Римские каникулы

Глава 10

Утром, после ночного кормления и странного видения с Хель, я чувствовал необычное беспокойство. Работа в лаборатории не шла — мысли постоянно возвращались к словам богини о разрушении жизни вместо ее создания.

Решив прогуляться и привести мысли в порядок, я позвал Лидию и Марту.

— Идемте в город, — сказал я им. — Нужно подышать свежим воздухом и подумать.

Мои создания с радостью согласились. После преображения они стали выглядеть настолько аристократично, что легко сходили за благородных дам в сопровождении богатого покровителя.

Мы неспешно прогуливались по мощеным улицам Рима. Лидия шла справа от меня, Марта — слева. Прохожие оборачивались, любуясь их неземной красотой, но женщины не обращали на это внимания — все их внимание было сосредоточено на мне.

— Господин выглядит задумчивым, — заметила Лидия, изучая мое лицо. — Что вас беспокоит?

— Философский камень, — честно ответил я. — Точнее, вопрос о том, чем его запитать.

— Запитать? — переспросила Марта.

— Любой магический артефакт требует источника энергии, — объяснил я, останавливаясь у фонтана. — Наш каркас из метеоритного серебра — это всего лишь сосуд. Но что будет его наполнять?

Мы сели на каменный парапет. Журчание воды успокаивало, помогало думать.

— В алхимии есть разные подходы, — продолжал я, скорее размышляя вслух. — Можно использовать жизненную силу растений, животных, людей... Но для по-настоящему мощного камня нужен более значительный источник.

— Какой например? — спросила Лидия.

— Ну, теоретически... — я замолчал, когда в голове вдруг вспыхнула мысль.

Что, если источником энергии стану я сам?

Моя бессмертная кровь уже показала удивительные свойства — она могла преображать живых существ, создавать новые формы жизни. А что, если направить эту силу в философский камень?

— Господин? — обеспокоенно спросила Марта. — С вами все в порядке?

— Да, просто... интересная идея пришла в голову, — я встал и начал расхаживать вокруг фонтана.

Логика была простой и одновременно гениальной. Философский камень, питающийся моей жизненной силой, будет становиться все мощнее. А чем мощнее камень, тем больше энергии он будет поглощать. В конце концов он может высосать из меня столько ци, что даже проклятие Одина не сможет меня воскресить.

— Это может сработать, — прошептал я.

— Что может сработать? — спросила Лидия.

— Способ победить бессмертие, — ответил я, поворачиваясь к ним. — Если создать достаточно мощный поглотитель жизненной энергии...

Я замолчал, понимая, что говорю слишком много. Мои создания были преданы мне, но некоторые знания лучше пока держать при себе.

— Поглотитель энергии для каких целей? — осторожно спросила Марта.

— Для трансмутации, — туманно ответил я. — Чтобы превращать одно в другое, нужна огромная сила.

Мы продолжили прогулку, но я уже не обращал внимания на окружающее. В голове формировался план.

Философский камень, который будет постепенно высасывать мою жизненную силу. Не сразу — это было бы подозрительно. Медленно, день за днем, пока не достигнет критической массы.

А потом...

Потом он поглотит столько энергии, что даже бессмертие не спасет меня.

— Гениально, — прошептал я.

— Что гениально? — спросила Лидия.

— То, что я наконец понял, как создать по-настоящему совершенный философский камень, — сказал я с улыбкой. — Камень, который превзойдет все существующие.

Мои спутницы переглянулись.

— А это... безопасно? — спросила Марта.

— Для всех остальных — абсолютно, — ответил я. — А для создателя... ну, настоящая алхимия всегда требует жертв.

Они не поняли истинного смысла моих слов, но в их глазах мелькнула тревога.

— Мы не хотим, чтобы с вами что-то случилось, — тихо сказала Лидия. — Вы для нас... все.

— Ничего не случится, — солгал я. — Просто работа станет более... интенсивной.

Мы вернулись на виллу, а я уже мысленно составлял план. Нужно было модифицировать каркас, создать систему постепенного поглощения энергии, рассчитать правильную скорость процесса.

И самое главное — сделать все так, чтобы Марк не догадался об истинной цели камня.

По крайней мере, до тех пор, пока не станет слишком поздно что-то менять.

Наконец-то у меня был реальный план достижения смерти. План, который мог сработать.

