Комната была погружена в предвечерний полумрак. За исключением большого письменного стола с массивными резными ножками в виде львиных лап. Катя сидела около него и глядела на свечу. Как когда-то в апартаментах маркизы, когда только попала сюда, в этот мир. Но тогда она любовалась красотой подсвечника и пляской маленького огонька. Сейчас же она смотрела на него, точно загипнотизированная, боясь отвести глаза. Чтобы не встретиться с другим взглядом – цепким, суровым, проницательным. Взглядом немолодого знатного вельможи, сидевшего напротив неё. Ей казалось, что этот огонёк свечи – она сама. Такая же живая и горячая, так же борется за жизнь, и точно так же кто угодно может эту жизнь в любой момент оборвать.
- Сделаете то, что я сказал. Вы поняли меня? – произнёс мужчина на чистейшем русском. – В конце концов, это в ваших интересах.
Катя молчала, всё также неотрывно глядя на огонь. Потом перевела взгляд в пустоту комнаты, где в полутьме тонули книжные стеллажи. А ведь совсем недавно всё было иначе…
Чуть больше суток прошло с того момента, как Катерина стояла в толпе чванливых придворных и тщетно пыталась рассмотреть хоть что-нибудь между голов, украшенных вычурными причёсками. Маркиза Помпадур, картинно застывшая возле короля... Когда представляя, её назвали герцогиней, Катя удивилась. Но в следующий момент забыла об этом, потому что крепкая мужская рука вдруг схватила её под грудью, и кто-то резким движением притянул девушку к себе. Спиной она наткнулась на торс, облачённый в бархатный костюм. Граф де Флёри, а это был он собственной персоной, склонился и прошептал, касаясь губами её волос:
- О, моя дорогая, и вы здесь. Напомните-ка ваш титул, мадемуазель ммм...
Катя смутилась и попыталась оторвать его ладонь от своей талии. Но он лишь поймал её пальцы и ловко переплёл со своими, ещё плотнее прижав Катрин к себе.
- Почему маркизу назвали герцогиней? - спросила тогда Катя шёпотом.
Над её ухом раздался приглушённый смешок. Горячее дыхание мужчины вызывало на шее, обнажённой высокой причёской, рябь мурашек, убегающую под платье.
- Она уже четыре года как герцогиня, но из скромности желает по-прежнему называться маркизой. Благороднейшая женщина. Как такую не зауважать?
Было не понятно, являются его слова про скромность иронией, или юноша говорит серьёзно.
- Ты что, не замечала герцогскую диадему на её карете и красные ливреи слуг? – спросил граф, и пристыженная Катя в очередной раз почувствовала себя невеждой.
Она действительно совершенно не разбиралась во всех нюансах геральдики и понятия не имела, как отличить герцогский герб от графского, например.
- Скучнейшее мероприятие, - после недолгого молчания констатировал Арман. – Хотя тебе, наверное, нравится. Ты же, кроме этого вашего пансиона для элитных шлю… невест, ничего и не видишь. Недавно один мой знакомый подобрал своему наследнику деву благородных кровей. Как раз из ваших. Человек старых правил, что с него взять? Главное, чтоб она теперь не отравила тестя.
Арман и не думал отпускать Катю. Она так и стояла, по сути, в его объятиях.
- Гляди-ка. Мадам де Бабелон опять послала мне лукавый взгляд, - заметил юноша.
Действительно, какая-то стоявшая чуть поодаль зеленоглазая шатенка с интересом поглядывала на них через плечо и поправляла свои каштановые локоны точёной ручкой, на одном из пальчиков которой сверкало обручальное кольцо.
- Может, уединимся где-нибудь? Я знаю одно уютное местечко… - жарко зашептал граф у Катерины над ухом, дразня бедняжку Бабелон.
- Вы же сами говорили, что если бы знали, чья я невеста, то не стали бы домогаться, - напомнила Катя, перебив его.
- Так я хотел просто обсудить план помощи месье Флоретту. А вы что подумали, милая моя? Ублажать вас я не стану, даже не рассчитывайте!
Вот же болтун!
- Тем более что этим вы бы очень обидели свою невесту. Хотя вам и не привыкать её обижать, - заметила девушка.
- Наиковарнейшая ложь, – проворчал Флёри.
