Страж Ордена 2

Глава 17

Прошла неделя относительной тишины. Семь дней, в течение которых я, запершись в своей лаборатории в Инженерном замке, вел изматывающую войну с князем Голицыным и законами физики, пытаясь создать свой детектор душ. Работа продвигалась медленно, со скрипом. Каждый шаг вперед давался с боем.

Неожиданно поступил приказ явиться на Обводный канал: его принес адъютант Великого князя — сухое, официальное предписание: «Инженеру Молниеву. Ввиду участившихся инцидентов немедленно прибыть к башне-стабилизатору для проведения полной технической инспекции»

Я криво усмехнулся. «Инциденты». Какое изящное слово для ночных атак фанатиков Иоанна.

Когда мой экипаж, сопровождаемый парой конных жандармов, подъехал к оцеплению, я увидел, что обстановка здесь изменилась. Солдат стало больше. Вокруг башни спешно возводили второе кольцо укреплений — из мешков с песком и рогаток.

Меня встретил командир оцепления, молодой гвардейский капитан.

— Слава Богу, прибыли, господин инженер, — сказал он, отдавая честь. — Совсем житья от них не стало. Каждую ночь лезут, как тараканы. Мы их гоняем, а они снова. Мы гоняем — они снова!

Не слушая его, я прошел внутрь периметра. Сама башня, казалось, не пострадала: ее медная обшивка была покрыта вмятинами от камней и черными подпалинами от зажигательных смесей, но целостность конструкции не была нарушена. Она стояла, как утес посреди бушующего моря — молчаливая, гудящая, равнодушная к людской суете.

Но, как часто бывает, благополучный фасад скрывал не совсем хорошее содержимое.

Поднявшись по внутренней винтовой лестнице на самую верхнюю площадку, я подошел к главному индикатору. Это была сложная система из рун и кристаллов, вмонтированная в центральную панель управления. Она показывала уровень накопленной энергии, которую башня вытягивала из аномалии, истощая и стабилизируя ее.

В целом все было в рамках ожидаемого. Центральный кристалл, который при нормальной работе должен был светиться ровным, спокойным синим цветом, горел багровым. Пульсирующим, тревожным, почти кричащим светом. Шкала рядом, размеченная мной в условных процентах, показывала… восемьдесят семь. Восемьдесят семь процентов от критической массы.

Дальше должен произойти прорыв, после чего здесь образуется прореха, и башня станет не отличимой в работе от своих «товарок», построенных в Кунгуре. Да и сейчас она работала безупречно. Как гигантский пылесос башня втягивала в себя хаотичную энергию из недосформированной прорехи, не давая ей вырваться наружу. Но эта энергия не исчезала. Она накапливалась в системе аккумуляторов, рассчитанных на то, чтобы выдержать колоссальные перегрузки. Но не бесконечные! Я спроектировал и построил плотину, способную сдержать цунами. Но есть нюанс — вода за этой плотиной будет постоянно прибывать…

И сейчас, глядя на этот багровый, тревожно пульсирующий сигнал, я понял — мы на грани. Вскоре произойдет спонтанная, но контролируемая разрядка. Весь накопленный заряд вырвется наружу, создавая прорыв. Но это стало бы катастрофой, если бы не защитное поле внутри башни, где и окажутся твари после прорыва. Я ожидал, что меня позовут, когда это произойдет. Тогда бы «наверху» убедились в надежности конструкции и выполнении ей защитных функций. А мне бы хватило времени прибыть и зачистить от тварей пространство внутри защитного поля. После чего показать еще одну, не озвученную мной ранее, функцию башни — перенаправление накопленной энергии, чтобы не допускать таких прорывов.

План был хорош, пока меня не позвали сильно заранее проверить башню. Теперь, когда она «разрядится», уже не получится гордо стоять перед князем и императором, кивая, мол, смотрите — как хорошо она держит удар. Ведь одно дело, когда после установки прошел месяц, и другое — несколько дней. Наоборот, скажут — а чего же ты в прошлый раз, как ее посетил, сразу нас обо всем не предупредил? Короче, пора было менять подход. Но нападения фанатиков можно использовать и во благо. Чем я и решил воспользоваться.

Я спустился вниз. Лицо мое, должно быть, было страшным, потому что капитан, увидев меня, вытянулся в струнку.

