— Кавалерия прибыла, — оповестил нас доктор Килл.
— Отлично, — ответил я. — А теперь, пока Прима отвлечён, быстро пробиваемся вот в эту точку…
Я отметил на схеме корабля нужное место, где мы с ведьмами ощутили пробуждение Исполнителя.
Путь туда оказался довольно сложным, но нас вёл док, отсекавший отряды биосолдат и вовремя подбиравший обходные пути там, где отсечь не представлялось возможным. Наконец двери огромного зала раскрылись перед нами, и мы увидели бассейн с коконом, в котором рос «Доминатор». Всюду росла ксеноплоть, покрывая собой и местами имитируя системы корабля.
Беглый осмотр, куда вели отростки ксеноплоти, навел нас на очень нехорошие мысли.
— Это не просто очень крупный стангер альфа-ранга, — тихо сказала Синтия.
— Он пронизывает собой основу корабля, — отозвался Локман.
— Можно сказать, он и есть «Ковчег», — подытожила Селена.
Они переглянулись и уставились на меня, сеть Ковена донесла до меня отголоски их мыслей. В свете только что сделанного открытия моя идея сразиться с живым кораблём выглядела особенно сумасшедшей.
— У тебя же есть план? — пошутил Локман, озвучивая их сомнения.
План у меня, конечно же, был. Следуя ему, я вплотную подошёл к Приме, и меня накрыло волной ксеноплоти. Поглощённый ею, я ловил через сеть восприятия Ковена, чем занимается моя команда. Они активировали подарок Департамента, а потом к ним двинулся гигантский слизень из ксеноплоти, и положение их стало угрожающим — они находились в самом сердце вражеской территории, и только что привлекли внимание Исполнителя. Команда не стала искушать судьбу и быстро покинула зал.
Я остался один на один с Примой-Исполнителем.
Сон был светлым, лёгким и радостным. Как всякий сон, он ускользнул, когда сквозь раздёрнутые шторы в детскую пролился поток солнечного света, и ласковый мамин голос пропел:
— Просыпайся, засоня, гости уже собираются!
— Ну мааам, ещё минуточку… — я наморщил нос, пытаясь закопаться поглубже под одеяло и досмотреть такой хороший сон, но было поздно — он упорхнул, как птичка из рук, оставив только щекочущее внутри радостное чувство.
Кажется, я летел — как летают птицы, свободно и стремительно, вровень с окнами поезда, которым прибывала Чарити, и она смотрела на меня сквозь окно, и глаза у неё были такими большими и удивлёнными… «Смотри, как я могу!» — а дальше меня разбудили.
— Мам, а Чарити приедет же? — спросил я, садясь в постели. — Я её во сне видел.
— Какой же день рождения без Чарити? — рассмеялась мама, садясь рядом со мной. Она обняла и прижала меня к себе, ласково подула на макушку, и по спине побежали мурашки. Я поёжился и хихикнул.
— Дядя Лоуренс уже звонил, они почти доехали, — сказала мама, выпуская меня из объятий. — Ну, умывайся, одевайся и спускайся к нам. Пока соберёшься, как раз все прибудут.
Я подпрыгнул и свесил ноги с кровати, торопливо прошлёпал босыми ногами в ванную. Не буду я копаться долго, быстро соберусь! И встречу Чарити, как положено — на крыльце нашего дома.
Я успел. С каплями воды на порозовевших от умывания ушах, в заготовленной с вечера праздничной одежде — яркой рубашке и свободных брюках, с приглаженными волосами, я ждал на крыльце, глядя, как на парковку садится большая чёрная машина. Дядя Лоуренс был важной персоной, его встретили и привезли на папиной машине. Его и Чарити.
Следом показался караван разноцветных машин, и скоро стоянка оказалась забита такси, доставившими гостей. Моих гостей. Мой день рождения был важным событием, потому что моя семья — очень важная, с нами все в прекрасных отношениях, иначе и быть не может. И конечно же, все важные семьи, в которых есть дети моего возраста, или немного старше, прибыли на наше семейное торжество.
На мои плечи легли две ладони — папина и мамина. Пальцы слегка сжались, как бы говоря: не волнуйся, мы с тобой, и всё будет в порядке.
Я немного волновался. Не из-за того, что мог что-то сделать не так — в конце концов, я был сыном и внуком Рюриков, и всё, что я должен сказать и сделать, я знал назубок. Просто я давно не видел Чарити и очень соскучился по ней. И очень рад был её увидеть.
