Сделай сам – 2

Глава 12 На фронтах войны. Часть 2

В отличие от линейных пулемётных броневиков, машины командиров броневых рот представляли собой забронированные шасси «Русь Империал» — те самые, что ещё англичане применяли в войне против буров. Как раз четыре таких машины уже имелись в армии. Вот их-то мы себе и вытребовали в усиление задолго до убытия на Дальний Восток. И отказать великим князьям никто не посмел. Потому хоть в этом плане можно было сохранять определённую уверенность, что экипажи идущих следом боевых машин не спутают нас с кем-либо другим и не уедут не в ту степь. Силуэт-то нашего броневика был сильно отличный от основного бронеавтомобиля бригады.

К чему я вдруг вспомнил об узнавании командирской машины на поле боя вообще и в боевой обстановке в частности? Да к тому, что видимость с самого утра оставляла желать много лучшего! Так-то тут часов до десяти утра всегда висел утренний туман, но ныне дела обстояли куда как печальней.

Словно специально дождавшись начала нашего наступления, погода резко испортилась. Поднявшийся ещё ночью сильнейший ветер даже и не думал успокаиваться, гоня столь великий фронт снегопада, что уже метрах в двуустах впереди мало что виделось возможным различить. Ну и не стоило забывать о вечном запотевании триплексов смотровых приборов. Пришлось даже завести себе время от времени смачиваемую в спирту тряпочку, чтобы то и дело протирать от образующейся изнутри наледи смотровые стёкла.

Конечно, кто-то скажет, что можно было бы обойтись лишь смотровыми щелями или приоткрыть какую-нибудь бронекрышку для проветривания внутреннего помещения машины от создаваемого нашим дыханием конденсата.

Идите вы все на три буквы, сказал бы я всем таким умникам. Тут, блин, в любой момент пули да шрапнель начнут щёлкать по нам сотнями штук, и уж лучше мы помучаемся с тряпочкой и спиртом, нежели оставим тем возможность проникнуть внутрь, хоть целиком, хоть свинцовыми брызгами.

Читал я в своё время мемуары ветеранов ВОВ, как такие вот свинцовые брызги вечно норовили залететь в ничем не прикрытые смотровые щели и выбить членам экипажа глаз-другой. Так что такого счастья нам тут и близко было не надо.

— Лёшка, как там остальные машины? Не отстают? — поскольку Михаил Александрович молчал с самого начала нашего движения, пришлось вот мне интересоваться у стрелка, не потерялись ли где остальные машины нашей роты. Всё же двигатель у нас был помощнее, и потому с проходимостью дела обстояли несколько лучше, нежели у остальных.

— Десять машин вижу точно! Идут чётко вслед за нами! — отозвался полминуты спустя мой брат. А кого ещё нам было сажать в такой экипаж, как не его? Приближённость к брату царя да ещё не где-нибудь, а в бою, она очень дорогого стоит. О таком не забывают до конца своих дней. Особенно если это вообще твой самый первый в жизни бой. А для великого князя он так-то был именно что первым.

— Ну и отлично! — только и успел крикнуть я в ответ, как началось.

— Дзиньк! — ударил нам всем по ушам первый одновременно звонкий и гулкий звук расплющивания винтовочной пули по броне корпуса машины. — Дзиньк! Дзиньк! — с небольшим отрывом от первой, прилетели ещё две пули. После чего эти самые дзиньки посыпались один за другим, очень неприятно ударяя звуковыми волнами по барабанным перепонкам.

— Та-та-та-та-та-та-та! — спустя ещё секунд десять ответил обстреливающим нас японцам наш башенный пулемёт, к которому очень скоро присоединились таковые же с прочих боевых машин. Скорость-то движения колонны не превышала 10–15 километров в час, отчего мне даже притормаживать не приходилось, чтобы позволить брату бить относительно прицельно.

Это мы, используя вообще одну единственную дорогу на данном направлении, въехали в деревеньку Бейтацзы, если верить тем крокам, что нам вышло достать в штабе армейского корпуса. Карт-то данной местности вообще почти ни у кого не имелось. Хорошо хоть эти самые кроки удалось раздобыть, иначе ни о каком ориентировании на местности не могло бы быть даже речи.

