7 декабря 1978 года.
Город Баграм.
АН-22 приземлился на аэродроме города Баграм, находящимся в семидесяти километрах от столицы Афганистана. Конечно, лучше бы это произошло в Кабуле, но сам факт его приземления уже радовал. Вглядываясь в разбавленную посадочными огнями, кромешную темноту за иллюминатором, я до последнего думал о возможной судьбе этого перелёта. Не уверен, что пилоты смогли бы посадить АН-22 на брюхо, не выпуская шасси, да ещё ночью.
Едва я ступил на бетонку, как тут же был отправлен на работы, в составе второго взвода. На этот раз мы ничего не разгружали. Зато много долбили каменистую почву и занимались возведением настоящего палаточного лагеря. Местом, был выбран продуваемый ветрами пустырь, находящемся всего в трёхстах метрах от взлётной полосы.
С одной стороны, выделенный участок ограничивала жиденькая ограда из колючей проволоки, а с другой — дорога. Она вела от КПП аэродрома к диспетчерской вышке и нескольким панельным двухэтажкам.
Высота в полторы тысячи метров над уровнем моря и крепкий морозец, вкупе с пронизывающим ветерком, быстро выбили тревожные думы из голов гвардейцев-десантников. И следующие четыре часа, весь личный состав роты занимался созданием хоть каких-то условий для жизни.
Кроме этого, ещё до того, как первый ряд палаток был поставлен и приведён в божеский вид, командир роты, совместно с местным представителем афганской армии, устроили объезд территории и осмотр инфраструктуры аэродрома.
А когда на востоке начало восходить солнышко, первые караулы заступили в наряд. Десантники заменили местную охрану на КПП и на постах рядом с диспетчерской. Затем начкары с разводящими принялись расставлять часовых рядом с летательной техникой, боксами технических служб и складом ГСМ. Патрули принялись обходить нарезанные офицерами участки периметра, а ротные БМД-1 заняли место в неглубоких капонирах, выкопанных на наиболее опасных направлениях.
Наблюдая всю эту движуху изнутри, я понял, рота зависнет здесь надолго. Похоже на десантников возложили охрану аэродрома. Это не особо хорошо, ведь мне нужно как можно скорее, оказаться в Кабуле. Только там, используя знания и наработки, оставшиеся в сознании с прошлой жизни, можно выйти на след бандформирования, захватившего доктора Каца.
Чтобы изменить ситуацию, придётся что-то предпринять. А для начала надо попробовать поговорить с командиром роты. И только если он не пойдёт навстречу, придётся действовать в одиночку. Правда, в этом случае, оглядываться на формальные обязанности и сдерживающие факторы, уж точно не получится. Конечно, это создаст кучу новых проблем, но раз уж я смог сюда прорваться, надо идти до конца.
До самого рассвета мне так и не удалось сомкнуть глаз. Намахавшись вдоволь найденной мотыгой, я помог выровнять десяток участков под армейские палатки. Потом мы их самоотверженно ставили под порывами ветра и обустраивали периметр временного лагеря. Настроение у всех немного поднялось только в тот момент, когда подкатил грузовик афганской армии, привезший целый кузов панцирных, солдатских кроватей советского производства и нечто похожее на десяток больших буржуек. Оно и понятно, ребята уже думали, что придётся спать вповалку на расстрелянных прямо на мёрзлой земле ватных спальных мешках. И хотя вместе с кроватями матрасы нам не привезли, но это хоть что-то.
Устал я как шахтёр, не вылезавший из забоя пару дней. Так что как только второму взводу дали несколько часов на отдых, вмести с остальными рухнул прямо на панцирную сетку и мгновенно уснул.
И в тот же миг мой бесплотный теневик переместился туда, где находился доктор Кац. На этот раз это был небольшой, каменный сарай. Доктор сидел у стены на старом тюфяке и жадно хлебал дымящуюся похлёбку прямо из миски.
Пока он восполнял дефицит калорий, за ним наблюдали четверо вооружённых до зубов душманов. Их я уже видел в составе каравана. Предводителя, ранее учуявшего моё присутствие, рядом не было, так что я смог рассмотреть своего друга получше.
Судя по нездоровой худобе, засохшим каплям крови на одежде и синяку под глазом, с Кацем обращались грубо. Ноги и руки закованы в ржавые кандалы. Видимо, даже несмотря на солидную охрану, душманы опасаются, что он попытается сбежать.
