Правилам не подчиняется тот, кто их придумывает

Проснулся я от того, что кто-то методично долбил мне по лобу. Нет, не в переносном смысле. Буквально.

Открыл один глаз, — на краю кровати-матраса сидела матушка и настойчиво стучала указательным пальцем по голове. По моей, естественно. По своей-то ей зачем стучать?

— Такито, вставай. Опять чуть не проспал. Никак ты после болезни не поправишься.

— О-касан… — я прикрыл лицо подушкой, — Вчера был тяжелый день…

Договорить не успел, потому как быстро закрыл рот и врубил мозг, который спросонья плохо работал. Чуть не ляпнул, что вчера немного утомился.

Сначала меня чуть не убил Синода, потом Синоду убила сумасшедшая девица, которая вызывает у меня кучу сомнений и опасений, а потом я стал оябуном одной из крупнейших группировок якудза. Так что… Дайте, блин, поспать!

Однако, к счастью, голова быстро вошла в рабочий режим и столь волнительные детали минувшего дня осталось для матушки тайной. Впрочем, думаю, скажи я это все вслух, она бы громко рассмеялась, не поверив ни единому слову. Или решила бы, что младший сын снова заболел, поэтому бредит.

— Да, вставать пора… — Вместо этого ответил я матушке. — Сейчас. Встану. Можно пять минут?

— Не выдумывай ерунду. Вставай, Такито-тян, завтрак остывает. И на работу пора. Ты же не хочешь оказаться на улице? Не каждому так везет, как тебе. Попасть в отдел статистики — хороший старт для молодого человека.

Родительница поднялась с матраса и мелкими шагами засеменила в сторону выхода. Как забавно все-таки она ходит…

Я принял сидячее положение, и пока матушка не вышла за дверь, с интересом смотрел ей вслед.

Вот мне любопытно… Насчет отца Такито. Все понимаю про этого дракона, но…

Слишком странно, что он выбрал меня для роли хранителя. Я в этом уверен теперь на сто процентов, имею в виду выбор, особенно после некоторых фраз Каору. И разговор тот мутный, который старушка-кицунэ вела с неизвестным мужчиной.

Бабуля, конечно, попыталась убедить меня, будто ничего такого не было, но я слышал! Надо наведаться к ней и поговорить на тему выбора этого дракона. Почему именно Такито? Ну спас он меня там, в моей жизни. Вернее, насчет «спас» не совсем правильное высказывание.

Так понимаю, Иванов Иван Иванович все же умер. Пал, так сказать, от руки врага. Дракон просто взял мой… черт… как это назвать-то? Дух? Душу? Сознание? И засунул в Такито. Типа отблагодарил за…

В памяти снова всплыл тот голос, что я слышал, когда после своей очередной смерти проснулся в квартире Тенноки. Отблагодарил за то, что забрал из плохого места… Вот что он сказал, тот тип… И что людишки ему надоели. А старуха еще посмеялась, типа вранье все это, что надоели…

— Ах ты ж… старая стерва… — Я покачал головой и усмехнулся.

Нет, не угадала бабуля. Сегодня же к ней наведаюсь и прижму к стенке. Морально, само собой. После того, как «божий одуванчик» справилась с О́ни, я, пожалуй, поостерегусь вести себя с ней неуважительно. А вот вопросы все-таки задам.

Но сначала… Сначала надо разобраться с реальной жизнью Такито. Вернее с теми изменениями, которые в ней произошли. Оябун… Глава клана… С ума сойти…

Честно говоря, я сам до конца не верил в то, что приключилось вчера. Может, это был бред? Галлюцинация? Слишком уж нелепо звучало: Такито Адачи, скромный клерк, сараримен и полукровка — оябун Ямагути-гуми.

Я повернул голову в сторону стула, на котором висели вчерашние брюки. Хорошо, матушка не обратила внимания на них, иначе вопросов было бы много.

Рубашку, испачканную кровью, я выкинул в мусорку возле подъезда. Просто стянул ее, смял и швырнул в мусорный бак. А брюки пожалел. Гардероб у меня без того не особо большой, чтоб нормальные вещи выкидывать. Постираю и все. А вот рубашка, да. От нее проще было избавиться.

