Вскоре мы вернулись к домикам, и там нас ждало настоящее пиршество. Ароматные чебуреки, только что извлечённые из кипящего масла, соблазнительно исходили паром. Их золотистая, пузырчатая корочка казалась произведением искусства, а от аппетитного запаха кружилась голова.
Я отломил кусочек и осторожно попробовал. Хрустящее тесто, сочный мясной фарш, в котором угадывались нотки лука, кориандра и какого-то особенного, пикантного аромата — это было настоящее откровение. Сок, заключённый внутри чебурека, горячий и наваристый, едва не обжёг язык, но это лишь усилило удовольствие от трапезы.
Злобин наблюдал за моей реакцией с явным удовольствием:
— Недурно, правда? Моим поварам равных нет на три губернии. Семейный рецепт, как говорят.
Чебуреки оказались настолько вкусными, что я не заметил, как расправился с тремя. Сочная начинка, тающая во рту, идеально подобранные специи — это стоило каждой минуты напряжённой «работы».
Дмитрий, поедая четвёртый по счёту чебурек, откинулся на спинку стула и не сдержал лёгкого, почти неслышного «звука удовлетворения», тут же поднеся руку к губам с извиняющимся видом.
— Теперь куда? — спросил я, промокнув губы салфеткой. — Какие на сегодня ещё планы?
— Теперь к Пылаевым, — хохотнул Злобин. — На сегодня утренний план выполнен.
Я едва не рассмеялся, отчётливо представив, как мог бы выглядеть его ежедневник:
1. Предотвратить покушение на себя;
2. Отбить нападение на предприятие и отжать земли у конкурента;
3. Перестрелять пару десятков бандитов.
4. Оформить титул.
Злобин прям-таки супергерой этих земель. Санитар, я бы даже сказал.
— Люблю вкусный обед после отстрела негодяев, — словно прочитав мои мысли, мечтательно произнёс граф, вытирая руки. — Особенно, когда это так полезно и аппетиту, и делу.
На этот раз члены семьи Пылаевых встретили нас не столь радушно. По крайней мере, на их лицах не было и намёка на приветливые улыбки и доброжелательные приветствия. Воздух в доме будто пропитался напряжением — густым, осязаемым, как перед грозой.
Несмотря на настроение хозяев, Злобин буквально лучился добродушием. Он рассыпался в комплиментах хозяйке, высказывал галантные комплименты дочери и проявлял искреннее дружелюбие по отношению к Александру Филипповичу, словно не замечая их холодности.
Мы быстро прошли в кабинет хозяина, где нас уже ждал нотариус, облачённый в строгий чёрный сюртук, застёгнутый на все пуговицы.
Всё семейство в полном составе заняло места с одной стороны вытянутого стола. Только сейчас я обратил внимание на детей Пылаева — Алиса, была яркой брюнеткой с миндалевидными карими глазами, в которых искрилось едва сдерживаемое возмущение. Её изящные пальцы нервно теребили кружевной платок.
Рядом с ней сидел молодой человек — полная противоположность сестре. Светловолосый, с холодными голубыми глазами матери и решительным подбородком отца. Наследник рода Пылаевых — Дмитрий. Он смотрел на меня с нескрываемой враждебностью, которую даже не пытался спрятать.
Сам барон выглядел изрядно вымотанным, под его глазами залегли глубокие тени. Кажется, последние пара дней дались ему непросто, особенно минувшая ночь, наполненная долгими и серьёзными разговорами. Причина главных его страданий сидела рядом и с каменным лицом и глядела перед собой — баронессе Пылаевой происходящее явно не нравилось.
С другой стороны стола расположились мы со Злобиным, а во главе, словно судья на важном процессе, восседал нотариус. Он методично разбирал бумаги и различные принадлежности — печати, сургуч, перья и чернильницы. Каждый предмет в истинном зрении фонил энергетическими узорами — тонкая вязь рун, защищающих от подделки и магического вмешательства.
