Слишком смышленый дурачок

Глава 4

Вопреки ожиданиям, сам не заметил, как уснул, и проспал до самой вечерней службы. Уж её-то проспать не получилось бы при всём желании. Пусть церквушка у нас запущенная, но колокол на звоннице стоит громкий и звонкий. На саму службу я не пошёл, потому что дверь всё ещё оставалась закрытой, да и не хотелось никого видеть.

Каждый день на службу ходили далеко не все жители квартала. И лишь на церковные праздники они не только заполняли небольшой храм, но и забивали весь двор вокруг него. Но все без исключения, заслышав колокольный звон, пролетавший над этой частью припортового района, приступали к молитве. Я тоже опустился на колени и зашептал знакомые с детства слова.

Обычно отец Никодим не затягивал службы, чтобы не делать их обременительными. Больше времени занимали исповеди, и тут священник не оставлял без заботы никого из страждущих. Входную дверь учебного класса он отпер уже в полной темноте. Но внутрь входить не стал.

— Идём, Стёпа, помолимся вместе. Уверен, тебе это сейчас очень нужно.

Честно говоря, я не был с ним согласен, потому что помолился не так уж давно, но, как оказалось, совместное бдение в нашем не очень богато украшенном храме действительно пошло на пользу. Я ощутил удивительное спокойствие и умиротворение. Наконец-то удалось примириться с собой и отринуть страхи, тени которых всё ещё оставались даже после разговора с Виринеей и проверки священника. Я принял себя таким, какой есть. Прошлое осталось в прошлом, а будущее теперь зависит только от меня, ну и, конечно же, от милости Божией. Но самое главное, что отец Никодим, похоже, как-то почувствовал моё состояние, и, когда мы уже почти под утро возвращались в дом, он смотрел на меня куда благосклоннее, чем раньше.

— Так, Стёпа, начну с неприятных новостей, — печально и даже как-то виновато сказал священник, когда мы уселись за тот же стол, за которым обедали. — Тётушка твоя совсем уж обезумела и порвала твои документы. Я ей говорил, что делать такое с бумагами, на которых стоит печать князя, не стоит, но горе помутило её разум. То небольшая беда. Я дам тебе выписку из церковной книги, и на первое время она сойдёт за документ. А через три дня тебе всё равно нужно делать взрослый паспорт. Ещё плохо то, что она накрутила всех соседей, особенно тех, кто ходит к ней в трактир. Теперь тебе в нашем районе будет небезопасно. Думал приютить тебя на пару месяцев, но, увы, нужно искать жильё в другом месте. Дам тебе записку к одному своему знакомцу в Дымах. Ты знаешь, где это?

— Да, — кивнул я, вспоминая разговоры мелких пацанов, с которыми дружил. Хотя вряд ли это можно было назвать дружбой. — Там живут рабочие с заводов.

— Истинно так. Мой знакомый держит доходный дом. Много не возьмёт и присмотрит за тобой. Условия там так себе, но всяко лучше, чем на чердаке, — улыбнувшись, заявил священник. — Денег тебе хватит недели на три, а там решится вопрос с отцовским наследством. Так что будет время поискать работу. Ну или снова уйдёшь в рейс. Как я понял из твоего рассказа, Захар не откажет, чтобы не злить ведьму. Но всё же я советовал бы тебе найти работу в городе. Не нравится мне вся эта история с предсказаниями. Незачем тебе водиться с язычниками. Но если будет совсем туго, то пару раз сходить можно. Ты же теперь почти ушкуйник, а с вас патриарх снял грех общения с идолопоклонниками ради общего блага.

Ответить мне на это было нечего, особенно на заявление о странном решении патриарха, поэтому я лишь снова кивнул.

— Да, ещё кое-что, — спохватился отец Никодим. — Давай разменяю тебе твой червонец. Незачем в заводских районах светить золотом. Там вообще в основном платят ассигнациями.

Я тут же протянул ему хранившуюся в кармане пиджака монету. Через пару минут, когда священник вернулся со своей половины, получил обратно горсть серебра, а ещё пригоршню меди. Считать, конечно же, не стал. Если не доверять таким людям, как отец Никодим, то проще сразу дойти до Пины и утопиться.

Мы проговорили почти до рассвета, и этот разговор был похож на экзамен. Батюшка задавал разные вопросы, испытывая мои знания и способность принимать взрослые решения, но я чувствовал, что это не очередная проверка, а желание убедиться, что он отпускает в мир не беспомощного дурачка, а кого-то здравомыслящего.

Здраво рассуждать я вроде способен, но для взрослой жизни этого, как оказалось, слишком мало. Нужна ещё хоть толика везения, а вот как раз его мне этим утром и не хватило, несмотря на напутствие и благословение батюшки. Прихватив свою котомку, чтобы не мозолить людям глаза, я выбрался с церковного двора через заднюю калитку. Тропинка шла вдоль ограды погоста, через заросли сирени на боковую улицу, по которой можно было выбраться из нашего квартала, не особо привлекая внимания.

Увы, сегодня чужое внимание моей персоне было обеспечено заранее, вне зависимости от моих стараний.

— Как знал, что попытаешься улизнуть, как тать до восхода, — послышался позади знакомый голос кузена Кирьяна.

Была мысль тут же рвануть вперёд, но передо мной из кустов на тропинку вышел дружок кузена по прозвищу Бычок. Чтобы никто не мог напасть сзади, я повернулся спиной к кустам и отошёл чуть назад, упираясь в пружинившие ветки.

— Я не убивал Осипа, — мои попытки оправдаться лишь вызвали гримасу ярости у потерявшего родного брата парня.

— Да даже если его прибрала русалка, виноват всё равно ты. Это ты должен был сдохнуть, а не брат. Сейчас я это исправлю. — Сжав кулаки, Кирьян шагнул ко мне, но тут подал голос обычно молчаливый Бычок:

— Не, Кир, я на мокруху не подписывался.

— Ссыкло, — сквозь зубы процедил мой кузен и попытался меня ударить. Он хоть и был моложе и мельче Осипа, но славился драчливостью.

Каким-то чудом мне удалось увернуться от его удара. Возможно, как-то сработала возникшая уверенность, что я умею драться. Нужно просто сгруппироваться и, сбив в сторону следующий удар, выдать хук слева. Потом лоу-кик по ноге, на которую он перенесёт вес, и…

Увы, умные слова в голове, как оказалось, в реальной драке не особо помогают. Никакого удара отвести не получилось и кулак Кирьяна врезался мне в скулу. Затем тут же ещё один в челюсть с другой стороны. От третьего я тоже не увернулся, но принял его вскользь, потому что начал заваливаться в кусты. Меня всё равно мотнуло и в сирень я упал боком вперёд, добавив к повреждениям на морде царапины от веток. Меня обуял какой-то совсем уж животный страх и я попробовал улизнуть в кусты на четвереньках. Но не тут-то было.

— Куда, крыса поганая! — заорал Кирьян и, ухватив меня за ботинок, вытащил обратно на тропинку.

Я даже успел пожалеть, что так хорошо зашнуровал драную обувь. Затем кузен начал избивать меня ногами. Один удар пришёлся в голову и я на секунду, что называется, поплыл — ещё один совершенно бесполезный термин вдогонку к таким же никчёмным, возникшим в голове несколькими секундами ранее.

Как ни странно, спас меня Бычок:

— Хватит, ты же его убьёшь! Я не хочу попасть в боярскую шахту.

Меня тут же перестали избивать, но не потому, что кузена образумили слова дружка. Скорее всего, Бычок сумел оттащить его, так как был крупнее своего подельника. Это тут же подтвердило злобное шипение Кирьяна:

— Отпусти! Не буду я его убивать. Нужно забрать деньги. Поп отдал только Осипкину долю, значит, остальное у этого урода.