— Что-то не так, господин инженер?

— Проблемы, капитан, — сухо ответил я, став с ходу нагнетать обстановку. — У нас у всех. Очень большие проблемы.

Я отошел в сторону, подальше от суетящихся солдат, и стал выстраивать свои мысли в порядок. В голове мгновенно всплыли схемы из академического курса. Любой стабилизатор резонанса, любая система контроля над аномалией предполагала механизм сброса излишков энергии. И вариантов здесь было всего два.

Первый — грубый, аварийный залповый сброс: открыть все шлюзы и сбросить накопленный заряд в землю. Быстро, эффективно и… равнозначно запусканию процедуры искусственного прорыва. Такой концентрированный удар энергии временно ослабляет Грань в точке разряда. Для того то в конструкции башни и предусматривалось защитное поле, которое должно было удержать тварей внутри периметра. Рода использовали этот способ, когда нужно было «наловить» разных монстров из-за Грани. Причины были различные, но сама возможность есть у всех башен.

Я вспомнил Урал. Там, в глуши, это было рутиной. Раз в две-три недели Семён с Верхотуровым проводили такое контролируемое «стравливание», а затем методично зачищали вырвавшуюся мелочь.

Второй вариант — тонкий, контролируемый и цивилизованный: «постепенное стравливание». Не сбрасывать энергию в никуда, а перенаправлять ее на внешнего потребителя, который будет ее медленно, но постоянно поглощать. Как вариант — на какое-нибудь крупное промышленное производство. В идеале — на завод. То, что пока недоступно в уральской глуши из-за отсутствия оных.

Но ведь здесь-то производств полно! Заводы стоят прямо здесь, в сотне шагов. Вон возвышаются трубы мануфактур Строгановых, за ними — медные шпили молниеприемников заводов Нарышкиных, а с другой стороны — приземистые цеха герцога Ольденбургского.

И в этот самый миг, глядя на остывшие трубы заводов столичных аристократов, мысли приняли завершенный вид, и у меня появилась идея, как повернуть ситуацию в свою пользу. Причем — не просто с технической точки зрения, это как раз было не очень сложно, а и с политической.

Я был сосредоточен на Иоанне, на Комитете, на интригах и разборках с Голицыным. И совершенно упустил из вида тех, кто спонсировал этот уличный террор: обиженные аристократы-заводчики. Я был для них смертельным врагом — колдуном, лишившим их прибыли. Их заводы до сих пор стояли, так как над башней перестали бить молнии, лишая их дармовой энергии с неба. Но что, если враг придет к ним с предложением, от которого они не смогут отказаться? Что, если я предложу им не просто вернуть им их заводы в строй, а дать нечто большее? Бесплатную, неиссякаемую, а главное — полностью контролируемую энергию.

Идея была настолько дерзкой и циничной, что я невольно усмехнулся. Мне подвернулся прекрасный шанс превратить своих врагов в своих деловых партнеров — в людей, кровно заинтересованных в том, чтобы эта башня стояла и работала. А если она им будет нужна, то и нападения, которые они же и спонсируют, должны как-то сами собой прекратиться.

План родился мгновенно, во всех деталях.

Вернувшись в Инженерный замок, я приказал принести мне письменный прибор и бумагу.

— Мне нужен писарь. И чистый листок бумаги, который нужно будет доставить графу Шувалову. Немедленно.

Дежурный адъютант, видя мое лицо, не задавая вопросов, выполнил все мои указания.

— Садитесь, пишите: «Ваше сиятельство. Соблаговолите срочно устроить встречу с господами Строгановым, Нарышкиным и другими владельцами мануфактур, чья работа была остановлена. Как можно скорее. По делу, касающемуся их прямого финансового интереса и безопасности Империи».

Как писарь закончил свое дело, я поставил свою новую, еще непривычную подпись дворянина Молниева.

— Отправляйте.

Пора было переходить в контрнаступление.

Встреча была назначена во дворце Строганова. Шувалов, используя весь свой вес и намеки на волю Государя, организовал ее в тот же вечер. Меня приняли не в парадной зале, а в малом кабинете, отделанном темным дубом. Атмосфера была холодной, как невский лед.

Их было четверо: сам граф Строганов, князь Нарышкин, и управляющий герцога Ольденбургского. Они сидели в глубоких креслах, как судьи. Шувалов, представлявший на этих переговорах власть, сел чуть в стороне, давая понять, что он — лишь посредник.