Водитель открыл дверцу для дяди Лоуренса, потом для Чарити, и они пошли через мостик к парадной лестнице, на верхушке которой я ждал их — с сияющей улыбкой и словами приветствия. Официальную часть я отбарабанил не задумываясь, а потом протянул руки, обнял Чарити и сказал, как я рад, что она наконец-то приехала.
— Ты мне приснилась, — сказал я. — Я летел рядом с вашим вагоном, и ты смотрела на меня.
Взрослые рассмеялись, но мне было всё равно. Чарити привстала на цыпочки и поцеловала меня в щёку, а потом поздравила с днём рождения. И стояла рядом со мной всё время, пока я приветствовал прибывших. К столу я повёл её под руку, и она сидела рядом со мной. Я ухаживал за ней, как это делал папа для мамы, и слышал, как дядя Лоуренс шепнул моим родителям:
— Настоящий кавалер… Думаете, он это перерастёт? Ему всё-таки всего пять…
Мне стало смешно. Конечно, я кавалер. А Чарити — моя дама. И когда мы вырастем, мы обязательно поженимся. Я знал это с самого нашего знакомства. И неважно, сколько мне лет — я всегда буду её любить. По-настоящему.
Я так и сказал ей. Она снова поцеловала меня в щёку, сказала, что тоже очень меня любит, и на стол передо мной поставили большой торт с пятью свечками.
— Загадай желание, — сказала мама. — Только не говори вслух, какое, а то не сбудется. А потом задуй свечи.
Конечно же, я загадал жениться на Чарити, и чтобы у нас было много детей. Они тоже будут Рюриками, и с ними все будут в хороших отношениях. И мы будем устраивать им такие же замечательные дни рождения.
Я задул свечки, все захлопали в ладоши, папа с мамой разрезали торт на много маленьких кусочков, и их раздали всем, кто сидел за столом, подали чай и сладкое… Все ели, пили, болтали и смеялись, взрослые вели свои важные разговоры, а я смотрел на них, и мне было немного странно от того, что у меня появилась моя маленькая тайна — желание, которое я загадал, и которое нельзя было никому говорить.
Вечером, когда стемнело, мы с Чарити удрали от всех в сад, на самую верхушку возвышенности, на которой расположился наш дом. Сверху была видна ярко освещённая веранда, с которой постепенно разъезжались гости, садовые дорожки с фонариками, и самое главное — звёзды.
— Вот это облако, — я показал пальцем на туманное облачко, — деда говорит, что это люди строят огромный корабль — «Ковчег». Когда я вырасту, я полечу на нём покорять звёзды.
— Тогда мне придётся лететь с тобой, — сказала Чарити.
— Конечно, мы же обязательно поженимся, — ответил я, — а муж и жена должны быть вместе, как мои папа и мама.
И тут же испуганно прикусил язык. Я назвал своё желание. Что, если теперь оно не сбудется?
— Обязательно поженимся, — уверенно сказала Чарити. — И все звёзды будут нашими.
У меня отлегло от сердца. Я же не сказал, что загадывал именно это желание, просто сказал, что мы поженимся — я это знал всегда. Наверное, не будет считаться, что я проговорился?
— Вот вы где, голубки, — к нам пришли дед и дядя Лоуренс.
— Чарити, нам пора, машина уже ждёт.
— Папа, Юлий говорит, что вон то огромное облако — это «Ковчег», — затараторила девочка. — Когда мы вырастем, мы поженимся и полетим на нём к звёздам!
— Какие далеко идущие планы, — добродушно рассмеялся дядя Лоуренс, взяв за руку дочь. — Надеюсь, там, среди звёзд, вы не забудете нас, стариков?
— Конечно же нет, — великодушно ответил я. — Обещаю, что будем звонить каждую неделю.
Взрослые переглянулись.
— Боюсь, это будет невозможно, Юлий, — мягко сказал дед. — Колонисты будут погружены в крио-сон, весь полёт вы проспите…
— Это сейчас невозможно, — ответил я. — Но пока мы вырастем, человечество что-нибудь обязательно придумает.
Мне десять. Как все мои ровесники из знатных семей, я учусь в школе. Всю неделю мы проводим в её стенах, и только на выходных машина отца забирает меня и отвозит домой. Не в тот лесной дом, где я вырос, в другой. У нас много разных домов, и свои школьные годы я должен буду провести в этом, городском. А в лесной дом, где мы с Чарити мечтали стать космонавтами и полететь на «Ковчеге», я отправляюсь на каникулы. Иногда Чарити составляет мне компанию, и это самые счастливые дни в моей жизни.