Мысль, что сейчас он залезет в мой карман и вместе с серебром вытащит кошель Виринеи, испугала меня даже больше, чем возможность быть забитым насмерть. От ужаса я весь заледенел, но тут внутри вспыхнул такой дикий огонь ярости, что не выдержал бы никакой лёд страха. В этот раз заповеди Божьи не остановили меня, потому что всему есть предел. Я открыл глаза и увидел, что Кирьян перед обыском явно собрался ударить меня ещё раз ногой в живот. Удар я смягчил руками, которыми до этого инстинктивно прикрывал голову, а затем ими же вцепился в конечность супостата. Ярость вряд ли помогла бы мне победить, но она сорвала все тормоза, ну и крышу заодно. Не особо понимая, что творю, я вцепился зубами в лодыжку кузена. Ох, как же он заорал! Затем дёрнул ногой так, что, кажется, оставил кусок своего мяса у меня в зубах.

Не, это штанина. Я с омерзением выплюнул обрывок ткани и перевернулся на живот, приподнимаясь на четырёх конечностях. В памяти почему-то вспыхнул образ одержимой девочки. Опять же, на одних инстинктах я посмотрел на опешивших парней снизу вверх и, исказив болевшее от побоев лицо в жуткой гримасе, попытался скопировать то жуткое шипение. Затея явно безумная, но эффект вышел поразительным. Оба супостата смертельно побледнели.

— Бесноватый! — совсем по-девчачьи взвизгнул необычайно говорливый нынче Бычок. Затем с поразительной для его габаритов ловкостью извернулся и побежал по тропинке.

Кирьян оказался не таким шустрым, но, даже прихрамывая, не особо отставал от подельника. Я устало завалился на бок, но тут же начал подниматься на ноги. Мысли в пусть и отбитой голове летали шустро, словно встревоженные пчёлы. Они тут же выдали неприятный вердикт. Если сейчас эти придурки выбегут на людное место, вопя о нападении бесноватого, то на меня начнётся охота. Нужно срочно валить из этого района, причём как можно дальше.

Бежать пришлось по той же тропинке, по которой умчались Кирьян и Бычок. Так что на улицу из-за угла пока ещё закрытого магазина я выглядывал с опаской. Откуда-то справа слышались заполошные вопли, но, к счастью, мне нужно было в другую сторону. Через два дома свернул во дворы и кривыми проулками выбрался на большую улицу с трамвайными путями, которая уже не относилась к припортовому району. Тут проживала публика побогаче. Относительно, конечно, всякие там приказчики, прислуга и мелкие подьячие.

Мне повезло, к остановке как раз подходил трамвай, куда я и заскочил. Пассажиров было мало, лишь две какие-то горничные, накинувшие поверх своей формы серые пальтишки. Они испуганно посмотрели на меня. Оно и понятно, сейчас моей рожей можно пугать не только детей, но и девиц постарше. А вот кондуктора таким не проймёшь, поэтому девчата тут же с надеждой посмотрели на него. Мужик хоть и в годах, но явно калач тёртый. Он грозно двинулся в мою сторону с явным намерением высадить подозрительного пассажира.

Я даже прикрыл глаза, чтобы окружающее не отвлекало мысли от поиска правильного решения. Помогло. Кондуктора встретил жалостливой улыбкой и протянутым пятаком за проезд. Дядька насторожённо принюхался и, не уловив запаха алкоголя, резко подобрел:

— Эк тебя, паря, отоварили.

— Не повезло. Их было больше, — печально вздохнул я.

— Приложи холодное к синяку, — посоветовал он, явно намекая на другой пятак, потому что этот же забрал, отдарившись билетом.

Похоже, молодость у кондуктора тоже была бурной.

— Тебе куда надо-то?

— На Сенную.

— По Сенной мы не идём, но там полквартала пройти. Ехать ещё долго. Вон можешь прикорнуть на задней лавке. Разбужу, если что.

Я благодарно кивнул и перебрался на заднее, самое широкое сиденье. Правда, ложиться не стал, чай не ночлежка, а примостился в уголке, прислонившись головой к стенке. Так и задремал. Улицу, где живёт сокурсник Виринеи, я назвал потому, что из двух мест, которые мне нужно сегодня посетить, аптека в данной ситуации показалась наиболее уместной. Да и соваться в доходный дом с такой рожей не очень-то хотелось.

Казалось, что кондуктор начал тормошить меня через минуту после закрытия глаз, но, судя по набитому трамваю, времени прошло куда больше. Он разбудил меня чуть раньше остановки, чтобы было время объяснить, как пройти на нужную улицу. Когда трамвай остановился, я, перед тем как спрыгнуть с него, низко поклонился смутившемуся старику:

— Благодарствую за заботу и науку. Дай вам бог здоровья.

— Беги уж, балагур, — по-доброму улыбнулся кондуктор и даже перекрестил меня.

Правду говорил отец Никодим — будь добр и обходителен с другими, и добро вернётся сторицей.

Оказавшись в незнакомой части города, я немного растерялся, что неудивительно. Такие высокие дома вблизи видеть ещё не приходилось. А ведь это даже не центр далеко не самого большого города на Руси. Даже боюсь представить, как живут люди в Москве, Киеве и тем более в Великом Новгороде. Раньше для меня эти названия были лишь случайными словами, услышанными в тётушкином трактире, а сейчас даже страшно представить, что творится в населённых пунктах, где проживает в десять раз больше людей, чем в Пинске. Вообще-то мне даже неизвестно, сколько именно народу живёт в родном городе.

Я на секунду замер на месте в ожидании того, что ответы на возникшие вопросы сейчас появится, как обычно, из ниоткуда. А вот фиг тебе, Стёпушка. Похоже, дальше придётся добывать информацию самостоятельно. Жаль. Раньше-то как хорошо было. Словно в сказке — по щучьему велению, по моему хотению явитесь, новые знания сами.

Улыбнувшись, возможно, своей первой более-менее нормальной шутке, я приободрился и уже более уверенным шагом направился по указанному кондуктором маршруту. Через какое-то время действительно вышел на широкую улицу. Сызнова одолела недолгая растерянность, пока не догадался посмотреть на стену дома. Там обнаружилась табличка, сообщающая, что это пятнадцатый дом по улице Сенной. Пройдясь по выделенному для пешеходов тротуару, я добрался до следующего дома, и очередная табличка подтвердила, что двигаюсь в нужном направлении. Так и добрался до трёхэтажного здания, нижнюю часть которого занимала аптека.

Оплетающая чашу змея в моём понимании почему-то была связана именно с лекарями и лекарствами, ну а для особо догадливых имелась здоровенная надпись на окне. Солнце давно взошло, так что аптека уже открыта. Я вздохнул для решимости и вошёл внутрь. Над дверью звякнул колокольчик, привлекая внимание аптекаря за стойкой. Пожилой мужчина в явно дорогом костюме, поверх которого был надет белый распахнутый халат, по возрасту как раз подходил Виринее. Скорее всего, это именно тот, кто мне нужен. Он внимательно осмотрел меня через круглые очки и кивнул каким-то своим мыслям:

— Доброе утро, молодой человек. Я вижу, что вам нужны лекарства, хотя лучше бы всё же сходили в больницу.

— Доброе утро. — От волнения мой голос прозвучал хрипло, так что я прокашлялся и от нетерпения сразу перешёл к делу: — Вам привет от Лисы.

— Какой Лисы? О чём вы? Я не знаю никого с таким именем.

Знает, причём и сокурсницу помнит, и ведает, кем она стала. Вон как задёргался.

— Думаю, вам стоит обратиться к доктору. На соседней улице есть фельдшерский пункт.

Смотри ты какой сердобольный — не выгнал раненого человека взашей, грозясь городовым, а направил туда, где смогут обработать раны. Почему-то захотелось поскоморошничать. Я изобразил вселенскую печаль и со вздохом сказал:

— Ну, если вам не нужна голубая лещина, то… — Не закончив предложения, я развернулся и направился к двери.

Даже успел взяться за ручку и испугаться, что перегнул палку, как за спиной послышался голос:

— Подождите, молодой человек.

Почему бы не подождать? Даже вернусь обратно к стойке.