А ведь док действительно может соскочить, конечно, если хватит силёнок.
Мне вспомнилось, как Кац однажды показал обратную сторону своего целительного дара. Тогда, используя потустороннюю энергию, док долбанул по одному козлу, силовой волной, сделавшей гиперчувствительными все нервные окончания. Это заставило провинившегося гада биться в агонии больше минуты и выбило из сознания на полчаса.
Вспомнив, что в прошлый раз теневику удалось просуществовать всего несколько минут, я решил попытаться выяснить, где именно находится Кац. Ведь если повезёт, и в поле видимости обнаружится, известный техногенный объект или знакомый горный массив, то это решит кучу проблем.
Пройдя сквозь стену, теневик очутился в обычном афганском подворье, огороженным со всех сторон высоким дувалом. Каменная изгородь сращивалась с сараями и примыкала к дому. Под хлипким навесом разместилась дюжина душманских лошадок. А на небольшой башенке, рядом с установленной выносной антенной, замер один из душманов. Он, любовно поглаживая лежавшую на камнях трёхлинейку, оборудованную снайперским прицелом, и внимательно всматривался в туман, обволакивающий соседние постройки.
Поднявшись на площадку караульного, я осмотрелся, но кроме кривой улочки и контуров соседних домов, ничего не рассмотрел. С одной стороны, туман был чуть темнее. Похоже, там вздымались скалы, нависающие над горным поселением.
Поняв, что так местоположение определить не удастся, я прислушался и сквозь фырканье жующих лошадей и блеянья овец, услышал отголоски яростного спора, доносящиеся из дома.
Рванув к строению, я хотел пройти сквозь перетянутую железными полосами, деревянную дверь, но инстинкт заставил притормозить. Учуяв опасность, я осмотрелся и заметил простенькую пентаграмму, начертанную перед порогом. Я не знал, что это, но заметил на основных линиях, тот самый серебристый порошок, что изгнал моего теневика в прошлый раз.
Изучив ловушку, я не решился лезть сквозь стену. Пришлось отправить теневика в обход дома. Скользнув в узкую щель между дувалом и стеной, моя бесплотная тень добралась до небольшого окошка, оставленного для вентиляции очага в самой большой комнаты.
Нижняя часть квадратного проёма, была посыпана серебристым порошком. Это напрочь убило любое желание проникать внутрь дома, но не помешало прислушаться к спору, который вёл сидящий на роскошном ковре предводитель банды, с современной рацией, западного производства.
Главарь сидел к окошку спиной и периодически эмоционально взмахивал руками. Говорил на английском, но периодически переходил на один из афганских языков. Понять, о чём идёт речь, удалось легко.
— Брат, я должен был это сделать. Амина не зря прозвали двуликим. Ему нельзя доверять. Он обагрил свои руки кровью друзей, даже больше чем кровью врагов. После этого выполнять все его желания беспрекословно, вредно для нашего общего дела.
Выслушивая неслышный мне ответ из наушника, главарь в сердцах вырвал кинжал из-за пояса и с размаху воткнул его в бараний череп, лежавший на горе тушёного мяса.
— Жертву нельзя приносить там, где этот двуликий шайтан захочет. Русского надо сжечь у разлома, иначе нам не удастся обуздать прорывающуюся оттуда силу.
Он снова замолк, видимо, выслушивая ответ, а его кинжал продолжил вымещать злобу на исходящей паром, бараньей голове.
— Брат, я знаю, что двуликий уже объявил меня отступником и пошлёт за мной солдат на вертолётах! Но я всё равно исполню пророчество старейшин, чего бы мне этого ни стоило.
Выкрикнув нечто невразумительное, главарь посмотрел на начавший искриться кинжал и одним ударом разрубил бараний череп напополам. Затем он, щёлкнув тумблером, вырубил рацию и зачерпнул пальцами пригоршню дымящихся мозгов.
Раздавшееся чавканье тут же прервалось, и главарь вырвал знакомый мешочек из-за пазухи расшитого золотом халата. Я понял, что теневика учуяли, и заставил его просочиться прямо через ограду. Скрывшись в молочном тумане, одинокая тень смогла отдалиться от местоположения доктора Каца нас сотню метров и бесследно растаяла. А я провалился в обычный сон, лишённый каких-либо сновидений.
