Там, где цветут розы

Эпилог

– Заезжайте в поместье «Синяя Роза», господа! Осмельтесь, и всё, что вы прежде знали о чудесах, покажется вам всего лишь сказкой!

Глашатай зазывает зазывает приятным низким голосом, но слышно его хорошо.

Улыбаюсь и качаю головой, когда, заметив меня, он кланяется, а вторую улыбку посылаю большой синей роза, приколоться к его шляпе. Уже который месяц она не увядает, служа его верной помощницей и частичкой волшебства, которую он смело показывает людям.

– И всё же, уважаемая княгиня, я не понимаю, как вам это удаётся! – госпожа Алиссиндра, шедшая рядом со мной, заразительно, но не слишком громко смеётся. – Мои земли южнее ваших, и этих дивных роз я купила не меньше тридцати кустов. Безусловно, они растут как умалишённые, кажется, распускаются всего за день, но совсем не хотят разрастаться как ваши. Поделитесь же, в чем ваш секрет!

Эта добродушная помещица, Ивушка неподалёку, влюбилась в синие розы с первого взгляда. Она частенько заезжала к нам одна или вместе с господином Раймондом, чтобы полюбоваться увитыми цветами развалинами и северным крылом дома, а я была неизменно рада ей.

Пусть эта женщина и была ещё молода, по возрасту она вполне родилась мне в матери. В то время, как моя собственная матушка всё реже отвечала на письма, да и с рождением Колена поздравила нас так холодно, госпожа Алиссиндра проявляла ко мне и моей семье всё более живой и горячий интерес. Настолько искренний, что именно её я попросила стать названной матерью своего первенца, когда ему исполнился год.

На ярмарке мы встретились случайно, но её общество как обычно доставило мне радость. Тайра и Тимион смотрели представление бродячего цирка, а мне не хотелось недолго оставаться в толпе.

– Поверите, но никакого секрета. Должно быть, в нашем воздухе они растут лучше.

– Хоть стреляйте, не поверю, – она смеётся, берёт меня под руку. – Я не азартная, но готова ставить, что дело в вас или в князе Исмаэле. До вашего приезда сюда об этих дивных цветах никто не слыхивал. Уж не привезли ли вы их с собой?

– Уверяю вас, нет!

На этот раз мы смеемся вместе, и Алиссиндра легонько привлекает меня к себе, уберегая от возможного столкновения с бегущими навстречу хохочущими детьми. Мой едва округлившийся живот едва заметен под свободным платьем, и она тревожится о нём почти так же сильно, как Исмаэль. Как будто точно так же не слышит моих заверений в том, что всё будет хорошо и наш второй ребёнок родится здоровым, желанным и в срок.

– Давайте всё же найдём место поспокойнее, – Алиссиндра тянет меня в сторону, подальше от веселящихся и не всегда трезвых людей. – Не беспокойтесь, детей мы из вида не потеряем.

– Я не волнуюсь о них.

Старшие и правда не вызывают у меня беспокойства, потому что точно знаю: даже если они не будут видеть нас, всё равно найдут, не потеряются и не испугаются. Ещё одна синяя роза украшает платье Тайры, и она всегда укажет путь.

У обочины поляны, на которой развернулось летнее празднество, и правда дышится легче.

– Благодарю вас. Тут и правда гораздо лучше.

– Если помните я, сама родила троих детей и хорошо знаю, каково это – носить каждого под сердцем, – по-прежнему она улыбается мне мягко, с настоящим пониманием. – Должна признаться, я восхищаюсь вами, дорогая. Вы всё успеваете, князь Исмаэль вас обожает, и со стороны заметно, что это взаимно. Ооо, я хорошо знаю этот взгляд! Моя старшая дочь смотрела на своего жениха так же, а там, уж поверьте мне, такая страсть!.. Предполагаю, что эти несносные дети всё-таки не дотерпели до свадьбы. Ну да ладно главное, чтобы они были счастливы. Могу я спросить вас, Верена?

Переход от весёлого тона к чему-то серьёзному получился резким, хотя она и постаралась его сгладить.

– Конечно.

Никогда прежде госпожа Алиссиндра не лезла мне в душу, не давала непрошенных советов и не разносила сплетен. Если она и набралась смелости спросить о чём-то лично, значит, почему ей важно было это знать.

– Пять лет назад, когда вы только приехали сюда и начали восстанавливать поместье, о вас говорили разное. Кто-то думал, что князь Исмаэль – безжалостное чудовище, Лиловая Борода. Тем, кто вас видел, вы казались такой потерянной,будто не замуж вышли, а попали в заточение. Да и сам князь особенно счастливым не выглядел. И вдруг – такие перемены! Любовь, которой завидуют все те, у кого нет собственной. Прекрасные счастливые дети. Ваши земли процветают, а розы, выращенные вами, украсили даже королевский сад. Я слышала, что посланник Его Величества, приезжавший к вам за ними, дал воистину королевскую цену, и всё деньги князь потратил на то, чтобы вымостить улицы в одной из деревень, где люди весной и осенью страдали от непроходимой грязи.

Киваю, подтверждая, что это точно правда, и старательно давлю улыбку, против воли рождающуюся на губах.

Что я могла бы ответить ей?