Аптекарь ещё раз окинул меня взглядом, явно отмечая разодранную и поношенную одежду, а также повреждения на лице. Мне почему-то показалось, что именно мой потрёпанный вид и помог ему преодолеть сомнения.

— Как сейчас называют Лису?

А это у нас проверка? Ладно, не такая уж сложная.

— Виринея Гораздовна, — ответил я, глядя в глаза аптекарю.

Мужчина совсем растерял свою явно напускную солидность. Он торопливо обошёл стойку, открыв небольшую дверцу в её конце. Затем запер входную дверь и развернул висящую там табличку. После вернулся на прежнее место. Похоже, ему там было уютнее.

— Показывайте, — немного резковатым тоном потребовал аптекарь.

Я видел, что ему не по себе, поэтому выделываться не стал и достал из кармана кошель ведуньи. Сам себе удивляюсь, как до сих пор не осмотрел товар. Впрочем, приключений за эти сутки было столько, что не до праздного любопытства. Открыв кошель, я высыпал из него кругляши небольших орешков с кожурой голубого цвета. Аптекарь тут же с нетерпением вцепился в один из них. Достал из-под стойки лупу и внимательно рассмотрел кожуру, затем оттуда же извлёк ступку с пестиком.

Названия неизвестных мне ранее предметов выскакивали, как перепуганные лягухи из лужи, и я даже порадовался, что снова появилась такая опция. Во! Ещё одно, теперь точно нерусское словно, но при этом с хорошо понятным смыслом.

Пока я смаковал новые знания, аптекарь пестиком расколол орех, аккуратно извлёк ядрышко и растёр его в ступке, а затем, прикрыв глаза, с явным наслаждением втянул запах из каменной ёмкости.

— Это оно, — расплылся в блаженной улыбке аптекарь, но тут же стёр её с лица.

Я, конечно, не специалист, но, кажется, сейчас начнётся торг. Что там Виринея говорила о цене за один орешек?

— Так, тут у нас двенадцать штук. Маловато, конечно, но сгодится, — тон мужчины стал небрежным и даже слегка скучающим, словно товар ему хоть и нужен, но он прекрасно без него обойдётся. — Предлагаю вам за всё пять червонцев.

У меня не было ни малейшего желания торговаться, потому что в этой игре опытный человек меня точно переиграет.

— Нет, господин хороший, двенадцать. По червонцу за штуку. Так мне сказала Виринея.

— Двенадцать точно не дам. Дам восемь.

— Двенадцать, — упрямо мотнул я головой и, чтобы усилить свою позицию, добавил: — Вы сейчас лучше подумайте не о паре лишних золотых, а о том, что, кроме меня, такой товар вам никто не доставит. Если оно мне будет невыгодно, то в пролёте окажемся мы оба.

Сам заслушался речью, на которую сподобился.

— Хорошо. Десять, иначе для меня действительно не будет смысла в дальнейшем сотрудничестве.

Вот врёт же гад! По глазам вижу, но при этом чувствую, что аптекарь пошёл на принцип, а ещё его глаза снова забегали. Он явно вспомнил о рисках этого самого сотрудничества. Ладно, будем сдаваться.

— Хорошо, десять.

Аптекарь тут же спрятал орехи под стойку и с почти искренней вежливостью заявил:

— Думаю, вашей хозяйке нужен кое-какой товар.

Догадливый, но не очень умный. Опять эта ярость. Сейчас она может навредить, но чуточку злости, думаю, не помешает.

— Ещё раз назовёте меня чьим-то слугой, и мы с вами поссоримся.

Думаю, опять помогли ссадины на моей роже, да и взгляд у меня наверняка был очень неприятным.

— Извините, сказал не подумав, — проявил гибкость аптекарь и тут же вернулся к делу: — Так что насчёт товара?

Я молча передал ему записку от Виринеи. Он немного подумал, рассматривая список. Пощёлкал на счётах и вынес свой вердикт.

— У меня есть всё из списка. Вам это обойдётся в шесть червонцев и десять новгородок.

А вот тут я, похоже, немного встрял. Точно помню, что соотношение червонца к деньге постоянно меняется, но сколько серебрушек дают за один золотой, не помню, хоть убейте. Кажется, сейчас меня знатно обуют. Так что решил пойти ва-банк.

— Пять червонцев.

Аптекарь хищно ухмыльнулся и вернул мне мою же подачу:

— Вы сейчас лучше подумайте не о лишнем червонце, а о том, что, кроме меня, такой товар вам никто не продаст.

— Ой ли? — выдал я больше от растерянности, чем желая впечатлить.

— Не продаст, — твёрдо повторил аптекарь. — Тут некоторые ингредиенты используются для приготовления ядов. Пойди вы с данным списком в другую аптеку, провизор тут же вызвал бы городового стражника. Так что шесть червонцев и десять денег. В качестве презента дам вам мазь от царапин и синяков. Причём лучшую из имеющихся у меня.

Понимая, что явно лопухнулся, я решил напоследок хоть как-то сохранить лицо, поэтому достал из кармана пригоршню монет и выудил десять мелких серебрушек. Аптекарь всё понял правильно и выложил на стойку четыре золотые монеты, а также баночку с каким-то желтоватым кремом.

— Советую прямо сейчас обработать раны на лице. Вон там есть зеркало. Затем сходите в баню, но используйте просто тёплую воду. Хорошо оботритесь и нанесите крем повторно. Повторять дважды в день и пару дней не мочить раны. Пока занимаетесь собой, я подготовлю заказ.

Справились мы почти одновременно, но только потому, что я задержался у зеркала, разглядывая своё лицо. Конечно, я видел его и раньше, но только в луже или в бочке с водой. Зеркало у тётушки было, и не одно, но кто бы меня к ним пустил. К тому же лишь сейчас я сумел не только хорошо рассмотреть себя, но и оценить, как-то интуитивно понимая, что не красавец, но выразительные голубые глаза и светло-русая шевелюра должны понравиться дамам. Почему и как — пока непонятно, просто так казалось, и всё тут.

Закончив обрабатывать ссадины, я вернулся к стойке и практически сразу с другой стороны подошёл аптекарь. В руках он держал небольшой, размером с кирпич, свёрток.

— Тут всё, что нужно, а это записка Лисе с моими пожеланиями насчёт товара. Вы скоро окажетесь у неё?

Я задумался, вспоминая то, что мельком слышал от дядьки Захара, и не очень уверенно ответил:

— Недели через две, не раньше.

Сроки аптекаря явно не впечатлили, но и особо не огорчили. Он ещё раз окинул меня взглядом и неожиданно заявил:

— Думаю, нам, как деловым партнёрам, нужно представиться друг другу. Честь имею, Артемий Фёдорович Киров.

Аптекарь кивком изобразил поклон.

— Степан Романович Чекан, — постарался я отзеркалить его движение и, уловив лёгкую улыбку, добавил: — Можете называть Степаном. Стёпка, думаю, будет слишком фамильярно.

Последнее предложение добавил как-то по наитию и, судя по всему, чуток вырос в глазах собеседника. Он даже немного озадачился, но быстро спохватился и вежливо сказал:

— Позвольте дать ещё один совет, Степан Романович. Вам нужно сменить одежду. Удивляюсь, как городовой не остановил вас прямо на улице и не утащил в околоток для выяснения личности. Если пойдёте направо, то в конце улицы увидите двухэтажное здание Соломоновых бань.

Первая часть названия показалась мне знакомой и даже имеющей особое значение, но не понял, какое именно. Похоже, удивление отразилось на моём лице, и аптекарь пояснил:

— К царю Соломону бани никакого отношения не имеют. Так звали прадеда нынешнего владельца. Там же есть недорогой магазин готового платья.

Я по достоинству оценил совет аптекаря и теперь изобразил чуть более низкий поклон:

— Благодарствую, Артемий Фёдорович. Всего вам доброго.

— И вам не хворать, молодой человек.