Не знаю сколько я пролежал на панцирной сетке, но разбудили меня грубовато. Забежав в палатку, ротный писарь с разгона ударил по кровати сапогом. Открыв глаза, я увидел его набученное лицо и грязный от работ бушлат. Затем окинул взглядом спокойно спящих бойцов своего отделения. Похоже, он специально разбудил только меня.
— Турист, давай зенки протирай и пулей в штабной вагончик. Тебя к себе командир роты требует. Ну чего сидишь как тормоз, я сказал ноги в руки и бегом.
Всклокоченный писарь говорил громким шёпотом, явно опасаясь разбудить старшего сержанта Кривоносого. В подтверждении своих полномочий он хотел тут же схватить меня за шкирку и помочь подняться. Однако я, действуя в автоматическом режиме, перехватил его протянутую руку за рукав бушлата. Резко встав, я потянул писаря на себя и немного отклонившись, пропустил мимо потерявшее равновесие тело. Затем услышал за спиной звук столкновения писаря с кроватью и направился к выходу из палатки.
Нет, я не хотел навредить парню, но устраивать над собой дедовщину не позволю никому. В эту игру, я ещё в прошлой жизни наигрался. Настроение и так было не к чёрту, из-за новой порции нехороших сведений, полученных после разведки теневика. А тут ещё этот недоделанный писарчук, явно нарывается.
С этими мыслями я выскочил из палатки и направился к единственному строительному вагончику, установленному в центре нового расположения роты. Как я заметил, движуха в палаточном лагере не останавливалась. Кто-то из десантников устанавливал временный флагшток, кто-то засыпали пустые бочки каменистой землёй и сооружал подобие периметра. Но кое-что мне сразу не понравилось несмотря на выведенные из палаток трубы буржуек, ни из одной, из них не курился дымок. Похоже, афганская сторона так и не завезла дров, хотя, как я слышал, ночью ротному это обещали.
Подойдя к двери вагончика, я постучался и когда услышал разрешение войти, проник внутрь. Времянка состояла из двух отделений. В занавешенном плащ-палаткой кубрике, разместились четыре солдатские койки в два яруса, а в предбаннике стояли два письменных стола и несколько стульев. Здесь тоже было холодно, но не так, как в палатках.
— Товарищ капитан, рядовой Строгов по вашему приказанию прибыл — выпалил я и уставился на лежавший на столе чертёжный план аэродрома. Он был весь покрыт свежими пометками, нанесёнными разноцветными карандашами.
— Значит, всё-таки Строгов? — не повышая голоса, усомнился Должанский.
— Так точно — выпалил я.
— А на самом деле, как тебя звать?
— Товарищ капитан, если раньше эту информацию не довели, то значит пока вам этого знать не положено — ответил я, а затем выдержал долгий и пронзительный взгляд ротного.
И в эти мгновения я почувствовал: Должанский сожалеет, что согласился ввязать в это дело.
— Рядовой Строгов, мне доложили, что ты перед вылетом долго бродил вокруг самолёта. И зачем-то совал свой нос в шасси. Очень жаль, что доложили мне об этом только полчаса назад.
Значит, ротный писарь всё-таки за мной следил. Непонятно одно, почему сразу не доложил капитану?
И что же мне теперь делать? Ведь если Должанский узнает об истинной причине моих подозрительных телодвижений, и поднимет шум, может начаться непрогнозируемая реакция высокопоставленного начальства.
Уже решив, что лучше состроить из себя дурачка, решившего справить малую нужду там, где не положено, я уже раскрыл рот, но в самый последний момент, инстинктивно передумал. Скинув вещмешок, я выудил из его недр завёрнутую в портянку шайтан машинку и выложил её на стол.
Конечно, я шёл ва-банк, но отношения ко мне ротного нужно срочно менять, иначе без окончательного ухода в вынужденный самоход, с десантниками каши не сваришь.
— Что это? — спросил капитан.
— Двухсотграммовая магнитная мина направленного действия. Взвод боевого механизма производится при помощи выдёргивания контрольной чеки. Имеется функция мгновенного срабатывания при нажатии. Возможна установка механического таймера, откладывающего срабатывание химического взрывателя, на срок до двух суток. Внутри шайбы установлен точнейший часовой механизм. Медная воронка для возникновения направленной кумулятивной струи и восемьдесят грамм спец взрывчатки, могут проделать дыру в десятисантиметровой броне. Производят эти шайбы в Великобритании. Используют для точечных диверсий спецподразделениями английских коммандос.
