Спасибо деду за победу

Глава 12. Последний бой.

Вот так, погружённые оба в свои мысли и страхи, дед с внуком выбрались из кустов на очередную лесную прогалину. И оба, не сговариваясь, застыли на месте. Потому что на середине прогалины прямо из земли под углом 45 градусов торчало НЕЧТО. Какая-то конструкция неопределённых очертаний и неопределённого цвета.

«Дед, это что?» - шёпотом вопросил Виктор Борисович, выглядывая из-за плеча Василия. - «Самолёт это. Наш. Сбитый» - так же шёпотом ответил дед.

Ответил - и зашагал туда, в сторону торчащей из земли конструкции. Виктор Борисович, секунду помедлив, рванул за дедом.

По пути разглядел, что действительно наш - на сохранившемся целым хвосте алела родная красная звезда. А подойдя совсем близко - увидел всё остальное.

Прямо у земли, в открытой всем ветрам кабине, уткнулся носом в панель приборов висящий на ремнях кулёчек в кожанке. Висел неподвижно, и лишь апрельский ветерок шевелил короткие белокурые волосы на почему-то бесшлемной голове.

«Осподя, мальчишка ведь совсем! Как Андрюшка мой!» - сдавленным голосом просипел дед. «И как мой Дениска» - вспомнил своего оставшегося в XXI веке такого самоуверенного и самостоятельного, но при этом такого молодого и глупого отпрыска Виктор Борисович.

«Недавно видать сбили. Слыш-ко как гарью воняет» - дед, как обычно, скинул с головы свой жуткий треух и закрестился, забормотал скороговоркой молитву.

Виктор Борисович, дождавшись окончания ставшего уже привычным ритуала, сказал: — «Похоронить бы надо пацана, дед» - «Некогда хоронить, Витёк. Самим спастись бы. Без нас похоронят». И занырнув прямиком в кабину, начал ворочать убитого лётчика во все стороны, отцепляя от него планшет и кобуру с пистолетом.

Ранимый Виктор Борисович отвернулся, уставившись на верхушки берёз. Дед тем временем, повошкавшись, вынырнул наружу, и коротко бросив Виктору Борисовичу: — «Пошли!» - зашагал в сторону леса. Виктор Борисович, бросив прощальный взгляд на вновь уткнувшегося лбом в панель мёртвого мальчишку, засеменил вслед за дедом.

Первый убитый на той войне, увиденный Виктором Борисовичем. Не то что Виктор Борисович мертвяков боялся, конечно нет. Этого добра он в смутные времена развесёлых 90-х нагляделся вдоволь. Идёшь бывало эдак вечерочком с работы - а в арке жмурик в луже собственной крови плавает. Менты вокруг вяло суетятся. А народец идёт мимо и устало общается: — «Кого опять мочканули? - Да таможенника какого-то говорят. - А, ну-ну» - и скорее домой, домой, к яишнице и очередной серии: — «Санта-Барбары"

Но сейчас Виктор Борисович чётко осознал, что этот увлекательный квест может очень скоро закончится ЕГО смертью. Что это всё вовсе не приключение наподобие компьютерной игры, и сохраниться здесь не получится. Эта мысль терзала Виктора Борисовича всё сильнее и сильнее, заставляя его подсознательно догонять деда и держаться как можно ближе к его тощей спине с болтающимся на ней не менее тощим сидором.

«Интересно, а дед смерти боится?» - подумалось Виктору Борисовичу. - «Вряд ли. Он же верующий. Да ещё и старообрядец. Ему наверно по кайфу помереть - прямиком в рай пойдёт. Будет возможность - расспрошу что он по этому поводу думает».

Шли, шли - и наконец пришли. Всё было не как в кино про войну. Никто не кричал «хальт», никто не кричал «хенде хох». Просто в очередной куще чахлого подлеска вдруг что-то застрекотало, защёлкало прямо в лицо. Засвистело справа и слева. Посыпались на голову срубленные будто косой ольховые пушистые ветки.

Дед рухнул как подкошенный. «Убили» - пронеслось в голове застывшего столбом от неожиданности Виктор Борисовича. Нет, не убили. Дед, гибко извернувшись попавшей под вилы змеёй, извлёк со спины свою трёхлинейку и начал сандалить из неё куда-то непонятно куда, в кусты - елозя с боку на бок и стремительным, неприметным глазом движением руки передёргивая затвор.