Катя решила больше не обращать на него внимания и устремила взгляд на российскую делегацию. Арман же, задетый за живое, наконец, отпустил её и отстранился. Теперь девушка снова смогла полностью погрузиться в свои ощущения. Она понемногу привыкала к корсету и необходимости носить сложные причёски. В честь сегодняшнего мероприятия маркиза выбрала для неё просто роскошное, по мнению Кати, парчовое платье. Девушка первое время двигалась очень аккуратно, боясь его испортить. Кажется, ещё вчера она была простой горничной, а сегодня наравне с представителями аристократических французских фамилий присутствует на королевском приёме в честь российского посла! И Людовик ей теперь виделся совсем иным. Не отвратительным развратником, а важным правителем великой страны. Это был статный брюнет с гордой осанкой, строгим рисунком губ, волевым подбородком, непроницаемым взглядом карих глаз. Катя мысленно признала, что он красив. И маркиза под стать ему. Удивительно. Помпадур так уверенно и естественно держалась рядом с королём, будто это она была королевой Франции. Обычно покладистая мягкая кошечка, сейчас это была надменная властительница с почти арийской безупречной красотой. Словно волчица, готовая в случае необходимости горло перегрызть за своего волка.
Придворный церемониал здесь соблюдался строго. Мероприятие являло собой не только изысканное зрелище, но и было прекрасно организовано. Катя неожиданно вознеслась на ранее недосягаемую высоту и ощущала себя действующим лицом какого-то масштабного костюмированного представления. Пусть она лишь участник массовки, но даже это приводило девушку в восторг. Тем более что на королевском приёме имели право присутствовать лишь принцы и принцессы крови, герцоги и герцогини, пэры Франции, придворные дамы и кавалеры. Они стояли по двум сторонам огромного парадного зала. Кавалеры размещались за дамами. Сидеть никому не полагалось. Только король восседал на троне в окружении принцев и принцесс. Людовик извинился перед послом из-за отсутствия её величества. Якобы королева не могла принимать участия в приёме по причине плохого самочувствия.
Катрин, конечно же, не знала пока всех тонкостей. Особенно того, что столь строгое следование этикету имело место как раз благодаря маркизе Помпадур. Та была чрезвычайно щепетильна в вопросах церемониала. Все важные визитёры и послы принимались ею и королём с невероятной помпой. К слову, иногда она сама подменяла Людовика на совещаниях и встречах. А королева Франции Мария Лещинская относилась к этому вполне лояльно.
Приём продолжался уже больше часа. Катя во все глаза смотрела на соотечественников, пусть и живших за несколько веков до неё. Всё её внимание приковывал к себе граф Бестужев-Рюмин. Выглядел он очень достойно. Иного посла Катя и представить не могла. Можно сказать, уже пожилой мужчина, но при этом статный, величавый, с благородным лицом, спокойным умным взглядом и уверенным зычным голосом. То, как он держался, выдавало в нём человека, которому не привыкать было встречаться с королями. Больше никого из представителей российской делегации Катя не знала. Всех сопровождающих посла лиц представили, но она не запомнила ни одного имени. Только должности – советник, секретарь, переводчик…
Когда в разговоре Людовика и графа Бестужева-Рюмина прозвучала фамилия французского посла в России маркиза Шетарди, Катя окончательно разобралась в своих эмоциях и впечатлениях. Она будто бы попала в кино. Все эти фамилии знакомы ей не по учебнику истории, а по кинофильму о гардемаринах. И атмосфера здесь также насквозь пропитана духом романтизма.
Лакеи в сияющих ливреях, снующие повсюду слуги, кавалеры в богато расшитых костюмах, дамы в великолепных туалетах… Твёрдые взгляды французского государя и российского посла, обращённые друг на друга и исполненные уважения, но на самом деле холодные, будто стальные клинки. Даже лязг, кажется, слышался. Но Катя понимала, что это в ушах у неё так звонко ударяет кровь от волнения.
После приёма всем разрешено было немного отдохнуть, а вечером в честь посла был дан пышный бал. Блеск нескольких тысяч свечей переливался в хрустале бокалов, играл на драгоценностях аристократов, их золотых пуговицах, брошах, диадемах в волосах у дворянок. Такого изобилия роз, как здесь, невозможно встретить ни в одном самом богатом саду. Нежные розы на лифах, в волосах... Моду на эти цветы в качестве украшений ввела Помпадур. Как и на лёгкие платья без громоздких фижм, тяжеловесных складок и обилия оборок. В таких одеяниях было гораздо удобнее двигаться и танцевать. И фигура в них выглядела более хрупкой, женственной, изящной.