Выслушав подробную характеристику, Должанский недовольно хмыкнул.
— И где эта машинка была установлена?
— На механизме, выпускающем правое шасси самолёта.
— А ты откуда узнал?
— На аэродроме Чирчика один из техников вёл себя чересчур подозрительно. Я решил проверить за ним и обнаружил установленную мину.
— Хочешь сказать, если бы не твоя бдительность, то это могло привести к авиационной катастрофе.
— Думаю, наши пилоты могли бы попытаться приземлить АН-22 в Баграме, не выпуская шасси. И вполне возможно, кто-то выжил, при аварийной посадке перегруженного самолёта, но это далеко не факт.
— Почему ты не сообщил о диверсии в Чирчике? А если бы в самолёте установили дублирующее взрывное устройство? — возмущено прорычал командир роты.
— Поверь мне, капитан, если бы дублирующая машинка там стояла, я бы почувствовал — максимально уверенно ответил я. — Подумай, чтобы произошло, если бы я на аэродроме предъявил тебе шайтан-машинку.
Поработав желваками, разгневанный Должанский прекратил нависать и сделал шаг назад.
— Значит, ты тоже из этих — сказал он, не то осуждая, не то просто отстраняясь.
— Из каких, из этих? — спросил я, сразу поняв, о чём он. Просто мне хотелось кое-что прояснить и в дальнейшем исходить из реального отношения Должанского к потусторонним явлениям.
— Ты из тех, кто чуют всякое непотребное. И осведомлён в существовании непонятных природных явлений.
— Да, я именно из таких. И прибыл в Афганистан решить кое-какие проблемы нашего государства — вполне честно ответил я.
— Строгов, тогда ответь, на хрен тебя навязали именно мне? Неужели у службы ликвидации не было других путей легализации профильного специалиста.
— Ну здесь всё просто. Поверь, капитан, попасть сюда другим способом, не привлекая внимания, мне было бы весьма затруднительно.
— Хорошо, а теперь скажи, что нужно сделать, чтобы ты поменьше мне мозолил глаза?
Услышав правильный вопрос, я не стал надувать мыльные пузыри, своей таинственности и решил ответить откровенно.
— Мне нужен транспорт. Армейские образцы не подойдут. Лучше всего, что-то из местного автопарка. Кроме этого, мне пригодятся путевые листы, пропуска и формальные приказы, для выполнения которых необходимо побывать в Кабуле и окрестностях афганской столицы.
— Ну ты Строгов хватил. А восемнадцатилетнюю блондинку тебе в голом виде в ватный спальник не завернуть? — возмутился Должанский. — Машину ему, желательно из местного автопарка. Да эти суки нам даже дров и воды для приготовления пищи, на пустырь заранее не завезли. Хотя до вылета из Союза, местные военные божились, что роту здесь ждут отапливаемые времянки, полноценная баня, транспорт и полный пансион.
— Товарищ капитан, дайте возможность выходить в город, может я смогу сам кое-чего намутить — попросил я, но Должанский отрицательно замотал головой.
— Нет уж, притормози коней Строгов. Давай доживём хотя бы до завтра. А там определимся, что с тобой таким красивым делать.
Я понимал командира роты, так что возмущаться не стал. Ведь чтобы начать качать права, для начала надо себя проявить.
— Товарищ капитан, а можно дать один совет? — осторожно спросил я.
— Давай, жги.
— Если придётся отправлять кого-то в город или ещё куда, не забудьте про меня. Хуже от моего присутствия точно никому не будет.
— Хорошо, я учту твои пожелания. Ну а через час у меня состоится первая встреча с местным представителем Московских кураторов. Я ей всё сообщу, а пока буду действовать строго по инструкциям, выданным на большой земле.
Едва Должанский закончил говорить, снаружи послышался стрекот винтов приближающихся вертолётов. Мигом потеряв ко мне интерес, капитан указал на дверь.
Затем мы выскочили на улицу и уставились на два военных вертолёта МИ-8, снижающихся на бетонку аэродрома. Судя по эмблемам на бортах, они принадлежали Афганской армии?
Едва увидев вертолёты, я почему-то подумал, что эти механические стрекозы прилетели по мою душу. И, как оказалось, в дальнейшем, я был прав.