Рубиновый рассвет. Том I

Глава 21

Тяжелые шаги раздались в коридоре, глухо отражаясь от сырых каменных стен. Дверь подвала с скрипом распахнулась, и в проеме возникла массивная фигура однорукого орка. Горх. Его единственная рука, покрытая шрамами и перетянутая грубыми кожаными ремнями, висела вдоль тела, а желтый, как тухлое яйцо, глаз медленно скользнул по бойцам, будто оценивая скот перед убоем.

— Ты… ты… и ты, — его голос напоминал скрежет камней под сапогом. Палец, толстый и кривой, как корень дерева, тыкал в сторону троих. — На арену. Быстро.

Бойцы поднялись без слов. Они знали – спорить бесполезно.

Прошел еще час. В подвале царила тягучая тишина, прерываемая лишь тяжелым дыханием и редкими стонами раненых. И снова шаги. На этот раз Горх остановился прямо перед Гиленом. Его палец, покрытый засохшей кровью, уперся в его грудь.

— Ты тоже, — прохрипел орк, оскалившись в ухмылке, от которой по спине пробежал холодок. — Не зевай. Арена ждет.

Гилен не дрогнул. Спокойно, будто речь шла о прогулке, он поднялся, уложил свои немногочисленные вещи в деревянный ящик, взял меч и щит и последовал за орком.

Новая комната оказалась еще теснее, чем подвал. Воздух здесь был густым, пропитанным потом, страхом и медным запахом крови. Стены, казалось, впитывали крики и стоны – отзвуки арены пробивались сквозь камень: рев толпы, лязг стали, хруст ломающихся костей.

Гилен оглядел своих временных союзников. Рядом сидел воин с двуручником с головой, туго перетянутой грязными бинтами. Из-под повязки сочилась сукровица, но в его глазах горел тусклый огонь – он еще не сдался.

Ловкач с парой кривых кинжалов нервно постукивал клинками по полу, его пальцы двигались быстро, будто отбивая невидимый ритм.

Бритоголовый здоровяк в кольчуге, покрытой ржавыми пятнами, сидел, развалившись, и усмехался. Его кулаки были размером с голову ребенка, а взгляд говорил: "Я уже видел, как умирают слабаки".

И, наконец, худой парень с трясущимися руками. Он сжимал и разжимал пальцы, словно пытаясь поймать ускользающую надежду.

— Это мой… последний бой, — прошептал худой, облизывая пересохшие губы. Его глаза метнулись к здоровяку, будто ища подтверждения. — Если выживу… поеду домой. У меня там… семья. Ждет.

Здоровяк фыркнул, и его хриплый смех разнесся по комнате, как карканье ворона.

— Не глупи, малец, — он шлепнул парня по плечу с такой силой, что тот едва не грохнулся на пол. — Ты не домой собрался – ты в яму с костями готовишься. Такие, как ты, тут долго не задерживаются.

Гилен промолчал. Он видел, как дрожали пальцы худого, как его взгляд терялся между страхом и отчаянием. Но помогать ему не стал – здесь каждый был сам за себя.

Гилен закрыл глаза на секунду, прислушиваясь к шуму арены. Он мог бы показать настоящий танец смерти, используя свои истинные техники. Но зачем? Здесь никто не оценит мастерства – зрителям нужна кровь, а не искусство. Тем более он не хотел выделяться.

Потому он выбрал "Стиль Пьяного Теневого Волка". Его тело вдруг обмякло, шаги стали спотыкающимися, словно он едва держался на ногах. Рука с мечом болталась, будто неспособная удержать оружие. Со стороны он выглядел как жалкий неудачник, случайно попавший на арену.

Но в этом был расчет. Каждый "спотык" – это смещение, уводящее от удара. Каждый "неуклюжий взмах" – смертоносный выпад, замаскированный под беспомощность.

Последние секунды. Дверь распахнулась.

Горх стоял на пороге, его желтый глаз сверкал в полумраке.

— Ну что, мясо? — он оскалился, обнажив кривые клыки. — Пора умирать.

Гилен сделал шаг вперед. Арена ждала.