Время как будто остановилось. Застывший столбом Виктор Борисович чётко и отчётливо видел, как вылетают из дедовой трёхлинейки большие жёлтые гильзы, и, медленно кувыркаясь, беззвучно падают в покрытую зелёной ряской лужицу. Видел как бесформенный носок дедова сапожища елозит туда-сюда по грязи, прокапывая канавку в непросохшей апрельской грязи. Видел как медленно планируют мимо глаз сверху вниз - как на нулевом уровне незабвенного: — «Тетриса» - разнокалиберные ветки, покрытые ярко-зелёными пучками только начавшими раскрываться почек. Много чего в этот момент видел Виктор Борисович - но, увы, не соображал ничего, совсем ничего.

«Это что же ... это по мне стреляют что ли? Это меня убивают? МЕНЯ? Убивают? Меня нельзя убивать! Я не могу умереть!» - испуганными чайками носились в сознании Виктора Борисовича бессмысленные мысли.

Неизвестно сколько ещё времени продолжался бы этот ступор. Но тут дед, после очередного выстрела перекатившись на спину, вдруг оказался на ногах. Ещё через мгновение был рядом с Виктором Борисовичем. Резко дёрнул его за рукав кожанки и с воплем: — «Уходим, Витёк!» рванул в сторону, в заросли подлеска.

Время резко ускорилось, и Виктор Борисович, отмякнув, метнулся вслед за дедом. Голова была по-прежнему пуста. Оскальзываясь ногами на скользкой глине, поддёргивая молотящий по спине рюкзак, Виктор Борисович бежал сквозь лес как олень от волчьей стаи - по уши залитый адреналином, ни о чём не думая, целиком и полностью отдавшись древнему всеобъемлющему инстинкту самосохранения.

А за спиной бегущего так, как не бегал никогда в жизни, Виктора Борисовича творился настоящий звуковой ад. Возносился до небес многоголосый лай - человечий, нерусский, наполненный «шайзе» и «химмельарш». Стрекотали взбесившимися швейными машинками «шмайсеры» (Виктор Борисович уже научился узнавать на слух их торопливую картавую скороговорку) Пронзительными шмелями свистели пронзающие воздух выпущенные из этих «шмайсеров» пули. И точно такие же пули сочно и жирно чавкали, вонзаясь на излёте в лесную глину - казалось, непосредственно за каблуками берцев Виктора Борисовича.

Неизвестно сколько времени продолжался этот бег от смерти. Минуты? Часы? Дни? Чужие голоса становились всё тише и тише. Чавканье вонзающихся в землю пуль было всё глуше и глуше. «Кажись ушли» - сквозь бег облегчённо подумал Виктор Борисович. И в этот момент торжества кто-то пнул его прямиком в копчик. Так больно и так обидно пнул!

От этого пинка Виктор Борисович слетел с ног и по инерции пропахал носом землю. Обидно конечно - но надо идти дальше. Виктор Борисович перекатился на спину, прямиком на выпирающий через материю рюкзака прямоугольник ноутбука. Попытался встать на ноги. И внезапно осознал, что ног-то у него и нет!

Подтянув подбородок к груди, Виктор Борисович визуально убедился, что ноги вполне себе присутствуют - вон они, затянутые в заляпанные грязью джинсы, валяются двумя брёвнышками поверх кучи веток! Попытался встать опять ... а ног так и не было!

В этот момент громко зачмокало, зачавкало грязью прямо возле уха. Над Виктором Борисовичем склонилось озабоченное лицо неугомонного деда. «Витёк, ты штойко-то? Ранило штоль? Где болит у тебя?»

Виктор Борисович замычал, показывая грязным перстом куда-то в сторону ширинки. Дед легко, как ребёнка малого, перекантовал центнер живого веса Виктора Борисовича со спины на живот, без всякой жалости макнув его физиономией прямиком в земелюшку родимую. И замолчал ...

«Дед, ну что там?» - заелозил животом по грязи Виктор Борисович, плезиозавром изгибая шею в направлении собственной задницы. Дед молчал как рыба об лёд. Виктору Борисовичу удалось наконец изогнуться и увидеть. И что он там увидел - лучше бы конечно не видеть.

На пояснице Виктора Борисовича, прямо по черноте кожанки, расплывались тёмно-багровые пятна ... раз, два, три ... «Это что же ... позвоночник перебило мне?» Виктор Борисович опять попытался пошевелить ногами. Ног по-прежнему не было. То есть визуально они были - но на любые попытки ими воспользоваться никак не реагировали.