Сразу выступать всеми силами по застывшим полям строем фронта чётко на Сандепу мы никак не могли. Хотя от передовых позиций наших войск до неё было всего-то вёрст восемь по прямой.

Мало того, что с севера и запада японцы там устроили довольно серьёзную оборонительную линию с проволочными заграждениями и даже рвом, вдобавок с тех же направлений данный городок прикрывала очень неудачно для нас расположенная протяжённая и глубокая балка.

Скатись наши броневики в неё, так бы там навсегда и остались, будучи неспособными своими силами подняться по её покатым склонам обратно на равнину.

К тому же управлять такой массой механизированных войск, не имея ни должного опыта, ни иных средств связи, кроме как курьеры на коняшках, представлялось вовсе невозможным делом.

Потому всю нашу бригаду изначально разделили на 3 штурмовые колонны, которые и должны были продвигаться параллельно друг другу на фронте в 18 вёрст, постепенно вычищая местность от укрепрайонов противника для последующего занятия их двигающимися вслед за нами пехотными полками.

Так 4-я бронерота и 2 мотострелковых батальона двигались в 6–7 верстах справа от нас по дороге, идущей вдоль реки Хуньхэ. Их задачей было, ударив по противнику с фланга, поспособствовать атаке частей 8-го армейского корпуса, что наступали в это же самое время с северо-запада, имея своей целью форсировать эту самую реку и выбить противника из примыкавших к ней деревень. Тогда как 3-я бронерота и ещё 2 мотострелковых батальона продвигались верстах в 7–9 от нас на нашем левом фланге вдоль реки Шахэ. Следом за ними, как и за нашей колонной, должны были выдвигаться части 10-го армейского корпуса, задача которого состояла в отрезании путей подхода возможных подкреплений к атакуемым нами силам противника.

И вы бы только знали, какая в связи с этим возникла жуткая неразбериха! Может, я вообще ничего не понимаю в управлении армиями и корпусами? Тут даже спорить не буду! Не понимаю! Чему не учили, тому не учили! Но даже мне, безмозглому в этом деле человеку, понятно, что начинать тасовать части между армиями за день до начала наступления было не просто плохой, а откровенно преступной идеей. Но именно этим и занялись Куропаткин с Гриппенбергом, словно малые дети какие-то.

Ты мне передай вот этот полк, а я тебе отдам на время вот этот батальон, этот и ещё этот эскадрон. Не-е-е-е! Так не пойдёт! Давай лучше я тебе отдам вот эту батарею осадных орудий, которую мне некуда приткнуть, а ты мне два полка конницы взамен. Ну и две мортирные батареи тебе ещё подкину. Всё равно вся эта тяжёлая артиллерия не успеет подойти к тебе на помощь не то, что к началу наступления, а даже к концу всей затеянной операции. Так что мне не жалко поделиться ею.

И вот всё в таком духе! Без шуток и преувеличений! Сталина на них нет, ё-моё! Вредители хреновы!

Как результат, мы выдвинулись сегодня в бой вовсе без предварительной артиллерийской подготовки, которой в теории и должны были заниматься эти самые батареи тяжёлых орудий. Хотя даже явись они на новые места дислокации в срок, ничем помочь нам не смогли бы. С такой-то практически нулевой видимостью!

Но вместе с тем разгулявшаяся непогода спасла нас от огня японских орудийных батарей. Ведь те точно так же не видели, куда нужно бить. А задерживаться подолгу на одном месте мы уж точно не собирались. В этом ведь и заключалась суть механизированных войск.

Правда, реализовать в полной мере данный замысел не вышло. Эта самая деревушка — Бейтацзы, являвшаяся первым опорным пунктом японцев на этом направлении, как и многие тысячи её «двойников», стала для нас очень неприятным препятствием.

Въехав в неё, свернуть куда-либо с главной улицы мы уже никак не могли, поскольку тут все приусадебные участки были огорожены каменными или же глинобитными заборами. Не очень высокими. Сильно ниже человеческого роста. Но очень многочисленными. И если тому же танку ещё виделось вероятным повалить такую преграду тараном, а после проползти по образовавшимся обломкам на своих гусеницах, то проторить подобный прямой путь нашими колёсами не представлялось возможным. Потому единственной доступной нам тактикой для занятия таких вот деревень было выбивание японцев массированным пулемётным огнём в упор, как с позиций на подступах к поселению, так и с первой линии обороны для последующего беспрепятственного прохода внутрь двигающейся следом за нами мотопехоты.