Дубовые створки, массивные, как ворота ада, с грохотом распахнулись, и пятеро бойцов окунулись в хаос.

Звук обрушился на них первой волной – рёв толпы, дикий, пьяный от крови и азарта, бил по ушам, как кувалда. Где-то вверху, сквозь решётчатые перекрытия, пробивалось ослепительное солнце, выжигающее глаза после полумрака подземелья.

Запах ударил следом – пот, кровь, раскалённый песок, железо, всё это смешалось в едкий, густой смог, от которого першило в горле.

Сзади раздался хриплый рык Горха.

— Шевелитесь, мясо! — его голос перекрыл даже гул арены. — Или сдохнете прямо здесь, не сделав и шага!

Его желтые глаза скользнули по Гилену, остановившись на тёмных очках.

— Эй, очкарик! — орк оскалился, показывая кривые, местами сломанные клыки. — Меч покрепче держи, а то с первого же удара твои кишки окажутся на песке!

Двуручник, идущий рядом, мрачно крякнул. Его перебинтованная голова слегка наклонилась в сторону Гилена.

— Ты вообще в курсе, как это держать? — он демонстративно перехватил свой меч, пальцы сжимая рукоять так, будто она была продолжением его руки. — Чёрт… Ладно, держись ближе ко мне. Хоть так шанс будет.

Гилен не ответил. Его пальцы нарочито слабо сжимали клинок, но в глубине рубиновых зрачков, скрытых за тёмными стёклами, уже мерцал холодный расчёт.

Пока остальные бойцы напряжённо оглядывали арену, рубиновые глаза Гилена уже изучали противника.

Копейщик – высокий, жилистый, в лёгких доспехах, с укороченным копьём и круглым щитом.

Стиль боя: быстрые выпады – он полагался на скорость, а не на силу; щит вперёд – корпус защищён, но манёвренность снижена; слабое место – левая нога. Старый перелом, не до конца сросшийся.

Но Алый Взгляд видел больше: застарелая травма – разрыв связок в правом плече. Копейщик подсознательно щадил эту руку, чуть приподнимая щит выше, чем нужно; плохое кровообращение в левой ступне – он хромал, но маскировал это короткими, резкими шагами; глубокий шрам на животе – удар снизу мог раскрыть старую рану.

Гилен тихо бросил своим:

— Бейте в левую ногу. Он её щадит. Если зайдёте сбоку – правая рука у него неповоротливая.

Лысый здоровяк прищурился, медленно поворачивая голову.

— В следующий раз помолчи, а? — его голос был низким, словно рычание. — Такие навыки… не афишируют.

Сверху грянул магически усиленный голос, потрясая воздух:

"ДАМЫ И ГОСПОДА! ПЕРЕД ВАМИ – 'ЖАЛО ПУСТЫНИ'! ТРИДЦАТЬ ПОБЕД НА ЭТОЙ АРЕНЕ! СМОТРИТЕ, КАК ОН РАЗОРВЁТ ЭТУ ЖАЛКУЮ ПЯТЁРКУ МЯСА!"

Толпа взревела, сотрясая трибуны. Атмосфера натянулась, как тетива перед выстрелом.

Песок под ногами хрустел, будто перемалывая кости прошлых жертв. Копейщик начал двигаться по кругу, выискивая самых слабых и выбирая первую цель.

Гилен "неуверенно" перехватил меч, изображая растерянность.

Бой начался.

Жало Пустыни медленно развернулся, широко раскинув руки, будто обнимая адское пекло арены. Его спина – нарочито открытая, беззащитная – была презрительным вызовом. Она говорила, словно: "Смотрите, я могу убить вас — даже не глядя".

— СМОТРИТЕ, КТО ПРИШЁЛ УМИРАТЬ! — его голос, грубый и насмешливый, раскатился по арене, как гром. Древко копья с оглушительным лязгом ударило по щиту, и толпа взорвалась восторженным рёвом.

Он не просто дрался – он играл. Не следил за движениями пятерки, не заботился о защите. Он знал, что зрители обожают это бесстрашие, эту браваду, когда смерть дразнят, словно дикого зверя на привязи.

