15 ноября 2002 года, утро
Треверберг
– Очень смешно, Вагнер, да, очень смешно. Лучшая шутка десятилетия. В следующий раз, когда Лок решит сделать мне сюрприз, я пошлю его далеко и надолго. Так, как делаю обычно. Понятия не имею, почему сейчас повел себя иначе. Наверное, решил, что уж если я ему помог, то могу ожидать ответной услуги.
Гайла стояла, облокотившись на стойку, отделявшую комнату дежурного от коридора, и терпеливо ждала. Ждать она не любила, терпеть – тем более, но если Даниэль Каден на кого-то разозлился, то выскажет все до последнего слова. И нет в двух мирах силы, способной его остановить. Иногда волчица думала, что этому парню нужно было родиться темным существом. Не темным эльфом, конечно. Светлым. Или оборотнем. Оборотень из Даниэля вышел бы отличный. Будь он в ее стае, она бы десять раз подумала перед тем, как отказываться от статуса наследницы. У Гайлы было бы три сотни братьев и мужей, но офицера Кадена она бы выделяла из остальных. У них получились бы красивые дети. С хорошей кожей, крепкими зубами и отличными костями.
Поймав взгляд детектива Хилборнер, Даниэль поднял брови. На лице подчиненного капитана Камиллы Тейт читался вопрос «какого хрена ты на меня так уставилась».
– Да, конечно, – ответил он, продолжая диалог с Китом. – Ну разумеется, он с Лоуренсом Уайтом не знаком. Они не пили во всех барах Ночного квартала, не работали вместе. И он на полном серьезе хотел обрадовать коллегу. Знаешь, что? Да пошел ты, Вагнер. Я иду работать, и лучше бы тебе и твоей следственной группе не приставать с вопросами вроде «а когда вы прослушаете разговоры Нильса Крейна и просмотрите его сообщения». Потому что я лично распоряжусь, чтобы это сделали в последнюю очередь. Локу все сходит с рук. Но сегодня правила устанавливаю я.
Даниэль вернул телефонную трубку на рычаг и подвинул аппарат из сверкающего черного пластика – подумать только, такое старье еще выпускают, и оно может выглядеть неплохо – к дежурному.
– Спасибо, Джордж.
– Не за что, офицер Каден, – откликнулся дежурный, молоденький стажер, несколько месяцев назад окончивший полицейскую академию. У Джорджа были встрепанные светлые волосы, сонные серо-зеленые глаза и совершенно затравленный вид. И Гайла могла его понять. Попасть на дежурство в отделение с камерами предварительного заключения, когда ты еще не успел понюхать пороху – не самая завидная доля. – Не забудьте прислать мне рапорт.
– Можешь списать его с кассеты, дружок. Длинный рапорт, полный длинных, бесконечных пауз.
Волчица сделала над собой поистине нечеловеческое усилие, сдерживая смех.
– Извините, – вздохнул Джордж. – Да, пожалуй, обойдемся без рапорта. Но вы должны расписаться в журнале посещений.
Проведя пальцем по странице большой тетради в кожаном переплете, Даниэль поставил свою подпись в нужной графе.
– Вот тебе подпись. А знаешь, что во всем этом самое любопытное, Джордж? Я даже не помню, как звучит голос этого парня. Слышал его буквально пару раз за все время, что он… как бы помягче выразиться? Словом, ездит всему нашему отделу по мозгам.
– Крепкий орешек, – посочувствовал стажер.
– Охренеть какой крепкий. – Слыша ругательства из уст этого мальчика, Гайла морщилась, как от зубной боли. Она прощала ему такое поведение исключительно потому, что их человеческий бог наградил его восхитительно красивыми глазами. И мозгами, конечно же, Камилла кого попало к себе в отдел не возьмет. – Но это уже не важно, потому что я возвращаюсь к текущей работе и перестаю об этом думать и говорить прямо сейчас. Вот что в нашем деле самое главное, Джордж. Вовремя выкинуть из головы то, о чем нужно забыть.
– Конечно, офицер Каден.
Гайла нагнала Даниэля уже на лестнице.
– Погоди, не убегай. Хочу перекинуться с тобой парой слов.
– А как насчет того, что хочу я? Нет, не спрашивай, я отвечу сам. Я хочу, чтобы вы отстали от меня с этими гребаными маньяками. И, так как моя следующая встреча с офицером Рэймондом Локом может оказаться для него последней, передай ему мои слова: он козел, и сюрпризы у него козлиные.