Разговор начал Строганов.

— Господин Молниев, — его голос был вежлив, но эта вежливость была тоньше паутины, и под ней вибрировала сталь. — Мы собрались здесь по вашей просьбе. Хотя, признаться, удивлены. После того колоссального ущерба, что вы и ваши… эксперименты… нанесли нашей промышленности, мы ожидали скорее получить от вас счет за убытки, а не приглашение к беседе.

— Убытки были необходимой мерой для спасения ваших же заводов, граф, — ответил я спокойно, глядя ему прямо в глаза. — От полного и окончательного их исчезновения.

Нарышкин презрительно фыркнул.

— Мы слышали эти сказки про «конец света». Однако, пока что единственный конец, который мы видим, это конец нашей прибыли.

— Скажу прямо — мне плевать на ваши убытки. Я пришел не извиняться, господа, — перешел я в наступление. — Однако могу предложить вам сделку. Ваши заводы сейчас представляют проблему по двум причинам. Первая — они создавали фон, который подпитывал угрозу. Вторая, неофициальная, ваше молчаливое поощрение беспорядков вокруг башни.

В кабинете повисла звенящая тишина. Они не ожидали такого прямого разговора.

— Я предлагаю вам решение обеих проблем, — продолжил я. — И не просто решение. А выгоду. Я предлагаю вам бесплатную, практически неиссякаемую энергию для ваших машин.

Я вытащил из папки, которую принес с собой, чертеж.

— Башня, которую вы так стремитесь разрушить, это не просто щит. Это аккумулятор. Сейчас он переполнен, и готов взорваться, уничтожив заодно и ваши мануфактуры, — стал я намеренно нагнетать атмосферу. — Эту энергию нужно «стравить». Можно просто сбросить ее в землю. А можно… — я сделал паузу, — направить ее вам через систему простейших преобразователей прямиком на валы ваших машин.

Они смотрели на меня, и в их глазах — шок и недоверие боролись с жадностью.

— Что вы хотите взамен? — наконец спросил Строганов.

— Всего две вещи, — ответил я. — Первое. Вы немедленно прекращаете финансировать этот цирк с ряжеными бунтовщиками. Более того, вы сами становитесь гарантами безопасности башни. Ваши люди, ваша служба охраны. Если хоть один камень упадет на ее обшивку, контракт аннулируется. И поверьте, в следующий раз, когда она будет на грани взрыва, я просто дам ей взорваться.

— Это шантаж! — выкрикнул Нарышкин.

— Это деловое предложение, князь, — поправил я его. — А второе условие — чисто техническое. Мне понадобится ваше содействие в прокладке кабелей и установке оборудования. Я не собираюсь делать это все ни за мой счет, ни за счет Комитета.

Аристократы возмущенно переглянулись между собой.

— Вы причинили нам такие убытки, и теперь требуете денег? — с негодованием спросил управляющий герцога Ольденбургского. Я усмехнулся.

— Господа, поймите простую вещь. Я могу решить эту проблему и без вас. Методом «залпового выброса». Но это будет шумно, грязно, и пара-тройка монстров неизбежно прорвется в город, — продолжал я давить, а то эти типы не понимают иной язык, кроме силы. — Молодцы графа Шувалова их, конечно, отловят, но несколько случайных жертв среди горожан гарантированы. Некрасиво. А можно решить проблему тихо, элегантно и с взаимной выгодой. Вы получаете работающие заводы и дармовую энергию. Я — стабильность башни и спокойствие в городе. Выбор за вами.

Они переглянулись. Шок на их лицах сменялся блеском холодного, расчетливого интереса. Они были дельцами до мозга костей. И они увидели сделку. Сделку века.

— Мы… должны это обсудить, — пробормотал Строганов.

— Обсуждайте, — кивнул я. — У вас есть время до завтрашнего утра. Потом я начну «стравливать» энергию по своему усмотрению. В землю. Со всеми вытекающими спецэффектами.

Я поклонился и, оставив их в состоянии глубокой задумчивости, вышел из кабинета. Шувалов последовал за мной.

— Блестяще, Михаил, — сказал он, когда мы уже были в карете. — Вы только что превратили врагов в контрагентов.