Спрятав свёрток в торбу, я сам отпер дверь аптеки и вышел наружу. Новая манера общения с людьми, которую я частично скопировал у аптекаря, а частично выдал по наитию, мне очень понравилась. Она была куда лучше того, как разговаривали друг с другом жители нашего квартала. Правда, мой внешний вид в данный момент совершенно не соответствовал этой манере, да городовые вряд ли станут со мной общаться, а сразу встретят по одёжке. К счастью, до конца улицы я добрался, так и не столкнувшись с блюстителями порядка.

Когда вошёл в пугающе богато украшенный позолоченными вензелями вестибюль бани, немного заробел. От угрюмого взгляда распорядителя стало не по себе, но тут же появилась дельная мысль. Выуженная из кармана пригоршня перемешанного с медью серебра тут же превратила угрюмого дяденьку в прямо-таки отца родного. Мне тут же всё объяснили и даже провели в помывочную. От парилки с банщиком я отказался и по совету аптекаря помылся просто тёплой водой. Затем обработал синяки по всему телу мазью.

Грязное исподнее надевать на чистое тело не хотелось, но и тут подсуетился распорядитель, послав помощника за обновкой. Посетителей утром было мало, так что он уделил мне много времени. Магазин готового платья находился в этом же здании, так что я прошёл туда прямо в банных тапочках и щеголяя белоснежным исподним. А вот тут пришлось поскромничать, потому что цены кусались. Тратить на одежду все свои деньги я не собирался. Продавец был не менее шустрым, чем распорядитель бани, и перенаправил меня в отдел, где продавались ношенные, но хорошо постиранные и отремонтированные вещи.

В итоге, потратив почти золотой, я вышел на улицу без страха быть остановленным городовым. Конечно, до хорошо одетых господ мне было далеко, но и босяком уже не выглядел. Добротные портки, косоворотка и почти новый пиджак по размеру делали меня то ли подмастерьем в выходном наряде, то ли снявшим надоевшую форму гимназистом. На последний вариант намекала кожаная сумка на длинном ремне через плечо. В таких школяры и гимназисты носили свои книги, а также прочие принадлежности для учёбы. Старая котомка и грязные вещи с совсем уж усталыми башмаками остались в магазине. Оказалось, что и им найдётся применение. Мне же на память досталось двадцать медных копеек.

Оказавшись на улице, я прищурился на солнце, снял новый картуз и пригладил облагороженные цирюльником волосы. Как сказал этот вёрткий и какой-то скользко-напомаженный типчик, такая причёска сейчас очень популярна у студентов. Проблем с тем, что делать дальше, не было. Пока шёл сюда, успел отметить два места, которые просто необходимо посетить. И начну я с кафе, где продавалось пирожное. Самым вкусным, что я ел в своей жизни, был медовый пряник, выдаваемый на ушкуе. О пирожных только слышал и увидел их сегодня впервые. Публика в кафе была одета побогаче меня, но никто не стал обращать на нового посетителя никакого внимания, и рядом с выбранным столиком тут же появился официант.

— Чего желаете, сударь?

Честно, я растерялся даже больше, чем когда торговался с аптекарем. Из памяти удалось выудить лишь хвастливый рассказ подруги тётушки, которая рассказывала, как один купец позвал её в ресторан. Жрали они много чего непонятного, но на десерт заказали бисквитное пирожное и кофе с молоком.

— Бисквитное пирожное и кофе с молоком.

— Сей момент, — тут же улыбнулся официант и сразу же напряг меня пугающей фразой: — Могу предложить ещё и нашу новинку птифур ассорти.

Вот ведь зараза такая! И что самое печальное, из незнакомых слов сознание откликнулось только на ассорти. Что такое птифур, так и осталось неизвестным. Но внутренний сластёна тут же заявил: «Дай!» В конце-то концов, зря я, что ли, рисковал в походе? Не сдерут же с меня за сладости золотой? Или сдерут? А! Была не была!

— Несите.

— Утреннюю газету? — не унимался официант.

Я уже начал злиться, но понял, что газета мне действительно не помешает. Так что просто кивнул. Назойливый парень наконец-то ушёл, и я немного расслабился.

Сначала он принёс навязанную газету и кофе. Горячую жидкость из чашки я попробовал с осторожностью и лёгким недоверием. Очень вкусно, хотя могло быть и лучше. Да уж, порой информация из ниоткуда становится лишней и даже портит удовольствие. Чтобы отвлечься, я раскрыл газету, копируя деда Прохора из соседнего с трактиром дома. Старик любил читать её, сидя на лавочке.

После нападения чужака я читал лишь записку ведуньи, и то она была на чужом языке. Сейчас же окончательно уверился, что прежние мучения, когда приходилось осиливать слова по слогам, уже в прошлом. Я словно не замечал текст, напрямую впитывая информацию.

Ни городские новости, ни даже сообщения из старшего княжьего града Турова особо не увлекли. Зато изрядно напрягала вторая страница со всякими там происшествиями. Картина мира, которую на своих уроках рисовал отец Никодим, начала трескаться. Одержимая девочка в боярском поселении ещё ладно. Там до языческих земель доплюнуть можно, но здесь, в городе, где церкви стоят в каждом квартале!

Я оторвал взгляд от газеты и с удивлением посмотрел на совершенно мирную улицу за большим окном. Там беззаботно прогуливались дамочки в кокетливых шляпках, прикрываясь от солнца какими-то игрушечными зонтиками. С ними раскланивались спешившие на службу подьячие разных мастей. Такое впечатление, что в газете врут. Там писалось о том, что только этой ночью стражники застрелили как минимум двоих одержимых. Погибло трое гражданских, и ранен городовой. А ещё автор статьи отметил, что всё закончилось не так уж плохо. Для сравнения он напоминал читателям, как на прошлой неделе городовые пытались обезвредить одержимого, в котором поселилась сильная нечисть. Трое стражников были убиты, ещё пятеро серьёзно ранены, и лишь вызванные из детинца княжьи дружинники смогли упокоить тварь, нашпиговав её серебряными пулями. Тогда ещё был скандал по поводу того, что дьяк городового приказа сэкономил на особых боеприпасах для патрульных.

Что-то тут не сходится. Да, все случаи происходили на окраинах и в не самых богатых районах. Один из вчерашних так вообще в Дымах, куда меня направил отец Никодим. Но почему тогда я, прожив всю жизнь в нашем не самом благополучном районе, ни разу вживую не сталкивался с бесноватыми? Поножовщины сколько угодно, причём часто прямо у меня на глазах, а вот одержимых бесами не видал. Раньше все рассказы о них казались какими-то выдуманными страшилками. А выходит так, что в нашем городе подобное не в диковинку. Возможно, именно поэтому батюшка так спокойно отреагировал на новость о той бесноватой девочке.

Как ни суетились мысли в моей голове, которыми я потихоньку учился управлять, но ответа на этот вопрос не находили. Была лишь смутная и совсем уж безумная догадка, связанная со странностями нашего батюшки. Неужели именно он как-то отпугивал нечисть от нашего района?

Я так задумался, что не заметил появления пирожных на столе и чуть не дождался остывания кофе. Захотелось даже по прежней привычке стукнуть себя кулаком по голове, чтобы вытряхнуть лишние мысли, но сдержался. Статус у меня уже не тот, да и место для таких действий крайне неподходящее.

Зря я боялся, что заказал слишком много, потому что и пирожное с белой розочкой сверху на одном блюдечке, и полдюжины разномастных кубиков на другой удручали своими малыми размерами. То, что наверняка было бисквитом, оказалось просто великолепным. Я даже приложил усилие, чтобы не застонать от удовольствия. А вот ассорти из разных по цвету и консистенции кубиков понравилось не так сильно, но порадовало разнообразием. К моему удивлению, получилось насытиться, и это учитывая то, что я толком не ел со вчерашнего обеда.

Ещё немного почитав газету, я подозвал официанта и неуклюже попросил его «порадовать» меня ценой угощения. В принципе, всё оказалось не так уж страшно, но две деньги и двадцать копеек даже за такое удовольствие всё же многовато.