Особенно сильно светился главный документ — свидетельство о признании. Я заметил на нём печать имперской канцелярии — знак того, что документ будет иметь высшую юридическую силу.
— Господа, — начал нотариус, откашлявшись, — мы собрались здесь для завершения формальностей относительно признания господина Константина законным сыном барона Александра Филипповича Пылаева.
Молодой Дмитрий при этих словах сжал кулаки так, что костяшки побелели. Алиса побледнела ещё сильнее, если это вообще было возможно. Баронесса сохраняла каменное выражение лица, но её глаза так и полыхали от сдерживаемых эмоций.
— Документы подготовлены согласно всем требованиям имперского законодательства, — продолжил нотариус. — Для их вступления в силу требуется лишь подпись барона Пылаева и свидетелей.
Александр Филиппович тяжело вздохнул и, словно собравшись с силами, взял предложенное перо:
— Нужно ли мне зачитывать текст? — спросил он у нотариуса.
— Не обязательно, но вы имеете на это право, — ответил тот.
— Думаю, все и так прекрасно понимают суть документа, — вмешался граф Злобин. — Константин признаётся сыном барона без права наследования владений. Однако, ему даруется право носить фамилию Пылаев и получать содержание, подобающее его статусу.
Наследник не выдержал:
— Отец, это безумие! — его голос звенел от возмущения. — Ты впускаешь в наш дом чужака!
— Дмитрий! — резко осадила его мать. — Не сейчас.
— А когда? — он подался вперёд. — Когда этот… этот…
— Следите за языком, молодой человек, — холодно заметил граф. — Вы ведь говорите о своём брате.
— Он мне не брат! — выпалил Дмитрий.
Барон Пылаев ударил ладонью по столу:
— Довольно! — рявкнул он, и я заметил, как вокруг его пальцев заплясали крошечные огоньки. — Моё решение окончательно.
Я наблюдал за происходящим со стороны, сохраняя невозмутимое выражение лица. Однако в истинном зрении следил за энергетическими потоками в комнате. Стихийная предрасположенность барона ярко проявлялась в моменты эмоционального напряжения — огненные искры танцевали вокруг его рук, словно готовые в любой момент воспламениться.
Интересно, что у его сына подобной реакции не было. Энергетические контуры молодого человека пульсировали, но без характерных для огневиков узоров.
«Видимо, стихийная предрасположенность значительно слабее, чем у отца», — отметил я про себя.
— Прошу всех сохранять спокойствие, — вмешался нотариус, явно привыкший к семейным сценам. — Это чисто юридическая процедура, и эмоции здесь лишь помешают.
Барон Пылаев глубоко вздохнул, взял перо и твёрдой рукой подписал документ. Затем перо перешло к графу Злобину, который с заметным удовольствием оставил свою подпись в качестве свидетеля.
— Теперь вы, господин Константин, — нотариус протянул мне перо.
Я принял его с лёгким поклоном, на мгновение активировав истинное зрение и проверив документ на наличие скрытых условий или ловушек. Ничего подозрительного не обнаружил — чернила светились ровным красноватым светом, что логично для официальных документов имперской канцелярии.
Подписав свой экземпляр, я вернул перо нотариусу.
— Осталось заверить печатями, — объявил тот, доставая небольшую шкатулку с механическими штампами.
Алиса, молчавшая все это время, вдруг подняла глаза:
— И что теперь? — спросила она, неожиданно обращаясь прямо ко мне. — Вы просто… поселитесь здесь? Станете частью семьи?
В её голосе звучало столько искреннего недоумения, что я не смог удержаться от ответа:
— Я понимаю, что моё появление стало для вас неожиданностью. И не рассчитываю на тёплый приём. Всё, что я скажу — что буду служить роду Пылаевых с честью.
— Как благородно, — процедил Дмитрий, не скрывая сарказма.