Гилен наблюдал. Его голос, тихий, но чёткий, прорезал шум:

— Не бросайтесь. Он этого ждёт.

Сам он оставался в роли "Пьяного Теневого Волка" – меч дрожал в его руках, словно неспособный удержать даже собственный вес, ноги заплетались, будто подкошенные хмелем. Но за тёмными стёклами очков глаза были холодны, как лезвие, приставленное к горлу спящего.

Двуручник фыркнул, пальцы судорожно сжали рукоять меча.

— Ты о чём? Это шанс!

Он не стал ждать. Его тело на мгновение помутнело – навык ускорения бросил его вперёд, клинок взмыл для удара, сверкая на солнце...

Жало Пустыни даже не обернулся. Он просто шагнул вбок, и меч пролетел в сантиметре от его шеи. Затем – молниеносный выпад. Копьё вошло под ребро двуручника с мягким, страшным хрустом.

— ПРОМАХ! — проревел гладиатор, поднимая тело на острие, как трофей.

Кровь хлынула на песок, алая, почти чёрная под палящим солнцем. Толпа взвыла, обезумев от кровавого зрелища.

Лысый здоровяк и боец с парными клинками переглянулись. В их взгляде мелькнуло что-то – решимость? Отчаяние? – и они рванули вперёд, вспомнив подсказку Гилена.

Лысый бил в левую ногу, тяжёлый кулак с размаху целясь в колено. Амбидекстер с кривыми кинжалами метил в правое плечо, туда, где связки были порваны.

Но Жало Пустыни знал свои слабости. Он резко развернулся, приняв удар лысого на щит, а копьё в тот же миг вонзилось в горло бойца с парными клинками.

— ДВА!

Кровь брызнула фонтанчиком, и прежде чем тело успело рухнуть, копьё уже выдернулось, развернулось и воткнулось в живот здоровяку.

— ТРИ!

Толпа бесновалась, трибуны дрожали от топота. Жало Пустыни даже не стал отряхивать окровавленное копьё. Он вскинул руки, будто принимая поклон, и его голос прокатился по арене:

— СТАВКИ, ДАМЫ И ГОСПОДА! КАК Я ИХ УБЬЮ? ВМЕСТЕ? ПО ОЧЕРЕДИ? МОЖЕТ, ЗАСТАВЛЮ УБИТЬ ДРУГ ДРУГА?!

Зрители вскричали, ставки посыпались, как град. Гилен стоял неподвижно. Его дыхание было ровным, но в груди глухо стучало что-то древнее, нечеловеческое.

"Стиль Пьяного Теневого Волка – не для агрессии. Он для выжидания. Для одного точного удара".

Он медленно перехватил меч, изображая страх, пошатнулся, будто вот-вот упадёт. Но за стеклами очков рубиновые зрачки уже выбрали точку. Шею. Там, где артерия пульсировала под кожей, где один точный удар – и даже тридцать побед не спасут от мгновенной смерти.

Толпа ревела. Жало Пустыни ухмылялся. А Гилен ждал. Песок арены впитал уже слишком много крови сегодня.

Худой парень стоял, буквально растворяясь в собственном страхе. Его ноги дрожали, по внутренней стороне бедер стекали золотистые струйки, впитываясь в ткань штанов. Губы, пересохшие и побелевшие, беззвучно шевелились, а глаза налились стеклянными слезами. Но когда его взгляд упал на "беспомощного" Гилена, что-то внутри щёлкнуло.

— Я… я не сдамся… — прошептал он, и эти слова, тихие, но упрямые, были похожи на последний выдох утопающего. Его пальцы судорожно сжали рукоять меча, поднимая клинок в дрожащую, жалкую пародию на боевую стойку.

Жало расхохотался, и его смех разорвал воздух, как кинжал — громкий, грубый, наполненный презрением. Он тыкнул копьём в сторону дрожащего юнца, будто указывая на особенно забавного шута.