Ладно, с этим закончили, теперь перейдём к другому делу, которое появилось у меня, когда я, внимательно осматриваясь вокруг, двигался к баням. Кроме кафе, был замечен и галантерейный магазин, в витрине которого большая часть была отведена книгам. Виринея настоятельно советовала прочитать одну книжку, так что можно поискать её именно там. Сомнения в том, что такую вещь удастся обнаружить в галантерейной лавке, снова выскочили из ниоткуда, но так как они не были подкреплены разумными доводами, я всё же решил зайти.

В отличие от витрины, в самом магазине большую часть места занимала именно галантерея и лишь небольшой уголок отведён под книги. Они были выставлены так, чтобы можно было рассмотреть обложки, с которых на меня взирали ярко одетые парочки на разных фонах и в мало отличимых позах. Продавец был занят дородной тётушкой, судя по одежде, скорее всего, из прислуги. Так что никто пока ко мне с советами не лез.

Подойдя ближе, я внимательнее рассмотрел обложки и взял первую попавшуюся книгу. Открыл и начал читать. «Софи выглянула в окно, но весь мир показался ей серым и унылым. В груди разгоралось тягостное томление, не дававшее дышать. Как же жестока к ней судьба!»

Дальше шло примерно в том же духе, и лишь к двадцатой странице Софи прекратила терзать себя страданиями и решила выйти из дома. Сам не знаю почему, но вспомнилась приторность недавно съеденных пирожных. Да, они очень вкусные, но наелся я ими только из-за их чрезмерной сладости. Хватило пройти какую-то сотню метров по свежему воздуху, и снова захотелось есть, причём чего-то мясного. Вот и тут примерно так же. Я взял другую книгу, где на обложке красовался широкоплечий мужчина с револьверным ружьём и повисшая на нём девица. Тут герой не страдал, радостно умерщвлял врагов пачками, причём с первой же страницы. Даже захотелось вернуться к страданиям Софи.

Хорошо, что не вернулся, потому что услышал за спиной чуточку ехидный вопрос, заставивший меня вздрогнуть:

— Интересуетесь бульварными романами?

Я повернулся к незаметно подкравшемуся продавцу и поборол желание тут же поставить книгу на место.

— Любопытствую, — постарался я скопировать манеру речи Артемия Фёдоровича. — Интересуюсь же немного другой книгой.

— Позвольте полюбопытствовать, какой именно? — уже без издёвки спросил продавец.

— Я ищу «Одержимый мир» Гжегожа Корчака.

Продавец нахмурился, но испуганным не выглядел, зато стало понятно, что он знает как минимум о существовании такой книги.

— Ну, с этим вам точно не ко мне. Я лишь недавно занялся продажей бульварных романов и другой литературы не держу. Всё-таки прежде всего это галантерейный магазин.

— Но название вам знакомо.

— Да, научной и прочей серьёзной литературой я тоже интересуюсь, поэтому и позволил себе вот такие вольности, но упомянутую книгу лично не читал, только слышал о ней.

— Не подскажете, где я могу её найти?

— Разве что в княжеской библиотеке или в коммерческой библиотеке Спаноса.

— И как мне туда попасть?

— Я так понимаю, в нашем городе вы недавно? — Заявление спорное, но сейчас это не так уж важно. Дождавшись моего кивка, продавец продолжил: — Кроме книг, я продаю путеводители по городу и карты с трамвайными маршрутами. Не желаете?

Продавец вёл себя уважительно, и захотелось сделать ему приятное. К тому же страдания Софи чем-то зацепили. Купив книгу и карту, я покинул магазин. Карта была составлена для таких, как я, — не совсем тупых, но пока ещё не очень умных.

До цели, которую на карте отметил продавец, получилось добраться без труда со всего лишь одной пересадкой. Покинув трамвай и осмотревшись, я поражённо замер. По широкой улице почти друг другу навстречу с пугающей скоростью двигались железные телеги. Я даже дышать от страха перестал, но при этом почему-то подумал, что трафик так себе, да и машины сущий примитив. Ухватившись за эти мысли, получилось расслабиться, и всё стало на удивление привычным. Даже почувствовал, что зря сэкономил в магазине готового платья. Двигавшаяся по тротуару публика вырядилась словно на бал, ну или мне так показалось с непривычки. Затем внимание привлекали видневшийся впереди купол центрального собора и возвышавшийся на холме детинец. Не очень высокие, но толстенные стены бастионов словно нависали над центром города, закрывая собой всё, что было за ними. С моего места была видна лишь верхушка княжьего дворца.

Выглядело всё это более чем монументально, и даже новые высотки, самая большая из которых пока ещё не достроена, были выше, но на фоне древней крепости выглядели как-то несерьёзно. Впрочем, многоэтажки находились далеко, а весь старый центр был застроен домами не выше четырёх этажей.

Нужный мне дом находился хоть и не у главной соборной площади, но и не так уж далеко от неё. Фасад двухэтажного здания выглядел солидно и необычно. Необычность подчёркивали два почти голых мужика, поддерживающих крышу каменного крыльца. На возникшее понимание того, что крыльцо называется портиком, а держат его атланты, я особого внимания не обратил. Привык уже.

Когда вошёл, очень удивился какому-то странному запустению внутри. Большой зал, дальнюю часть которого занимали огромные стеллажи с книгами, выглядел вполне пристойно. Ближнее пространство заставлено длинными столами, хорошо освещёнными множеством потолочных ламп, но всё равно ощущалась какая-то безнадёга, которую усиливал едва уловимый запах гари и даже затхлости. Сидевший за стойкой у входа парень примерно моих лет являл собой олицетворение царившей в этом месте унылой атмосферы. Он с явным усилием оторвался от чтения книги, поднял на меня тоскливые глаза и как-то вымученно произнёс:

— Здравствуйте.

— Добрый день, — отреагировал я, увидев по глазам собеседника, что он этот самый день таковым точно не считает.

— Чем могу помочь? — встрепенулся парень, явно вспомнив о вежливости, но, присмотревшись к моей поцарапанной физиономии, вдруг скис. И всё же интерес к нему вернулся после моих дальнейших слов:

— Я ищу книгу Гжегожа Корчака «Одержимый мир».

Парень какое-то время смотрел на меня с явным недоверием, затем уточнил:

— Хотите её купить? — Вопрос явно подразумевал, что книга у него есть.

— И сколько она стоит?

— Ну-у, это дорогое издание, но я готов продать его вам за пятнадцать червонцев. Увы, ассигнации принять не могу.

Таких денег у меня нет, да и не факт, что в ближайшее время смогу потратить столько на книгу. Мысли в голове заполошно заметались, пытаясь найти какой-то выход.

— А у вас разве нельзя прочитать книгу прямо здесь?

— Да, у нас имеется библиотечный фонд, но «Одержимый мир» в него не входит.

Не знаю почему, но у меня возникла такая обида, что хоть плачь. До этого момента всё шло очень неплохо. Я чувствовал себя крутым взрослым, а сейчас словно снова вернулся во времена, когда все меня шпыняли и называли нахлебником. А и ладно. Пойду сейчас в городской парк, обозначенный на карте, и дочитаю историю Софи. С нахлынувшими чувствами удалось справиться быстро, но, похоже, моё искреннее расстройство не укрылось от парня.

— Подождите, — окликнул он меня, а потом сказал скорее самому себе, чем мне: — Чего уж там жалеть, всё и так пошло прахом. Присаживайтесь, сейчас принесу эту книгу.

Далеко ходить я не стал и устроился на стуле у края ближайшего стола. Ещё раз удивило то, что здесь, кроме меня, не видно других посетителей. Да, день только начался, но всё равно странно. Да ещё и этот запах.

Наконец-то парень принёс книгу. Она действительно выглядела солидно, так что мне даже страшно было прикасаться к её страницам. На всякий случай вытер руки платком, который кокетливо выглядывал из нагрудного кармана пиджака и продавался, так сказать, в комплекте. Моя растерянность продлилась недолго, потому что я с первых же страниц с головой ушёл в очень увлекательное повествование.