– Всего лишь хотела сказать, что никто не заставлял тебя бросать дела и нестись в отделение предварительного заключения. Ты пробовал допрашивать Лоуренса Уайта и до сегодняшнего дня. И знаешь, что он, мягко говоря, парень неразговорчивый. Так с чего же ты решил, что пятнадцатого ноября 2002 года он изменится?
Они преодолели последнюю ступеньку лестницы, и Даниэль ненадолго остановился для того, чтобы закончить разговор.
– Я не теряю надежду. – Собеседник по-прежнему не смотрел на нее, но по тону волчица понимала, что он слегка присмирел. – Кстати, зачем ты туда пришла? Хотела попробовать? Думаешь, он просто не любит мужчин? Предпочитает красивых женщин?
– В каком он настроении?
– В молчаливом, – хохотнул офицер Каден. – Обычное для него настроение.
– Очень хорошо. Значит, он поднабрался сил, и нам предстоит содержательная беседа.
– Объясни, как ты это делаешь, Хилборнер. Мисс Ти подозревает тебя в колдовстве.
– Она и раньше слишком часто об этом говорила. А после того, как из рыжей превратилась в брюнетку, и вовсе повторяет чуть ли не каждый день. Устроил бы ты своей начальнице досуг, что ли?
– Даже если бы мог, не устроил бы. Она не в моем вкусе. Чересчур умна.
Гайла поцокала языком.
– Ты прав. Это ее портит. Уж лучше бы она перекрасилась в блондинку. Было бы проще производить впечатление дурочки на новых знакомых.
– Боюсь, это не про мисс Ти.
– Да, увы. Пока, Каден. Загляну после обеда за расшифровкой сообщений Нильса Крейна.
– Кажется, я сказал…
– А после того, как расшифруешь их, можешь отправляться к Локу и бить ему морду за приятный сюрприз с неразговорчивым Лоуренсом Уайтом столько, сколько захочешь. Я ничего не имею против. Тем более что до нового объявления его прямой руководитель – не детектив Гайла Хилборнер, а капитан Этьен Боннар.
***
Вернувшись в отделение предварительного заключения, волчица расписалась в журнале Джорджа и подняла глаза на стажера.
– Мистера Лоуренса Уайта в допросную комнату номер три, пожалуйста, – сказала она.
– Но он ведь только что… – начал Джордж, но запнулся, увидев улыбку Гайлы. Ничего хорошего эта улыбка не предвещала.
– Он немного посплетничал с офицером Каденом, – закончила она. – А теперь пришло время настоящего допроса. Надолго я его не задержу. К завтраку успеем. Что подают в тюрьме на завтрак?
***
Темные чуть волнистые волосы Лоуренса Уайта здорово отрасли – они достигали лопаток, и он собрал их в хвост. В последний раз Гайла видела его чуть больше двух лет назад, но он почти не изменился, разве что набрал немного веса, и это ему даже шло. Вид у старого знакомого был, как водится, небрежный, и щетина вписывалась в этот образ идеально.
– Привет, – поздоровалась волчица. – Помнишь меня?
Вместо ответа Лоуренс поднял брови и улыбнулся. Охранник усадил его за стол напротив детектива Хилборнер.
– Снимите с него наручники.
– Вы уверены, мэм?
– Конечно. Это же хакер, а не серийный убийца. Ты не будешь драться, если с тебя снимут наручники, правда, Лоуренс?
В темных глазах эльфа промелькнуло что-то, напоминающее страх. Охранник снял с его запястий стальные браслеты и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
– Последняя возможность показать себя с хорошей стороны и начать конструктивный диалог, Лоуренс?
С таким же успехом она могла бы разговаривать с камнем. В камеру предварительного заключения центрального управления полиции Треверберга Лоуренс Уайт попадал чуть ли не каждый месяц. Обвинения были разными: от взломов чужих компьютеров до вполне себе реальных взломов сложных замков, от квартирных до сейфовых. Как-то раз его привезли сюда по обвинению в организации ограбления депозитарных ячеек «Банка старого Треверберга», хранилища, попасть в которое было еще сложнее, чем в Пентагон. Но доказать ничего не удалось. Лоуренс использовал простую как мир стратегию: молчал во время допросов. Почему же свидетели, коих полиция находила всегда, не давала показания против мистера Уайта? Потому что свидетели эти искренне верили в его невиновность. Лоуренс умел убеждать не только людей, но и темных существ. Делал он это с помощью ряда навыков, которые в современном мире считались почти забытыми.
