Не охренел ли я отклонять предложение о сотрудничестве, переданное мне фактически от самого императора?
Нет. Не охренел. Разве что слегка.
Да, император — это фигура, с какой стороны ни посмотри. Очень такая солидная фигура! Что есть, то есть! Но! Деньги — это деньги. Тут уже у всех имеется чёткая градация на свою личную «шерсть» и государственную. Потому-то никто не вправе требовать у меня вкладываться многими десятками миллионов туда, куда мне со стороны укажут пальчиком. О том ведь очень быстро прознают в «обществе» и не поймут монарха. Ведь если прогнули кого-то одного, то впоследствии и их всех также могут прогнуть на предмер перераспределения кровно заработанных.
Иными словами говоря, те, кто решил обратиться ко мне со столь «заманчивым предложением» вообще все рамсы попутали, если выражаться не сильно-то литературным языком. Благо я это уже чётко понимал данный момент, отчего и позволил себе сказать то, что сказал.
К тому же, кто-кто, а сам император и вообще всё его семейство в данном случае вообще не имели никакого морального права коситься на мои пока ещё не растраченные финансы.
Отчего так?
Да от того, что сами они оказались теми ещё «трюмными крысюками»!
В то время как мы в начале 1905 года доблестно бились с японцами у Сандепу, а после выдавливали противника к Ляояну, в столице на фоне повсеместных революционных выступлений народных масс намечался очень большой шухер. Правда, мало кто о нём ведал.
Лично мне, к примеру, о том самом шухере поведал великий князь Михаил Александрович, когда бесхитростно поинтересовался, имеются ли у моей семьи хорошие связи в зарубежных банковских кругах, чтобы очень скоренько организовать надёжный вывод из страны нескольких миллионов рублей его личных накоплений, а также осуществить «эвакуацию» ценных бумаг на ничуть не меньшую сумму.
Тогда-то достоянием моих знаний и стала не подлежащая разглашению информация о том, что сам император уже вывел подавляющую часть своих личных сбережений, а также средства, причитающиеся по наследству его детям, в ряд немецких банков. А сам с чемоданами сидел на низком старте, дабы дать дёру, случись в стране революсион.
И эти люди теперь пожелали меня учить на что должно, а на что не должно тратить мои денежки!
В общем, в том числе по этой причине здесь и сейчас я ответил отказом. А то с этих Романовых станется мне на шею сесть да ножки свесить.
Впрочем, первое «нет» с моей стороны и было на то первым, что не последним. Стороны, что называется, озвучили своё видение ситуации, и вскоре мне вновь предстояло встретиться по этому поводу с кем-нибудь власть имущим. Уж в чём, в чём, а в этом я не сомневался ни секунды. Разве что это самое вскоре оказалось отложено на те два с половиной месяца, что мы добирались в Санкт-Петербург с Дальнего Востока.
— Шедеврально! — констатировал я, как только последняя восковая фигура оказалась водружена на своё место, и вся экспозиция приобрела именно тот вид, в котором, как по мне, она смотрелась максимально пробивающей на эмоции.
— А не слишком ли это… пафосно? — покрутив в раздумьях кистью руки, всё же подобрал нужное слово Михаил Александрович. — Ведь в реальности обстоятельства складывались несколько иным образом.
— И кто об этом знает, кроме нас троих? — кивнул я на стоящего тут же своего брата, которому на откуп было отдано проектирование павильона для выставления на всеобщее обозрение реконструкции одного единственного мелкого эпизода отгремевшей войны. Но какого эпизода!
Отыскав в Мукдене наш первый разбитый японскими снарядами броневик, мы не стали его восстанавливать, а по моему совету, очень быстро поддержанному на самом верху, превратили в один их центральных элементов инсталляции, должной, как мне хотелось на то надеяться, несколько снизить градус напряжённости хотя бы в столице.
Увы, далеко не во всех затеянных начинаниях мне сопутствовал успех. Особенно, если приходилось бросать всё на самотёк, либо же дело касалось того, в чём я действительно мало что смыслил. Тут же вовсе сложилось два в одном. И я убыл на фронт, более чем на полтора года выпав из деловой и политической жизни. И в истории Первой русской революции я откровенно плавал, отчего не ведал, где лучше всего было бы подстелить соломинки. Потому, что вышло, то вышло.