И вот темные пятна, которые имелись на брюках, однозначно говорили о достоверности событий, в центре которых я оказался.

— Да, блин, точно не приснилось…

Воспоминания нахлынули, яркие и до сих пор немного сюрреалистичные.

После пафосного выступления Каору, в котором она так ловко использовала дракона, я около пяти минут пребывал в состоянии некоего оцепенения. Просто стоял, бестолковился и хлопал глазами.

Во-первых, для меня откровением стал тот факт, что о желании Синоды заполучить первую, настоящую статуэтку дракона знали его вакагасира. Я-то думал, мужик в одного прикалывался по этой теме. А он, оказывается, мечтал об общем благе. Собирался возвысить свой клан в криминальном мире. И не только.

Во-вторых, якудзы меня, вроде как признали, но что с этим делать дальше, я не имел ни малейшего понятия. Я с Такито не знал, что делать. Ну так, положа руку на сердце. Новая жизнь свалилась как снег на голову. Не привык еще к ней. А тут — вообще тушите свет. Целый мафиозный клан.

Вокруг меня, словно статуи, с не менее ошарашенными лицами, замерли члены Ямагути-гуми. Им тоже все происходящее, скажем прямо, казалось немного… мммм… наверное странным.

Они старались сохранить на физиономиях непроницаемые маски, но в глазах каждого я читал шок, ужас и… что-то еще, что не смог расшифровать. Шок и ужас, кстати, были вполне объяснимы. Бедные якудза представить не могли, что их оябуном станет такой, как Такито Адачи. Думаю, даже в кошмарных снах им подобные перспективы не снились.

Первым очнулся мой «друг» Кэзухи. Он тут, кстати, тоже присутствовал на собрании вакагасира, что свидетельствовало о его вполне уважаемом статусе. Макито, например, я не увидел.

В отличие от Шрамистого и двух стрелков, Кэзухи уже имел представление о том, насколько Такито Адачи непростой парень, а потому предпочёл не высовываться в разгар стычки (если это можно так назвать) между мной и особо возмущёнными несправедливостью жизни якудзами. А вот теперь, после фееричной речи Каору, Кжэухи решил, наверное, взять инициативу в свои руки. Потому что пауза затягивалась.

Взгляд Кэзухи, полный тяжелой задумчивости, метнулся ко мне, затем скользнул по телу Синоды. Вакагасира медленно встал с подушки, приблизился к мертвому оябуну, опустился на колени перед ним и склонил голову в знак уважения. Остальные последовали его примеру. Только я стоял, как дурак, не понимая, что происходит. Вернее, не понимая, как мне себя вести.

По идее, отдать дань уважения надо, но, наверное, будет странно, если человек, убивший Синоду, (по крайней мере, по официальной версии), пойдет бить поклоны его трупу. Прямо как издевательство, честное слово. Поэтому я просто стоял и не двигался.

Затем Кэзухи поднялся, его глаза вновь встретились с моими, во взгляде якудзы читалась решимость.

— Синода-сама мертв, — произнес он глухим голосом, обращаясь ко всем присутствующим. — А значит, нам действительно нужен новый оябун. Все мы знаем, Ямагути-гуми не может оставаться без «отца».

Якудзы стояли молча, никто не торопился перебивать Кэзухи. Я украдкой осмотрелся по сторонам. Все взгляды были прикованы ко мне. Честно говоря, стало слегка неуютно.

Каору вообще тактично отошла в сторону и сделала вид, будто ее тут нет. Выглядела девица донельзя довольной. В отличие от вакагасира Каору радовало все происходящее. Для себя, мысленно, я отметил, что с девкой непременно надо будет поговорить более конкретно. Хоть убейся, меня не оставляло ощущение, что у этой особы имеются свои планы.

Драконы драконами, но… внутреннее ощущение опасности, которое я испытывал в присутствии Каору, никуда не делось. Наоборот. Оно стало еще сильнее. Особенно после того, как ее прикосновение повлияло на мое состояние покруче любого энергетика.

В общем, девка мутная и с ней надо разобраться. Пока она не разобралась со мной. Тем более, по словам самой Каору, она является специалистом в теме мифических существ. В частности — в теме одного крайне интересного для меня дракона.