Гайла выхватила из кармана брюк нечто, со стороны сошедшее бы за изящное украшение. Серебристая цепь оставила в воздухе нежно-голубой след. Лоуренс хотел было отдернуть руку, но не успел: его правое запястье обхватывал тонкий, как нить, браслет.
– Что это такое, детектив Хилборнер? – Голос у него был низким и глубоким и совершенно не вязался с внешностью. – Вы принесли игрушку, которая развлекает вас и вашего любовника в спальне?
– Закончишь сам – или тебе помочь?
После секундного колебания эльф просунул руку во второй браслет. Нить тут же обвилась вокруг запястья. Невидимая сила завязала странную материю в узелок. Остаток нити, в котором больше не было потребности, рассыпался серебристой пылью.
– Я всегда знал, что ты опасная женщина. А если эта штуковина случайно превратится в удавку и обовьется вокруг моей шеи?
– Эту нить из храмового серебра заговорили специально для меня. Обвиться вокруг твоей шеи она может, но вряд ли это произойдет случайно. – Гайла откинулась на спинку неудобного пластикового стула и скрестила руки на груди. – Ну что? Поговорим? Или ты вернешься в камеру, где полным-полно народу? Нить из храмового серебра на твоих запястьях они не увидят, но изображать слепого, немого и глухого будет в разы сложнее. Ты больше не сможешь притворяться пустым местом. Это немного забавно, да, Лоуренс? Твои предки-следопыты в армии янтарных Жрецов не брали в руки оружия из храмового серебра вовсе не потому, что были уверены в своем искусстве, а потому, что этот металл блокировал их дар. Еще мгновение назад ты мог обмануть любого человека, притворившись кем угодно. – Гайла подняла руки к лицу, сцепив их так, будто на нее надели наручники. – А теперь ты такой же, как все. Обычный темный эльф.
– В тебе проснулась страсть к длинным пустым монологам. Ты стареешь. – Лоуренс оглядел нити, опутывавшие его запястья. – Сколько тебе? Кажется, около сорока? Самое время обрести свою стаю и рожать волчат. Будешь сидеть у костра со звериной шкурой, накинутой на плечи, и рассказывать деткам истории о полицейской карьере. Кстати, насчет деток. Я все хотел спросить. Ты можешь зачать ребенка только в том случае, если совокупляешься со своим партнером в теле волчицы? Или вы преуспеваете в штамповании щенят более человеческим способом? Ты когда-нибудь видела, как это делала твоя мамочка?
Гайла сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Она бы с удовольствием разбила парню нос, но понимала, что это следует безропотно проглотить. Не только потому, что разбивать носы в комнатах для допросов чревато в лучшем случае разжалованием в офицеры, но и потому, что они здесь не ради споров.
– Нет. Но я уверена, что ты отдал бы все за то, чтобы посмотреть. Правда, вряд ли она подпустила бы тебя к себе меньше чем на милю.
– Она скромница? Не самое типичное качество для волчиц.
– Мы оба знаем, что твои попытки заговорить меня провалятся с треском. – Детектив Хилборнер вновь села прямо, уперла локти в стол и посмотрела на эльфа. – Рассказывай.
Лоуренс широко зевнул и склонил голову к плечу.
– Ужасно спалось в этой камере, – пожаловался он.
– Могу посадить тебя туда еще разок, чтобы твой язык наконец-то развязался. Хотя куда уж больше. Говори, Уайт. Ты можешь помочь следствию. Мы попусту теряем время. А ты мог бы сидеть за рулем своей машины и направляться домой. Хочешь поспать в нормальной постели?
– В чьей, например? – изобразил удивление эльф.
– В своей.
– Звучит неплохо. Вот только до старой половины я вряд ли доберусь до обеда. Ведь до этого мне нужно приехать в район Новой надежды, на улицу Осенних костров. Там осталась моя машина. Вряд ли стрелявшая в меня леди перегнала ее на парковку полицейского участка.
– Твою машину забрали на штрафную стоянку.
Лоуренс приоткрыл рот от удивления.
– Издеваешься? Мне еще и машину со штрафной стоянки забирать?!