— Не стоит так резко судить нового члена семьи, — заметил граф Злобин. — Константин — человек многих талантов. Уверен, он ещё не раз докажет свою ценность для вашего рода.
Нотариус тем временем нагрел сургуч и аккуратно капнул на документы. Барон Пылаев приложил свой родовой перстень, оставив отпечаток в красной массе. Затем нотариус наложил официальную печать, и процедура была завершена.
— Поздравляю, Константин Александрович, — произнёс нотариус. — Отныне вы официально являетесь членом рода Пылаевых.
Молодой Дмитрий при этих словах резко встал и, не произнеся ни слова, вышел из комнаты. Алиса последовала за ним после короткого извиняющегося кивка. Баронесса сохраняла ледяное спокойствие, но её глаза обещали мне множество неприятных разговоров в будущем.
Барон Пылаев поднялся со своего места:
— Что ж, Константин, — произнёс он с деланной непринуждённостью, — добро пожаловать в семью. Полагаю, тебе стоит отдохнуть перед ужином. А нам с Романом Михайловичем ещё многое нужно обсудить.
Граф Злобин выглядел довольным. План был выполнен — я получил фамилию и титул. Он получил «своего человека» в доме Пылаевых. Теперь оставалось лишь укрепить позиции и набраться сил.
Тем временем, переложив документы в отдельную стопку, нотариус спросил:
— Перстень подготовили?
Пылаев перевёл взгляд на Злобина.
— Должны ли? — спросил он.
— Не беспокойтесь, я уже позаботился об этом, — улыбнулся Злобин и достал из нагрудного кармана небольшую бархатную коробочку. — Вот, пожалуйста.
Злобин протянул футляр нотариусу. Маленькими пухлыми пальцами он бережно открыл коробку, демонстрируя содержимое. В магическом зрении перстень блеснул сложным узором — не просто украшение, а будущий родовой артефакт.
— Надеюсь, вы не забудете при формировании герба учесть, что владелец этого перстня не является наследником, — произнёс барон, и я заметил, как его пальцы нервно постукивали по столешнице, выдавая внутреннее напряжение.
— Конечно, конечно, — ответил нотариус, снова углубляясь в бумаги. — Все будет оформлено согласно договоренностям. Учтём все цвета и гравировки. Перстень даёт право носить имя рода, но не претендовать на наследство первой линии.
Баронесса, сидевшая чуть поодаль, крепче сжала подлокотники кресла. Её веко дернулось от едва сдерживаемого раздражения, словно каждое слово, произнесённое в этой комнате, причиняло ей физическую боль.
Стоило мне подняться из-за стола, как Пылаев взглянул на жену:
— Распорядись, пожалуйста, чтобы ему выделили служанку.
— Хорошо, дорогой, — ответила она убийственно ледяным тоном. Женщина смерила мужа взглядом, в котором читалось всё, что она думала о ситуации. Её тонкие пальцы сжатые в кулаки — побелели, ногти впились в ладони, но если не брать это в расчёт, она сохраняла безупречную выдержку.
— И пусть ему проведут экскурсию, чтобы он не шатался где попало, — добавил барон, явно чувствуя себя неловко под этим испепеляющим взглядом и пытаясь отыграть позиции.
Женщина, сделав глубокий вдох, словно собираясь с силами, кивнула, переведя на меня пристальный взгляд. Она тоже поднялась, и мы вместе направились к выходу.
Я мысленно готовился к очередной пытке светской беседой. Баронесса явно не была рада новому члену семьи, но приличия и репутация рода обязывали её соблюдать хотя бы видимость гостеприимства. Впрочем, её холодность была мне на руку — легче иметь дело с открытой неприязнью, чем с фальшивым дружелюбием.
Сразу за дверью нас ждала Алиса, дочь Татьяны Пылаевой. Девушка стояла, прислонившись к стене, словно нарочито демонстрируя неуважение к происходящему. Её каштановые локоны были уложены в модную причёску, но несколько прядей выбились, создавая впечатление лёгкого бунтарства.