— СТАВКИ БОЛЬШЕ НЕ ПРИНИМЮТСЯ! ВЫБОР СДЕЛАН! — его голос прокатился по арене, заставляя толпу затаить дыхание, затем указал на Гилена. — СЕЙЧАС Я РАЗДЕЛАЮСЬ С ЭТИМ СЛАБАКОМ, КОТОРЫЙ ДАЖЕ СТОЯТЬ НЕ МОЖЕТ! НАСЛАЖДАЙТЕСЬ, ДАМЫ И ГОСПОДА!

Он медленно, нарочито расслабленно зашагал к Гилену, размахивая копьём, как дирижёр палочкой перед началом симфонии.

Первый удар — Жало лениво ткнул копьём, будто прокалывая бочку с вином, а не живого человека. Гилен "споткнулся", упал на колени — и его щит, словно сам по себе, отбил удар с глухим лязгом. Второй удар — Жало ухмыльнулся, занёс копьё для эффектного удара сверху, чтобы рассечь этого жалкого "неудачника" пополам…

Но Гилен "потерял равновесие", споткнулся, чуть не упав вперёд — и его меч, словно сам собой, вошёл прямо в горло Жалу Пустыни.

А потом — кровь. Много крови. Гилен изображал ужас, выдёргивая меч — но на самом деле развернул лезвие, усугубляя рану. Даже если бы лекари кинулись к Жалу сейчас — ничего бы не вышло.

— О-о-о… я… я не хотел! — забормотал он, отползая от дергающегося тела, глаза за очками широкие, полные "ужаса".

Жало Пустыни захрипел, захлебнулся собственной кровью — и затих. Сначала тишина. Гробовая, леденящая, нарушаемая лишь лёгким шелестом ветра, несущего запах крови и страха.

Потом — шёпот.

— ЭТО… ЭТО ЖЕ НЕУДАЧНИК! ОН ЖЕ ДАЖЕ ДЕРЖАТЬ МЕЧ НЕ УМЕЕТ!

— ЭТО НЕЧЕСТНО! ЖАЛО БЫЛ ПЬЯН?!

Но кое-кто уже смеялся — потому что смерть от "случайности" была ещё смешнее, чем запланированная бойня.

Гилен сидел на песке, изображая шок, но внутри — был холоден. "Стиль Пьяного Теневого Волка сработал. Они увидели неудачника. Не бойца".

Толпа ревела, кто-то аплодировал, кто-то ругался, кто-то требовал возврата денег. Но всё это уже не имело значения. Победа была его. Холодная, расчётливая, идеальная.

Парень, всё ещё дрожащий, но уже собравшийся с духом, сделал шаг к Гилену. Его ноги подкашивались, будто налитые свинцом, но он упрямо переставлял их, пока не оказался рядом. Наклонившись, он протянул руку - пальцы дрожали, но движение было твёрдым.

— Всё... всё кончено. Можем идти... - его голос сорвался на шепоте, губы пересохли от страха, но в глазах читалось странное облегчение.

Его ладонь сжала руку Гилена - и он не почувствовал ни дрожи, ни напряжения. Только ровную, холодную твердость, будто под тонкой человеческой кожей скрывались стальные пружины. В глазах мелькнуло недоумение, но он лишь сглотнул и промолчал.

Гилен "неуверенно" поднялся, искусно изображая слабость. Его колени подкашивались, тело раскачивалось, будто после тяжёлого опьянения. Он даже сделал пару шагов, специально споткнувшись, чтобы ухватиться за плечо парня.

С трибун на них полетели огрызки яблок, корки чёрствого хлеба, куски подгнивших овощей. Кто-то швырнул кость с остатками мяса - она звонко ударилась о камень рядом.

— Фу, мясо! Испортили нам шоу! - взвизгнула размалёванная дама в ложе, швыряя в их сторону виноградную кожуру.

— Да это же чистая удача! Жало явно споткнулся! - рявкнул толстый купец, с досадой швыряя пустую кружку.

— Ха! А я поставил на них в шутку - вот везение! - заливисто хохотал молодой аристократ, пересчитывая выигрыш.

Толпа бурлила, как котёл на огне. Среди недовольных рожей и оскорблений мелькали заинтересованные взгляды - несколько пар глаз внимательно изучали Гилена, будто пытаясь разгадать его секрет.