– Сейчас я повторю это во второй раз. В третий раз я обращусь в то животное, в которое пожелаю обратиться, и тебе придется беседовать с ним. Не обещаю, что беседа закончится мирно. Рассказывай.
– Ну и манеры у вас, волчиц. – Эльф снова оглядел нить на запястьях. – Ловко придумано. Вы не владеете магией, но можете заплатить за такую безделушку и использовать ее в дальнейшем. Другие на заговоренную вещь не позарятся. – Он поднял взгляд на детектива Хилборнер и тут же его отвел, видимо, заметив в ее глазах красный огонек. – Ладно, не злись. А то еще сожрешь меня, а потом будешь мучиться от несварения желудка. Ему нужны были фотографии.
– Что? – переспросила Гайла.
Эльф поднес руки к лицу и потер указательным пальцем обросшую щетиной щеку.
– Заказчик. Ему нужны были фотографии из квартиры Донны Паркс. Снимки из мастерской. Мольберт, рисунки, черновики, скетчбук и прочая.
– Кто он?
– Не знаю. В моем мире людей и темных существ не расспрашивают о таком. Если кто-то не называет имени, значит, другим не нужно знать его имя.
– Смертный?
– Мы переписывались по электронной почте. Я даже его голоса по телефону не слышал. Это не ложь, и не понимаю, с чего бы мне тебя обманывать, тем более что речь, как я понимаю, идет об убийствах. – Лоуренс красноречиво посмотрел на свои запястья. – А теперь сними эту штуку, пожалуйста. Ты знаешь, что я не могу долго носить такое украшение.
Гайла знала. Храмовое серебро блокировало не только способности темных эльфов-следопытов, но и не позволяло им закрывать собственный разум от… как можно назвать это, используя понятные слова? Самым подходящим будет «тьма». Следопыты предпочитали нейтральный термин «дар».
– Сниму тогда, когда сочту нужным. Как он тебе платил?
– Наличными. Оставлял в депозитарной ячейке в одном из отделений «Треверберг Банк».
– То есть, ты знаешь его запах.
Лоуренс прикрыл глаза. На нитях из храмового серебра заплясали крохотные язычки холодного голубого пламени – металл отзывался на изменение ментального состояния эльфа. Если бы волчица могла ощущать нити силы, которыми управляют владеющие магией создания, то услышала бы тихий звон. Так реагирует пространство на приближение энергии из другого слоя темного времени. Пугающей, чуждой этому миру энергии, преобразовывать которую следопыты учились много лет. Не могли поступать иначе, ведь эта чужая сила спала в их душе. В какой-то момент они понимали, что вынуждены познакомиться с ней и освоить законы хрупкого равновесия. В противном случае тьма возьмет верх.
– Да. Но ничего необычного в этом запахе нет. Алкоголь, легкая нотка табака. Это мужчина, и он одинок. Либо женат, но несчастен в браке. Он не убийца.
– Электронные письма в компьютерах предыдущих жертв – твоя работа?
– Моя. – Лоуренс протянул ей руки. – Сними это, прошу тебя.
– И следы, связанные с эмоциональным запахом на местах преступления, тоже подчищал ты?
– Не будь дурой. Если бы меня о таком попросили, я бы сказал, что заказчик – темное существо. Но в том, что он человек, я не уверен. Что-то он сделал с этими ребятами… – Эльф закинул голову назад и поморщился. Гайла заметила, что у него дрожат пальцы. – Что-то странное. Дело в красках. Или в грунте для холста. Или и в первом, и во втором. Я не знаю. Нужно подумать, покрутиться еще… я бы посмотрел. Не уверен, что смогу уснуть после такого, но это было бы любопытно.
Волчица сделала едва уловимое движение рукой, и нить, слетев с запястий Лоуренса, свернулась в ее ладони как крохотная змея. Эльф облегченно выдохнул и вытер рукавом рубашки вспотевший лоб. Румянец постепенно возвращался на его щеки, а ним – и прежнее выражение уверенности и высокомерного превосходства. Правда, теперь оно казалось Гайле слегка фальшивым.
