Так завершается карьера сыщика в XIX веке (сыщик князь Долгорукий-3)

Глава 6

Пора было ставить логическую точку. Или, по крайней мере, жирную промежуточную запятую. Следствие, какое бы слабое и неудачное оно было, все равно заканчивается. Это Земля круглая, ходи сколько хочешь, да и то условно, на самом деле, можно найти на каждом шагу тупик, было было бы желание. Так что и на бюрократическом поле любые процессы начинаются и заканчиваются, какими бы длинными они не были.

Вот и «Дело о злонамеренной порче императорского скипетра» заканчивается. Прежде всего, надо признать себе: отсутствие виновных в злостном повреждении реликвии императора было более чем нормально. Однако, он и в начале следствия сомневался, что здесь происходит злонамеренный ущерб одной из главных государственных регалий, а в ходе следствия неоднократно в этом убеждался.

Ну, нет здесь виновных среди официально подозреваемых!:

— Грязнова — обычная русская баба, злая неудачница, каковых на улице масса;

— Ее хахаль — Мишка Хвостов, которого на удивление легко нашел и арестовал вахмистр Игнат, тянул только на десять суток холодной и тридцать шпицрутенов, не больше! Когда великий князь смотрел на этого мелкого, вечно суетящегося парня, то видел — украсть может, но также по мелочам, как его любовница, какую-нибудь медную безделушку. Ей в базарный день красная цена максимум две алтына. И все, нечего на него тратить время и бумагу.

Хм, — Константин Николаевич поразился внезапной мысли, — а, может, вообще, нет здесь виновных? Порча скипетра — дело рук давно прошедших дней, скорее всего, либо при Екатерине II Великой, бабке нынешнего императора, либо при Александре I, августейшим братом оного же.

Если бы был мастер, ремонтирующий и надзирающий над императорскими регалиями, то он бы еще в прошедшие годы припомнил, как, когда и каким образом происходило не ПРИЧЕНЕНИЕ УЩЕРБА, а простой ТЕКУЩИЙ РЕМОНТ! И бриллианты, скорее всего, были употреблены на государственные нужды, а не украдены.

Историк Георгий Васильевич помнил, хотя и в общих чертах, что в ту пору правящей императрице матушке Екатерине (II), постоянно нехватало средств. Ни государству, ни ее многочисленных любовникам. Так что почему бы ей не дать тайный приказ скрести часть бриллиантов на нужды лакомому мужчинке?

Император Николай I, который, как всегда, грубо и властно влез в текущее положение, хотя и многое не понял и, в общем-то, напрасно растревожил жандармский покой, хе-хе, некогда правильно высказал довольно робкую догадку об этом. Правда, не будучи сугубым специалистом и, не обладая какой-нибудь фактологический базой, он сам прямо-таки поспешно отказался от своего мнения. Но тут ничего не поделаешь. Невозможно быть во все первым, даже если ты император.

Тут, по-видимому, он и сам был виноват. В прошлые месяцы, князь Долгорукий неоднократно прищемлял августейший нос. Император вот так же вот властно пролазил в какое-то уголовное дело, до какого ему был интерес и высказывал мнение, некомпетентное, но внешне очень привлекательное.

Все придворные, разумеется, раболепно соглашались — влиятельный сюзерен же. И только оный блистательный аристократ, тогда еще просто князь, сначала брал монаршее мнение наизготовку, как в свое время постановление энного съезда КПСС, а потом методично и безжалостно громил его. Представляете, каково это было терпеть императору Николаю?

Ему, всегда считавшемуся самым умным, самым мудрым, самым сметливым, наконец! И Мария Николаевна, родная кровиночка, сначала смотрела растеряно, а потом, со временем, уже издевательски. Мол, ты папА, хоть и Помазанник Божий, а мой Константин Николаевич куда логичней и сообразительный.

Вот и теперь, глядя на этого князя, насколько умного, насколько же и наглого, император Николая, грубо пролезнув в бюрократические, в данном случае жандармские картонные стенки уголовного дела. Тут же как-то робко остановился, что очень было нехарактерно для правящего монарха, и вопросительно посмотрел на великого князя Константина Николаевича.

