Глава XIII Травяной сбор с привкусом горечи

Задержка у Кати случилась в конце августа. И девушка всё-таки решилась принять полученные от доктора капли. Но днём ничего не произошло, только вечером немного потягивало живот. А вот под утро начались очень болезненные месячные. Сначала было терпимо, но постепенно боль нарастала. Воды поднялась попить, и в глазах потемнело. Легла обратно, съёжилась вся, в подушку уткнулась и заскулила по-щенячьи. Низ живота сводило спазмами, ныла поясница, грудь налилась и отяжелела.

Горничные отправились на работу, а в комнате возникла взволнованная Элисон Дюминиль. Суетилась, сочувствовала, вздыхала. В общем, изо всех сил нагнетала обстановку. Как больная не противилась, но экономка всё же позвала доктора. Этого-то Катя и опасалась. При его появлении девушка накрылась плотнее покрывалом и отвернулась к окну, твёрдо решив с ним не разговаривать. Флоретт же, выслушав сбивчивый рассказ мадемуазель Дюминиль, отослал её под каким-то благовидным предлогом. Оставшись с Катрин наедине, он принялся смешивать в чашке порошки, источающие на всю комнату приятный душистый аромат. Слышно было только звон посуды.

- Я дам вам травяной сбор. Он должен облегчить боль, - наконец пояснил месье Флоретт.

Катя ничего не ответила.

- Вы что, выпили моё средство?

Ответом снова послужило молчание.

- Сколько дней была задержка? - задал новый вопрос Эркюль.

- Пять, - раздался, наконец, глухой недовольный голос из-под одеяла.

- Это мало. Задержка в неделю считается допустимой. Можно было ещё немного подождать.

- Я испугалась. У меня никогда не было задержек, максимум один-два дня.

Катя села и шмыгнула носом, как ребёнок. Откинув назад растрепавшиеся светлые волосы, она обняла колени, чтобы принять позу, в которой меньше болело.

- Сколько капель приняли?

- Десять.

Она увидела на столике у своей кровати небольшой сундучок со склянками, колбами, флаконами, содержащими разные снадобья. Выглядело, как походный набор мастера по зельеварению.

- Много, - Флоретт сдвинул брови. - На ваш вес достаточно пяти.

- А нельзя было это сразу сказать? - возмущённо воскликнула девушка.

- Я думал, если что, вы подойдёте и всё подробно расспросите.

- Вы слишком много думаете, - зло проворчала Катя и добавила по-русски: - Индюк тоже думал...

- Что? - удивлённо посмотрел на неё доктор и даже отвлекся от своего занятия.

- Ничего.

Минут пять он молчал, продолжая помешивать лекарство. А она глядела и хмурилась. Красивый, породистый, волосы густые, а у висков уже слегка просматривается седина. Права была Ноелла. Куда ей до него? Думала о себе прежней. Какая была гордая, уверенная в себе. А теперь что с ней стало? Катя украдкой вздохнула, отгоняя печальные думы.

- Так значит, я могла и не быть беременна? – не выдержала девушка.

Доктор лишь пожал плечами.

- Могла и не быть.

Потом ополоснул руки в тазу, вытер полотенцем, подошёл и присел на край кровати.

- Мне нужно взглянуть на вашу грудь.

Эта просьба заставила вспомнить о недавнем её приключении. Катя покраснела. В последнее время слишком часто она вынуждена оголяться перед мужчинами. А ведь попав сюда, давала себе зарок этого ни в коем случае не делать.

- Вот ещё! Нет!

- Я должен убедиться, что нет выделений. Это очень важно.

- Нет у меня ничего такого. Оставьте меня в покое, - она демонстративно скрестила на груди руки.

- И всё же давайте не будем спорить. Это вам нужно, а не мне, Катрин. Средство ощутимо ударяет по организму. Приняли вы его больше, чем следовало. Иногда оно вызывает воспаление молочных желез. Могут появиться боль, выделение жидкости, в худшем случае – гноя. А ещё жар в области груди, а то и во всём теле. Такое состояние не просто дискомфортно. Оно опасно для жизни.

Грудь действительно довольно стала до боли чувствительной. Поколебавшись, Катя всё же развязала ленты рубашки. При этом щёки её заалели от смущения, и всё тело покрылось гусиной кожей. Вот за что жизнь постоянно подкидывает ей одно испытание за другим?

Вспомнилось, как ещё в лицее гинеколог их, девочек, учила точно так же самостоятельно обследовать грудь с целью профилактики мастопатии и опухолей. Это называлось пальпация. Выходит и в восемнадцатом веке уже знали такой метод обследования.