Остановило ли окончание войны с отнюдь не провальным для России результатом те революционные выступления, которые, словно по мановению руки невидимого кукловода, в одночасье захлестнули страну с начала 1905 года? Нет, не остановило. Возможно, несколько снизило напряжённость на местах. Это да. Но не остановило. А ведь я так надеялся, что нам всё же выйдет пройтись по лезвию ножа и не порезаться при этом.
Многочисленные стачки, диверсии на производствах и железных дорогах, политические убийства градоначальников и кровавые разгоны демонстраций захлестнули империю.
В том же Харькове армии даже пришлось пускать в ход артиллерию, чтобы разбить баррикады! Причём на одном из наших заводов! А в Баку было сожжено и разгромлено подавляющее большинство нефтяных вышек и контор нефтедобывающих компаний, отчего восстановить былой уровень нефтедобычи не представлялось возможным в ближайшие год-два, если не больше.
Из-за всего этого нам вообще пришлось добираться с Дальнего Востока не поездом, а погрузившись в Дальнем на вспомогательные крейсера, пришедшие вместе со 2-ой Тихоокеанской эскадрой. Благо прежде они являлись пассажирскими лайнерами, и на их жилых палубах нашлось достаточно мест, чтобы уместиться всей нашей гвардейской бригаде.
Вот так, находясь в пути, мы с Лёшкой и стали гражданскими лицами, поскольку сдав экзамен на присвоение звания прапорщика, получили не только офицерские погоны, но и сокращённый в связи с этим на полгода срок действительной службы, как вольноопределяющиеся.
Так что в Санкт-Петербург мы вернулись уже полностью отдавшими воинский долг родине, и смогли уделить всё время задуманному проекту, вместо того, чтобы вновь ковыряться в автомобилях или заниматься шагистикой на плацу.
А предложенная мною композиция вышла жизненной!
Опираясь спинами на разбитый и закопченный броневик так, чтобы не скрывать от потенциальных зрителей все полученные машиной повреждения, три боевых товарища отважно отбивались от полудюжины наседающих на них японских солдат. Командир машины — он же ротмистр великий князь Михаил Александрович, игнорируя кровоточащую рану на голове, отводил шашкой штык находящегося перед ним противника, в то время как стоящие по обе стороны от него вольноопределяющиеся вели огонь из своих револьверов в остальных наседающих на них врагов.
И, естественно, в этих самых вольноопределяющихся, даже не сильно приглядываясь, легко можно было опознать нас с Лёшкой. А прикреплённая тут же табличка с описанием «подвига», не позволяла как-либо «стереться» именам героев.
И вот вся эта выставка одного экспоната ныне готовилась к всеобщему обозрению на Дворцовой площади. Именно там, где чуть более года назад случилось «Кровавое воскресенье».
Цинично?
Возможно!
Даже не возможно, а точно цинично. Но таковы правила «игры» под названием политика. Кто-то год назад цинично подставил под винтовки и штыки гвардии простых работяг. Подставил исключительно ради достижения своих политических целей. Теперь же мы попытаемся перебить выложенную тогда на игровой стол «кровавую карту» своей. Не только аналогичной — то есть замешанной на крови, но вдобавок ещё и с флёром изрядного героизма. Причём героизма не абы кого, а родного брата царя.
И, да. Это уже будет частью моей собственной игры, о которой, впрочем, окромя меня вообще никто не ведает. И никто никогда не узнает. Поскольку если хоть что-то станет достоянием общественности, меня сотрут в порошок. А также всех тех, кто мне дорог.
Как говорится, что знают двое — знает и свинья. Так что сам. Всё сам!
Правда, чтобы сделать следующий шаг придётся хорошенько подготовиться самому и подготовить условия для его осуществления. Уж больно подгадили мне в этом плане всякие доморощенные революционеры со своими покушениями и тягой к бомбам. Сволочи! Всю «дичь» спугнули!
И вообще, 1905 год стал не сильно удачным. Причём тут я имею в виду отнюдь не войну с японцами и всякие революционные выступления.