Не всем по нраву моя дружба с дочерью дяди Лоуренса Кроу. И особенно то, что я не скрываю своего отношения к ней как к будущей спутнице жизни. У неё образовалась целая свита поклонников, которые считают, что у них тоже должен быть шанс побороться за её сердце. На самом деле ими движет то, что её отец — такой важный человек. Премьер-министр при Рюрике — это очень серьёзно, и их семьи поддерживают в своих сыновьях стремление потеснить меня.
Я Рюрик, и это с одной стороны окружает меня подхалимами, а с другой — завистниками. Дед и отец много разговаривали со мной перед тем, как я отправился в школу. Они постарались, чтобы я понял — не все будут относиться ко мне хорошо только потому, что я — Рюрик. Будет много тех, кто захочет со мной дружить, чтобы их семьи получили какие-то преимущества. И будут те, кто станет меня ненавидеть только потому, что я — Рюрик. Тех и других следует держать на расстоянии, а близко к себе подпускать только тех, кто делом докажет, что он действительно на моей стороне.
А ещё я должен во всём и всегда быть первым. Потому что я — Рюрик. В учёбе, в спорте, в любых испытаниях — я должен быть первым, потому что это мой долг. Я не буду править, как мой старший брат Антон, но я всё равно должен быть примером для всех, тем, на кого будут равняться.
В первую очередь мне пришлось стать первым в фехтовании. Потому что в первую же неделю учёбы один из новых поклонников Чарити бросил мне вызов. Он решил, что если он меня побьёт, то Чарити забудет про меня и станет дружить только с ним. А я, как вызванная сторона, потребовал поединка на учебных шпагах по всем правилам.
Нас всех учили фехтованию. Считалось, что это развивает ум, стратегическое и тактическое мышление, реакцию — и в общем-то так это и было. Но я был Рюриком, и со мной занимались лучшие учителя ещё до того, как я пошёл в школу. Как и со всеми. Вот только не все могли позволить себе таких преподавателей, какие были у меня.
Мой соперник был старше меня на год и считал, что это даёт ему преимущество. Он был выше меня и наверняка считал, что сильнее и опытнее. Его ожидало горькое разочарование. Я оказался подвижнее, выносливее и точнее в исполнении приёмов фехтования, мой противник безуспешно пытался атаковать, нарывался на контратаки с разных сторон, устал, выбился из сил, и тогда я провёл блестящую атаку, которая закончилась картинным уколом в грудь.
Чарити повязала мне на руку ленточку из косы, и я носил её на рукаве всю школу. А её свита с завидной регулярностью пыталась отнять у меня этот приз, но ни разу не преуспела. Я был и остался лучшим фехтовальщиком в средних классах, а потом и в старших.
К тому времени у меня образовалась своя свита, ничем не уступавшая свите моей невесты. Из девочек. Не было числа ухищрениям, на которые шли знатные красавицы, чтобы вытеснить Чарити из моего сердца. Но мы хранили верность друг другу.
Мне четырнадцать. Я лучший по фехтованию, пилотированию, астрономии и астрофизике в школе. По остальным предметам — лучший в классе. Сегодня знаменательный день — нас впервые будут испытывать на центрифуге для космонавтов.
Все мы прошли тщательный медосмотр. К испытаниям допустили не всех, но мы с Чарити прошли отбор. Тех, кто был допущен к тренировкам, собрали в зале для конференций.
— Прежде чем мы приступим, — начал вступительную речь доктор, — я расскажу вам, для чего нужны испытания на центрифуге. В первую очередь для того, чтобы проверить, как ваш организм справляется с перегрузками. Позднее, после цикла тренировок, вы будете учиться управлять кораблём в условиях перегрузки. Наверняка вас интересует, как будет проходить первое испытание? На вас будут закреплены медицинские датчики, вы будете помещены в специальное кресло, над которым расположены видеокамера и микрофон, так что у нас будет возможность отслеживать ваше состояние и поддерживать двусторонний контакт. В руку вам будет дана тангета с кнопкой, на которую вы будете нажимать, выполняя мои задания. Например, нажать кнопку, как только увидели вспышку света. Так мы проверяем вашу скорость реакции на раздражитель. У тангеты есть ещё одна функция. Если вы потеряете сознание, ваша рука расслабится, тангета выпадет и мы поймём, что с вами не всё в порядке. Тогда центрифуга будет остановлена, вам окажут помощь, но к дальнейшим испытаниям вы уже не будете допущены.