И в этот момент где-то на грани слышимости опять возникли те самые голоса. Адские твари шли по их следу, не желая оставить их в покое, не желая позволить им жить. «Дед, ну что там?» - нетерпеливо переспросил Виктор Борисович. - «Ништо, Витёк ... я тебя дотащу ... донесу как-нибудь ...» - донельзя фальшиво ответил дед, и эта фальшь больно вдарила по нервам Виктора Борисовича. И вот тут Виктор Борисович всем существом своим осознал, что ВСЁ ...

Было ли Виктору Борисовичу страшно? Ну только если совсем чуть-чуть. Во-первых, как любой обыватель XXI века, Виктор Борисович был подсознательно непоколебимо уверен, что смерть - это то, что бывает с другими, а уж у него-то жизнь так и будет крутить и крутить колесо. И даже сейчас эта уверенность упорно не желала его покидать — хотя бы уже всё, ясно же, что не жить. А во-вторых - он так уже устал за время этой бесконечной беготни по лесам и болотам ... ну что же - не он первый и не он последний. 27 миллионов погибло на этой войне - будет значит он 27 миллионов первым. В конце концов, он же сам сюда хотел. «Уж всяко лучше чем там безработным недопенсионером по помойкам шариться ...»

И от этих-то мыслей наполнился Виктор Борисович множеством эмоций. Были в числе этих эмоций и жалость к себе, любимому ... и гордость за своё скромное геройство ... и страх неминуемого, неизбежного и очень скорого небытия ... и сожаление о том, что так и не довелось ему выиграть войну и на рейхстаге расписаться ... и запоздалое беспокойство об оставшемся там, в XXI веке, Дениске ... и в конце - горькая решимость сделать всё как надо и правильно закончить свою такую долгую, глупую и бессмысленную жизнь.

«А я ведь в космос мечтал летать» - ни к селу ни к городу подумал Виктор Борисович. Оттолкнувшись руками перекатился на спину. Улёгся поудобнее. И тихо сказал деду: — «Давай, дед. Делай как договаривались. Рюкзак забери и нашим отдай». И крепко-крепко зажмурился.

Дед молчал. Птички пели. От земли сквозь кожанку поднимался холод, заливая усталое тело Виктора Борисовича. «Дед, не тяни! Давай, мать твою за ногу! Давай уже!» - не выдержав, выкрикнул Виктор Борисович.

И тут дед легонько щёлкнул Виктора Борисовича в переносицу. «Он что, издевается надо мной?» - обиженно подумал Виктор Борисович. И вдруг увидел сверху маленькую лесную полянку. Посередь полянки на земле валялся, разметавшись, толстый массивный мужик в грязной кожаной куртке и таких же грязных джинсах. А во лбу у мужика красовалась аккуратная такая дырка. А рядом с тем мужиком стоял другой мужик, воздев лицо к небу - и выл как раненый волк, перемежая всхлипы бессвязной многоэтажной матерщиной.

«Чё эта они?» - подумал Виктор Борисович и полетел вверх, вверх, прямиком к мутным серым облакам, через которые робко проглядывало нежаркое ещё солнышко. - «Так это что же, я умер чтоль? Пал смертью храбрых в бою с немецко-фашистскими захватчиками? И сейчас меня там родственники встречать будут?»

«Да не, какие родственники» - инженерная привычка к логическому мышлению не изменила Виктору Борисовичу даже после смерти. - «Дед вон он, слезу у моего трупа точит. Батя вообще в первый класс ходит ещё. Прадед-лишенец чтоль встретит?»

Виктору Борисовичу стало интересно встретиться с невиданным никогда прадедом, и он полетел быстрее, пронзая серые, сочащиеся влагой облака. Впереди нарисовался огромный сияющий круг, похожий на тот, через который они с дедом попали в сорок второй - но только намного больше и намного ярче. «Рай наверное» - подумалось Виктору Борисовичу. - «Я же пал смертью храбрых. Значит мне рай полагается» - и рванул туда в чаянии знакомства с прадедом.

Но наперерез Виктору Борисовичу метнулась некая чёрная точка. По мере приближения точка превратилась в мрачного мужика, облачённого в потёртую кожанку и спортивные штаны. Бритая под бильярдный шар голова мужика была бугриста и покрыта многочисленными шрамами. - «Это что ещё за хрен с бугра? Это явно не прадед» - подумал Виктор Борисович и пошёл на сближение с неожиданной помехой. Но о чём они говорили и до чего договорились - это совсем, совсем другая история, не имеющая никакого отношения к делам земным.