Насчёт научного сотрудника — это, конечно, бред в лунную ночь. Младшие сотрудники не напоминают профессиональных убийц. А глотку Синоде Каору перерезала очень профессионально. Однако, сделать это смогу позже. После того, как закончится мое «знакомство» со своими новыми подопечными.

— Вы, Такито-сама, — Голос Кэзухи звучал ровно, но в нем чувствовалась сталь, — убили Синоду-сама. По законам Ямагути-гуми, тот, кто достоин — занимает его место. Конечно, есть некоторые поправки. Например, годы службы нашему делу, связь с «братьями», долгий путь, который необходимо пройти, но… В силу обстоятельств, мы закроем на глаза не небольшое отклонение от правил.

— Небольшое? — начал я, но вакагасира перебил меня.

— Это не обсуждается. Таковы наша традиция. Мы принимаем вас, Адачи-сама.

Я завис, с изумлением рассматривая мрачное, но решительное лицо Кэзухи.

Самым удивительным был тот факт, что все это говорит мне именно он. Потому что в отличие от остальных вакагасира, конкретно этот якудза уже дважды встречался со мной при весьма забавных обстоятельствах. И в тех обстоятельствах не было ни единого намека на то, что я могу стать его начальником.

Но теперь Казухи вел себя так, будто вы видим друг друга впервые и он ничего обо мне не знает. Думаю, опять же, дело в их строгом соблюдении всей этой феодальной фигни. Традиций, чтоб их.

В общем, якудзы признали меня. Реально признали.

Они даже провели какой-то весьма идиотский с моей точки зрения ритуал.

На полу расстелили большой белый холст. Притащили его откуда-то из другой комнаты. На этот холст уложили мертвого Синоду.

Кэзухи подошел к стене, на которой виокли несколько самурайских мечей, и взял один из них в руки. Я слегка занервничал. К тому же меч оказался вполне себе боевым. Самая настоящая катана.

Якудза медленно вытащил ее из ножен, затем направился обратно к телу Синоды. Все это происходило в тишине. Остальные вакагасира расселись вокруг тела мертвого оябуна, прямо на пол. Даже подушки не стали подкладывать.

С предельной осторожностью, почти с благоговением, Кэзухи опустился возле Синоды и сделал небольшой надрез на руке покойного, собирая несколько капель крови в небольшую чашу. Кровь, честно говоря, собиралась уже с трудом. Так-то после смерти оябуна прошло около часа.

Меня слегка передернуло. Просто в голове одна за одной пронеслись версии того, что якудза собирается делать с этой кровью. Все они были немного настораживающие.

Затем Кэзухо поднялся на ноги и подошел ко мне. Я стоял чуть в стороне, но в кругу якудз.

— Протяните руку, Адачи-сама… — Попросил он с поклоном.

Я подчинился.

Кэзухи сделал небольшой надрез уже на моей ладони, прямо над линией жизни, и тоже дал крови стечь в чашу. Затем взял палочки и смешал все, что находилось в посудине.

— Теперь вы связаны, — произнес он, поднимая чашу. — Вы — новый оябун. И ваше тело, и ваша кровь принадлежат Ямагути-гуми.

Только я выдохнул, решив, что на этом все закончилось, как началась вторая часть «посвещения».

Меня усадили за один из столиков. Поставили две пустые чашки и ту самую, с кровью. Принесли чай.

Затем, один за другим, члены Ямагути-гуми подходили ко мне, садились за столик, наливали себе чай, отпивали его. Но и на этом еще был не конец. Далее мне следовало отпить из своей чашки, обменяться с тем, кто приносил присягу верности, и снова выпить, но уже из его посуды.

Потом каждый окунал кончики пальцев в кровь, прикладывал их ко лбу, произнося что-то тихо себе под нос. Это была клятва верности, ритуал, закрепляющий мою новоявленную власть.

Где-то на десятом якудзе я понял, что сейчас просто лопну от того чая, который во мне плескается. Хотелось уже быстрее закончить со всеми традиционными мероприятиями и свалить отсюда.