Над всем этим утончённым великолепием царили его величество Людовик XV и Жанна-Антуанетта Пуассон, госпожа де Помпадур. Маркиза веселилась и смеялась. Король был ко всем благосклонен и добр. И как никогда хорош собой. Особенно украшала его свита прелестных дам, ловящих каждый взгляд своего монарха. Все эти обожательницы следовали за его величеством с высочайшего позволения маркизы, которая ни в одной из них не видела себе соперницу.
Помпадур и Людовик, где бы не находились и чем бы ни были заняты, постоянно обменивались ласкающими взглядами и нежными улыбками. Катя заметила эту игру и от нечего делать стала за ней наблюдать. Так и есть. В какой бы части парадного зала не оказалась маркиза, король следил за фавориткой пламенным взором, будто они были здесь одни и всей этой толпы вокруг не существовало. Сама Жанна-Антуанетта, перекидываясь фразами то с одним, то с другим гостем, искала глазами своего августейшего любовника. Кажется, они всё же любят друг друга, - подумала Катерина. На неё саму никто никогда так не смотрел.
Притяжение между этими людьми было как будто осязаемым. Редко встретишь столь гармоничную пару. Тем обиднее было Кате за маркизу. Немыслимо такое - подбирать любовниц тому, кого любишь. Как тут поверить, что Помпадур бесстрастна? Наверняка же страдает, только виду не подаёт.
Это их безмолвное общение, исполненное незримого эротизма, тонкой чувственности и ласки заразило Катю. Её одолела какая-то томность, захотелось приникнуть к плечу любимого и обо всём забыть, с упоением отдаваясь страсти. Когда ты юна и красива, так хочется любить! И так больно осознавать, что тот, к кому навстречу рвётся твоя душа, запирает перед ней двери на все засовы, отталкивает, остаётся холоден и непоколебим. О, как же она любила! Всем своим маленьким сердечком!
Катерина с грустью подумала, что нужно как-то отвлечься, иначе то, что в разгар празднества она вся в слезах, вызовет массу вопросов.
От блеска драгоценностей у Кати уже рябило в глазах. Глядя на всю эту роскошь, она чувствовала, как щемила в душе вина перед Эркюлем. Он сейчас заперт в холодной сырой темнице, а она развлекается на балу. Саму её почти никто не замечал. Лишь Флёри несколько раз подходил. Один раз – с бокалом вина. Но она отказалась.
- Мало ли, что вы туда подсыпали, - заметила Катя.
Он засмеялся и, не отпуская её глаз своим взглядом, стал пить поочерёдно из двух бокалов – своего, и того, что принёс для Катрин. Перед этим граф ворковал всё с той же мадам Бабелон, но, видимо, был тактично отбрит. Покрутившись рядом с Катей, он отсалютовал бокалом кому-то в толпе и вскоре снова исчез.
На самом деле Катерина не против была бы чего-нибудь выпить. Лучше воды. Стало чересчур жарко и душно от такого количества людей. А ещё кто-то случайно наступил ей на подол и небольшой кусок материи, с треском оторвавшись, повис сзади, словно шлейф. Катя вышла в вестибюль, подальше от посторонних глаз, и попыталась как-то исправить ситуацию. Для этого пришлось поднять платье выше колен, открывая затянутые в чулки стройные ножки. Изогнувшись, девушка всё-таки поймала болтающийся сзади лоскут и попробовала совсем избавиться от него. Но ткань стала рваться дальше.
- Чёрти что, - выругалась Катрин.
Обидно было до слёз. Впервые в жизни она облачена в столь великолепное одеяние. И как же не повезло! Как ей теперь выйти в зал? Вдруг кто-нибудь заметит её порванную юбку?
Возясь с платьем, Катрин не замечала наблюдавшего за ней молодого человека. Лишь когда он подошёл и негромко обратился на её родном языке, она застыла и растерянно уставилась на него.
- Простите, мадемуазель, я слышал, вы ругались по-русски. Вы русская? - спросил незнакомец.
- Да, - вымолвила девушка.
А кавалер, судя по улыбке, очень обрадовался.
- Разрешите представиться. Фёдор Каржавин. Стажёр русской дипломатической миссии во Франции.
- Катрин Делон, - неуверенно представилась девушка, а потом вдруг поправила себя: - Екатерина Дивеева.
- Все эти светские собрания так утомляют, - заметил Фёдор, кажется, совсем не заметив её оговорки. - Я вышел подышать воздухом и неожиданно увидел вас. Откуда вы здесь?