Барни прикрыл Гилена своим плечом, наклонившись к его уху:

— Меня зовут Барни... Держись ближе, пока не выйдем. - в его голосе звучала странная смесь благодарности и настороженности.

Однорукий орк встретил их у выхода, уперев единственную руку в пояс. Его жёлтые глаза изучали их с явным недовольством.

— Чёрт возьми... Ладно. Победителей - даже таких - ждёт комната получше. - он процедил сквозь зубы, явно раздражённый исходом боя. - Можете заказать девочек, еду, выпивку... или чего ещё. За победу - по десять серебра. Но раз вас двое - каждому по двадцать пять.

Не дожидаясь ответа, он недовольно развернулся и зашагал вглубь здания, его массивные сапоги гулко стучали по каменному полу.

Дверь распахнулась, и их встретил волнующий аромат - смесь жареного мяса, пряного вина и... денег. Да, здесь даже воздух пах деньгами - тяжёлыми, пропитанными потом и кровью монетами.

Большой дубовый стол буквально ломился от яств. На нем были жареные кабаны с румяной корочкой, с яблоками в оскаленных пастях - сочные куски мяса источали дымный аромат, а капающий жир шипел на горячих противнях. Копчёная рыба, уложенная на серебряное блюдо - её золотистая кожица блестела под маслом, а тонкие лимонные дольки, разложенные сверху, добавляли свежую кислинку. И свежий хлеб с хрустящей корочкой, сыры с благородной плесенью, фрукты - сочные персики, гроздья винограда, разрезанные гранаты с алыми зёрнами.

Рабы в чистых льняных одеждах бесшумно двигались между столами, меняя пустые блюда на новые, наполняя кубки тёмным, ароматным вином.

В углу, за отдельным столом, группа бойцов - явно не из подвальной братии - негромко обсуждала что-то. Их кубки были полны, а взгляды - оценивающими. Один из них, широкоплечий мужчина со шрамом через глаз, на мгновение задержал взгляд на Гилене.

Гилен "неуверенно" кашлянул в кулак, специально сделав голос слабее:— Мои вещи... внизу...

Горх скривил губы, явно раздражённый, но махнул слуге:— Принесите ему этот хлам, если от него что-то ещё осталось. - в его голосе звучало явное презрение, но правила есть правила - победитель имеет право на своё имущество.

Барни стоял перед роскошным столом, широко раскрыв глаза. Его пальцы нервно перебирали край грязной рубахи, сдерживая дрожь. Он выглядел как голодный пёс перед куском мяса — боялся поверить, что всё это можно трогать.

— Семье хватит... — прошептал он, и голос его предательски дрогнул. — Даже на лекарства останется!

Он резко обернулся к Гилену, и в его глазах вспыхнуло что-то теплое, почти детское.

— Спасибо, хоть и случайно вышло... Обычно выжившим — жалкие десять медяков, а тут целое состояние!

Слуга, высокий и тощий, с лицом, выражавшим вечную скуку, швырнул к ногам Гилена полупустой рюкзак. Тот глухо шлёпнулся о каменный пол, выпустив из себя лишь жалкие остатки былого содержимого.

Плаща не было. Меча — тоже. Только бурдюк с водой, болтающийся на дне, как последний свидетель того, что у Гилена вообще что-то было.

Барни, уже набивший рот жирной бараниной, махнул рукой, размахивая костью:

— Да забей! Теперь хоть новое купить сможешь!

Гилен молча прошел вдоль стола, его пальцы двигались быстро, точно, без лишних движений, пополняя припасы и переправляя всё в рюкзак. Копчёное сало — плотно завернутое в вощёную бумагу, пропитанную дымом и солью. Твёрдый сыр — аккуратно завёрнутый в чистую ткань, ещё сохранивший прохладу погреба. Свежий хлеб — его корочка хрустела под пальцами, а мякоть всё ещё хранила тепло печи.

Бойцы за столом переглянулись. Один из них, коренастый мужчина с перебитым носом, причмокнул, тыча пальцем в сторону Гилена.

— Смотри-ка, наш 'герой' запасается впрок. Как крыса перед зимой.