— А какая перегрузка максимально допустима? — спросил я.
— Зависит от условий, — ответил доктор. — Юрий Гагарин выдержал 12 g. Современному космонавту достаточно 8 g, чтобы пройти отбор. Но вы подростки, поэтому с вами мы будем начинать постепенно, наращивая по мере прохождения испытаний, от 3 g и выше, но не более 6 g.
После лекции нас провели в зал с центрифугой. Она произвела на всех большое впечатление, особенно нас поразило то, как бесшумно вращалась эта махина. Только шелест ветра был слышен в зале, но никакого гула и тем более лязга или грохота.
Испытуемых вызывали по списку. Я оказался в числе последних и мог наблюдать за тем, как проходят испытание мои однокашники. В центрифугу садились по двое, затем она раскручивалась, и доктор давал команду нажимать кнопку, как только загорится лампочка сбоку. Так проверялась не только реакция, но и периферийное зрение, которое снижалось под перегрузкой.
— Я выдержал 4g, — похвастался кто-то.
— Слабак! Я пять выдержал!
Наконец подошла моя очередь. Облепленный датчиками, я лёг в кресло, выслушал уже наизусть выученное напутствие от доктора, который рассказал мне то же, что и остальным — что на меня будет давить перегрузка с градиентом в 0,1 g/c, что мне нужно будет нажимать кнопку, как только я увижу сбоку вспышку, ворота закрылись, и я ощутил, что лечу по прямой.
Мигнула лампочка, я мгновенно прижал кнопку.
— Отличная реакция, — похвалил меня доктор.
На грудь постепенно давила всё возрастающая тяжесть. Становилось труднее дышать, зашумело в ушах, потемнело в глазах, закружилась голова…
— Скажите, как только станет тяжело переносить перегрузку, — велел доктор.
— Терпимо, — ответил я, — продолжаем.
Тело сжалось, словно пытаясь удержаться само в себе, я стиснул челюсти, дыхание начало сбиваться…
— 6g, — предупредил доктор. — Больше не имею права, останавливаем испытание.
Я был доволен. Я снова стал первым.
Мне шестнадцать. Церемония чествования выпускников Академии. Студенты поздравляют меня, президента студсовета, Юлия Рюрика, и стоящую рядом со мной вице-президента, Чарити Кроу, дочь премьер-министра Лоуренса Кроу. Я только что объявил о нашей помолвке. Учёба окончена, «Ковчег» готов к старту, мы записаны в его экипаж. Звёзды становятся ближе…
Катастрофа. Раненый, повреждённый, ничего не понимающий Прима натыкается на тело молодого колониста и жадно поглощает его воспоминания, очарованный буйством человеческих эмоций. Красота Чарити, влюблённость, первый секс, страсть к звёздам, гордость за род, привязанность к семье — всё то, что составляло личность Юлия Рюрика. Всё то, что сформировало полноценный симбиоз, спаивая две личности в одну, человека с частицами стангера и стангера в облике электронного «Палача»…
Лес густо порос кустарником, пронизанным звериными тропами. Я иду по тропе, готовый к любой неожиданности, но враг всё равно застигает меня врасплох — я не ждал увидеть в хорошо знакомом лесу гигантского скорпиона, выскочившего на меня из зелёного сумрака. Щёлкая клешнями, он набросился на меня, и мне потребовались все мои силы, умения и навыки, чтобы противостоять ему на равных. Но страх и отчаяние исподволь вкрадываются в моё сердце…
Я начал проигрывать животной ярости скорпиона, его смертоносным атакам, отступать и пятиться, пока не услышал в своём сознании голоса отца и деда:
— Будь спокоен, собран, ведь ты Рюрик, будущее человечества, ты тот, кто покорит звезды.
Это помогло мне сосредоточиться на поединке и отбросить страх. Скорпион всё так же яростно бросался на меня, но теперь его атаки не достигали цели, а я изловчился и отрубил кончик его хвоста со смертоносным жалом, потом разрубил клешню, и наконец одним ударом рассёк его голову. Но когда хитиновая броня раскололась, в прорехе я увидел половину собственного лица…
— Сопротивление бесполезно, я всё равно тебя поглощу! — прохрипела моя тёмная сторона. — Сдавайся, Ведьмак! Ты слишком слаб и ничтожен, чтобы бороться!
— Возможно, — ответил я, пробивая голову насквозь.
Рядом в зарослях защёлкали клешни ещё одного скорпиона.
— Но я сражаюсь не один.