То, что описывал в своём труде естествоиспытатель, ломало мои представления об окружающем мире. Хотя не всё и не полностью, но книга показывала реальность совсем с другой стороны. По уверениям Корчака, нынешний уклад образовался больше тысячи лет назад, когда Владимир Креститель принёс на эту землю православную веру. Но языческие боги не собирались уходить просто так, даже проиграв войну с новой верой. Древние кумиры оставили кое-что для потомков своих почитателей, причём как тех, кто сохранит старую веру, так и тех, кто отринет её ради заступничества Господа нашего.

У языческих богов были не только человеческие последователи, но и слуги — бестелесные духи, которых они возвысили для служения себе. Уходя, старые боги усилили их настолько, что некоторых пришлось ввергать в спячку, дабы они не уничтожили всё живое вокруг. Другие же духи, те, что послабее, получили возможность овладевать телами людей и таким образом вредить тем, кто принял истинную веру.

Владимир Креститель всё равно сумел разрушить самые крупные капища и лишил старых богов их силы, но его успех был неполным — под руку великого князя ушли лишь крупные города, а племенные земли остались верны язычеству. Конечно, за прошедшие века было множество попыток силой привести блуждающих во тьме язычества несчастных к истинной вере, и кое-где это получилось. Так случилось в моём родном Пинске. Первый Пинский князь и его богатыри-бояре огнём и мечом выкорчевали всю ересь в граде, но в других местах православные крестоносцы были не так успешны. Порой гибель множества язычников пробуждала старших духов, и тогда гибло уже православное воинство. Кстати, автор книги не всегда считал такие пробуждения чистым злом. Иногда в том было благо как для язычников, так и для православных.

В качестве одного из самых ярких примеров он привёл нашествие хана Батыя. Внук Чингисхана пришёл на Русь и осадил Козельск. Разозлённые упорством обороняющихся монголы уничтожили и город, и его жителей. Но это не утолило их ярости. Захватчики дошли до ближайшего большого поселения язычников и также убили там всех от мала до велика. Они бы и дальше несли погибель всем на своём пути, но пролитая кровь почитателей старых богов разбудила спящего неподалёку Карачуна. Разразилась жуткая снежная буря. Ударили трескучие морозы, погубив многих захватчиков. Возможно, часть армии Батыя и пережила бы эту напасть, но они сделали ещё одну ошибку. Главой того поселения был сильный ведун. Татары, которые пока не особо разбирались в разнице между язычниками и православными, словно в насмешку распяли ведуна на кресте. Умирая в мучениях, ведун не отпустил сидящего в нём духа-побратима, а с его помощью переродился в Кощея.

Могущественная нежить, которую в Европе называли личем, подняла мёртвых язычников и погибшую от холода часть монгольского войска и натравила умертвий на живых татар. В итоге не ушёл никто и сам Батый сложил голову в языческом поселении неподалёку от непокорного Козельска. Потом ещё сотню лет в тех местах никто не жил, а волхвам пришлось принести множество жертв, чтобы усыпить Карачуна и упокоить Кощея. Это событие сильно повлияло на дальнейшую историю. Распространение христианства замедлилось, а затем и вовсе всё пришло в своеобразное равновесие.

Ну, дальнейшее я уже знал из того, что рассказывал отец Никодим. Православная вера утвердилась в городах и их окрестностях, а дальние селения всё ещё прозябали во тьме язычества. Страх пробудить древних демонов, того же Карачуна или, избави Господи, Мару, сказался и на междоусобицах Рюриковичей. После ухода в мир иной Владимира и сына его Ярослава Ярославичи поделили Русь на вольные княжества и правят ими до сих пор. Собранное Владимиром Святославовичем государство формально считалось единым, правда, с одним небольшим таким нюансом. Великим князем себя считал и князь Владимирский и князь Киевский. И оба напрочь игнорировали мнение оппонента по данному поводу. За Киевским была древность главного города славян, а за Владимирским — богатство самого большого удельного княжества — купеческой Москвы, озолотившейся и сильно разросшейся благодаря торговле с Золотой Ордой. А в это время посадник Новгородский тихонько посмеивался над обоими.

Стряхнув с себя муть воспоминаний, я вернулся к книге, ведь там было ещё много интересного и кроме предисловия. Корчак очень подробно описывал разновидности и особенности духов — как тех, кто предпочитал быть свободным, так и любивших подселяться в человеческие тела. Увы, такое не осилишь за один день и тем более не запомнишь даже самое важное. Я и так засиделся до боли в спине и ворчанья желудка. Хотя, может, читал бы и дальше, но отвлёк звук открываемой двери, который в гнетущей тишине зала прозвучал особо громко.

Новый посетитель вряд ли привлёк бы моё внимание надолго, но его вид оказался даже более неуместным в этой обстановке, чем мой собственный, — в зал вошёл откровенный урка. И что самое любопытное, юный библиотекарь явно его знал. Лицо бедного парня перекосилось, что вызвало ехидную ухмылку посетителя. Дальше — ещё больше странностей. Урка не стал ничего говорить напрягшемуся библиотекарю, а почему-то сразу направился в мою сторону.

Ну вот опять на меня навалился страх и заныли уже поджившие синяки. Но хуже всего то, что резко замедлились мысли. От ощущения того, что я снова тупею, стало совсем худо. С этим надо что-то делать. Детский приём, который помогал мне, когда совсем уж становилось тяжко в тётушкином трактире, — закрываем глаза, и окружающий мир перестаёт существовать вместе со всеми его неприятными особенностями.

Помогло. Мысли забегали куда шустрее, и, когда я снова открыл глаза, увидев, что непонятный типчик стоит практически надо мной, левая рука уже извлекла из кармана платок и намотала на костяшки правой. За эти пару мгновений форы незаторможенные страхом мысли привели к выводу, что наличие синяков без сбитых кулаков — это признак терпилы.

Слово-то какое неприятное, липкое.

— Чаво такого интересного читаем? — ехидно поинтересовался шустрила.

Второй более осмысленный взгляд позволил отметить детали, по которым стало понятно — это не боец, а один из тех, кто задирает прохожих, давая своим более мощным напарникам повод для драки. Ничего нового. В нашем районе я знал как минимум две такие банды.

Я угрюмо посмотрел на непрошеного собеседника, одновременно выставляя на столешницу оба кулака. Надеюсь, выглядело увесисто. Постарался вспомнить интонации, с которыми говорили самые отбитые посетители тётушкиного трактира, а ещё представил, что рядом не незнакомый хулиган, а кузен Кирьян:

— Проблемы?

— Не, — ответил настырный парень.

Судя по всему, представление всё же удалось. В его голосе было больше растерянности, чем наглости. Ладно, попробуем дожать:

— А надо?

— Чего?

— Проблем, — на всякий случай уточнил я.

— Не надо. Просто поинтересовался.

Парень явно решил сдать назад, так что я ему помог в этом благородном деле:

— Молодец. Любопытство — дело хорошее. Теперь можешь идти.

Произошедшее ему явно не нравилось, но это всё же не боец, поэтому шустрила лишь выдавил из себя ухмылку и сквозь зубы сплюнул на чистый мраморный пол. Затем сунул руки в карманы порток и вихляющей походкой двинулся на выход. На прощание бросил сидевшему удивлённым истуканом библиотекарю:

— Увидимся ещё. Не скучай.

Ситуация с библиотекой становилась с каждой секундой всё более странной, а непонятные вещи в последнее время вызывали у меня какой-то зуд и острое желание удовлетворить любопытство прямо здесь и сейчас. Правда, как это сделать, непонятно. Не идти же к библиотекарю и просто так в лоб задавать вопрос — а что у вас тут творится? К счастью, мучился я недолго, потому что он сам подошёл ко мне и присел на соседний стул. Похоже, случившееся дало ему повод думать, что мы теперь в какой-то степени союзники. Судя по всему, любопытство засело не только у меня:

— Простите, что отвлекаю, но почему вас заинтересовала именно эта книга?

— В ней есть важная для меня информация. Может пригодиться.

— Где пригодиться? — не унимался он.

— В походе.

— Вы ушкуйник? — недоверчиво прищурился парень.