Мол, говори, ты теперь мой личный следователь, тебе и тянуть это следствие. А мы посмотрим и пообладируем, если что.

Вот теперь и попробуем. Он может смело прикрываться этими доводами любезного монарха, не завязая в пустопорожние споры. Пусть-ка монаршие поданные попробуют возразить своему сюзерену!

Если же серьезно, то еще Георгий Васильевич, разрабатывая свою методику в далеком прошлом, да-да, в XXIвеке, в уме всегда себя предостерегал — нельзя делать ее прочной и неизменной, как железобетонную стену. Простота иногда бывает излишней, логика — дурной до неприличия, хотя и на внешний вид структурированной и хорошей. Вот и этот возможный вариант следствия возможен, но пока нельзя считать его единственным и достоверным.

Есть и другие факты, даже фактики, второстепенные, но существующие. Глупый, ленивый следователь сделает вид, что их просто нет, а вот умный четко возьмет на карандаш, обязательно имея в виду в ходе дальнейшего следствия.

Ну а ты, Константин Николаевич, каковым будешь полицейским, пардон, теперь уже жандармским следователем? Ведь вариант с «ремонтом», а фактически государственным хищением в стародавние времена Екатерины Великой прост, логичен и вроде бы доказателен.

Но вот остался еще английский дипломат Стюарт. Он еще не виновный и даже не подозреваемый. Он лишь существует. Но его тоже надо обязательно бы проверить и допросить, и не только из принципа, что ТАК ПОЛОЖЕНО. Тоже вероятнее всего пустышка, а вдруг? Пока, на этом этапе следствия, он насколько может быть виноватым, насколько и не виноватым. Так что работайте, братцы, солнце еще высоко.

Ну, а пока каждодневная жизнь весело и быстро шла.

Сначала Бенкендорф, до нельзя гордый и довольный фактически навязанным поручением своего подчиненного князя Долгорукова, действовал. Министр иностранных дел Нессельроде, как и полагали высокопоставленные жандармы, начал возражать, а когда ему стало не хватать доводов — тянуть и проводить тактику волокиты. Что он с этого имел, не известно, но делал он это самозабвенно, не жалея ни себя, ни своих подчиненных. Щедрую взятку дали проворные англичане? Или просто дали понять, что он среди цивилизованных людей борется с варварами? Тупые ведь либералы и тогда был, только назывались они, например, англофилы. Тоже готовые хоть Родину продать, хоть последнюю копеечку отдать.

Шеф жандармов, чувствуя за собой государственную правоту, и, главное, поддержку императору Николая I, повел себя, как никогда, чрезмерно круто и прямо. Он просто испросил еще одну аудиенцию у императора и рассказал, в чем суть этого дела.

Самодержец всероссийский был в ярости от того что кто-то пытается ставить ему палки в колеса. Он решает? Здесь только один человек может решать — император. Нессельроде был тотчас же вызван в Зимний дворец и подвергнут убийственному допросу и разгрому.

— Представляете, ваше императорское высочество, — не без удовольствия говорил Бенкендорф, — какова была прелюбопытная картина — почти трехаршинный государь-император, яростно выговаривающий министру на три головы ниже. Эдакий немецкий карлик и российский голиаф.

Бенкендорф, как и большая часть высшего русского света того времени, скажем так, и сам был очень относительно русский (остзейский немец), но очень не любил министра иностранных дел. Точнее, ненавидел и презирал его, пусть и сам был русский иностранец.

Но монарх при всем этом весьма привечал Нессельроде и шеф жандармов до поры до времени вынужден был сдерживать свой пыл. Зато в узком кругу, среди своих (а князь Долгорукий был, безусловно, свой), он мог себе позволить не сдерживаться и язвительно шутить.

А сейчас, в конечном счете министр, был схвачен, жестоко обруган и его заставили во всем помогать шефу жандармов. Англичанина же вызвали и подвергли вежливому, но безжалостному допросу.

Увы, — энтузиазм Бенкендорфа увядал на глазах после первого же допроса, — вы оказались, как всегда, абсолютно правы. Не та персона!

Константин Николаевич первоначально и сам видел, что хоть дипломат не очень-то искренен с жандармами, и, скорее всего, и у него рыльце в каком-то пушку, но к именно к этому воровству бриллиантов со скипетра он не имеет никакого отношения.