Эркюль же принялся ощупывать её левую грудь по кругу так легко, чёткими выверенными движениями, словно делал это сотни раз. Потом осторожно сдавил двумя пальцами ареолу. Следом то же самое проделал с правой грудью. При этом случайно задел сосок, заставив девушку вздрогнуть. Катя сидела ни живая, ни мертвая. Отвернулась к окну, молчала и едва дышала от стыда, буквально физически ощущая, каким наэлектризованным вдруг стало пространство между ними.

- К счастью, всё нормально, одевайтесь, - констатировал доктор. - Пока я не вижу ничего плохого.

Будь Катя в состоянии сейчас трезво оценивать ситуацию, она бы заметила появившуюся в голосе Эркюля хрипотцу, лёгкий румянец на его щеках, и чуть потерянный, замутнённый взгляд. Но девушка вообще ничего вокруг не замечала, пребывая на грани обморока. Тем более что едва она успела завязать ленты сорочки, открылась дверь и вернулась Элисон. А за ней к всеобщей неожиданности вошла сама мадам Помпадур.

Доктор взял с прикроватного столика чашку с тёплым лекарством и протянул Кате.

- Вот, выпейте. Это уменьшит боль.

Горничная безропотно послушалась. Появление маркизы в такой, можно сказать, интимный момент, сбило с толку не только её, но и Эркюля. Поклонившись госпоже, как положено по этикету, слишком поспешно, даже суетливо он принялся собирать разложенные на столике микстуры и снадобья. Кате Помпадур сделала знак не вставать. Вежливо, но без особого интереса, поинтересовалась её самочувствием, заглянула в чемоданчик с лекарствами, перекинулась парой слов с мадемуазель Дюминиль. Задерживаться в спальне горничных не стала.

- Месье Флоретт, после зайдите ко мне, - обратилась к доктору Жанна-Антуанетта, уже выходя. - Нужно кое-что обсудить.

- Хорошо, ваше сиятельство, - кивнул он.

- Как мило. «Месье Флоретт», «ваше сиятельство». Вы всегда так утончённо-вежливы друг с другом? Даже ночью? – вырвалось неожиданно у Кати, когда маркиза удалилась.

Внутри у горничной всё клокотало от ревности и злости. Доктор бросил на неё недоумевающий взгляд.

- Говорят, мадам Помпадур наскучила королю. Вот она и затеяла всю эту историю с пансионом. Он бросил, а вы, стало быть, подобрали? – не переставала сыпать колкостями девушка, будто в неё вселился демон.

Видно, нынешнее её состояние так действовало. Правда раньше подобными приступами раздражения во время месячных Катя не страдала.

- Его величеству не наскучила мадам де Помпадур, - спокойно возразил Эркюль. – Если хотите начистоту, просто ей нельзя беременеть. У неё слабое здоровье и она не может выносить ребенка. Всё заканчивается выкидышем.

- Но вас это не остановило, - съехидничала Катрин.

- Я умею это контролировать, - заметил доктор.

Горничная пренебрежительно фыркнула.

- Точнее, контролировать себя, вы хотели сказать? Вы же доктор! Должны знать, что этот метод, который вы практикуете, не гарантирует отсутствие детей. …А, так вы для своей любовницы это чудодейственное средство придумали? А на мне, наверное, испытать решили. Вы говорили, что получаете большие деньги. Думаете, вам платят за лечение воспитанниц? Нет, это просто король купил своей фаворитке дрессированного пуделя.

Девушка выдохнула. Решила - лучше уж высказать всё, что думает, чем копить в себе недовольство и мучиться. Если бы кто-то ещё недавно поведал ей, что она в подобном тоне будет говорить с месье Флореттом, Катерина бы ни за что не поверила. Она сама себя не узнавала. Хотелось его как можно больнее уколоть, словно это он был виноват во всех её несчастьях.

Доктор ничего не ответил. Даже не взглянул в её сторону. Аккуратно закрыл футляр из красного дерева, где в специальных отделениях были разложены лекарства, привёл в порядок кружева на рукавах и направился к двери. Правда, взявшись за ручку, бросил что-то вроде «выздоравливайте», но точно Катя не расслышала.