Я вышел первым, поэтому девушка, едва увидев меня, зловещим шёпотом произнесла:
— Вы не боитесь несчастного случая?
В её вопросе прозвучало зловещее обещание. Её глаза, тёмно-карие с золотистыми искрами, смотрели прямо и вызывающе.
В этот момент из-за моей спины появилась баронесса. Она слышала каждое слово дочери и её лицо приобрело такое выражение, которое бывает у матерей, когда дети ставят их в неловкое положение перед посторонними.
— Алиса, сколько мне тебя учить? — спросила женщина, окинув взглядом стремительно краснеющую дочь. — Нельзя говорить подобное с такой неосторожностью, тем более при свидетелях. Ты же аристократка, а у нас каждое слово на вес золота. Эх, никак я тебя манерам не научу.
Девушка ничего не ответила, но её щёки залились румянцем, а в глазах мелькнуло нечто похожее на стыд — не за содержание своих слов, а за то, что была поймана с поличным. Она опустила взгляд, изучая мраморный пол, словно там можно было найти подходящий ответ.
— Может быть, вы проводите меня в покои? — решив разрядить ситуацию, спросил я баронессу. — Как просил вас Александр Филиппович.
Баронесса смерила меня взглядом, словно пытаясь определить, нет ли в моих словах скрытой насмешки. Затем, выдохнув, сухо кивнула.
— Да, провожу, — произнесла она. — А ты, — она посмотрела на свою дочь, и в её голосе появились стальные нотки, — пришли экономку Агафью в покои твоего нового, — она хмыкнула, — братца.
Девушка фыркнула и, тряхнув локонами, отправилась вглубь дома, цокая каблучками по мрамору.
Матушка развернулась на каблуках и, не глядя на меня, пошла вперёд по коридору, украшенному портретами предков Пылаевых. С каждого портрета на меня смотрели суровые лица потомственных огневиков, словно осуждая самозванца в их родовом гнезде. Мне ничего не оставалось, кроме как последовать за баронессой, сохраняя подобающую дистанцию.
— Мне теперь называть вас матушкой? — спросил я не без ехидства, решив проверить границы её терпения.
Баронесса резко замедлилась — я едва не налетел на неё. Её спина напряглась, словно натянутая тетива.
— Избавьте меня от этого, ради Бога, — обернувшись, она пронзила меня недобрым взглядом, в котором читался нескрываемый гнев. — Я не потерплю подобных шуток.
— Почему же шутки? — вздёрнул я бровь, — это данность.
— Муж мне уже объяснил, что вы здесь ненадолго, — ответила женщина. — И, кстати, не рекомендую привыкать. Очень скоро, надеюсь, мы от вас избавимся. А до этого не следует испытывать моё терпение.
— Какие конкретно сроки вы вкладываете в понятие «скоро»? — поинтересовался я светским тоном, словно мы обсуждали время послеобеденного чая. — Хотелось бы тщательнее спланировать свой визит.
— Время покажет, — процедила она сквозь зубы и, резко развернувшись, продолжила путь по коридору. Однако, уже в следующее мгновение вновь остановилась, и порывисто развернулась ко мне вновь. — Ответьте только на один вопрос. Вы действительно не его родной сын? Мне очень неприятна эта ситуация. Да и Злобин появился ни с того ни с сего. Слишком это попахивает, знаете ли, интригами моего мужа.
Можно было и дальше поглумиться, но я сочувствовал этой женщине.
— Ну какой я ему сын? — поспешил успокоить я баронессу. — У меня нет дара огня. И глаза совсем другие. Разве вы не видите?
Баронесса встретилась со мной взглядом и даже вздрогнула.
— Да, у вас действительно не глаза Пылаевых. Я бы сказала, они и вовсе, нечеловеческие.
А я решил подыграть.