Так, словно по мановению волшебной палочки, на мировом автомобильном рынке появилось сразу несколько очень достойных конкурентов нашего «Русь Империала». Французский «Делоне-Бельвиль», британский «Роллс-Ройс», бельгийский «Пайп», испанская «Испано-Сюиза». Как минимум, по комфорту передвижения выставленные этими четырьмя компаниями автомобили заметно превосходили наш лимузин. Не в последнюю очередь за счёт плавной работы двигателя, который у нас, надо было признать, являлся тряским, так как изначально проектировался универсальным — и для легковушек, и для грузовиков, и для прочей техники.
В США возникли проблемы опять же. Не только президент Уильям Мак-Кинли ушёл из большой политики на покой, уступив место в новой президентской гонке Теодору Рузвельту, так вдобавок ещё и мэр Детройта — Уильям Мэйбери, также сделал ручкой своему былому посту. Из-за чего мы, Яковлевы, в одночасье остались без какого-либо политического прикрытия в Штатах. Развивать-то нам это самое прикрытие было вообще некогда!
Теперь же, несомненно, стоило ожидать скорых «наездов» на наши главные активы. Ведь, что ни говори, а среди совладельцев наших американских заводов не имелось людей с «нужными связями в верхах».
Плюс ещё американские банкиры и правительство изрядно обиделись на Россию, за то, что Япония не смогла одержать над ней верх и половина их планов на Китай пошли коту под хвост. А наша семья отождествлялась в их среде исключительно с Российской империей.
В общем, уже в этом, 1906-ом, году нам стоило ожидать начала определённых проблем, отчего весь этот год я и планировал провести в США, выстраивая там линии обороны на самых разных уровнях — начиная с кабинетов Белого дома, и заканчивая зассаными подворотнями Детройта.
И в немалой степени с этим мне мог помочь император всероссийский.
Да, да! Он самый! Николай Александрович! Не шучу!
В том числе по этой причине я вынужденно отказал в финансовой поддержке адмиралу Макарову, хоть за него и «просил» государь.
Увы, но адмирал не мог дать мне того, что мне требовалось получить от России на данный момент. А вот Николай II уже был на то способен. Потому наша беседа со Степаном Осиповичем и Кази, состоявшаяся в Порт-Артуре в октябре прошлого года, привела лишь к обозначению позиций «высоких договаривающихся сторон», а не к каким-либо конечным результатам.
Я со своей стороны дал понять, что хочу «кусок бюджетного пирога» для своих изделий, а также воплощения в жизнь ряда моих требований. Макаров же лишь ограничился обещанием, что поспособствует кой-чему в меру своих сил и возможностей. Но только после становления морским министром! И никак не ранее! Плюс обозначил свой собственный аппетит, как флотоводца. На что я едва не стал прямо там крутить пальцем у виска. Уж больно этот самый аппетит оказался зверским.
Нет, так-то я прекрасно понимал, что, располагая лишь ныне имеющимися силами, нам нечего даже было мечтать о должном противостоянии на море не только Великобритании, но и Германии. Да и Японии с США тоже. А, зная будущее, вдобавок осознавал губительность для России вовлечение её в очередную гонку морских вооружений.
Бюджет страны банально не тянул постройку пары дюжин новых линкоров, по мнению Макарова минимально потребных для «закрытия имеющихся в обороне дыр». Да он, этот самый бюджет, насколько я помнил, не потянул постройки даже одной дюжины линейный кораблей нового поколения. Из 12 заложенных до начала Первой мировой войны отечественных дредноутов лишь 7 штук с грехом пополам смогли ввести в строй. Остальные же порезали впоследствии на металлолом, так и не достроив. К тому же боевая эффективность принятых флотом кораблей этого класса оказалась околонулевой, тогда как средств на их создание выкинули громадьё. Хватило бы на создание целой танковой армии.
Но покуда никаких новых телодвижений со стороны монарха не воспоследовало, и потому я занимался прочими, не менее важными, делами.
Какими?
Да к свадьбе готовился!
Увы. К своей.
Именно в этом и крылась причина, по которой лично мне в самом скором будущем должны были перепасть многие десятки миллионов рублей. Иными словами говоря, это был подарок семьи на мою давно оговорённую грядущую свадьбу.