Забралась с головой под одеяло, но спать не хотелось. Ворочалась, думала. Что если в ней дитя зароилось? Где-то глубоко внутри ощутила щемящую женскую тоску по материнству. Правильно ли она поступила, выпив предложенное доктором снадобье? А не выпила бы, что тогда делать? Куда ей с незаконнорожденным младенцем податься? Маркиза, вероятнее всего, нашла бы ей мужа. Только каким он был бы? Мог ведь и таким, от которого всю жизнь пришлось бы взгляд воротить. Да и какие могут быть мужья, дети? Конечно, по местным меркам она уже совсем не юная барышня. Но от этого не легче. Катя вспомнила подругу Вику. Та выскочила замуж и от всей души желала того же ей самой. Сколько Катерина не говорила, что в её возрасте замуж выходить очень рано и ещё лет десять можно смело гулять, той как об стену горох. Вика являлась убеждённой сторонницей идеи, что для девушки главное в жизни найти хорошего мужа. Попав в прошлое, Катя поняла, что в принципе так оно и есть. В восемнадцатом веке качество жизни женщины всецело зависело сначала от отца, а потом от мужа. Без супруга и положения в обществе женщина здесь была абсолютно бесправной. Поэтому, в принципе, она уже и сама была не против обзавестись мужем. Причём мужем вполне конкретным. Только вот тот, за кого Катя согласилась бы выйти, не собирался предлагать ей руку и сердце. Особенно в свете её недавнего поведения.

Боль действительно прошла. Задумавшись о том, что наговорила, она и не обратила на это внимания. Понимала, что слишком перегнула. Вела себя совершенно непростительно. Он ничего ей не обещал, никогда не давал повода думать, что Катрин ему хоть сколько-нибудь симпатична. А она повела себя как ревнивая истеричка. Катя, подчиняясь внутреннему порыву, встала, наспех переоделась в платье и кое-как закрутила волосы в узел. Будет просить прощения. Если нужно, в ноги упадёт и станет молить. Не права была – сама это понимает. Когда он рядом – у неё душа словно исцеляется. Вот и сегодня сидела, такие злые слова произносила, а лишь в глаза ему взглянула – и почувствовала абсолютное всепоглощающее счастье. Как у него так получается? Ничего не делает, а её переполняет ощущение, что она всё сможет, всё в жизни выдержит, любые испытания ей по плечу. Глядела на него одного, а откуда-то вера внутри бралась, что не все здесь плохи. Что есть вот такие – большие и добрые. И не просто есть! Хороших людей много! Они вокруг! Эти жизнеутверждающие мысли грели её, дарили уверенность, что всё, в конце концов, будет хорошо. Сейчас бежала к нему, и не страшно было. Наоборот хотелось поскорее извиниться. Пусть решит, что она дурочка с обычными бабскими заскоками. Пусть что угодно о ней думает! А кто без греха?

Но направляясь к комнатам Флоретта, на полпути вспомнила, что того просила зайти маркиза. Тогда Катя ринулась к апартаментам Помпадур. Что хотела от него королевская фаворитка? Зачем ей понадобилось вызывать к себе Эркюля среди бела дня? Оказавшись у дверей покоев Жанны-Антуанетты, Катя убедилась, что рядом никого нет, и приникла к двери, прислушиваясь. До ужаса боялась услышать любовные стоны. При этом почти уверена была, что именно их услышит. Или, в крайнем случае, смех и звон бокалов. Так и представляла себе эту парочку, раскинувшуюся на софе, вкушающую вино и фрукты, обсуждающую, как им тут все надоели. Катя действительно услышала голоса. Говорили на повышенных тонах. В основном преобладал мужской голос. Маркиза лишь коротко что-то отвечала. Но ни слова невозможно было расслышать.

- А подслушивать плохо! – раздалось за спиной.

Девушка обернулась и увидела малышку Лулу.

- Вот те, кому плохо, пусть и не подслушивают, - бросила шёпотом она и снова припала ухом к двери.

- Кто-то подаёт ребёнку плохой пример, - хихикнула девочка.

Катя поднесла палец к губам, издав тихое, умоляющее тсс и призывая Лулу замолчать. Та всё-таки сжалилась.

Невозможно было представить себе, чтобы месье Флоретт повышал голос, тем более кричал. Мало того - он обычно и не смеялся. По крайней мере, Катя никогда не видела его кричащим или смеющимся. То ли человек он был неэмоциональный, то ли в себе всё держал и не позволял чувствам брать верх.

Катрин убедилась, что положение Флоретта здесь было на самом деле высоким, раз он мог вот так запросто перечить маркизе, выяснять отношения, или что там они сейчас делают. Слушала их разговор, больше похожий на ссору, и думала, что это выглядит, как супружеская сцена. Предмет спора Кате был неведом, но воображение и ревность сделали своё дело.