— Я просто показал им, что охранять золотую жилу выгоднее, чем пытаться ее взорвать, — усмехнулся я.

Шахматная доска снова была перевернута. И теперь на моей стороне играли новые, очень сильные фигуры.

Заседание Святейшего Синода проходило в огромном, отделанном темным дубом зале административного здания на Сенатской площади. Казалось, сам воздух был пропитан здесь вековой пылью догматов.

Седобородые митрополиты в тяжелых, шитых золотом облачениях сидели в высоких креслах с выражением скучающей скорби на лицах. Отца Иоанна ввели без конвоя. Он вошел в своей простой, почти нищенской черной рясе, худой, прямой, и остановился посреди зала. Он был спокоен, не выглядел ни обвиняемым, ни просителем.

Председательствующий митрополит, старик с лицом искушенного царедворца, начал зачитывать обвинения. Голос его был монотонен и скрипуч. Он говорил о порицании святых текстов, о хуле в адрес иерархов церкви, о внесении смуты в умы паствы. Приводил факты, называя конкретные случаи. Он говорил о страшном грехе гордыни. И, наконец, он обвинил его в самом страшном — в намеренном желании расколоть единую православную церковь, напомнив о кровавых ранах, оставленных прошлыми расколами.

— Что вы можете сказать в свое оправдание, отец Иоанн? — закончил он, и в наступившей тишине его вопрос повис, как дамоклов меч.

Иоанн поднял свои ясные, светлые глаза.

— А в чем я должен оправдываться, владыка? — голос его был тих, но он разнесся по всему залу, и в нем не было и тени страха. — В том, что Свет коснулся меня и дал мне силу исцелять, когда вы можете лишь отпевать? В том, что я несу людям живую веру, когда вы предлагаете им лишь мертвую букву?

Он обвел взглядом застывшие, напыщенные лица.

— Вы обвиняете меня в том, что я говорю правду. Вы погрязли в демагогии. Вы обсуждаете каноны, а про Веру забыли. Какая польза от ваших святых текстов, если люди страдают, если дети умирают на руках у матерей, а вы, пастыри, не в силах им помочь? А я — могу. И это значит лишь одно — Господь отметил меня. Он устал от вашего фарисейства.

В зале зашумели. Кто-то вскочил, выкрикивая «Ересь!».

— Вы говорите о расколе, — продолжил Иоанн, и голос его зазвенел. — Но разве не вы его учинили? Вы отгородились от народа стенами этих пышных залов, золотыми окладами, сложными обрядами! Вы забыли, что наш учитель, Иисус Христос, свободно ходил среди простого люда, делил с ними хлеб и горе! Он не заседал в синедрионах, решая, кто достоин спасения! Он шел к грешникам — к блудницам, грабителям, к страждущим — просто спасал!

Зарождался спор. Несколько молодых, амбициозных епископов, видевших в словах Иоанна не только ересь, но и опасную, привлекательную правду, попытались вступить в дискуссию. Но большинство — старая гвардия — уже вынесло свой приговор.

— Довольно! — прогремел председательствующий. — Твоя гордыня ослепила тебя! Постановлением Святейшего Синода, ты, иерей Иоанн, отстраняешься от служения и отправляешься в Соловецкий монастырь! На покаяние. Дабы в трудах и молитвах ты смог очистить свою душу от скверны.

— Я не подчинюсь этому решению, — ответил Иоанн спокойно. — Мой судья — не вы, а тот, кто послал меня.

— Взять его! — крикнул митрополит.

Двое дюжих монахов из охраны шагнули к нему. Но в этот самый момент в задних рядах, где сидели приглашенные на заседание младшие чины духовенства, поднялся шум. Несколько молодых иереев, тайных последователей Иоанна, вскочили, опрокидывая скамьи, крича о неправедном суде.

И пока охрана, растерявшись, бросилась наводить порядок, Иоанн поднял руку. Ослепительная, молочно-белая вспышка света на мгновение ударила по глазам, заставив всех зажмуриться.

Когда зрение вернулось, Иоанна в зале уже не было.

Он сбежал. Сбежал не как преступник, а как пророк, отвергнутый косными догматиками. Он окончательно порвал с официальной Церковью. Теперь он был свободен. И еще более опасен. Он уходил в подполье, к своим новым, могущественным покровителям, чтобы оттуда продолжить свою священную войну.