Джером Стюарт, четвертый граф Ньюкаслский, был действительно профессиональным дипломатом и любителем-самоучкой средневековой истории. За свою почти тридцатилетнюю карьеру, он побывал во многих европейских странах, между делом исследуя памятники Средневековья. В России он занимался этим же и был страшно удивлен, попав под сферу внимания местной жандармерии.

Поначалу он даже откровенно испугался, добровольно-обязательно оказавшись в жандармерии. Но потом, вникнув в суть разговора, на глазах успокоился.

Нет, внешне это, как бы, никак не проявилось. Та же надменность и чопорная речь. Но говорить он стал чаше и свободнее. Явно перестал думать над каждым словом и переживать над своми ответами.

И бог с тобой! Константин Николаевич понимал, что он более, чем не виноват в этом текущем и очень важным для них уголовном деле. А в остальном… что в потаенных шкафах английского дипломата лежит масса скелетов, это естественно и несомненно даже невинному младенцу.

Согласившись на приглашение, приказом это назвать было никак нельзя, графа Бенкендорфа, Константин Николаевич сам пришел даже уже не на допрос, на приватный разговор со Стюартом. Посмотрел на этого англичанина, типичного дипломата Great Britain.

Деятельные, циничные, не оглядывающие ни на какие авторитеты, такие gentleman бодро ковали славу и деньги для Англии в XIXвеке, в ХХ веке они же бессильно наблюдали закат своей страны. А в XXI веке они, пожалуй, уже исчезли за ненадобностью. Бог с ним, пусть пропадает, тут он с ним не враг и не друг.

Великий князь Константин Николаевич равнодушно посмотрел, как этот господин играет на грани кажущегося испуга и четкой доли надменности.

ИГРАЕТ? Впрочем, черт с ним. Актер из погорелого театра. Он ему в данном случае не нужен и точка.

Историей и дипломатией с ним они, разумеется, заниматься не стали. Поговорили о текущей обстановке. Стюарт получил через них августейший выговор, инструкцию как, каким образом и что можно исследовать в России и на сем высокие договаривающие стороны расстались. Как тогда виделось, навсегда.

А у вас как идут дела в Зимнем дворце? — спросил заключении Бенкендорф, — не нужно ли чем помочь?

Дела там у них были у прокурора, то бишь у императора, который на сегодня к вечеру повелел у него быть.

Он не сказал Николаю Павловичу, но в какой-то момент решил ему не подчиняться, ведь дочь императора великая княгиня Мария Николаевна «повелела» (ласково попросила с очаровательно улыбкой) нечто другое. И он сделает только так, как она скажет!

Заговорил о другом, круто сменив тему:

— «Кстати», Александр Христофорович, осмелюсь вас спросить, как будем с Любавиным-2-м?

Любавин-2-ой, блестящий гвардейский капитан, любитель хорошенько выпить и закусить, но безусловно умный, с некоторого времени потихоньку переходил из гвардию в жандармерию. Ибо в гвардии было здорово, но там практически не было карьерного роста. И хотя гвардейцы откровенно презирали своих коллег из силового блока этих лет — как полицейских, так и жандармов. Однако сам, ничего не говоря, склонялся к ним. Поэтому князь Долгорукий был только ЗА, руководители жандармского управления тоже ничего не имели против.

Аналитик из него, правда был откровенно слабый, однако, как командир отдельного подразделения он проявил себя на все 100%.

Гдавным образом колебался сам Николай I, никак не решавший, где ему лучше использовать этого перспективного сравнительно молодого человека — по гвардии, как запасной вариант, или по жандармерии?

Константин Николаевич, как замначальника, поначалу тоже было не определился, решив, что поначалу ему надо присмотреть деловые и личные качества претендента. Присмотрелся. Любавин-2 в качестве конкретного руководителя охраны Бриллиантовой комнаты очень даже ему приглянулся. Теперь дело было за малым — убедить шефа жандармов. Тот тоже был, в общем-то, согласен, но когда речь шла об императоре, оказывался весьма нерешителен и пассивен! В отличие от него, великий князь был весьма активен:

— Предлагаю на сегодняшней аудиенции испросить согласия государя на перевод Любавина-2 в качестве генерал-майора жандармерии, с прибавкой одного классного чина из-за ухода из гвардии. Очень перспективный и многообещающий молодой человек.