Говорили долго. Катя так и не дождалась Флоретта. Не вечно же сидеть под дверью. Да и боль хоть и прошла, а всё равно чувствовала она себя слабой. Ещё и Лулу топталась рядом, норовила поболтать. Прогнать девочку было бы совсем уж невежливо.

Вечером Катя долго не могла заснуть. Прокручивала в голове свой разговор с Эркюлем. Он ведь ни слова ей резкого не сказал, ни на один её укол не ответил. Девушке от этого становилось ещё горше. Лучше бы одёрнул её, поставил на место, заставил заткнуться.

Глубокой ночью Катю разбудил цокот лошадиных копыт. Она даже дёрнулась на кровати, просыпаясь. В абсолютной тишине этот звук показался таким звонким! Кто-то верхом на лошади удалялся от особняка. Почти сразу, как стих конский топот, она снова заснула. А утром едва открыла глаза, как на неё накатило странное ощущение пустоты. Словно вакуум какой-то в груди. Катя будто бы осиротела, осталась одна в целом мире. Сердце тревожно сжалось. О чём ей так настойчиво кричала интуиция? Что случилось?

Девушка первым делом заглянула к Ноелле. Так суетилась, готовя завтрак, поэтому отвлекаться на болтовню с горничной ей было некогда.

- Доброе утро! – поздоровалась Катрин.

- Доброе утречко, птичка моя! Будешь молоко? Молочник только привёз.

- Нет, спасибо. А… какие новости? – Катя старалась, чтобы её вопрос прозвучал непосредственно, и в голосе не слышалось волнения.

- Да никаких пока. А что?

- Кто-то ночью ездил верхом, - Катя села и взяла яблоко.

- Так это месье Флоретт. Говорят, всё, уехал. Насовсем.

Катя застыла с яблоком у рта. Это из-за неё! Маркиза узнала, что она была тогда в спальне, приревновала и выгнала его! Хотя нет. Тогда бы выгнали саму Катю… А что если это из-за её пренебрежительной фразы про пуделя? Значит её мнение для него настолько важно?

На самом деле новостей оказалось много. Днём выяснилось, что той же ночью пропали сразу две девушки – новенькая воспитанница, красавица Валери де Монтебур и… горничная Полин! Тут-то Катя по-настоящему испугалась. Выяснилось, что ещё накануне вечером Полин не вернулась в спальню. Поиски ничего не дали. Девушки обошли, кажется, все уголки пансиона и прилегающих флигелей, весь двор, хозяйские постройки. Её нигде не было.

Думая о пропаже Полин, Катерина впервые осознала, что это может коснуться и её. До сих пор она редко задумывалась обо всех этих странных исчезновениях. Её собственная полная драматизма личная жизнь не позволяла интересоваться ещё чем-то. Конечно, совсем не обращать на происходящее внимания она не могла. Когда одна за другой пропали несколько учениц, это взбудоражило всех. Признаться, после того, как попала в спальню короля, Катя даже подумала, что и убийства (следовало уже признать, что речь шла именно о смертях) девушек тоже были делом рук Полин. Но, оказывается, нет.

Кто же мог похищать курсисток? В ночь пропажи служанки уехал месье Флоретт. Когда стало известно о новых странных исчезновениях, Катя сначала даже обрадовалась его отъезду. Было горько, больно от того, что он вот так легко бросил её одну. Но, по крайней мере, он не причастен к происходящему. Однако, как выяснилось, она ошибалась. Именно его, кажется, стали подозревать окружающие. И это было вполне объяснимо. Единственный мужчина здесь (не считая дворовых слуг). По крайней мере, единственный, имеющий доступ непосредственно в сам пансион, в комнаты воспитанниц. Человек, имеющий медицинское образование, то есть он наверняка может отравить или усыпить. К ужасу Кати разговоры об этом велись вполне серьёзные. Зои даже предположила, что доктора скоро объявят в розыск и схватят.

Вечер того злополучного дня выдался кошмарный. Стёкла звенели от ветра и дождя, небо сверкало. В такую непогоду было особенно тяжело осознавать, что Эркюль сейчас где-то, быть может, совсем один, и над ним нависла серьёзная опасность.

Пустая постель Полин, время от времени освещаемая вспышками молний, выглядела зловеще. При взгляде на неё у всех возникала одна мысль - где сейчас её хозяйка?

Украшенные завитками настенные канделябры отбрасывали причудливые тени, на которые раньше Катя не обращала внимания. Теперь же всё вокруг приобрело налет таинственности, мистичности. Они все будто стали персонажами жуткой легенды похожей на те, что любит рассказывать детвора у костра.

Загрузка...