Сто дней упорной работы. Каждый час был посвящен совершенствованию конструкции, каждая ночь — тонкой настройке энергетических потоков. Марк ассистировал мне, не подозревая истинной цели нашего творения.

Философский камень рос на моих глазах. Каркас из метеоритного серебра поглощал сложные составы, пропитанные моей кровью и жизненной силой моих созданий. С каждым днем артефакт становился больше, мощнее, прекраснее.

И голоднее.

— Готов, — сказал я в то роковое утро, глядя на кристалл размером с человеческую голову. Он пульсировал собственным светом, и воздух вокруг него дрожал от концентрированной энергии.

— Наконец-то, — выдохнул Марк. — Истинный философский камень.

— Истинный, — согласился я. — Теперь нужно его активировать.

Я подошел к артефакту и положил на него руки. Сосредоточился на потоке ци, направил всю свою жизненную силу в кристалл.

Эффект был мгновенным. Камень засиял ярче солнца, и я почувствовал, как энергия утекает из моего тела. Наконец-то! Долгожданное ощущение смерти, приближающейся с каждой секундой.

— Невероятно, — шептал Марк, наблюдая за происходящим. — Он растет!

Да, камень увеличивался в размерах, питаясь моей силой. Метр в высоту... полтора... два...

Я чувствовал слабость, головокружение, приближение тьмы. Вот оно — освобождение от проклятого бессмертия! Еще немного, и...

Но что-то пошло не так.

Камень продолжал расти, но я не умирал. Достигнув трех метров в высоту, кристалл начал трещать. Тонкие линии разбежались по его поверхности, и из трещин хлынул ослепительный свет.

— Виктор! — закричал Марк. — Что происходит?

— Не знаю! — ответил я, пытаясь отдернуть руки от камня.

Но было поздно. Артефакт больше не поглощал энергию — он начал ее отдавать. Обратным потоком. Со страшной силой.

Вся жизненная сила, что он накопил за сто дней, хлынула обратно. Но не только моя — он начал высасывать энергию отовсюду, из всего живого в радиусе многих миль.

Первым пал Марк. Я видел, как его лицо мгновенно постарело, как кожа сморщилась и потемнела. Через секунды от моего ученика осталась лишь высохшая мумия в дорогой тоге.

— Нет! — закричал я, но остановить процесс было невозможно.

Волна смерти прокатилась по вилле. Корнелий, слуги, животные — все живое мгновенно высыхало, превращаясь в безжизненные останки. Даже растения в саду почернели и рассыпались в прах.

Но волна не остановилась. Она неслась дальше, к Риму.

Я бежал за ней, ужасаясь содеянному. На улицах города люди падали замертво, даже не понимая, что происходит. Торговцы на рынках, сенаторы в курии, дети на игровых площадках — все превращались в мумии.

Великий Рим умирал на моих глазах.

Только четверо остались живы — я сам и мои создания. Лидия, Марта и Бренн стояли рядом со мной на опустевшей площади, не пострадавшие от катастрофы. Волк выл где-то вдали, его голос эхом отражался от безмолвных стен.

— Создатель, — прошептала Лидия, — что вы сделали?

— То, чего не должен был делать, — ответил я, глядя на мертвый город.

И тут я услышал смех. Звонкий, торжествующий, полный злой радости. Смех Хель разносился по пустым улицам, отражаясь от мертвых зданий.

— Прекрасно, Виктор! — раздался ее голос отовсюду и ниоткуда. — Ты наконец-то научился создавать смерть в промышленных масштабах!

— Это была ошибка! — крикнул я в пустоту. — Я не хотел...

— Хотел или нет — неважно, — смех стал еще громче. — Важно, что ты сделал это. Рим мертв, а ты жив. Какая восхитительная ирония!

Философский камень все еще пылал в лаборатории виллы, но его свет уже не был разрушительным. Он просто... существовал. Памятник моей глупости и гордыне.

— Что теперь? — спросил Бренн.

— Теперь мы живем в мире, который я убил, — горько ответил я.

С того дня катастрофу назвали Черным Мором. Историки будущего не смогли объяснить, как за одну ночь погиб величайший город древности. Они придумали теории о чуме, землетрясениях, проклятиях богов.

Если бы они знали правду...

Я искал смерть, а принес ее миллионам невинных. И смех Хель до сих пор звучит в моих ушах, напоминая о цене гордыни.