Чем мы, Яковлевы, были сильны — так это своими свободными капиталами, на которые ныне облизывались очень многие. И не в одной только России! Чем мы, Яковлевы, были слабы — так это своей малочисленностью.
Обстоятельства сложились таким образом, что нас всего-то было пятеро в семье. Если где совсем уж дальняя родня и имелась, я о них вообще ничего не знал и даже никогда о таких людях не слышал, что говорило о многом. Всё же в эти времена было принято держаться даже дальних родственников. Естественно, если ты совсем уж не законченный мизантроп. Тут же вообще была тишь да пустота в этом самом родственном плане. А нас пятерых, на столь огромное количество забот и хлопот было совершенно недостаточно. Точнее даже четверых. Сестрёнка и молода пока ещё была для занятия бизнесом, и, смотря на нас со стороны, совершенно не желала во всё это влезать, решив связать свою жизнь исключительно с искусством, дабы стать в будущем оперной дивой.
К чему я всё это веду? Да к тому, что очередным подстреленным зайцем на сей раз оказался я сам. Не всё же мне было постреливать налево и направо.
А знаете, что самое забавное во всём этом деле? Я, фигурально выражаясь, подстрелил сам себя. Не случайно, нет! Намеренно! Можно сказать, принёс себя в сакральную жертву, самолично согласившись взойти на алтарь ради спасения своей родины. Да, понимаю, что звучит донельзя пафосно. Но уж как есть.
Если что, столь высокопарно я говорю о своей будущей женитьбе. Да! Вот так вдруг случилось! Без всяких ахов, охов, вздохов, серенад под окнами и прочих злоключений для нас, мужуков.
Вот он я весь из себя такой свободный фигаро, что пребывает здесь и там одновременно. И вот вдруг я уже почти женатик окольцованный. В 18 лет, ё-моё! Ибо время поджимало! Ну и кое-что ещё тоже поджимало. В организме. Куда уж без этого кое-чего? Не спасли меня газетные объявления определённого толка. Как и в большинстве случаев, реклама сильно-сильно преувеличивала качество реального «товара». Вот я и «прыгнул в прорубь с головой» ещё до того, как «записался в армию».
А всё деньги виноваты! Слишком большие деньги, которые никак нельзя было отдавать в чужие руки! И даже те же самые государственные облигации, умеючи, можно было превратить во вполне себе «работающий актив», ежели знать как.
В общем, так, без лишнего шуму и пыли, я и должен был вскоре создать собственную маленькую ячейку общества в этой жизни. И с кем бы вы думали, я её собирался выстраивать? А?
Староверы! Вот кто-кто, а эти держащиеся друг друга жучары купеческие, при должном финансовом вливании и при технической поддержке понимающих людей, вполне себе могли стать русским ответом Ротшильдам и иже с ними. Такие же прозорливые во всевозможных скользких делах-делишках и совершенно беспринципные, когда это было необходимо! Именно таких родственников нам и не хватало! Как то полагал персонально я.
И если у кого-то там имелись определенные проблемы теологического толка для породнения с ними, то мне, бывшему коммунисту по паспорту, точнее по партбилету, было вообще до лампочки, кто как там молится и как крестится.
Я ведь как раз был из того поколения, которому школьные учителя в своё время вбивали в голову, что Бога вообще нет, и после предлагали всему классу дружно продемонстрировать ему туда наверх наши детские кукиши. Образно говоря, конечно. Но суть была именно такой.
То есть в этом плане я был, прости меня Господи, толерантным. Вот ведь бедное, ни в чём неповинное слово! Как же его «опустили» в иерархии русского языка всякие… Всякие, короче.
Правда, всё состоялось очень быстро по местным понятиям. Чуть более года минуло, как папа́ с мама́ провели предварительные переговоры и ударили по рукам со второй заинтересованной стороной. Благо заранее прекрасно понимали, с кем именно следовало породниться. Так что бегать по всей Москве и стучаться во всякие там особняки с предложением руки и сердца нам вовсе не пришлось.
И всех нас объединил… Харьков!