Каору, которая все это время стояла в стороне, наблюдая за происходящим с непроницаемым выражением лица, была последней. Она подошла, села, выпила. Все как положено. Затем окунула пальцы в чашу, мазанула ими по лбу. Ее глаза встретились с моими. И вот тут, могу поклясться всем, что только имеется, во взгляде девицы мелькнуло мрачное, тяжёлое удовлетворение. Так смотрит маньяк, заманивший жертву с темный переулок, где никто не помешает ему совершить особо извразенное убийство.

После ритуального посвящения вакагасира официально провозгласили меня новым главой Ямагути-гуми. Это, к счастью, ознаменовало конец мероприятия и я получил возможность, наконец свалить домой. Каору, естественно, заявила, что проводит нового оябуна.

Никто из якудз не сказал ни слова против. О чем это говорит? Верно. О том, что статус девицы достаточно высок. Более того, ни один из вакагасира даже не дёрнулся, чтоб позаботиться о моей безопасности. То есть, они были уверены, в компании Каору их новому кумитё ничего не угрожает.

Еще одна монетка в копилочку вопросов, имеющихся к сумасшедшей девице.

Когда мы вышли из странного склада-лофта, Каору на полном серьезе заявила:

— Ваш новый дом — особняк Синоды, оябун-сама. Там вам будет обеспечена полная безопасность. И кабинет, и охрана, и личный повар… Все, что положено главе. Вы больше не можете вести прежний образ жизни. Предлагаю отправиться в вашу квартиру, забрать вещи и обосноваться на новом месте.

— О-о-о-о-о… — Я усмехнулся. — Мы теперь на «вы»? А как же отсутствие условностей?

— Теперь — да. — Каору кивнула с серьёзным видом. — Так что? Сегодня переберетесь в новый дом?

— Нет уж, спасибо. Никуда перебираться не собираюсь. Меня вполне устраивает родная квартира. Более того, мне необходимо побыть некоторое время в одиночестве, чтоб переварить столь резкие перемены в своей жизни. Отвези меня домой и уезжай.

Вообще, на самом деле, помимо неделания ехать в дом Синоды, меня волновали еще некоторые вещи. Например, я намеревался встретиться с Тенноки и серьёзно поговорить. Старуха точно знает гораздо больше, чем показывает.

Лицо Каору мгновенно стало жестким.

— Вы не понимаете, что теперь вы…

— Не понимаю, — перебил я ее, чувствуя, как нарастает раздражение. — Вообще. Ничего. Не понимаю. Я не собираюсь менять свою жизнь. Я хочу жить как прежде. Ходить на работу, в свой офис. Никаких особняков. Отвези меня домой. Я в ваши оябуны не рвался. Ясно? Так что сейчас просто делай, что говорю.

Каору тяжело вздохнула, ее взгляд стал каким-то усталым, но в то же время в нем промелькнуло нечто, похожее на злость.

— Ваше прежнее существование осталось в прошлом, Адачи-сама. Вы больше не просто клерк. Вы — оябун Ямагути-гуми. Вы думаете, это просто громкое звание? Наша организация — это не только рэкет, как вы, возможно, себе представляете. Мы контролируем порты, склады, ночные клубы, строительные компании. Мы решаем споры, обеспечиваем порядок… иногда. Мы участвуем в политике, в бизнесе, в благотворительности, чтобы оставаться на плаву и сохранять влияние. Вы — это Ямагути-гуми. Вы — ее лицо, ее мозги, ее сила. Ваша функция — руководить всем этим, принимать решения, отстаивать наши интересы.

Она говорила это с таким спокойствием и уверенностью, будто объясняла ребенку таблицу умножения.

— Я как-то плохо выразился? Непонятно, может быть? Сказано, сейчас хочу домой. Домой! К себе, а не к Синоде. Завтра — будет видно. О своём решении непременно оповещу.

Каору посмотрела на меня долгим, изучающим взглядом. Затем ее выражение лица смягчилось.

— Как пожелаете, оябун-сама, — произнесла она, слегка склонив голову. — На сегодняшний день поступим, соответственно вашему распоряжению.

Девица повернулась и направилась к машине, в которой мы с ней приехали. В ее голосе не было ни капли прежнего упорства, ни тени раздражения. Она просто приняла мое решение, по крайней мере, внешне.

Это было слишком легко. Слишком просто. Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Что-то здесь было нечисто.

Загрузка...