— Говорят, моя матушка была той ещё кошкой.
У баронессы дернулась щека, но она никак не отреагировала. И снова двинулась вглубь поместья. Однако уже не так спешила.
Спустя минуту, она решила продолжить расспрос:
— Всё равно ваши слова ничего не объясняют. Откуда вы взялись? Зачем вы здесь?
— Я прибыл по… приглашению князя Злобина, — дипломатично ответил я. — Это всё, что я могу сказать. Остальное, знаете ли, не в моей компетенции.
Она остановилась возле одного из окон и солнце очертило её профиль золотистым контуром.
— А у вас что, нет своего языка? Или своего понимания?
— В том-то и дело, что есть. И я не вправе раскрывать чужие тайны, — невозмутимо произнёс я.
Женщина подчеркнуто вздохнула.
— Значит, ясно одно. Вы точно не из этих мест. По вам видно, что вы не такой, как местные, и в столице таких не видала. Я вас насквозь вижу, знаете ли.
— Не замечал за собой ранее прозрачности, — в тон ей произнёс я.
— Не шутите со мной, — строго ответила она, поправляя идеально уложенную прядь волос. — Вы, кем бы вы ни были… Кстати, да, кто вы?
В её голосе звучало недоумение, смешанное с раздражением. Похоже, она привыкла держать всё под контролем, а тут вдруг — неучтённая фигура на семейной доске.
— Я? Барон Пылаев. Или, правильнее сказать, баронет? — произнёс я, наблюдая, как она еле сдерживает эмоции.
Женщина снова вспыхнула.
— Я и так изо всех сил стараюсь, чтобы мой муж не разорил нашу семью. А вы ещё шутите надо мной.
В голосе проскользнула усталость, на мгновение приоткрывшая истинные чувства. Кажется, её больше заботит сохранение семейного благосостояния, чем мнимое оскорбление чести супруга внебрачным ребёнком.
Но тут она развернулась, и в её глазах вспыхнули языки пламени.
— Если ты попытаешься навредить этому роду, я убью тебя. Своими собственными руками. Ты меня понял? — прошептала она.
— Такие слова и при свидетелях? — Ответил в тон ей…
— Поверь, из этого поместья мало что выходит наружу. И если понадобится, и ты никогда больше отсюда не выйдешь. Запомни: только попробуй навредить моему роду, и ты очень сильно пожалеешь об этом.
— Мой батюшка, знаете ли, сам неплохо справляется с этой задачей, — произнёс я, невозмутимо глядя на женщину.
Меня вдруг посетила мысль, что всё это время она неумело пыталась вывести меня из себя, чтобы получить ответы. Ведь она сама, несмотря на демонстрацию эмоций, была относительно спокойна. А вот мой ответ, кажется, задел за живое.
Очевидно было одно, что бы она не предпринимала, она борется за благополучие этого рода, и она действительно готова за это сражаться.
Что ж, возможно, с этой женщиной у нас больше общего, чем кажется на первый взгляд.
— Смотри, как бы Саша тебя не услышал. Он таких слов тебе не спустит. Вылетишь отсюда и лишишься фамилии. Это мы враз устроим.
— Тогда ваш род останется без помощи графа Злобина, — произнёс я. — А я бы этого очень не хотел. Знаете ли, я очень заинтересован в том, чтобы наш род процветал и становился сильнее. А такое решение будет контрпродуктивно. Так что, боюсь, у вас это не получится.
Дальнейший путь прошёл в полном молчании. Женщина довела меня до комнаты на втором этаже и, остановившись перед дверью, произнесла:
— Твои покои. Надеюсь, мы будем видеться как можно реже.
С этими словами она развернулась и чеканя шаг зашагала вглубь дома.
Я же спокойно ответил:
— Не могу сказать того же. Мне было бы интересно узнать вас поближе.
Она на мгновение замерла, словно собираясь обернуться, но затем продолжила свой путь ещё более решительно.