— Хм, — издал Бенкендорф неопределенный звук, который имел в виду, что граф не против, но не слишком ли они спешат, ведь государь еще не решил…

— Я сам буду докладывать императору Николаю I, — обнадежил неуступчивого, а, точнее, нерешительного начальника великий князь, — от вас сейчас только резолюция и подпись.

Чувствовалось, Бенкендорфу очень не хотелось покидать нейтральную позицию стороннего наблюдателя. Но ведьс другой стороны, великий князь, князь Долгорукий тоже был весьма силен и мог принести ему немало вреда.

Вздохнув, он поставил ниже подписи князя на всеподданнейшем рапорте резолюцию «Согласен» и подписался. Рубикон перейден, а теперь поведение государя и покажет, правильный ли был сделан ход.

Через несколько часов, когда зимний вечер уже почти царствовал на петербургских улицах, они отправились на императорскую аудиенцию. Перед этим Константин Николаевич, извинившись, верхом слетал домой. Маша уже собиралась на венчание в церковь он только тяжело вздохнул. Ведь клялся — божился, что вырвется со службы пораньше. В душе даже обещался самому себе, что не придет хоть однажды на августейшую аудиенцию. А вот ноги сами пришли, а разум не воспротивился.

— Я мигом, — чарующе улыбнувшись, пообещал попаданец, — не жди меня здесь, я сразу приду к церкви.

Они условились с Марией, что, поскольку венчание у них тайное, хотя какое тайное, если невеста уже практически проговорилась и маме Александре Федоровне и сестре Ольге. Цесаревич Александр не знал лишь затем, что был занят своей молодой женой.

А вот интересно, император Николай тоже знает о венчание, или еще «не представляет»? Ох уже эти политики, ох уж эти женщины!

В не совсем хорошем настроении он приехал в Зимний дворец. Поэтому и доклад его императору по Любавину-2-му был по-аристократически холоден и представителен. Впрочем, августейшего монарха он не переубедил. Почти.

— Однако, не поторопились ли вы с этим гвардейцем? — с сомнением спросил Николай I, — может, еще обождем сколько-нибудь? Хотя бы годик?

Он сам привык решать вопрос с людьми. А здесь пока он еще не определился, и это его несколько волновало. С другой стороны, просил великий князь Константин Николаевич, человек надежный и знающий. Кому как не ему это решать, кем пополнять жандармерию.

Он положил перед собой рапорт на свое имя, но даже не попытался взять в руку перо-самописку, показывая, что намерен еще просто поговорить с господами жандармами, посмаковать проблему.

Он самовластный император, и ему решать, и отвечать в этом мире и на небесах, перед Господом!

Великий князь заговорил первым, понимая, что раз он был инициатором этого действия, ему нести основную тяжесть.

— Ваше императорское величество, — официально заговорил он, показывая, что видит перед собой прежде всего императора, а уже потом человека, — двукратные проверки охраны и подчиненной ему прислуги, аврал не учебной, а самой настоящей, показали, что служба поставлена не только хорошо, но и блистательно. Вот и сейчас, в случае с Марфой Грязновой — пример не учебный, а реальный, все оказалось замечательно. А то, что с ней самой возникла проблема, то вина уже не Любавина, а следователей, ведущих данное дело.

Я лично проверил все степени охраны и обслуги, и не обнаружил никакого недостатка, ни в полной мере, ни в относительной. Поэтому, ваше величество, беру на себя смелость нижайше попросить Вас наградить Любавина-2-го орденом Святослава 1 степени. Кроме того, при переводе на нашу службу из гвардии, дать ему на чин выше: гвардейский капитан равен армейскому полковнику, я прошу за беспристрастную и аккуратную службу дать ему сразу генерал-майора жандармерии.

— Однако же! — соизволил удивиться Николай I, — орден пусть. Но ты ему прямо-таки карьеру Боунопарте рисуешь. Потом перешел к актуальной проблеме: — а как ты все-таки объяснишь неприятность последних дней?

Вот ведь вопрос!