И вот здесь как нельзя кстати пришлось то архаичное устройство вооружения нашего линейного броневика, которое я создавал для того, чтобы впоследствии заработать ещё больше денег на поставку в армию уже более продуманной в своей общей конструкции боевой машины. Каюсь! Грешен! Восхотел казённых заказов на много лет вперёд! Да побольше, побольше!

Имея две пулеметные башенки, экипажи остановившихся на центральной улице броневиков обладали возможностью вести одновременный огонь на оба борта разом, что стало для наших мотострелков настоящим подарком судьбы.

Спешившись где-то в полукилометре от деревни, те дошлёпали своими двоими до места разгорающегося боя, практически вообще не встретив никакого сопротивления со стороны вражеских сил, поскольку по любому окну и по любому забору со стороны которых раздавались выстрелы, тут же начинали работать наши многочисленные пулёметы. Как никак 2 наших броневых роты составляли 32 линейных броневика и ещё 2 командирских. А это так-то была очень грозная сила! Да ещё какая!

Да, имейся у японцев гранаты или хоть одна лёгкая противотанковая пушечка, обе наши броневые роты навсегда осталась бы в этой деревеньке полностью сожженными. Но поскольку я точно знал, что ничего такого у противника быть не может, то не сильно-то и переживал на сей счёт, просто просидев на своём водительском месте где-то с час, пока стрельба вовсе не утихла.

Как очень скоро выяснилось, японцы не стали устраивать здесь полноценную оборону с выстраиванием каких-либо укреплений, а просто выставили небольшой пикет из одного спешенного кавалерийского эскадрона, который мы благополучно и рассеяли, частично уничтожив.

При этом, на удивление, погибших у нас вовсе не случилось. Японские 6,5-мм тупоконечные винтовочные пули, да ещё и выпускаемые из короткоствольных кавалерийских карабинов, оказались не способны пробить насквозь 8-мм броневой панцирь нашей пехоты даже с 30–40 шагов. У тех, кто попал под такие пули, конечно же, случалась контузия внутренних органов и, судя по всему, трескались рёбра. Но все они так или иначе уцелели, перейдя в разряд раненных, которых при взятии данной деревушки образовалось аж 18 человек.

Всех их покуда оставляли здесь же, внутри домов, под охраной взвода мотострелков и пары броневиков, которым надлежало после передать поселение подтягивающейся следом пехоте и нагонять нас. Всё равно дорог здесь наличествовало очень мало, и потому затеряться можно было, лишь очень сильно постаравшись. Особенно если иметь при себе хоть какой-то набросок предполагаемого маршрута.

Решения по данному поводу, конечно же, принимал отнюдь не я и не мой ротный командир, у которого до сих пор, кажется, не прошёл тремор от выплеска адреналина, столь заметно его потряхивало. Но именно нам надлежало его выполнять. Хотя отныне впереди нашего броневика двигался взвод из четырёх линейных бронемашин. На этом уже настоял генерал-майор великий князь Сергей Михайлович, который вместе со всем штабом продвигался вслед за нами.

Вот, оценив внешний сильно бледноватый вид брата царя, а также изрядно покоцанный пулями корпус нашего бронеавтомобиля, он и распорядился более вперед нам не соваться.

Он бы и вовсе с превеликим удовольствием отправил нас троих в самый-самый тыл. А лучше вовсе обратно в столицу. Но тут вновь упёрся, словно самый твердолобый ишак, Михаил Александрович, заявивший, что он не оставит свою роту покуда не ранен или не убит. Идиот, блин, царственный!

Соответственно, и нам с братом пришлось продолжить рисковать своими шеями на самой-самой передовой. Передовее было уже некуда.

— Дзонг, дзонг, дзонг, дзонг, дзонг! — это, как можно было догадаться, мы вновь попали под вражеский обстрел. Правда, на сей раз куда более серьёзный, нежели прежде. Теперь по нам шрапнелью бьёт японская дивизионная артиллерия. А мы пафосно превозмогаем. То бишь терпим и продолжаем переть вперёд, ибо ничего иного попросту не остаётся.