Как мы в одночасье стали главной промышленно-технической «шишкой» в этом городе, точно так же главной финансовой «шишкой» в нём стали Рябушинские, не без помощи Витте некогда оттяпавшие себе откровенным рейдерским захватом «Харьковский торговый банк» и «Харьковский земельный банк».
Больно уж его прежние владельцы и директора заигрались в финансовые махинации, своровав в общей сумме под 7 миллионов рублей, что так-то превосходило всю капитализацию данных финансовых учреждений. Отчего Государственному банку пришлось покрывать недостачу, выдавая срочный кредит под очень низкий процент, чтобы не начался обвал финансовой системы нескольких губерний разом. Вот Витте ещё будучи министром финансов и поспособствовал его переходу в новые руки.
А вообще вся эта банковская суета началась ещё в 1901 году. Как раз в разгар экономического кризиса. Тогда-то я впервые и обратил внимание на то, что творится в банковской сфере стратегического для нашей семьи города. А, обратив внимание, стал думать и соображать, как бы это всё пустить нам на пользу. Вот и пустил, как смог. И даже ни о чём не жалею. Пока что.
Я ведь, что ни говори, разве что внешне и гормонально являлся восторженным вьюношей со взором горящим. Разум же давно и прочно принадлежал старому замшелому цинику, познавшему эту жизнь со всех её сторон. Потому всякие там чувства и сердечные страдания с метаниями решил оставить в прошлом. В общем, выбирал себе невесту разумом. Ну и глазом, конечно же. Куда же мы без глаза! Без глаза мы никуда! Становление большим любителем выпить в мои планы уж точно не входило.
Хотя, что тут скажешь? Самому-то себе врать не будешь. Не Клаудия Шифер мне досталась, конечно. Скорее — Зинаида Рубероид. Импортозамещение, так сказать, как оно есть. Но да где наша не пропадала! Наша везде пропадала! Эх.
В общем, у очень многочисленных братьев Рябушинских, которых насчитывалось аж 8 штук, имелись ещё и сёстры. В количестве аж 11 штук!
Да! Их отец — Павел Михайлович Рябушинский, оказался изрядно плодовит! И никого не оставил без наследства! Хотя на нашем нынешнем фоне всё то наследство вместе взятое уже не выглядело чем-то умопомрачительным.
И вот из числа этих 11 штук женского полу, две девицы как раз были примерно моего возраста. И мой выбор пал на ту, что была на год меня постарше.
Выбрал чисто из-за имени. Надежда! А всё потому что вторую из всё ещё незамужних сестёр звали Александрой. И приведи я в наш дом её, нас бы — Саш, стало бы аж 3 штуки на шестерых Яковлевых! То есть вовсе перебор!
Говорю же! Циник я старый, хоть и ныне снова молодой.
И если лично я был просто удовлетворён тем, что у меня появились «броня» от всяких прочих «видных вертихвосток» алчущих наших миллионов, то мама́ приняла мою молодую супругу с должным радушием. Больно уж они по характеру оказались схожи. Эмансипе там тоже бил через края по нынешним-то временам, что так-то многих потенциальных женихов от неё и отпугивало. А мне на то было вовсе пофиг. И не такого повидать успел. Зато уже совсем скоро, едва ли не на следующий день после свадьбы, мы могли начинать крутить наши денежки аж через 3 становящихся «родственными» нам частных банка, принадлежащих Рябушинским! Чему там, в этих самых банках, были только рады!
Современная техника, отличное оружие, новейшие заводы. Это всё, конечно, было хорошо и нужно. Но спасти страну именно таким образом, каким желал бы то осуществить я, оно бы всё не помогло. А вот деньги! Очень большие деньги! Вполне себе конкурентоспособные с забугорным частным капиталом! Да направленные в нужное русло! Это уже могло много чему поспособствовать!
Мы-то с папа́ хоть и умные, что пробу ставить некуда, но… технари-с. Ни разу не финансовые воротилы. Мы можем эффективно тратить деньги на устройство новых фабрик и заводов. Но не умеем ими управлять! И вот теперь мы находились на пути создания отечественного финансового монстра, который уже вскоре мог бы затыкать за пояса сильнейшие банковские дома Европы. Да, не сегодня и не завтра, и не через год-два. Но вот уже лет через пять — уж точно.