Поведать правду о том, как испуганной, не понявший саму себя девчонкой бросилась самой глухой в году ночью к ведьме? О том, как пламя в нашем камине танцевали перед моим мужем, пока она раскладывала свои карты? Или о том, что из её дома я вышла другой? Не видя и не ведая десятой доли того, во что была посвящена она, я всё равно знала наперёд: что в этот раз у нас родится девочка, а Тайра выйдет замуж рано и по большой любви; что Тимион женится на младшей дочери самой госпожи Алиссиндры, с которой его связывает пока что детская дружба; что Колен будет удачлив и в сердечных, и в деловых вопросах.

Или, быть может, о рыжеволосой красавице, на которую те немногие, кто видел её настоящее лицо, смотрят с восхищением, а те, кому она представилась безобразной старухой, с ужасом? О том, как глубоко и учтиво поклонился ей при первой встрече Исмаэль? Или о снисходительность смешке, с которым она этот поклон принимала – издали, второпях, всем своим видом давая понять, что раз мы идём мимо её дома, нам следует просто идти дальше, своей дорогой. И оставить саму мысль о том, чтобы всё-таки узнать её имя.

– Не знаю, что сказать вам, – в этом лучше было по знаться честно. – Когда выходила замуж, князя Исмаэля я совсем не знала. Меня отдали за него, не спросив. Как я понимаю, в вашей семье царят совсем другие порядки, но уверена, вы можете представить…

Она кивает, давая знать, что я могу не продолжать, вот только ни обиды, ни горечи уже не осталось. Только глубокая и тректная радость от того, что, не считаясь с моими чувствами, родные сделали для меня лучшее из всего, что могли.

– Должно быть, в какой-то момент мы оба поняли, что можем быть счастливыми супругами, а не просто двумя несчастными людьми.

– Значит, для вас произошло чудо, – итог она подводит сама, качает головой теперь уже с пониманием. – Вы правы, госпожа Верена, и в моей семье, и в семье Реймонда были другие нравы. Те, которые мы предпочли сохранить. А вами и князем можно лишь восхищаться. Кстати, этот, кажется, он.

Мне даже не нужно смотреть, чтобы понять, что она права, и всё же поворачиваю голову, смотрю на приближающегося к нам Исмаэля. Он идёт от циркового шатра, в котором остались старшие дети, улыбается ещё не мне, но заметив меня.

Вернулся из столицы, всё-таки успел на праздник первого урожая. Всё ещё в дорожном костюме, но будто и вовсе не условий после долгого пути.

– Я вас оставлю, моя милая. Но через несколько дней обязательно загляну на чай, – госпожа Алиссиндра мягко пожимает мою руку и уходит, по пути раскланивается с Исмаэлем.

Он приближается, и шум гуляющей весёлой толпы становится лишь ничего не значащим фоном.

– Ты вернулся так быстро, будто столица в паре вёрст от нас.

– Я спешил изо всех сил.

– Я соскучилась.

Он, разумеется, не целует на людях, но ласкает взглядом так, что я с восторгом понимаю: Алиссиндра была права. Нам понадобится время перед тем, как я окажусь готова принимать гостей.

– Как ты съездил?

– Великолепно. Дочь Верховного судью, господина Клодильи, выходит замуж. Они хотят, чтобы синие розы украсили свадьбу.

Сердце проваливается, а голова начинает идти кругом.

Слава об этих цветах в самом деле гремит далеко за пределами наших земель. Даже люди, приезжающие, чтобы разоблачить наш обман, остаются потрясенными, увидев их. Не следующий после появления первого поля год неподалёку от него раскинулось второе, а затем и третье. Цветов было вдоволь, а для гостей и купцов построили два новых постоялых двора.

И всё же память о том, как себялюбивый граф убил розы, меня не покидала.

– Но разве можно?..

Голос садится от волнения, но Исмаэль качает головой:

– Можно. Церемония через полгода, и судья встретился со мной, чтобы быть уверенным в том, что мы сможем вырастить необходимое количество цветов. Он уверен, что после они войдут в столице в моду, да и ему понадобится немало обозов. Через месяц к нам пришлют людей, Верена. Они восстановят самую заросшую дорогу на восток. Для наших и чужих купцов откроются новые пути. Господин Кац уже встретил меня по приезде, и он, как ты понимаешь, счастлив.

Кац был смелым лавочником, рискнувшим вложить все свои деньги в авантюру и не прогадавшим. Его магазин стал единственным в округе, где теперь можно было купить самые изысканные восточные шелка, и клиентов всегда было вдоволь. Новая дорога сулила ему огромную экономию в пути, причём не только денег, но и времени. К тому же, при таком количестве гостей нам наверняка понадобится ещё один постоялый двор, трактир…

Эту радость трудно было не разделять.

– Выходит, нас ждут приятные хлопоты.

– Да. Более чем.

Исмаэль все-таки подходит. Пользуясь тем, что никто не смотрит на нас прямо, кладёт руку на мой живот.

– Я уверен, что после свадьбы судьи Клодильи мы получим приглашение ко двору. В следующем году уже сможем поехать вместе. В столице много красивых мест, которые я хотел бы показать тебе. К тому же, я хочу побыть тем господином, чьему браку завидует общество.

– Да вы тщеславны, князь?

– Разве что совсем немного.

Мы снова смеемся вместе, но теперь это уже так привычно. Так же, как засыпать и просыпаться, рядом с ним, ужинать и говорить о ерунде.

– Я люблю тебя, Верена.

Это тоже знакомое, правильное. То, что я привыкла слушать от своего мужа. И вск равно сердце заходится, так сладко, дыхание сбивается, а голова начинает кружиться. От счастья, должно быть.

– И я люблю тебя, мой князь