– Знаешь, что, Хилборнер? В деревне янтарных Жрецов следопыты рождались раз в пять-шесть поколений. Ходят легенды о том, что в армии нас ценили, но это ложь. Иногда Жрицы даже не знали наших имен. Воины сторонились нас, потому что считали проклятыми. Мы не заводили семей, не брали на руки своих детей. У нас был один ребенок, он же жена, любовница и госпожа. Эта штука, которая сидит у нас внутри. – Он провел языком по пересохшим губам. – В детстве отец рассказывал мне историю о том, что Нааману Жрецу, тому самому, который хотел подарить вампирам солнце, а на деле стал виновником бесчисленного количества убийств, часто снился один и тот же сон. Он видел огненных птиц. Они просили выпустить их из клеток. Нааман приходил к отцу и спрашивал о смысле сна, но тот не отвечал, потому что смысл таких видений янтарный Жрец должен был постигать сам. У каждого следопыта есть огненные птицы. Они приходят каждую ночь и на разные голоса умоляют из-за дверей своих клеток: выпусти нас, выпусти нас, выпусти нас. Ты просыпаешься и не можешь понять, чего тебе больше хочется: покончить с собой или вернуться в сон, а потом открыть их гребаные клетки и позволить себя сжечь. Унести в другие миры. В те миры, куда меня зовет голос. Он постоянно говорит с нами. Мы взрослеем, а он становится все громче и навязчивее. Стоит нам подержать предмет из храмового серебра пять-десять минут – и воля, которую следопыты тренируют всю жизнь, начинает утекать из нас как песок. Я бывал на другой стороне, Гайла. Много раз. Знаешь, что там?
Вместо ответа волчица помотала головой. Лоуренс понимающе улыбнулся.
– Ты не хочешь знать. Я тебя не осуждаю. Я бы отдал все за то, чтобы отмотать пленку назад и стереть собственную память. – Он улыбнулся чуть шире. – «Как там твои огненные птицы, безымянный эльф? Они уже выклевали твою печень? Ах, нет. Они предпочитают более сытные части твоего существа. Они трудятся над саркофагом, который ты воздвиг, хороня свое прошлое в памяти. Они еще не добрались до главного, но ты уже чувствуешь эту боль, правда? Это только начало». Извини. Внезапный приступ ностальгии. Если вам нужна помощь в расследовании, то я могу взвесить все «за» и «против». Разумеется, если вы пообещаете достойное вознаграждение.
***
Подписав документы, в соответствии с которыми Лоуренс Уайт мог уходить из полицейского участка на все четыре стороны (с учетом запрета уезжать из Треверберга), Гайла покинула подвальный этаж и, купив себе кофе в автомате, вышла в хмурое ноябрьское утро. Вчерашний день не задался, а сегодняшний, судя по всему, обещал быть не лучше. С темными эльфами, обладавшими даром следопыта, за свою карьеру она сталкивалась лишь дважды и ненавидела эти допросы лютой ненавистью. Будь на месте парня кто-то другой, волчица не использовала бы импровизированные наручники из храмового серебра, но дар Лоуренса Уайта был особенным. Он не просто хорошо видел, слышал или обонял, как другие следопыты. Он владел дьявольским искусством манипулирования эмоциональными запахами. Это позволяло ему становиться невидимкой, профессионально лгать, убеждать других в своей правоте, втираться в доверие. Однажды в присутствии Гайлы Лоуренс показал отменный фокус: «переоделся» в эмоциональный запах вампира. Выбор у детектива Хилборнер был невелик: либо помучить парня, ненадолго «заковав» его в цепи, либо терпеть бесконечные ужимки и увертки. Причинять ему психический дискомфорт она не хотела – у следопытов и так не все дома – но в противном случае он причинил бы психический дискомфорт ей. А это затруднило бы допрос в разы.
Гайла сделала глоток кофе и достала из кармана брюк вибрировавший телефон.
– Детектив Хилборнер слушает.
– Привет, – отозвался Кит Вагнер. – Я не мог до тебя дозвониться.
– Я была на подвальном этаже, допрашивала Лоуренса Уайта.
– Он съел твои мозги?
– Я вовремя перевязала его храмовым серебром.
– Храмовым серебром? Что за садизм? Он же следопыт!
– Теперь он свободен и почти не пострадал. Что ты хотел?
– Мы ждем тебя в кабинете Лока. Совещание следственной группы.
– Я помню. Уже иду.
– И еще кое-что. – Кит помолчал. – У нас еще один труп.
Стакан с кофе отправился прямиком в урну. Гайла выпрямилась.
– Почему я узнаю об этом от тебя?
– Возможно, потому что это не работа маньяка?
– Что за шарады с утра пораньше, Вагнер? Кто это?
– Мелания Шоу.