— Не похож? — спросил я и почему-то подумал, что отвечать вопросом на вопрос не совсем правильно, но мой собеседник не обиделся. Мало того, удивил своей прямотой:

— Не очень. — Он тут же покраснел. — Простите. Но всё же почему именно «Одержимый мир»?

— Мне её посоветовал знающий человек.

— Вы хотите сказать, что написанное в книге соответствует действительности? — В его голосе как-то странно смешались удивление и возмущение. А мне стало интересно, как он умудрился сохранить в этом городе такую наивность. Неужели даже газет не читает? С другой стороны, в прочитанной мною утром статье подселение духов описывалось как бесноватость, а убийца стражников представлялся как некто, в кого вселился демон из преисподней.

— Я почти в этом уверен.

— Почти? — недоверчиво прищурился мой собеседник. — Так не бывает. Можно либо быть полностью уверенным, либо не уверенным.

— Бывает, — не согласился я, чувствуя, что наш разговор захватывает меня. Раньше из хоть сколь-нибудь умных людей общался только с отцом Никодимом. — Если то, что рассказывают надёжные и умные люди, подтверждается личным опытом, то это хоть и порождает уверенность, но ведь нельзя исключать того, что все мы ошибаемся.

О как завернул, аж сам заслушался!

— Лично мне приходилось сталкиваться лишь с водяным и русалками, — заявил я тоном опытного ушкуйника и даже немного стало стыдно за хвастовство. — Насчёт остального приходится верить на слово.

— Лично?! — ещё больше удивился парень и, не дожидаясь ответа, тут же попросил: — Расскажи… те.

— Хорошо, расскажу. И можно на «ты».

А затем я действительно поведал ему не только о бое с русалками, но и о странной сиротке в гостином дворе. После этого мы принялись обсуждать книгу, которую представившийся Димой библиотекарь тоже читал, причём довольно внимательно.

Так увлеклись беседой, что моему желудку пришлось довольно грубо напоминать о том, что с самого утра ему перепала только пара пирожных. Нужно пойти и пообедать.

Я не успел ничего сказать, как Дима тут же предложил:

— Слушай, давай пообедаем у меня. — И добавил, заметив в моих глазах сомнение и смущение: — Пожалуйста. После смерти отца мать почти ничего не ест. Приготовит мне и уйдёт к себе молиться. А мне в одиночку кусок в горло не лезет.

Мне всё ещё было неловко лезть в жизнь человека, которого я знаю всего-то пару часов, но уж очень хотелось даже не есть, прямо-таки жрать.

А ещё было огромное желание продолжить общение с человеком, которого с удовольствием назвал бы своим другом — первым в моей жизни. Мы поднялись на второй этаж, и Дима свернул налево по коридору второго этажа. Столовая находилась за ближайшей дверью. Большая и очень уютная. С одной стороны, я чувствовал, что особой роскоши здесь нет, а с другой — робел, впервые попав в такое чистое и красивое место.

Посреди помещения располагался прямоугольный стол с шестью стульями вокруг него. Но две тарелки стояли только слева от главного места в торце. Посреди стола возвышалась очень красивая фарфоровая штука. Кажется, это супница. А ещё несколько тарелок были заполнены пирожками, свежим хлебом и каким-то мясным рулетом. Желудок от таких потрясений даже не заурчал, а прямо взвыл.

Дима фыркнул от смеха и, быстро подойдя к большому застеклённому шкафу с посудой, достал оттуда тарелки для меня. Главное украшение стола действительно оказалось супницей, а его содержимое привело меня в полный восторг. Похоже, мой зверский аппетит заразил и Диму — он тоже принялся уплетать снедь, приготовленную его матушкой, не менее жадно, чем я. Такое впечатление, что парня несколько дней не кормили. В итоге мы оба объелись и устало отдувались, облокотившись на лишь казавшимися хрупкими спинки красивых стульев.

— Спасибо тебе, Стёпа. Давно я не ел с таким удовольствием.

— Мне спасибо? — искренне удивился я. — Это вам спасибо. Благослови Господь и тебя, и твою матушку. Такой вкуснятины я не ел никогда в жизни.

Мои пожелания почему-то омрачили Диму:

— Боюсь, Господь не услышит тебя. Забыл он о нас с матушкой.

Сам не знаю почему, но я испытал искреннее возмущение, и тут же вспомнились слова отца Никодима.

— Это ты зря. Господь никогда не оставляет нас милостью своей. А беды сваливаются на тех, кто потерял веру и оступился.

— Серьёзно?! — Человек, который, вполне возможно, так и не станет моим другом, обжёг меня взглядом, совершенно не подходившим его незлобивой натуре. Похоже, парню многое пришлось пережить, чтобы так ожесточиться. — Матушка молится день и ночь. В нашей семье никто не крал, не убивал, не распутничал. Тогда за что нам всё это?!

Я почувствовал, как напряжённой струной натянулась нить нашей едва зародившейся дружбы, грозя лопнуть в любую секунду. Мысли суетно забегали, и я ляпнул первое, что пришло в голову:

— Дима, это, конечно, не моё дело, но если хочешь рассказать… Вижу, что дела у вас не очень хороши.

— Это долгая история, — уже без злобы, но всё ещё с раздражением ответил парень.

— А мы куда-то спешим? — спросил я, сделав своё лицо максимально простецким, и тогда его прямо прорвало.

Видно, он давно хотел высказаться, но было некому:

— Понимаешь, всё так хорошо начиналось. Когда мне было семь лет, отец держал в Турове книжную лавку, и однажды к нему зашёл ещё старый Пинский князь, приезжавший к старшему брату по делам. Они с отцом разговорились, и князь посетовал, что в Пинске нет своей общественной библиотеки, только княжеская, в которую простому люду хода нет. Тогда отец предложил организовать частную, а за это попросил кое-какие льготы. Они сговорились. Отец быстро закупил много как новых, так и подержанных книг в хорошем состоянии, и мы переехали сюда. Князь дал послабление по налогам, а также выделил в аренду этот дом, закрепив княжьим указом небольшую ренту на целых пятьдесят лет. Мы прожили тут прекрасные одиннадцать лет. Многие из тех, кто приходил в библиотеку, становились покупателями новых книг. Ну а потом отец заболел и умер. Почти все деньги ушли на лечение. Через неделю после его смерти пришёл управляющий одного купца и предложил мне добровольно расторгнуть договор аренды. Хочет здесь большой магазин женского платья устроить. Ну а мне что делать? Я тут вырос и привык к этому дому. Так что отказал. А потом на нас посыпались несчастья одно за одним. Сгорела в подвале новая партия книг для продажи. Пожарные приехали вовремя, но залили все книги, испортив их окончательно. Там только часть получилось пристроить в библиотечный фонд. Думал, пока выкручусь на плате за пользование библиотекой. Она хоть и небольшая, но на аренду хватало с лихвой. Не вышло, сюда начали ходить какие-то странные люди. Как тот, которого ты спугнул. Никого не били, ничего не портили. Только лезли к посетителям с вопросами, вот те и перестали ходить.

— А к стражникам ты обращался? — осторожно спросил я, но всё равно вызвал у него волну негодования:

— Конечно! И не раз, но они сказали, что если ущерба нет, то и поделать ничего не могут. Вот ежели мне морду набьют или мебель сломают, ужо они проказникам покажут. — В конце он явно цитировал несговорчивого стражника.

— А если нанять вышибалу, я даже могу найти кое-кого за недорого.

— А толку? — обречённо отмахнулся Дима. — Я не могу никого выгнать из библиотеки и отказать в членстве. Это условие договора, как и то, что библиотека должна быть открыта все будние дни с десяти утра до шести вечера. С часовым перерывом на обед, который, кстати, скоро закончится. Если трижды нарушу эти условия, то договор будет расторгнут уже без моего согласия. Чего они и добиваются. Пойти бы к хорошему стряпчему, но на хорошего нет денег, а дешёвого тут же перекупят. Вот так и живём. Точнее, доживаем.