Философский камень работал слишком хорошо. И теперь я знал — некоторые знания лучше не открывать.

Даже если ты бессмертен и отчаянно хочешь умереть.

После катастрофы в Риме я не мог больше оставаться в этом мертвом городе. Каждая улица, каждое здание напоминали о моей чудовищной ошибке. Философский камень продолжал тускло светиться в разрушенной лаборатории — памятник гордыне, стоивший жизни целой империи.

— Собирайте все ценное, — сказал я своим спутникам на третий день после катастрофы. — Мы уходим.

Лидия, Марта и Бренн молча повиновались. Мой преображенный волк следовал за мной по пятам, словно понимая мое состояние.

Мы прошлись по мертвой вилле Корнелия, собирая золото, драгоценности, все, что могло пригодиться в долгом путешествии. Патриций лежал в своем кабинете — высохшая мумия в дорогой тоге, рука застыла в жесте, словно он пытался что-то схватить в последний момент.

— Прости, — прошептал я, закрывая его пустые глазницы.

В сокровищнице я нашел карты, деньги разных земель, драгоценные камни. Корнелий был запасливым человеком — его богатства хватило бы на несколько жизней.

На опустевших улицах Рима мы нашли повозку с лошадьми — животные тоже погибли, но повозка была цела. Бренн запряг свежих коней из конюшни за городской стеной — там, куда не дошла волна смерти.

Путь к порту был жутким. Мертвые города, безмолвные фермы, высохшие трупы на дорогах. Я создал пустыню там, где раньше кипела жизнь.

— Куда направляемся, господин? — спросил Бренн, когда мы достигли побережья.

— В Иберию, — ответил я, глядя на корабли в гавани. — Подальше от этого места.

Большинство судов стояли без экипажей — моряки либо погибли, либо бежали при первых признаках бедствия. Но одно греческое торговое судно сохранило команду из нескольких человек.

Капитан — загорелый грек по имени Аполлодор — нервно осматривал мертвый порт.

— Что здесь произошло? — спросил он, когда я подошел к его кораблю. — Вчера это был самый богатый город мира, а сегодня...

— Чума, — коротко ответил я. — Очень страшная чума. Мы одни из немногих выживших.

Кольцо Аида нагрелось на пальце, когда я внушил ему доверие.

— Отвезите нас в Испанию, — попросил я. — Заплачу хорошо.

Я показал мешочек с золотом. Глаза капитана загорелись.

— Конечно, господин! Мы отплываем с ближайшим приливом.

На корабле мы разместились в лучшей каюте. Лидия и Марта устроились рядом со мной, Бренн встал на стражу у двери. Волк нашел себе место на палубе — моряки побаивались его, но не решались возражать платящему пассажиру.

Когда берега Италии скрылись в утреннем тумане, я почувствовал некоторое облегчение. Расстояние не могло стереть чувство вины, но по крайней мере я больше не видел результаты своего "эксперимента".

— Господин выглядит печальным, — тихо сказала Лидия, устраиваясь рядом.

— У меня есть причины для печали, — ответил я, глядя на волны.

— Вы сделали то, что считали нужным, — заметила Марта. — Иногда великие свершения требуют великих жертв.

— Это не было великим свершением, — горько сказал я. — Это была катастрофа.

— Но вы узнали что-то важное, — настаивала Лидия. — О природе жизни и смерти. Это знание пригодится в будущем.

Возможно, она была права. Катастрофа с философским камнем показала мне, что путь к собственной смерти лежит не через создание более мощных артефактов. Нужен был более тонкий подход.

Путешествие в Иберию заняло две недели. Морской воздух, новые места, отсутствие постоянных напоминаний о Риме — все это помогало восстановиться психически.

В портовом городе Тарракон мы сошли на берег. Здесь еще ничего не знали о судьбе Рима — новости путешествовали медленно. Для местных жителей мы были просто богатыми беженцами, спасавшимися от неопределенных бедствий.

— Что будем делать дальше? — спросил Бренн, когда мы остановились в лучшей таверне города.

— Отдыхать, — ответил я. — Думать. Планировать.

— А исследования?

— Исследования подождут, — сказал я твердо. — Сначала нужно понять ошибки прошлого.