Дабы обойти устроенные японцами с северной части Сандепу укрепления, мы вышли из Бейтацзы не по дороге, что вела как раз к этим самым укреплениям, а свернули сразу за деревней в поля. Ну и припустили по ним с максимально доступной скоростью по направлению к деревушке Сяотайцзы, что стояла чётко на востоке от Сандепу. Благо до этой самой деревушки нам было всего-то около двух с половиной километров по прямой. К тому же именно к ней должна была выйти наша вторая колонна, что действовала с левого фланга.

На данном перегоне нас и настиг огонь японской артиллерии, поскольку дувший прежде ветер, как и снегопад, столь же резко стих, сколь резко начался, и скрывавшая нас доселе стена снега почти мгновенно рассосалась. А пушек тут у японцев оказалось много. Как бы не вся артиллерия 3-й пехотной дивизии была размещена у Сандепу! Вот пара батарей и начали по нам гвоздить шрапнелью, совершенно не жалея снарядов.

И если нам внутри броневиков ещё было относительно комфортно переживать такой налёт. То что могла бы сотворить эта самая шрапнель с нашими мотострелками, располагавшимися в кузовах обычных грузовиков, мне было страшно представить. Потому и втопил педаль в пол, не жалея подвеску машины, чтобы показать пример всем остальным и как можно скорее вывести наш отряд из-под губительного огня.

— Ну? Как там? Есть разрывы? — поинтересовался я у Лёшки, после того как мы залетели на полном газу за дома Сяотайцзы, чтобы укрыться от глаз японских артиллеристов.

— Есть ещё! — быстренько выглянув в верхний люк, отметил тот наличие чёрных клякс в небе. Это продолжали подрываться японские шрапнельные снаряды. — Видно, добивают кого-то из наших.

— Как бы нам всю пехоту не перебили, — угрюмо произнёс великий князь, рассматривая появившиеся в крыше прямо над его головой пупырышки. Это обрушившиеся на нашу машину картечины слегка промяли верхний 3-мм броневой лист.

— Японцы! — неожиданно выкрикнул Лёшка и спустя пару секунд его пулемёт вновь заговорил, выдавая одну за другой короткие очереди.

Да, что было весьма очевидно, в Сяотайцзы также наличествовал небольшой японский гарнизон, который нам и пришлось выкуривать из этой деревни весь последующий час. Хорошо хоть наш прорыв на максимальной скорости по полям дал свои положительные результаты. Потери, конечно, были. Из 80 следовавших за броневиками грузовиков 3 навсегда остались там вместе со всеми, кто в них находился. Шрапнель, она такая — не даёт ни единого шанса выжить, если уж угодил в эпицентр её воздействия, пребывая на открытой местности. Особенно когда по определённому квадрату гвоздит целая батарея. Там уже никакая каска и никакой нагрудник не спасёт. И даже если уцелел кто после первого накрытия, впоследствии их всех добили, буквально завалив замершие на месте грузовики десятками новых снарядов.

Такими вот темпами уже к полудню наши силы уменьшились на целых два взвода убитыми и ранеными. Но и ответный ущерб мы тоже нанесли противнику отнюдь не слабый. По всей видимости, в качестве гарнизонов во всех окружающих Сандепу небольших деревушках японцы разместили исключительно свою спешенную кавалерию. Потому что у разбитых нами тут островных вояк обнаружились всё те же карабины с саблями, а не привычные для пехоты винтовки со штыками.

Вновь, как в предыдущей деревне, оставив тут небольшой гарнизон мотострелков да пару броневиков, мы ринулись на штурм столь потребного командованию Сандепу, в котором сходились все крупнейшие местные дороги.

На удивление, не только наше армейское командование отличилось несколько наплевательским отношением к исполнению своих служебных обязанностей. Наверное, только это в итоге и позволило нам в этот день добиться определённого успеха. Ведь насколько хорошо была укреплена вся фронтальная часть японских позиций у этого китайского городка, настолько же убогим оказалось их тыловое прикрытие.

Мы не смогли взять с ходу этот чёртов Сандепу лишь по той простой причине, что там китайцами некогда был выстроен укреплённый высокой и достаточно прочной глинобитной стеной внутренний город, где и засели основные части 3-ей пехотной дивизии противника после того, как мы обрушились на их порядки с тыла.

