув в сторону уже плотно зацепившегося своим краем за вершину гор, солнца, Эддард, подслеповато прищурившись, оглядел коней и суетившихся рядом всадников. — По половине троп верхом не пройти, и вряд ли вы готовы ломать ноги в темноте во всем этом железе.

— Х-м-м… И то верно. — Пристукнув латным кулаком по цельнокованому нагруднику рыцарь ордена понимающе рассмеялся. — В доспехах много по горам не походишь. Тем более, как мне сказали с вами сама Сив Энгинсдоттир. Псица самого Высокопреосвященства. Я о ней слышал. И в основном хорошее. Она один из лучших следопытов. Если она не найдет, того кого мы здесь ищем, то мы и подавно. — Мрак, Лайло! Обойдите тут все вокруг! И назначьте посты! По двое! Нет! Отставить! Тройками! — Крикнул здоровяк через плечо. — Бран! Айнер! Коней накормить и почистить. Ваймс, Лендан, Греттир! Кусты срубить! Вот те деревья — коротко ткнув в сторону ельника всадник с металлическим звуком прищелкнул пальцами, на костры. А то тут сыро как в бане, но холодно как в аду. И расставьте вокруг рогатки. Не хочу, чтобы ночью к нам медведь или горный кот пожаловал.

Проследив как несколько воинов вооружившись легкими кавалерийскими топориками споро бегут к зарослям рыцарь довольно кивнул.

— Пока мы вас искали, дважды нарвались на банды разбойников. — Пояснил он с улыбкой. — Проклятый край. На одного хлебопашца приходится десяток лихих людей. Да простит меня Создатель, но эти клятые разбойники испортили мне все латы — вот видите? — Указав на еле заметную царапину не прикрывающей бедро ташке доспеха мужчина недовольно тряхнул волосами. — Не хочу больше… сюрпризов.

— Понимаю. — Спрыгнув наконец с телеги, Эддард аккуратно утвердив один конец лука на земле с силой пригнул тугие плечи оружия и сняв тетиву принялся аккуратно ее сворачивать. — Север — опасное место.

— Это точно. — Согласно кивнул Леменет, задумчиво поскреб перчаткой гладко выбритый подбородок и повернувшись к озабоченно глядящей на воинов травнице восхищенно вскинул брови. — Я конечно получил ваши описания друзья мои, но не ожидал что вы окажетесь столь… живописной компанией.

— Что? Слишком стар для ловчего? — С улыбкой похлопав себя по выпирающему животу ученый, сделав несколько шагов в сторону, с кряхтением опустившись на корточки, принялся собирать разбросанные по земле миски.

— Ну… — Одарив Майю и Эддарда очередной белозубой, прямо таки источающей уверенность и добродушие улыбкой здоровяк упер руки в бока. — Согласно моим данным ваш отряд в одиночку справился с целой стаей измененных. Так, что я думал вы будете более… — На мгновение всадник замялся. — высоким. И уж точно я не ожидал, что госпожа Майя окажется такой красавицей. Женщинам, тем более таким привлекательным, опасно находится в подобных местах. Ваша красота… Я бы скорее представил вас на скамейке в Императорском парке, или на балу в сверкающем платье, чем здесь посреди всей этой… дикости. — Облизнув губы рыцарь коротко хохотнул. — Будь я на месте вашего мужа и за порог бы вас не выпустил.

— К счастью мой муж иного мнения. — Серебряный колокольчик голоса травницы зазвенел льдом. — И если вы не против, мы больше не будем касаться подобных тем.

— Что же… — Всем видом изображая смущение, рыцарь, отведя от травницы взгляд, развернулся в сторону куреней. — Мы гости. Так что прошу прощения, если был не вежлив. Я уже отвык общаться с дамами. Походная жизнь, знаете ли… Кстати… Эти строения… Они вам нужны?

— В правом мы спим. В повозке холодно. И сыро. — Слегка нахмурился Эддард. — А второй используем для лошадей.

— Не страшно. — Небрежно взмахнув рукой, цу Гернхарт решительно пристукнул облитым железом кулаком по раскрытой ладони. — Я прикажу дать вам теплые одеяла. Много одеял. И разжечь вокруг повозки костры. Моим людям нужны эти шалаши. Эта проклятая сырость… если останемся ночевать под открытым небом, боюсь к утру от доспехов останется лишь горстка ржавчины. И… — Вновь задумчиво постучав по ладони Леменет улыбнулся. — Думаю, вы не откажетесь от трапезы. Мы прервали ваш ужин. И похоже перевернули котелок с кашей или что у вас там… Зато у нас есть целый бочонок вина и свежее мясо.

— Не откажемся. Коротко кивнула женщина. К тому же, моя похлебка похоже совсем остыла.

— Вот и отлично, друзья мои. — Довольно кивнув, рыцарь воздел над головой палец. — Но сначала, благодарственная молитва Императору.

— Конечно господин цу Генхарт. — Коротко поклонившись, ученый тяжело вздохнул. — Хорошо, что вы прибыли так быстро. Нам, честно говоря, было немного не по себе здесь. Приятно почувствовать себя в безопасности.

— Понимаю, господин цу Абеляр. — Широкая, по детски наивная, улыбка рыцаря, прямо таки излучала участие. Но глаза смотрели холодно и внимательно. — Прекрасно вас понимаю.