Иберия встретила нас теплым солнцем и мирной атмосферой. Здесь я мог спокойно обдумать произошедшее и решить, как двигаться дальше в поисках собственной смерти.

Но одно я знал точно — больше никогда не буду создавать ничего, способного уничтожить целые города. Слишком высока цена подобных экспериментов.

Слишком много невинных жизней уже загублено моей гордыней.

Месяц в Тарраконе помог залечить душевные раны, хотя полностью забыть о римской катастрофе было невозможно. Я проводил вечера в таверне при гостинице, потягивая местное вино и размышляя о будущем. Бренн часто составлял мне компанию — за время после превращения он удивительно изменился не только физически, но и умственно.

— Вы читали Гомера? — спросил он однажды вечером, отставляя кубок.

— Конечно, — ответил я, удивляясь неожиданному повороту беседы. — А ты?

— Изучаю латынь и греческий, — признался ликантроп. — У торговца книг купил несколько свитков. Преображение не только тело изменило, но и разум... обострило. Мне стало интересно читать, учиться.

Действительно, Бренн стал гораздо образованнее за эти месяцы. Раньше он был простым галльским рабом, знавшим лишь физический труд. Теперь же в его глазах горел интеллектуальный огонь.

— И что думаешь о прочитанном? — поинтересовался я.

— Что мир больше, чем нам кажется, — серьезно ответил он. — В Одиссее Гомер пишет о землях, где правят иные законы, где боги ходят среди людей. А вы, господин... вы похожи на героев тех легенд.

Я усмехнулся.

— Герой, который уничтожил целый город? Сомнительная честь.

— Ошибки — часть пути к мудрости, — философски заметил Бренн. — Но вопрос в том, что делать дальше. Вы ищете нечто важное, но здесь, в Иберии, вряд ли найдете.

— И что предлагаешь?

Ликантроп задумчиво покрутил кубок в руках.

— Британию, — сказал он наконец. — Я читал записки Цезаря о его походах. Там, на северных островах, еще сильны старые боги. Кельтские жрецы — друиды — знают тайны, которые римляне так и не смогли постичь.

Интересная мысль. Я слышал о британских друидах — хранителях древней мудрости, владеющих знаниями о жизни и смерти, которые передавались из поколения в поколение.

— Что именно тебя там интересует? — спросил я.

— Их понимание циклов природы, — объяснил Бренн. — Друиды говорят о смерти не как о конце, а как о переходе. Если кто и знает, как... изменить природу бессмертия, то это они.

Ликантроп попал в точку. После катастрофы с философским камнем я понял — грубая сила не поможет. Нужно более глубокое понимание законов жизни и смерти.

— К тому же, — добавил Бренн, — в Британии много лесов, диких мест. Для таких, как мы, это будет... комфортнее.

Он имел в виду свою звериную природу. В цивилизованных землях ему приходилось постоянно сдерживаться. А Лидия и Марта тоже чувствовали себя неуютно среди обычных людей.

— Интересное предложение, — согласился я. — Но путь туда неблизкий и опасный.

— Зато многообещающий, — настаивал Бренн. — Подумайте — древние знания, нетронутая природа, возможность экспериментировать без лишних глаз...

Последний аргумент был весомым. После римской катастрофы мне нужно было место, где можно работать, не опасаясь случайно погубить тысячи невинных.

— А как доберемся? — практично спросил я.

— Галльские торговцы регулярно плавают к британским берегам, — ответил Бренн. — За хорошую плату нас довезут. А там... там мы найдем то, что искали веками.

Я допил вино, обдумывая предложение. Британия действительно казалась привлекательной. Дикие леса, древние традиции, жрецы, знающие тайны, которых нет больше нигде.

— Хорошо, — решил я. — Попробуем Британию. Но сначала нужно найти надежный корабль и опытного капитана.

Глаза Бренна загорелись радостью.

— Отличное решение, господин! Я уже навел справки — есть один капитан, венет по происхождению. Он знает британские воды как свои пять пальцев.

— Тогда завтра же начнем переговоры, — решил я. — Пора двигаться дальше.

Вечность действительно была слишком долгой, чтобы тратить ее на бездействие. А в Британии, возможно, меня ждали ответы на вопросы, которые мучили уже несколько веков.

Или новые, еще более опасные эксперименты.

Но без риска нет и открытий. А мне нужны были именно открытия — такие, которые наконец дадут мне желанный покой.