Другие захихикали, но Гилен сделал вид, что не слышит.

Слуга, всё так же безучастный, провёл Гилена за занавеску в узкую каморку.

— Для вас, господин победитель. — его голос звучал так, будто он произносил это в сотый раз за день.

Комната была крошечной, словно клетка. Прогибающаяся койка с жестким матрасом, на котором угадывались следы десятков предыдущих постояльцев. Деревянный шкафчик с одной полкой, покрытой слоем пыли. Жирные пятна на стенах, оставленные кем-то, кто, видимо, ел прямо здесь, не в силах дойти до стола.

Гилен бросил рюкзак на кровать, оставил у шкафчика щит, меч повесил на поясе. И вышел, даже не потрудившись осмотреть свою "награду". Барни даже не заметил его отсутствия. Он сидел, обложившись едой, чавкал, утирал жирный подбородок рукавом и накладывал себе новую порцию. Его глаза слезились — не от лука или специй, а от простого, почти забытого чувства.

Он был сыт. Впервые за долгие годы.

Гилен молча опустился рядом с Барни, его движения были точными и экономными. Даже здесь, за столом победителей, он сохранял ту же невозмутимую сдержанность. Его руки двигались методично, поднося ко рту кусок за куском, но за этим кажущимся спокойствием скрывался вечный расчет. Его рубиновые глаза, скрытые за темными стеклами, непрерывно сканировали зал, отмечая каждую деталь, каждую потенциальную угрозу.

Бойцы, разгоряченные вином и победой, громко перекликались грубыми голосами, их смех напоминал лай сторожевых псов. Рабыни в полупрозрачных шелках скользили между столов, их движения отточены годами практики - они предлагали гораздо больше, чем просто вино. Дым от жаровен клубился под потолком, смешиваясь с ароматами жареного мяса и дорогих духов.

Барни, раскрасневшийся от вина и непривычной сытости, замер, когда к их столу подошла рыжая девушка. Её улыбка была выученной до автоматизма, а в глазах читалась усталость.

— Три серебра, милый... и я твоя на всю ночь, — прошептала она, искусно играя локонами медно-рыжих волос.

Барни покраснел до корней своих грязноватых волос. Его пальцы нервно перебирали край скатерти, глаза метались между девушкой и недоеденной едой. Наконец, он резко встал, опрокинув кубок.

— Я... я скоро вернусь! — пробормотал он Гилену, голос дрожал от смущения и возбуждения. Его походка была неуверенной, когда он последовал за девушкой, в последний раз оглянувшись на оставленное пиршество.

Гилен продолжал есть с тем же невозмутимым спокойствием, когда внезапно тень накрыла его. Запах дешевого вина, пота и звериной агрессии ударил в ноздри раньше, чем раздался голос:

— Эй, жалкий неудачник! — пьяный рык прозвучал прямо над ухом, обдавая лицо теплым перегаром.

Перед ним стояла настоящая гора мяса и мышц - не просто толстяк, а мощный гибрид быка и медведя. Его жир лежал плотными слоями на буграх рельефной мускулатуры, а маленькие свиные глазки сверкали злобным весельем. Каждый его палец был толщиной с сосиску, а шея практически отсутствовала - голова сидела прямо на массивных плечах.

— Тебе тут не место. Ты случайно выжил, а теперь смеешь жрать с настоящими бойцами? — он ударил кулаком по столу, заставив дребезжать посуду.

Гилен медленно поднял голову. Его взгляд скользнул по противнику, отмечая: плотные рубцы на костяшках - привычка бить первым; легкое прихрамывание на левую ногу - старая травма; жирный блеск на лбу - признак плохой выносливости.

Оценка заняла доли секунды. Не удостоив ответом, Гилен вернулся к еде. Толстяк нахмурился, его кулаки сжались так, что костяшки побелели. Но прежде чем он успел что-то предпринять, тяжелая рука в черной кожаной перчатке легла на его плечо.

— Тихо, Грог. Хозяин не любит драк в зале для победителей, — голос охранника звучал как скрип двери в заброшенной темнице.