- Вообще я… - девушка понятия не имела, что говорить.
Не следовало ей признаваться, что знает русский. Как теперь держаться? Что говорить?
- Мои родители из России, - нашлась, наконец, она. – Иммигрировали сюда, когда я была совсем маленькой.
- Удивительно, какой у вас чистый выговор, - с уважением отметил Каржавин, попутно изучая её взглядом.
От этого ей стало не по себе, ведь он являлся невольным свидетелем её сражения с юбкой.
- Вы не назвали ваш титул. Как к вам обращаться, мадемуазель эээ…
- Я просто служанка, сударь.
Катя перешла на французский, дабы не привлекать к себе внимания прогуливающихся поблизости придворных. А то нашепчут ещё её покровительнице, что она иностранная шпионка. От местных «доброжелателей» всего можно ожидать.
Теперь её наряд вызвал у собеседника вопросы. Это читалось в выражении его лица, поскольку брови молодого человека подскочили кверху. Но тут в коридоре послышалось некоторое оживление. Сам посол Бестужев-Рюмин и ещё один представитель дипломатической миссии, которого Катя видела во время торжественной церемонии, вышли из бальной залы и направились в их сторону.
- Голицын, друг мой, вы как всегда тонко подметили... – говорил посол и вдруг перебил самого себя: – Фёдор! Что ж вы пропали?
Каржавин вытянулся по струнке, даже выше стал.
- Да вот, Михаил Петрович, соотечественницу встретил.
Первым порывом Кати было убежать. Потому что суровый взгляд графа Бестужева-Рюмина остановился на ней. Приседая в реверансе, девушка невольно втянула голову в плечи. Но, должно быть, Катерина не вызвала интереса у российского посла. Он увидел лишь перепуганную девчонку. Чем она может быть полезна, даже если на самом деле является русской?
- Граф, вы же говорили, что нам нужен второй переводчик!
- Не выдумывай, Фёдор. Переводчика нам пришлют из Петербурга.
- Но ведь второй переводчик нам просто необходим и как можно скорее! А эта девушка свободно владеет русским и французским! – со странным нетерпением не унимался молодой человек.
Фёдору очень понравилась Катя, и он всячески продвигал её кандидатуру. Причём против её воли. В отличие от немолодого и трезво мыслящего Бестужева-Рюмина, юный и горячий Каржавин видел перед собой ослепительно прекрасную белокурую нимфу с глазищами в пол-лица, сочными губками, нежной изящной шейкой и, судя по декольте, аппетитной грудью. До сих пор он и представить себе не мог, что существует такая изумительная красота. За ямочки на этих прелестных щеках и Родину не грех было продать. Его бы поняли и простили.
- Извините, я не могу быть переводчиком, - пролепетала Катя. - Я работаю у госпожи Помпадур.
Ей не понятно было, чего этот Каржавин так за неё уцепился. Однако стоило упомянуть маркизу, как посол поглядел на неё совершенно иначе.
- Откуда вы, дитя? Вы хорошо владеете русским? – уточнил Бестужев-Рюмин.
- Это мой родной язык.
- Простите, господин посол, - раздался чей-то взволнованный голос. – Ваше сиятельство…
Все обернулись и увидели запыхавшегося лакея. Тот почтительно поклонился Бестужеву и повернулся к Кате.
– Госпожа маркиза давно ищет вас.
Девушка, обрадованная тем, что лакей, сам того не ведая, избавлял её от столь неожиданного и странного внимания, снова присела в реверансе и извинилась, потому что ей нужно было идти. Каржавин внимательно глядел ей вслед, не в силах расстаться с этим прелестным златокудрым видением.
А госпожа Помпадур была на взводе и, кажется, продолжать веселье на балу не планировала. Она нервно ходила по комнате из стороны в сторону, подметая пол подолом парадного платья из дорогого пурпурного шёлка.
- Наконец-то! Где вы были? Нам нужно ехать. Кое-что случилось, - маркиза остро сверкнула на горничную глазами.
- С Эркюлем?.. То есть с месье Флореттом? – Катя думала, что выкрикнула это, а на самом деле едва слышно прошептала.
Голос осип, стал напряжённо-сдавленным.
- Да.
Девушка шумно задышала. Ещё ничего было не ясно, но на глаза уже набежали слёзы, а грудную клетку стиснуло дурное предчувствие.