Скорее всего, окажись на нашем месте обычная пехота или же кавалерия, у них бы ничего не вышло. Ружейный и пулемётный огонь японцев был очень мощный даже здесь — в тылу. Но к несчастью для противника защита наших броневиков выдерживала поражение их пулями даже в упор, совершенно не проминаясь в местах поражения. Все же встреченные по пути нашего «стремительного налёта» артиллерийские батареи, без какого-либо пехотного прикрытия стоявшие отдельно и открыто прямо в полях, мы вычищали пулемётным огнем от живой силы, оставляя орудия для дальнейшего захвата отстающими от нас на километр-полтора мотострелками.

С чего же вдруг наш налёт оказался стремительным, если противник чётко знал, в какую сторону нам вышло прорваться и вполне себе должен был ожидать нас с того направления? Да с того, что расстояния здесь были так-то мизерные.

Даже сделав небольшой крюк по очередным замёрзшим полям, нам пришлось преодолеть чуть менее трех километров, чтобы добраться с места своего сосредоточения до южных границ Сандепу, где у японцев были выстроены многочисленные землянки для размещения личного состава, но не имелось, ни окопов, ни тем более ДЗОТ-ов.

А три километра для бронемашины это далеко не то же самое, что 3 километра для пехотинца или же кавалериста. Ведь техника, в отличие от живых организмов, не знала усталости и не снижала своей скорости, ежели, конечно, не выходила из строя по какой-либо причине.

Мы же, выдавая под 35–40 километров в час, менее чем за 5 минут достигли таких рубежей, откуда нам открылось всё подбрюшье вражеской дивизии. Вот уж где работать пулемётам пришлось чуть ли не на расплав стволов. Ведь каким действиям учили ныне офицеров всех стран при обнаружении противника на расстоянии вытянутой руки? Естественно переходу в немедленную штыковую атаку! И ничего иного в их мозги не вкладывали. Японские же младшие офицеры в этом плане, как после отмечали все иностранные наблюдатели, отличались почти полным отсутствием инициативы и действовали исключительно по шаблонам.

Таким вот образом на строй наших броневиков, что со временем выстроился в непреодолимую линию вдоль всей южной границы Сандепу, аж пять раз бросались в штыковую атаку целыми батальонами. И дважды выдвигали артиллерийские батареи для ведения огня по нам прямой наводкой. И каждый раз мы заставляли противника умыться кровью, хоть и потеряли три броневика подбитыми фугасными снарядами.

А ближе к вечеру с противоположной стороны этого китайского городка обнаружились части нашей 14-ой пехотной дивизии, которые сумели пробиться через японские заслоны и занять деревушку, раскинувшуюся в полукилометре от основной оборонительной линии японцев. Той самой, которой уже не было суждено сыграть отведённой ей роли, поскольку мы уже находились в тылу и даже более того — совместно с прочими частями 8-го и 10-го корпусов совершили полное окружение почти всей 3-ей дивизии Японской императорской армии.

Причём наше «дорогое» высокое командование на такой успех явно совершенно не рассчитывало, отдавая изначальные приказы, поскольку не успели мы начать укрепляться на достигнутых рубежах, как отыскавший нас посыльный передал приказ генерала Гриппенберга отходить на изначальные рубежи. Да и соседям нашим поступили точно такие же приказания. Командир нашей бригады лишь благодаря использованию автомобиля едва успел поймать те батальоны 33-го Елецкого пехотного полка, что двигались вслед за нами и как раз занимали захваченные мотострелками деревни. Поймать и в приказном порядке оставить их на месте. А после уже в ночь умчался в штаб армии, уточнять, какого чёрта там вообще творится.

Мы же в это время грели на работающих двигателях замороженные консервы, чтобы их хоть как-то можно было разжевать, да пополняли изрядно растраченный за день боёв боекомплект. Благо хоть патроны подвезли. Ну и я к тому же, как сильно запасливый персонаж, менял у себя в машине побитые пулями триплексы. Спасли родненькие мою бедовую голову от пуль бусурманских! Не зря вспоминал, как их производить! А были б только смотровые щели, как пить дать схлопотал бы в лицо, если не полноценную пулю, так свинцовые брызги уж точно. На чём моя история могла бы завершиться так-то.