Грог фыркнул, как разъяренный кабан, но отступил на шаг. Его жирный палец тыкнул в сторону Гилена:

— В следующей схватке я выберу тебя, очкарик. Посмотрим, как ты случайно выкрутишься!

Гилен повернулся к нему вполоборота. В уголках его губ дрогнула легкая, едва уловимая усмешка:

— Возможно, мне снова повезет, — его голос звучал спокойно, но в этих словах была ледяная сталь.

Охранник брезгливо окинул Гилена взглядом, которым обычно смотрят на дохлую крысу в погребе:

— Не разжигай. Иначе вылетишь отсюда быстрее, чем успеешь испугаться, — он сделал ударение на последнем слове, явно сомневаясь, что этот тощий "победитель" вообще способен на страх.

Гилен медленно поднялся из-за стола, ощущая приятную тяжесть сытости в животе. Его пальцы автоматически проверили положение меча на поясе — щит остался в той жалкой каморке, которую ему выделили как "победителю". Шаг за шагом он направился к ближайшему охраннику, его тёмные очки скрывали направление взгляда, но осанка выдавала целеустремлённость.

— Когда следующий бой? — его голос прозвучал ровно, без дрожи или волнения.

Охранник, массивный мужчина с лицом, изборождённым шрамами, молча кивнул в сторону распорядителя. Тот восседал на резном кресле, подобно коронованной особе — высокий франт в алом камзоле, расшитом золотыми нитями. Одна его рука обнимала полуголую рабыню, пальцы лениво скользили по её коже, другая — крутила бокал с тёмно-рубиновым вином, будто оценивая его качество.

Гилен подошёл ближе, повторив вопрос. Распорядитель медленно поднял взгляд, оценивающе оглядев его с ног до головы. Его губы растянулись в презрительной усмешке, обнажив белые, слишком ровные зубы.

— Завтра. Против Грога. — он сделал паузу, наслаждаясь моментом. — Хочешь поставить на себя? Смешно будет, если так и сделаешь.

Гилен не дрогнул. Его лицо оставалось каменным, лишь лёгкий ветерок, гулявший по залу, шевелил чёрные с синим отливом волосы.

— Мой выигрыш с прошлого боя — ставлю на себя. Все двадцать пять серебряных.

Распорядитель хихикнул, его пальцы сжали грудь рабыни, заставив её слегка вздрогнуть.

— Ставка принимается. Коэффициент — семь к одному... конечно, не в твою пользу. — он намеренно растянул слова, наслаждаясь своей властью.

Гилен кивнул, будто речь шла о чём-то совершенно обыденном.

— Меня устраивает. Можно другое оружие?

Распорядитель фыркнул, откинувшись на спинку кресла. Вино в его бокале плеснулось, оставив алый след на белоснежной манжете.

— Заработаешь имя на арене — тогда и поговорим. А пока будь с тем, с чем пришел. Все, как у всех никчемных новичков. — Его голос звучал сладко, как мед, но в нем чувствовался яд.

Он вдруг прищурился, будто что-то вспомнив.

— Кстати... как тебя представить? Ни имени, ни прозвища — публике не за что болеть.

Гилен замер на мгновение. В его памяти всплыли тени прошлого — бесконечные войны, дворцы из чёрного камня, падающие звёзды, которые он когда-то ловил ладонями. Всё это было так давно...

Затем он тихо, но чётко ответил:

— Ночной Архитектор.

Распорядитель замер, его брови поползли вверх. Затем он рассмеялся — громко, искренне, будто услышал лучшую шутку в своей жизни.

— Ох уж эти выскочки с их пафосными прозвищами! — он вытер слезу, будто не в силах сдержать веселья. — Ладно, "Архитектор", посмотрим, что ты построишь на арене... кроме собственной могилы.

Гилен не ответил. Он уже разворачивался, когда рабыня вдруг встретилась с ним взглядом. В её глазах, обычно пустых и покорных, мелькнуло что-то — любопытство? Надежда? Но он уже уходил, будто растворялся в полумраке зала.

Арена ждала. Завтра. Грог. Семь к одному.

Он улыбнулся про себя.

"Это будет интересно".