Дима поднялся из-за стола, и я тоже вскочил:

— Что ж, и мне пора.

— Куда? — испуганно замер парень.

— Искать себе жильё. Меня ведь тётушка выгнала, объявив убийцей кузена.

— Вот это да! — ошалело выдохнул Дима и снова присел на стул. — Расскажи.

В ответ я лишь улыбнулся. Ну, после его откровений отнекиваться как минимум нечестно. Так что поведал почти всё.

— Да уж, — мотнул головой Дима, дослушав мой рассказ. — И это я тебе жаловался на сложную жизнь. Да доведись мне прожить как ты хоть год, уже прыгнул бы в реку к твоим русалкам.

— Так, во-первых, русалки не мои. А во-вторых, самоубийство — тяжкий грех, и не смей о нём даже думать. Из любой ситуации можно найти выход.

— Даже из моей? — снова поскучнев, спросил парень.

— Даже из твоей. И мы вместе об этом подумаем. Сам знаешь, что две головы куда лучше, чем одна. Я только найду себе жильё и вернусь.

— А зачем что-то искать, оставайся у нас, — предложил он то, на что я втайне надеялся, но даже боялся об этом думать.

Уверен, в доходном доме знакомца отца Никодима ещё те условия. Это же Дымы. Да, мне не привыкать, но, боже мой, как же здесь уютно!

— Ну это как-то… — попытался я изобразить из себя скромника, но был тут же перебит:

— И слушать ничего не хочу. Сестра давно уехала. Правда, ей не понравится, что кто-то чужой будет жить в её комнате, так что я переселюсь туда, а ты в мою. Так, хватит спорить попусту. Давай лучше вернёмся в читальный зал. Эти сволочи всегда в одну минуту второго присылают кого-то приличного. Уже написали две жалобы.

Он как в воду глядел, хотя кое в чём и ошибся. Через минуту после того, как Дима отпер дверь, она резко открылась. Мы лишь успели зайти за стойку регистратора, благо там хватало места для двоих. Да и вообще деревянная конструкция неплохо подходила для обороны. Я теперь понимаю, почему аптекарь предпочёл разговаривать со мной через прилавок.

Это были два крупных мужика средних лет в практически одинаковых клетчатых пиджаках. Один на голове носил кепку, а второй изрядно потрёпанный котелок. Тот, что в котелке, сразу же начал бычить:

— Это ты, чё ли, тут сильно борзый?

— А с какой целью интересуетесь? — вежливо уточнил я.

— Чё? — немного растерялся агрессор, дав мне возможность развить свою мысль.

— Говорю, чем могу помочь, уважаемые господа?

— Ты кто такой? — дёрнув головой, начал злиться не очень привыкший к нестандартным диалогам боец.

— Я новый работник библиотеки, а вы, наверное, хотите что-то почитать?

Сам не понимаю, откуда такая храбрость, то ли благодаря крепкой стойке, из-за которой меня трудновато будет достать, то ли просто понесло:

— Могу предложить чудесную вещь. Называется «Страдания Софи». — Сумку с посылкой для Виринеи я старался держать рядом, так что и в столовую, и за стойку принёс с собой. Из неё и выудил, к удивлению всех зрителей, включая моего нового друга, книжицу с яркой обложкой. — Она точно понравится тем, кто знает цену настоящей любви.

— Ты что несёшь, убогий?! — начал сатанеть обладатель котелка и изрядного шрама на щеке. — А ну пошли выйдем.

— Зачем? — почти искренне удивившись, спросил я.

— Поговорим.

— Мы и здесь неплохо разговариваем.

— Шрам, да чё ты с ним базлаешь, — влез в разговор носитель кепки и продемонстрировал мне самую настоящую наваху.

То, что нож с откидным лезвием как у бритвы, называется именно так, я понял, как только его увидел.

— Осади, Пика. Мы с этим щеглом потом разберёмся.

Как я и думал, у них были строгие инструкции от заказчика. Вполне возможно, им запретили кого-либо бить и портить имущество, но основной задачей явно было не привлекать внимания стражников. Не зная, куда выплеснуть злобу, Шрам пнул ногой стойку.

— Дима, — встревоженно повернулся я к, казалось, даже переставшему дышать и побледневшему другу. — Ты слышал треск? Кажется, он сломал стойку.

— Ну, сявка, тебе не жить, — прошипел Шрам и, пихнув локтем своего друга, пошёл к входной двери.

— Т-ты зачем их так разозлил? — запинаясь, спросил Дима.

— Потому что по-другому они не понимают, — высказал я даже не свою мысль, а однажды услышанные от ныне покойного Осипки слова. У него тогда случилась ссора с бандой малолеток из нашего района. Тётушка конфликт погасила взяткой старшакам, но слова я запомнил. — Хотя ты прав, слегка перестарался.

Действительно, прощальный взгляд Шрама заставил меня изрядно напрячься. Логика подсказывала, что сейчас он мне ничего не сделает, потому что действительно имел чёткие инструкции, но не сидеть же теперь в библиотеке безвылазно. Стало как-то не по себе, но я постарался не показать свой страх и без того перепуганному Диме. Он тоже почувствовал неловкость и постарался сменить тему, благо повод, причём очень яркий, всё ещё находился у меня в руках.

— Ты что, читаешь бульварные романы?

— А что с ними не так? — искренне недоумевал я.

— Это же полная безвкусица.

— Хочешь сказать, что у тебя такого в продаже нет?

— Конечно же нет, — возмущённо заявил библиотекарь. — Такой товар повредил бы нашей репутации.

Что-то в его словах задело меня, и это точно не обвинение в отсутствии вкуса. Я посмотрел на книгу в своих руках, затем на Диму и постарался выудить какую-то важную мысль из целого вороха других, совершенно бесполезных.

О, поймал! Галантерейщик совсем не казался дураком, но всё же выделил половину витрины бульварным романам. А значит, на них есть немалый спрос.

— Дима, ты меня, конечно, извини, но вашей репутации уже ничего не повредит, а вот деньги за бульварные романы были бы очень кстати.

— Да какая разница, — не стал спорить он, — всё равно не на что их закупить.

Он был прав, так что мы закрыли тему и вернулись к прерванному перед обедом разговору. Спешить мне теперь некуда, так что я с удовольствием снова погрузился в спор на очень интересовавшую меня тему.

Наш диспут разгорелся так сильно, что Дима иногда бегал к полкам за книгами, в которых тут же находил доказательства своей правоты. Мне не хватало начитанности и элементарного жизненного опыта, но простая логика частенько пересиливала его заблуждения.

Мы бы так и до ночи проболтали, но вдруг он осёкся и посмотрел в сторону лестницы. Я проследил за его взглядом и увидел наверху силуэт худой женщины в чёрной одежде. Она была так похожа на призрак из страшилок, что мне даже стало не по себе. Но Дима не испугался и громко сказал:

— Мы уже заканчиваем, матушка.

Женщина сразу же ушла. Выяснилось, что мы засиделись почти дотемна. Затем был ужин, такой же вкусный, как обед. Я ещё подумал, что, несмотря на плачевное положение семьи, в пропитании они себя не особо стесняли. Что примечательно, ели мы снова только вдвоём. После ужина Дима показал мне теперь уже мою комнату и помог постелить на кровать новое бельё.

— Я заберу свои вещи завтра, а ты пока устраивайся.

После этого он ушёл, аккуратно прикрыв дверь. У меня снова возникло какое-то раздвоение — с одной стороны, чувствовал, что обстановка довольно скромненькая, а с другой — я поверить не мог, что сегодня буду спать в этом удивительном, можно сказать, сказочном месте. Да здесь даже есть радио! Впрочем, включать его на ночь глядя, да ещё в доме, где по-прежнему сохраняется траур, конечно же, не стал. Просто быстро разделся и лёг в постель.

Как же хорошо, что успел посетить баню, да ещё и купил чистое исподнее!

Уснул мгновенно, глупо улыбаясь от ощущения невесомости в мягкой постели и упоения какими-то цветочными запахами чистого белья.